Всякий раз, когда возвращаюсь оттуда, я пытаюсь убедить себя в бессмысленности своих вояжей. Говорю себе, что это глупо, что неразумно тратить энергию попусту на то, что, вопреки утверждению Гераклита, не изменяется… И даже не течёт… Ибо его попросту нет и никогда не будет, поскольку оно уже было… Однажды случилось, произошло, состоялось. Моё неуклюжее прошлое. Никак не могу отказаться от никчемных свиданий с ним, прекрасно понимая, что мечты о прошлом всего лишь забавный оксюморон… Однако люблю его, представляю в виде моего детского новогоднего костюма кролика, частенько наряжаюсь в него и скачу по бесконечному бифуркационному многоточию… Зачем я это делаю? Видимо, для того, чтобы хоть на время убежать от правды, которая меня всегда тревожила и продолжает тревожить по сей день. Чтобы обвинить обстоятельства, не позволившие мне когда-то пойти иным путём, менее тернистым и ухабистым. Ну и, конечно же, чтобы получить от этого сомнительное удовольствие, родственное пресловутому мазохизму.
Мой мечтательный взгляд скользит по тесным стенам двухкомнатной «хрущёвки», проникает за её скучные пределы и по-хозяйски останавливается на трёхэтажном особняке в престижном районе столицы. В нём я мог бы жить… Пить по утрам кофе на просторном полукруглом балконе, прогуливаться по разноцветным дорожкам фруктового сада, а в блаженный час сиесты дремать в гамаке, растянутом между двумя кудрявыми яблонями. Особенно люблю наблюдать себя плавающим в собственном бассейне… Представляю это настолько живо, что в какой-то момент начинаю испытывать лёгкую мышечную усталость, порождённую моим неторопливым тридцатиминутным брассом. Ещё полчаса отдыхаю в шезлонге, подставив себя нежным лучам предзакатного солнца, и направляюсь в библиотеку, чтобы перед сном насладиться там чтением умных книг. Пока иду по тихим коридорам, размышляю о том, что всё это могло бы осуществиться, окажись я сорок лет назад более нахальным и настойчивым.
Меж тем, жена (хозяйка особняка), как правило, находится за кадром сотканного мною миража. Её присутствие незримо. Её место либо в одной из нескольких спален, либо в косметическом салоне, либо у неведомой мне подруги. Почему же её нет рядом со мной? Ответ прост. Неприглядная правда состоит в том, что я её не люблю. Она меня тоже. Более того, она даже не догадывается о моём существовании. Просто мы учились на одном курсе университета, и все студенты знали, что она – единственная дочь министра сельского хозяйства. Знал об этом и я, что и послужило в дальнейшем основой моих ветвистых фантазий.
К слову, разнообразием они не страдают. Сюжеты постоянны. Меняются лишь декорации. Зимой бассейн обрастает стенами из стеклопакетов и накрывается голубой ондулиновой крышей. Яблони уступают место соснам, а кресло в библиотеке становится мягче, глубже, и придвигается ближе к горящему камину. Неизменно лишь отсутствие рядом жены.
Даже завтракаю я всегда в одиночестве. Ем плотно и сытно. Меню не оглашаю, ибо пора на службу. Работаю я управляющим солидного банка, куда по утрам добираюсь на своём Audi. Имею мигалку, но пользуюсь ею не часто. По настроению… Которое влияет на воображение примерно так же, как влияет ветер на высоту и силу морской волны. Когда мне особенно тоскливо, воображение начинает штормить… Тогда-то я и ставлю на крышу могущественный синий маячок… Еду на приличной скорости, высокомерно поглядывая на бесконечную череду застывших в пробке автомобилей. Не поверите, но после данной высокоскоростной гигиенической процедуры моё настроение в реальной жизни резко улучшается. С улыбкой вхожу в кабинет. Работать, как всегда, не хочется… Даже в мечтах… Поэтому вызываю директора департамента (молодую симпатичную особу) и, рассеянно выслушав краткий отчёт, приглашаю её поужинать вместе со мной. В конце концов, имею я право на тайную жизнь? Конечно, имею… Право на собственное теневое существование… Где главной фигурой является мой сын.
О нём мало кто знает. Всего один человек, не считая меня. Его мать. Да, это и есть та самая женщина, которую я когда-то полюбил. Это случилось тридцать пять лет назад. Можно сказать, что нас познакомил Ремарк, когда в кинотеатре «Октябрь» мы стояли в очереди за билетами на фильм «Жизнь взаймы». Пока медленно продвигались к окошку кассы, успели поговорить о его творчестве. В зале сидели рядом, а после сеанса в кафе «Театральное» продолжили беседу, которая и положила начало романтической череде наших встреч. Их было довольно много в течение двух незабываемых месяцев. В последнюю из них мы подали заявление в ЗАГС, и она уехала на неделю к тётке в Ригу, а я стал готовиться к нашей свадьбе… Заказал ресторан, разослал приглашения, купил костюм и туфли… В общем, приготовился… И вскоре получил телеграмму, в которой она сообщала, что выходит замуж и просила её извинить. Больше в реальной жизни я её не видел… Встречаемся мы лишь в моих мечтах, да и то редко, поскольку до сих пор не могу смириться с тем, что променяла меня на какого-то бестолкового баскетболиста.
Зато сына я себе придумал славного. Он моя копия, поэтому взаимопонимание у нас абсолютное. Нам неведомы конфликты и проблемы переходного возраста. Над нами никогда не дуют прохладные сквозняки отчуждённости и не нависают фиолетовые тучи вражды. Мы всегда довольны друг другом настолько, что даже философский закон взаимодействия противоположностей работает в отношении нас всего лишь наполовину, великодушно отказавшись от изматывающей и нелепой борьбы.
Борьбы, которой в моей реальной жизни, увы, слишком много при почти полном отсутствии побед.
Поэтому каждое возвращение в мой тёмный, неудачливый, пораженческий мир несёт с собой ощущения, весьма похожие на похмельные, а мысли… Заигравшиеся мысли, скатившись с мечтательных высот, вновь становятся несвободными и обретают свой привычный землистый оттенок.
Не люблю их. Особенно в те недобрые минуты, когда они больно покалывают меня, рисуя портрет безнадёжного неудачника, в котором я нехотя узнаю себя. Точнее, свою жалкую осуществлённость. Непривлекательную, постылую действительность.
В ней всё не так, как надо. Всё не соответствует моим желаниям и стремлениям. Взять хотя бы моё отражение, виновато поглядывающее на меня из висящего в коридоре зеркала всякий раз, когда я выхожу из дома и когда возвращаюсь в него, обременённый грузом житейских неурядиц. В его хронической сутулости и врождённом подобострастии угадываю прочно обосновавшийся во мне комплекс неполноценности. Комплекс «вахтёра». Пожалуй, он является главарём шайки бесов, не позволяющей мне нормально жить. Самостоятельно победить её даже не пытаюсь, ибо слишком силы неравны. Поэтому я всегда надеялся на помощь извне. Ждал её отовсюду… От друзей, которых постепенно растерял… От купленного в киоске лотерейного билета… От несуществующих волонтёров, разыскивающих и спасающих подобных мне неудачников… От звёздного неба, способного удивлять даже великих мыслителей… И, наконец, от случая… От какого-нибудь неподвластного моей нездоровой судьбе события, которое вонзилось бы в неё острой целительной иглой и навсегда излечило бы её, попутно изгнав из меня всю накопившуюся нечисть.
Что это могло бы быть, я не представлял. Ждал, толком не зная чего.
И оно случилось.
Должен сказать, что пахло оно отвратительно… Настолько мерзко, что порой, когда ветер дул в нашу сторону, дышать было просто невозможно. Мы задыхались, кашляли, падали в обмороки…, но остервенело продолжали бросать в костёр те чёртовы покрышки. Помню, смрад стоял невыносимый. Но… Но мы были сильнее его, поскольку несокрушимо верили, что там, за красно-чёрной стеной ядовитого дыма и огня нас ожидает свежий средиземноморский бриз, сытая беззаботная жизнь в приятных путешествиях и достойная старость с пенсией в две тысячи евро. Мы были убеждены, что получим всё это, как только свергнем заевшуюся, обнаглевшую власть и изберём новую, настоящую, народную…, которая развернёт нас спиной к Востоку и уверенно поведёт на Запад вслед за солнцем. Ради этого мы были готовы на всё, поэтому кухонные кастрюли на наших головах вовсе не казались нам нелепыми и комичными. Нам не казались идиотскими призывы местной, похожей на мартышку певички дружно скакать под музыку, чтобы доказать тем самым свою преданность нации. Нам не казалась абсурдной и наша борьба с памятниками. Никогда не забуду, как мы низвергали вождя мирового пролетариата, простоявшего на бульваре Шевченко с 1946 года. Это о нас с симпатией написала тогда американская журналистка, активистка ЛГБТ-движения* Маша Гессен:
- После того, как в Киеве памятник Ленину упал, толпа набросилась на него и стала бить кувалдой, передаваемой из рук в руки. «Долой коммунизм!» - кричали люди.
Всё именно так и происходило. А та историческая кувалда побывала и в моих руках. Отбил я тогда ею кусок красного гранита, который храню до сих пор, как память о тех победоносных деньках.
Да, наша победа была уже близко. И я был уверен, что вместе с ней, с нашей общей перемогой придёт и моя, личная, индивидуальная победа над собственной бандой демонов… Что, наконец-то, я одолею её и заживу спокойно и счастливо. Убеждённость в этом укрепляло и моё постройневшее отражение в витринах модных столичных магазинов… Оно быстро утрачивало рабскую согбенность и в стремлении окончательно стать свободным весело и безнаказанно швыряло в себя, в остатки своей сутулости булыжники из мостовой. Я и сейчас продолжаю чувствовать горячие приливы революционной энергии при воспоминании о тех разбитых мною нарядных буржуйских витринах.
Мы победили!
Увы, перемога привела с собой зраду.
Те, кому мы доверили власть, тут же предали нас. По какой-то злой иронии новые оказались гораздо хуже старых. Помню, как их боевики выгоняли нас резиновыми дубинками из здания мэрии, где мы ночевали и набирались сил перед схватками с «беркутовцами»… Как цинично сносили священные символы майдана – палатки… Как ночью сожгли лагерь повстанцев на Михайловской площади… Как…
Короче говоря, нас использовали и выбросили, словно пустую сигаретную пачку.
Так закончилась моя очередная неудачная попытка борьбы с внешними и внутренними врагами. Я снова проиграл…
После чего, моё зеркальное отражение сгорбилось ещё больше… Скукожилось, будто бальзаковская шагрень, расплатившись таким образом за своё неуместное и дерзкое желание.
Я же, напуганный и разочарованный, стал намного осторожнее в своих мечтах. Как правило, они безобидны, ничтожны и вполне соответствуют старому холостяку, никогда не имевшему детей и работающему скромным бухгалтером на плохонькой посреднической фирмочке…
*Признано в России экстремистским и запрещено.