Искушение Отто Гана

Александр Расторгуев
К 100-летию первой искусственной ядерной реакции
и 80-летию открытия цепной реакции при делении атомного ядра.

***

Недалеко то время, когда человек получит в свои руки атомную энергию, такой источник силы, который даст ему возможность строить свою жизнь, как он захочет. Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить на добро, а не на самоуничтожение? Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую неизбежно должна дать ему наука?

В. И. Вернадский, 1911

***

В канун Рождества 1938 года, опуская в почтовый ящик конверт с короткой статьёй для журнала «Нейчур», известный немецкий радиохимик, будущий лауреат Нобелевской премии Отто Ган на секунду задумался…

...

А началось всё с Резерфорда. Заинтересовавшись протонной, или, как говорили тогда, H-радиоактивностью, следы которой как будто бы обнаружил его ученик Марсден, Резерфорд после ряда неудачных попыток пришёл к выводу, что он спровоцировал первую в мире рукотворную ядерную реакцию:

He + N  => O + H.

Раздробить атом! Об этом основоположник ядерной физики мечтал ещё с того времени, когда открыл атомное ядро и задумался о его структуре. Ядро водорода было положено в основу мироздания. В память о Джеймсе Прауте, за сто лет до этого предположившем, что атомы всех элементов, за исключением водорода, имеют структуру, делимы и состоят из атомов водорода, сей кирпичик мироздания был назван протоном.

С этого, можно сказать, и началась физика частиц. Перебирая сочетания протонов и электронов (последние тоже должны были входить в ядро, чтобы протоны не разлетелись), Резерфорд обратил внимание на пару протон-электрон и указал на её отличительную особенность — высокую проникающую способность.

С излучением такого рода потом сталкивались дважды — сначала немецкий физик Боте в 1930 году, а два года спустя — супруги Жолио-Кюри, — но правильно истолковал его Джеймс Чадвик, ещё один ученик Резерфорда: он повторил опыт супругов Жолио-Кюри и опознал в излучении предсказанные Резерфордом нейтроны.

Это был золотой век ядерной физики. Открытия следовали одно за другим. Думали тогда о практических применениях? Конечно. Со времени открытия радиоактивности внутриатомная энергия, так бездарно расточавшаяся, волновало воображение мыслителей и поэтов. Но расчёты раз за разом отрезвляли их горячие головы; отвечая в 1933 году на вопросы журналистов, Резерфорд со всей определённостью сказал, что в обозримом будущем оснований для оптимизма нет.

А вот успехи в чистой науке впечатляли. Супруги Жолио-Кюри, облучая алюминий альфа-частицами, поучили первый радиоактивный изотоп. Воодушевлённый этим результатом, Энрико Ферми со своими сотрудниками («парни с улицы Панисперна», как окрестили их итальянские журналисты) приступил к опытам с нейтронами и в считанные месяцы получил длинный список новых радиоактивных изотопов; дойдя до урана, Ферми зафиксировал двойной бета-распад, из чего сделал осторожный вывод, что впервые в истории человечества состоялся синтез «заурановых» элементов. Однако прямых доказательств не было, и никто из радиохимиков ни в одной лаборатории мира, в том числе, в знаменитой лаборатории Отто Гана в Берлине, новых элементов, даже в микроколичествах, не выделил, и эта неопределённость затянулась на четыре года, пока летом 1938-го Ирен Жолио-Кюри и Павле Савич не обнаружили при облучении урана нейтронами следы химического элемента, похожего на лантан — и, как выяснилось позже, это и был лантан. Дальше — словами человека, который ко всей этой истории имеет самое непосредственное отношение.

Ф. Жолио-Кюри: «Я вспоминаю свою встречу на конгрессе Национального химического объединения в Риме в 1938 г. с крупным немецким ученым профессором Ханом, который работал в области химии трансурановых элементов и, между прочим, с хорошей стороны показал себя и во время войны. Я сообщил ему часть результатов, полученных Ирен Кюри и Савич. Во время беседы он поделился со мной своими сомнениями в отношении точности результатов, полученных в Париже. Но по возвращении в Берлин Хан вновь обратился к этим опытам. Так как его сотрудница Лиза Мейтнер была изгнана из Германии по расовым соображениям, то он вел работу совместно со Штрассманом. В итоге он обнаружил в трансуранах не только вещество, обладающее химическими свойствами лантана, но и другое вещество, химические свойства которого оказались одинаковыми со свойствами бария. Для объяснения этих результатов он выдвинул гипотезу, согласно которой при столкновении нейтрона с ядром урана последнее может распасться на два осколка, представляющих собой два радиоактивных атома».

Поражала даже не энергия деления ядра, на три порядка превышавшая то, что наблюдается при альфа-распаде, — казалось невероятным, что какой-то нейтрон, да ещё в тепловом диапазоне энергий, может разбить массивное атомное ядро.

Но главный сюрприз был впереди. Мысль об избыточных нейтронах, рождающихся при делении ядра, пришла в голову почти сразу, и сразу многим, а уже в апреле было установлено, что при делении ядра урана в среднем рождается больше одного свободного нейтрона, и путь к создания ядерного оружия был открыт.

1 сентября вышла статья Бора и Уилера с изложением теории деления атомного ядра, и в этот же день германские войска с боями вошли в Польшу...

...

…Много лет спустя Ган вспоминал, что уже опустив конверт в ящик, он вдруг ощутил желание достать его обратно.