On that August day, it was copper pots that were most in demand – with a ringing sound, lovingly polished to a shine, with their characteristic reddish tint.
They were very handsome and brought joy to the eyes of the housewives, who were proudly extracting the precious vessels from dark, secret hoards that, for a whole year, had concealed that shining, molten sun of the sort that you can only glimpse on the edge, on the horizon, rarely, at dawn or dusk, and only on a very special morning or evening at that.
Enormous plums, covered in appetizing bright blue tinge, having survived with great difficulty the endless raids of the boys, had finally reached their long-sought Triumph and glistened joyously on bountiful branches, swaying in the rising breezе.
It seemed as if they fully sensed the solemn and not entirely obvious Connection between the suddenly arising Commotion and the inexorably spreading Calmness of the approaching Fall.
The nimble Children flew up the trees in an instant, and, having first taken a bite out of the firm, fragrant side of the most appealing plum, sending forth a spray of sweetly-sour juice, began to fill up countless baskets and bottomless shirtfronts.
Light smoke was already beginning to rise from numerous fires here and there in the yards of Sokyriany, filling the entire little town with a transparent blue fog of Wizardry.
In certain places, the festively polished pots already growled, bubbled, and huffed with the dark, thick Plum mash, blowing out wispy-thin strands of fragrant steam as if through magical nostrils!
Assiduous housewives, having prepared everything beforehand and measured out the Plums and the Sugar, would finally extract small bundles of the noble Bay leaf and small bars of sought-after butter… it would melt slowly and vanish into the mysterious, bubbling depths, leaving behind a fleeting, thin, light streak that would be mercilessly erased by the stirring of a beautiful oar-like spatula.
Like madmen, we would dash desperately from one yard to the next, now tossing errant wood chips into the fire, now begging for the privilege of stirring “so very carefully” the sweet growling brew.
Finally, the smiling, tired women generously shared with us the remnants of the fragrant syrup, scraping it off the spatulas with spoons and knives into small saucers, or even on a deftly placed crust of brown bread.
And today, during a fair September day, we first-graders had our fill of enormous slices of bread coated with a thick layer of the very same Plum Miracle, spread over a layer of then-scarce but wonderful butter!
The feast took place in the thick forest that would always lurk mysteriously on the horizon, on the way to the Sokyriany railway station.
We, like all other schoolchildren, had been sent to gather acorns – that delicacy so lacking in the meager menu of Soviet pig farms. We had to gather an entire hundred-pound sack, which at that time seemed enormous, whereas our seven-year-old selves were already quite worn out by the two-mile journey.
After a break and a snack, we began to dash aimlessly around the small forest clearing and, despite every effort by poor Claudia Andreyevna, our first teacher, organizing an orderly gathering of acorns by grade 1-A proved all but impossible.
This could have produced unpleasant consequences for our teach, but the whole thing was salvaged unexpectedly by my father, whose deft tenth graders had gathered much more than required, allowing him to easily provide us with that sack of acorns, not quite honest but so necessary for victory over grade 1-B.
We ate our sandwiches with the magical, fragrant preserves and followed this delight with cool, crystal-clear water that rose so high in the forest well that we could see the reflection of the endless blue sky, and the beautiful birch trees with their ever-so-golden rustling little leaves, and our joyful children’s faces...
БЕССАРАБСКИЕ РАССКАЗЫ. СЛИВОВОЕ ВАРЕНЬЕ
В этот августовский день больше всего ценились котлы медные, издающие мелодичный звон, любовно начищенные до блеска и с характерным красноватым оттенком.
Они были очень красивыми и радовали глаз хозяек, с гордостью достающих драгоценные емкости из тёмных тайных загашников, целый год скрывавшим сверкающее расплавленное солнышко, какое на краю, у самого горизонта, можно было лишь иногда увидеть на восходе либо закате, и только особым утром или вечером.
Огромные сливы, покрытые ярко-синим аппетитным налетом, с трудом пережив бесконечные набеги мальчишек, наконец-то , добрались до своего долгожданного триумфа и радостно отсвечивали на щедрых ветках, волнующихся под расшумевшимся ветерком.
Казалось, что они вполне ощущают эту торжественную и не совсем очевидную связь внезапно разгоревшейся суеты и разлившегося повсюду спокойствия приближающейся осени.
Ловкая детвора мигом взлетела на деревья и, первым делом, откусив упругий, брызнувший кисло-сладким соком, ароматный бочок самой приглянувшейся сливки, с азартом начала наполнять бесчисленные корзинки и бездонные пазухи.
То здесь, то там, в многочисленных Сокирянских дворах , уже начинали по-тихоньку дымить многочисленные костры, заполнявшие призрачным синим туманом и колдовством все небольшое местечко.
Кое-где, в празднично-начищенных котлах уже ворчливо булькало, пыхтело, лениво, как из волшебных ноздрей, выдувая короткие тонкие-тонкие струйки ароматного пара, темное густое сливовое повидло.
Рачительные хозяйки, заботливо приготовившие все загодя, скрупулёзно отмерив слив и сахара, доставали под конец, и кучки листиков благородного лавра, и небольшие бруски дефицитного сливочного масла.
Оно медленно-медленно растворялось и уходило в таинственную булькающую глубину, совсем ненадолго оставляя за собой тонкую светлую полоску, безжалостно сминаемую большой красивой деревянной лопаткой, напоминавшей видавшее виды старое весло.
Как бешеные , мы отчаянно носились от одного двора к другому, то подбрасывая в костры попавшие под руку щепки, то слезно испрашивая права,-Очень осторожненько,- помешать ворчаще-сладкое месиво.
Под конец, улыбающиеся усталые женщины щедро делились с нами остатками ароматного сиропа, соскребая его с лопаток, и ложками, и ножами в маленькие блюдца , а то и просто - на ловко подставленную горбушку чёрного хлеба.
Спустя время, погожим сентябрьским деньком, мы - первоклашки, вдоволь насладились огромными ломтями хлеба с толстым слоем того самого сливового чуда, помазанного поверх замечательного, но редкого тогда, маслица.
Пиршество состоялось в густом лесу, что всегда загадочно темнел на горизонте по дороге на железнодорожную станцию, располагавшуюся в трёх километрах от нашего городка.
Нас , впрочем как и всех школьников, послали на сбор желудей - деликатесов, так недостававших скудному рациону советских свиноферм.
Собрать нужно было целый 50-килограммовый мешок, казавшийся в ту пору просто огромадным. А мы-семилетки, уже прилично вымотались по длинной дороге от нашей школы. Присев, закусив и охмелев от чистейшего лесного воздуха , все стали беспорядочно носиться по небольшой полянке.
Несмотря на все усилия бедной Клавдии Андреевны - нашей первой учительницы, наладить организованный сбор желудей силами нашего 1-А класса, практически не удавалось.
Ситуацию с возможными неприятностями, грозившими нашей училке, неожиданно выправил мой отец, который со своими проворными десятиклассниками к тому времени уже намного перевыполнил норму.
Он с легкостью отвалил нам не совсем честный, но такой важный мешок желудей, необходимый для полной и безоговорочной победы над параллельным классом - 1Б.
Мы от пуза наелись бутербродами с волшебным ароматным повидлом. Затем запили это удовольствие холодной хрустальной водичкой, находившейся так близко от поверхности лесного колодца, что в ней можно было увидеть, и бесконечное голубое небо, и отражение красавиц берёзок с золотыми-презолотыми весело шуршащими маленькими листочками , и наши счастливые детские лица...
ЗЕЛЁНЫЙ БОРШТ...
- МИлику, зелёный БОРШТ, хочешь ?,- светло улыбаясь и заранее ожидая утвердительного ответа, спрашивала моя дорогая бабушка Ривка. В Сокирянах, маленьком районном местечке Черновицкой области, ярко зеленея грядками молодого лука, хвостатого чеснока и весёлых петрушек с укропами, уже вовсю разгоралось долгожданное лето.
Только заслышав заманчивое предложение бабушки и разгоняя по дороге стайки пушистых желтых цыплят, я опрометью бросался к огромному огороду, вольготно раскинувшемуся в просторном дворе вокруг нашего дома.
Там, у самых стволов сливовых, абрикосовых, яблочных и грушовых деревьев группировались первые аппетитные лопушки кисленького щавеля. Первое время, пока лето ещё не разошлось, я боялся путать их нежно зеленеющие листья с маленькими лопухами. К осени не отличить их было невозможно. Лопухи покрывались дорожной пылью, грубели и разрастались до гигантских размеров.
Лето обещало быть щедрым. Раз в несколько дней вовсю грохотали скоротечные обильные грозы, быстро наполнявшие "Дижкис". Так на нашем Сокирянском румынско-украинско-еврейско-русском суржике называли многочисленные деревянные бочки. Они расставлялись у крашеных жестяных водостоков, вокруг всего нашего бескрайнего десятикомнатного дома, построенного ещё прадедом Аврумом в начале века двадцатого.
При первых же раскатах грома, Рива и Роза - мои бабушки, панически бросались загонять кур, гусей, индюков и прочую живность в большой тёмный курятник, а затем, прижимаясь к друг другу и вскрикивая после каждого сполоха молнии и удара грома, отчаянно молились.
Молитвы, видимо, были очень эффективными, так как у нас все было хорошо, а в местечке, после каждой очередной грозы, узнавали, то о сгоревших дотла домишках, то о гибели очередного несчастного пастуха, в которого попала молния.
Между тем, на огороде бурно подрастали, и огурцы, непременно старавшиеся притаиться под спасительным листиком, скрывшись от моих зорких очей, и нарядная картошка, приветливо машущая своими белыми и светло-сиреневыми цветочками , и многочисленная мелкая зелень, прущая из земли "как скаженная". От обильных осадков, тёплой погоды и умелых рук моих близких, все бурно цвело, благоухало и радовалось прекрасной жизни.
Переднюю часть дома украшал волшебный палисадник, густо наряженный не только громадными зарослями ароматной сирени, большим кустом Розы, из лепестков которой каждый год готовилось волшебное варенье, но и голубеющими колокольчиками, скромными незабудками и аристократично-драгоценными ирисами. Они, ещё, назывались петушками и , со слов отца, любившего поговорить о растениях, родились ещё в стародавние времена, появившись на Свет из радужных одежд богини Ириды.
Однажды, проводя на участке бесчисленные сельскохозяйственные эксперименты, отец умудрился нарушить царство гармонии старого палисадника, посадив два прозаичных маленьких ореха. Под ствол одного из них был установлен кирпич. Папа хотел заставить корни развиваться только в верхнем, самом плодородном слое почвы. И , - О Чудо!,- Плоды этого ореха урождались каждый год просто гигантскими, размером со среднее яблоко.
Переехав из Сокирян в Тирасполь, мы каждый раз слёзно просили знакомых и родственников передать нам хотя бы один-два богатырских ореха. Они были удивительно ароматны и вкусны. Изрядно поработав в Академии Наук, сейчас я прекрасно понимаю, какое удивительное чудо было упущено.
Орехи могли стать основой невиданных ранее сортов вкусных, никогда непортящихся орехов со светлыми, прекрасно выполненными, ароматными ядрами.
Жаль! Очень жаль, что и весь прекрасный дом моего детства был снесён, закатан в асфальт вместе со щедрым огородом, цветущим садом и палисадником.
Между нами и соседями располагалась ещё длинная цепь старых величественных ореховых деревьев. Они были огромны. К осени богатый урожай сбивался длиннющими жердями, казавшимися тогда бесконечными. Их край терялся где-то посредине - между густой, остро пахнущей йодом листвой, и голубеющим Сокирянским небом с плывущими, здесь и там, белыми облачками. Орехи градом валились с дерева, норовя больно-пребольно щелкнуть по лбу любого зазевавшегося наблюдателя.
Несмотря на то, что стволы деревьев располагались с нашей стороны невысокой каменной ограды, сложенной из увесистых валунов, каждый год разгорались нешуточные споры из-за орехов, падавших на соседскую сторону.
После азартной дележки щедрого урожая, мои бабушки пекли громадный ореховый торт " примирения" и шли к соседям гонять чаи на целый вечер.
Там они вели бесконечные беседы о переменчивой погоде, видах на новый урожай, похождениях некоей аморальной особы и постоянном ,никуда не исчезавшем после той страшной Войны, беспокойстве о судьбе своих деток, внучат и близких.
О нашем с Вами будущем.
С тех пор утекло немало воды. Я, по-прежнему, люблю зелёный БОРШТ, иногда с трудом находя щавель в Торонто, Москве или Израиле. Он не только очень и очень вкусен.
Черпанешь, было, деревянной ложкой прямо со дна кастрюли, зажмуришь глаза от удовольствия и кажется, что все, по-прежнему, живы...