Жизнь и метамарфоза

Олег Мисаилов
(сюрреалистичное повествование)


1

Не особо весело мне сейчас. Стою у дверей полуразвалившегося жилого многоэтажного дома. Жду. С окна на меня оскалился незнакомец со скалкой. Я присел на бетонные перила. Светит солнце и кругом летняя теплынь. Это глубокий дворик, как хорошо, когда вместо гула бензинопотребляющих железяк, тишина.  

Я кого-то жду. Вот только спать захотелось и отчего то так сильно, что невозможно сопротивляться. Глаза закрылись. Я видел во сне что-то белое и светлое, будто солнце. Проснулся. Был уже вечер. Прохладно. Мимо меня прошёл китаец с собакой. В этом доме много их, все снимают комнаты на первом этаже.  

Опять спать захотелось. Но я в этот раз так просто не здамься. Я поднялся и побрёл куда-то. Не важно куда, лишь бы разогнать эту сонливость. Не успел пройти и двадцати шести шагов, как упал...  

Проснулся. Ужасно болит локоть. По ходу он взял на себя весь удар. Утро. Дети идут в школу. Пожилой китаец поливает цветы на небольшой грядке, возле этого дома. Какая-то женщина в халате сидит на лавочке, среди детской площадки, и курит сигарету.  

Меня кто-то замечает вобще?  

Я подошёл к столбу. Спать не хочется. Фух. Отошёл в кусты. Так. А зачем я тут? Кого я ждал?  

Решился войти в этот дом. Двери заперты. Вышел злой вахтёр. Давай меня материть и чё-то там про молодёжь пытаясь донести. Я врезал ему и зашёл в двери. Потом пробежал по лестнице и забежал в пятую дверь справа. Она была открыта (я будто-бы знал это). Моему взору предстала маленькая комната. Мальчик с тёмными волосами спокойно посмотрел на меня, не вставая с кровати. Я присел рядом... Посидели, помолчали. Вдруг всё вокруг начало плясать и переливаться, кружиться. Я упал на постель и потерял сознание...  

Очнулся. Что-то лежало у меня на плече. Открыв глаза, увидел что это мальчик этот положил мне на плечо свою голову. Теперь в его глазах можно было увидеть немного тоски.  

– Как тебя зовут?, -спросил я.  

– Киря.  

– Меня Макаром зовут.  

За окном был день. Небо переливалось и плавало само в себе.  

Я вздохнул. Ещё раз пристально посмотел ему в лицо.  

–Ты останешься?, – спросил он.  

Я сказал что не уйду. Тогда Киря совсем лёг на меня. Дышать неудобно, но терпимо. Ветер свистал на улице. Мы как-то отделились от всего происходящего вокруг. Ну, по крайней мере мне так показалось в тот момент. Я взял Кирину руку в свою.  

Тут откуда-то прибежал огромный таракан (где-то два метра). Кира сильно испугался, начал весь трястись.  

Таракан говорит :  

–Шишьщишипыргы.  

Я сказал ему, что он не прав и ему следовало бы уйти к чёрту в ломбард, или ещё куда-то. Но он не внял моим словам. Таракан вынул из своего нутра заточку и начал буковки выризать на стене. Глаза Кири наполнились ужасом.  

–Пошёл отсюда, прусак!  

После этих слов мальчик зарыдал, опустив голову на колени.  

Я сделал шаг и вот я уже стою впритык к тараканищу.  

– Слышь ты. Вали отсюда...  

Таракан даже не заметил меня.  

– Вали. А не то...  

Тут я не ожидал, таракан подпрыгнул и рванул в окно, разбив стекло и чуть не сбив меня с ног.  

Я повернулся к Кире. Он смотрел на меня по доброму.  

– Жаль окно, – сказал я.  

– Какое окно?  

Я обернулся к окну. Оно было цело и невредимо. "Странно", подумал я.  

Сел на кровать.  

– Эхх...  

Посидел, около двадцати минут и сказал Кире :  

– Пошли гулять.  

– Не, – ответил он.  

– Почему?  

Он посмотрел на меня серьёзно и по взгляду я понял, что он не очень любит скопления людей и что здесь, в этой каморке, ему спокойнЕе. Тем временем месяц постучался вечером в окно. Я сказал, что у нас нет для него манной каши. Месяц поплыл дальше. Месяц-попрошайка.  

– Наверное я тебя тогда ждал, – сказал я.  

– Что?  

Я промолчал. Опустил глаза на пол. Стулка подошла, но мы её не заметили.  

Я сказал Кире, что "Утро утром утренеет сутра ".  

В этот момент в доме отключили свет и нас окутала плотная темнота.  

– Ты видишь их? – спросил меня Киря.  

– Вижу.  

– Страшно.  

– Не бойся.  

Обнявши мальчёнку, я начал петь гимн Чехии (позитивная песенка).  

Киря уснул. А я наспавшись днём, никак не мог теперь нырнуть в сны. Мне оставалось только смотреть на лицо мальчика, которое скромно освещали лучи луны... Его вдохи и выдохи... Я вздохнул. В моей голове начинало копашиться что-то, напоминающее вшей. Тогда я вывернул одну часть сознания и всё стало нормально. Киря спал. Луна светила. Временами с улицы отдалённо доносились чьи-то крики и пьяная ругань. Потом умолкло всё. Лишь дыхания и мой стук сердца.  


2

Я проснулся от странного тихого жузжания. Как только я открыл глаза, оно ищезло, перестало звучать. Зато появилось маленькое лицо, внимательно наблюдающее за мной. Это лицо улыбнулось. Это был Киря. Я посмотрел в потолок. Он был белым. Солнце щедро награждало комнату своим светом и ненавязчивым теплом.  

Мне стало радостно и я поднял Кирю вверх, и начал бегать по комнате с ним на руках. Он смеялся. Будто я – его водитель.  

– Нет, я – самолёт.  

Тем временем, на улице поднялся неслабый ветер, вздымая вверх дорожную пыль.  

Где – то вдали, на минуту послышались слова музыки (не особо весомые).  

Киря залез мне на плечи, предварительно стукнувшись макушкой об потолок. Мы подошли к окну. Под окном резвились две собаки. Одна из них напоминала гусеницу. У неё было шесть лап и вытянутое туловище. Вторая собака была довольно стандартной, вот только палка, вместо хвоста.  

– Мне ничего не видно, – сказал Киря.  

Я спустил пассажира на землю. Стряхнул с его головы белую штукатурку.  

– Теперь пойдём гулять? – спросил я.  

– Угу. Хочу, хочу. Пошли.  

Мы подошли к двери, но она стальная. И не открыть её никак. Я паренёк не хилый, но эта дверь не поддаётся.  

– Вот и наловили голубей, – растроился Киря.  

Тогда я сказал двери :  

–"Каркала ворона, камушками вороша ".  

Дверь и глазом не моргнула. Тогда я сказал самому себе :  

– " Мокрые птицы маринуют пол ".  

И дверь молвила :  

– "Так бы сразу, касатик ".  

И добровольно впустила нас в коридор. Но по коридору рыскали странного вида здоровенные жандармы. Они многим напоминали мне вчерашнего таракана.  

– Это люди, – прошептал мне Киря.  

– Мне так не кажется.  

– Зато у них палки.  

– У тебя нет мочалки?  

– Зачем? Нету.  

Против мочалки ничтожна любая палка, это знает каждый я.  

Вдруг от нависшей угрозы нас спас вопль : "Идите жрать, твари (к обеду, господа)". Жандармы неудержимой волной побежали на место происхождения этих звуком. Ну, а мы сумели подойти к лестнице. Но... Ступенек не оказалось, всмысле лестница есть, но она совсем гладкая, как лыжная горка зимой.  

Киря сказал что боится идти. Тогда я всунул мальчика в себя, превратился в мяч и покатился вниз, благополучно приземлившись у двери подъезда. Я вернул свою форму и Киря сидял рядом, на полу.  

– Класс! Хочу ещё!  

Он прыгал на месте от радости и улыбка не сходила с его губ. А я лежал на земле, у меня неистово кружилась голова. Ну, всё вокруг кружилось, хотя на самом деле... неважно.  

Я погладил Кирины волосы, после чего поднялся на ноги. Киря, смеясь, заявил что я – неваляшка.  

Вахтёра не было на вахте. Ладонью открыл двери на улицу. От потока света захотелось прищуриться. Киря взял мою руку. Перешагнули порог и вышли на улицу.



Когда я вдохнул этот воздух, моему уставшему сердцу захотелось петь. Шагами спустились по ступенькам и Киря спросил :  

– Что будем делать?  

Тогда я присел на корточки, чтобы заглянуть в лицо моему спутнику. Захотелось обнять. Я так и сделал.  

На песке лежали камни. Я подошёл к ним. Взял в руку камюшек. Он был, будто вытесан вручную, хотя и казался непримечательным, но я пришёл к выводу, что он идеален. Мне захотелось что-то сделать из этих камешков. Будто в этом есть великая миссия, словно это достойнейшее занятие. Но Киря всё стоял на том же месте, будто кукла, которую бросили, хотя скорее всего он о чём – то думал. Я оставил своё творчество и подошёл к нему.  

– Ты меня оставил, – обиделся он.  

– Я люблю тебя, – сказал я, вмиг осознав, что Киря прав и передумав говорить – "прости".  

Он посмотрел на меня с полминуты и схватил мою руку.  

– Пошли, – сказал он радостно.  

И мы побрели без направления, или цели. Мне было светло на душе, поэтому мне было плевать куда идти, лишь бы идти.  

По дороге нам на глаза попался скучный человек-карась. Он был в чёрно-белом костюме и от него воняло перегаром, а ещё он оставлял за собой след из леняющей чешуи. Киря испугался, увидев его зябра в действии, которые напомнили мне гармошку.  

Нам предстоял подьём вверх по холму. Мы и не собирались уставать. Песок временами просыпался, а трава сподтишка кусала Кирю за ноги (он носил шорты).  

Что ж такое? Снова мне спать захотелось.  

– Нужно сесть, – попросил я.  

Мы сели среди высокой (относительно) травы. Моя голова, то ли кружилась, то ли сжималась, но больно не было, только сознание будто уменьшалось, пыталось заснуть моментами.  

Киря достал с кармана крашанку и начал есть, вместе с шелухой. Потом побежал куда – то. Вернулся он с водой в ладонях. Я выпил и колебания в голове подъутихли.  

Встал и посмотрел вокруг. Вдали лес, речка и мост, кругом зелено. Сбоку слалась тропинка. Мы пошли по ней... Но тут день исчез и вместо него (так неожиданно) пришла зимняя ночь. Снег кружил, подталкиваемый буйным ветром. Киря схватил свои плечи и начал трястись от холода.  

– Побежали домой, – решительно сказал я.  

Но куда бежать то, раз ишли мы невпопад?  

Тогда я вспомнил, что читал про кротов и начал рыть землю вглубь. Киря трусился в стороночке. На моё удивление, я к чему – то докопался.  

Бубух! И мы с Кирей упали в какой – то подвал.  

– Я не хотел так гулять, теперь домой, – сказал мальчик.  

Мда. И правда я ожидал чего – то повеселее. Теперь мы шли подземным тунелем. Когда мы достаточно далеко отошли от вырытой ямы, стало вовсе темно. Киря прижался ко мне всем существом (наверное изза страха), будто пытался слиться со мной воедино.  

– Страшно, Макар, страшно, – повторял он тихим, временами дрожащим голосом. Я держал его крепко, иногда пытаясь успокоить словами " мы скоро прийдём ".  

Тут в тунеле эхом раздался чей – то противный смех. У костра сидело два человека (назовём их так) с искривленными гадкими красными мордами. Они курили план, циклично выпучивая свои глазища.  

Когда Киря увидил их вблизи, он сильнее схватил меня за руку. Но его опасения были напрасными. Мы прошли мимо незамеченными. Троглодиты совсем слепые.  

Под ногами ползали небольшие ящирицы и ужи. Киря их не боялся, а наоборот, смотрел с интересом, но ползучие не давали себя как следует разглядеть.  

Вдали стал виден слабый свет. Я обрадовался. Взял Кирю на руки и побежал навстречу свечению. Там оказалась лестница. Вскарабкавшись наверх мы оказались в пустом (это нам подфортило) мусорном баке. Когда мы вылезли оттуда, то оба поняли, что находимся в том самом дворе, откуда и начали свой путь. Киря повернул лицо ко мне, а я к нему. Улыбнулись друг – другу.  

Но мы совсем забыли про снег и холод (хотя ночь уже закончилась, таким же необьяснимым образом и так же неожиданно как и началась ). Мы забежали в подьезд. Вахтёр спал на деревянном стуле с мягкой спинкой. Когда зашли в комнату и Киря закрыл дверь, я почувствовал, как по моему лицу отчего – то медленно покатилась слеза. Приятное чувство, стало легко дышать. Я заглянул в окно. Снова ночь и снова снег падает жирно.  

– Завтра по другому погуляем, – сказал Киря.  

– Угу. К речке сходим.  

Кирины глаза аж заблестели от этих слов.  

Я сел на кровать и посадил мальчика к себе на колени и сказал :  

– Слушай. Гул мамлно ишёл по парку снятьком лимить и расть вримиксошомкой.  

– На сказку похоже.  

Тут Киря начал внимательно смотреть на одну точку в стене. По его лицу было видно загоревшуюся мыслительную деятельность. Что – то его смутило.  

– Макарка, а когда я проснусь... ты не уйдёшь, – спросил он. Глаза его пристально ждали моего ответа, а руки опустились.  

– Я никогда не уйду, там где ты, там и я.  

– Обещаешь?  

– Обещаю.  

Мальчик крепко обнял меня. Он что то шептал, но я не смог разобрать. Дальнейшие пол часа я гладил его волосы на голове. От этого занятия становилось тепло и светло. В комнате, временами мерещились белые светящиеся вспышки – шары. Молчать было... приятно, что ли. Молчание совсем не удручало, или напрягало, а наоборот, будто и незачем говорить. Но мне захотелось поговорить. Я начал думать и заснул.




4

Сознание вернулось ко мне посреди сна. Я лежал. Потом стоял. Мной овладевал тяжёлый страх. Будто на моих плечах слон. Я поднял голову вверх. Вместо белого непримечательного потолка над моей головой роились чёрные скрученые созданья, гадко переплитаясь. Они смотрели на меня своими дырками, на месте глаз, показывая пасти.  

Пространство вокруг меня начинало кружится и плясать. Какай-то весёлый марш жузжал в моей голове, похож на мелодию какого-нибудь Моцарта.  

Я в реке и трудно дышать. Выплыл. Но на берегу спазм связал мои ноги. Я лежу на камнях. Долго лежу...  

Голос без хозяина начал что – то мне говорить. Я разслышал только слово – "зверем"...  

Теперь я в другом месте. Лежу на деревянном полу. Об мою ногу трётся кот. Я поднялся на ноги и увидел... на кровати лежал труп подростка. Матрац был пропитан кровью, она лилась по полу. Не пойму. Что происходит. Сердце громко забилось, будто маятник, который хочет на хрен вылететь с механизма, в дребезги разбив оболочку. Я только сейчас заметил что не чувствую левой руки... она была вся в крови и будто онемела. Странной формы нож лежал на полу, тоже весь в крови.  

Снова пространство начало двигаться и вертеться. У меня началось головокружение. Рвотные рефлексы стучали, хотели вырваться на свободу. Я упал. Головой об батарею...


5

Проснулся и закричал одновременно. Рядом стоял испуганный Кирил. Держал меня за плечи. Я пытался начать дышать ровно.  

Макар, ты... ты в порядке? Всё... всссё... всё хорошо?, – Киря испуганно спрашивал, заикаясь и задыхаясь. Его глаза теперь напоминали лампочки. В комнате было темно, лишь фонарь за окном вносил немного света.  

Это невозможно. Я сел и опустил голову. Положил руки на голову. Давило. Сдавливало меня. Мне казалось, что эти тёмные червеподобные твари и сейчас здесь, копошатся и смотрят на меня... выжидают.  

Мальчик прижался ко мне, как смог.  

– Скажи. Всё хорошо? Ты бился во сне, в кровати. Я испугался... и сейчас страшно... не молчи, Макарчик!  

Я молчал. Тело начало трясти.  

– Оно во мне... – процыдил я грубым мученым голосом.  

– Оно всё во мне!  

Я посмотрел на Кирила. Он стоял, как в землю вкопанный, бледный, словно мраморное изваяние.  

Тишина. Стало немного легче. Я встал и подошёл к окну. "Хочу воздуха". Открыл окно и высунул голову, жадно вдыхая чистый холодный ночной воздух. Через минуту Киря подбежал ко мне и начал испуганно пищать :  

– Не прыгай! Не прыгай! Не прыгай! Нет, не надо, не надо, не надо...  

Он начал рыдать, продолжая умолять меня "не прыгать", держа меня за спину, хотя ему было больно говорить, трудно бороться с комами в горле.  

Я стоял. Слышал, смотрел, дышал и будто не в состоянии был совершить любое действие, сдвинуться с места, или проронить хоть слово. Какой – то ступор. Дессоциация. Голова была, будто набита пухом, тяжёлым, как свинец. Всё потеряло смысл. Будто бы всё отдаляется, изчезает. И ничего нет... Лишь существование, отсутствие.  

Сознание начало ко мне возвращаться. Киря уже рыдал, обнимая мои ноги. Я закрыл окно. Всё тело захватила слабость. Я посмотрел на Кирила, который полулежал на полу, обхватив мои стопы. Смотрел... смотрел...  

Упал на пол и обнял его. Его поцелуи и вода с его лица... Где – то около часа мы так лежали. Потом Кирил заснул. Я смотрел на его лицо, временами на нём была видна тревога. Я почувствовал накатившую боль в голове и спине. Я ни за что не собирался спать.  

"Он так простудится".  

Я медленно поднял ребёнка, положил в кровать, накрывши одеялом. Тихонько, еле касаясь, начал водить рукой по его волосам. От этого становилось спокойней.  

За окном ночь сдавала позиции свету и утру...  

Мне становилось легче. Понемногу образ Кири вытеснял из моей головы весь тот чёрный слизкий многотонный туман. Занимая его место. Зло уходило. Кошмар закончился. Это всего лишь больное воображение моего мозга. Или... забудь!  

Взял его ладонь в свою. Такая маленькая и хрупкая... косточки выпирали. Связь...  

Всё будет хорошо. Ничто не сможет помешать нам жить...  

 

Одна за одной начали произвольно течь слёзы...




6

– Доброе утро.  

Мы посмотрели на друг друга сонными уставшими глазами, будто всю ночь разгружали цемент. Если бы...  

Потом Киря развернулся к стенке и нырнул в одеяло с головой (целяком).  

Пока я смотрел себе под ноги, мне в голову пришла идея. Она мне понравилась, впилась в моё сознание, заполняя пустоту в голоае. Но все мои попытки разбудить Кирю были бызуспешны.  

Тогда я поднял мальчёнку, вместе с одеялом. И понёс на руках, предварительно завернув одеяло, что б оно не волочилось по земле. Он был похож на блинчик с творогом. Вот так, с драгоценным блинчиком на руках я дошёл до вокзала (на дорогу ушло около двух часов). Кассир по началу не хотела выдавать мне билет, но когда я показал ей свои дёсна, её ладонь положила на подокассник бумажку.  

В вагоне электрички воняло жиром (биляши и прочее), пОтом (люди и прочее), ещё стоял дурманящий зной, хотя на улице шёл снег.  

Киря лениво открыл глаза. Наверное его разбудил грохот этого стального мамонта, в чреве которого мы спокойно сидели.  

– Куда мы едем? – спросил он.  

– Увидишь. Там классно.  

Киря посмотрел в жёлтое стекло окна. Деревья сотнями проносились мимо нас. Зевнул. Я тоже зивнул.  

Напротив нас подсел узкий мужчина в шляпе (типа котелок). Он улыбался. Улыбка занимала семьдесят процентов его, не особо габаритного, лица.  

– А мальчик хочет поиграть на телефоне?, – спросил улыбчивый незнакомец.  

Я насторожился и прищурился. Киря посмотрел на меня. Незнакомец достал из кармана своего пальто безкнопочный телефон.  

– Мне не жалко, к тому же он мне пока не нужен.  

Я кивнул. Киря взял аппарат. Там была единственная игра. Квадрат на пол экрана, если на него нажимать, то появлялись цифры. Чем быстрей и сильней нажатия, тем меньше числа. Киря за несколько минут сильно увлёкля и лупасил экран со всей дури. В игре начинали выпадать цыфры меньше нуля. Потом в кубе. Но этого было мало. "Нам нужно ещё меньше"! Виртуоз собрал всю силу в мега – удар и растрощил телефон, от которого теперь остались лишь осколочки.  

Незнакомец всё также улыбался. Киря испуганно посмотрел на меня и на этого доброго господина. Улыбка незнакомца не менялась, ни на градус. Он протянул руку. Киря вложил в его открытую ладонь осколки и кусочки проводков и пластмассы. Улыбчевый мужчина молча положил их обратно, в карман своего пальто. Продолжал улыбатся, будто это даже к лучшему.  

"Что за странный тип ", – подумал я.  

"А если б мальчик порезался осколками? У мужика совсем башки на шее нет чтоли? "  

Но когда незнакомец постепенно испарился, покинув пространство электропоезда, я совсем успокоился.  

Я посмотрел в окно.  

"Как бы не прозевать нашу станцию. "



7

Наступил вечер. Не то чтобы мы весь день провели в дороге, просто наступил вечер. Взял и заменил день. Лишь грохотание вагона. Молчанье. Длинные лампы светили слабо, местами вовсе не горели.  

Кирил смотрел перед собой последние двадцать минут. Я положил голову на его маленькое плечё.  

– Почему ты со мной? Ты меня совсем не знаешь. Я сомневаюсь что достоин такого спутника. Я..., – и я замолчал, сделал вдох и продолжил : жизнь... она... ты думаешь я счастлив?  

Кирил задумался. После этих слов мне вспомнился вчерашний вечер, те впечатления, ему наверное тоже.  

– Ты не дурачёк... ты мой друг. И я обещал что всегда буду с тобой. Я хочу помочь... у меня... только ты есть... – сказал Киря, смотря мне в душу своими большими глазами.  

"А у меня только ты. "  

Я наклонился к его волосам на полминуты.  

– Я должен быть лучше. Я безполезен. Я глупый и ленивый. Если б ты знал сколько грязных глупостей я сделал в своей никчёмной жизнь.  

Киря перебил меня.  

– Нет, неправда. Ты глупость говоришь. Ты хороший. Ты хороший, я знаю.  

От этих слов у меня будто что – то разширилось в груди.  

Киря сел мне на колени. Я набрал много воздуха в лёгкие и медленно выдохнул О2 с другими малозначимыми примесями.  

Киря сказал что ему хорошо со мной, весело было катиться со ступенек. И когда я рядом ему что – то кажется (он не договорил).  

Да, в последние дни мне всё больше кажется, что Кирил мой врач. Смешной такой врачёнок.  

– Ты любишь котят? – спросил я.  

– Очень. Они такие манюнькие, слабые, ещё... ещё собаки их... убивают. Котят надо держать дома, а на улице собаки, машины, а ещё бывают люди злые, они издеваются над котятами.  

"Коты постарше тоже не особо заботятся о котёнышах " – подумал я, но решил не говорить это дополнение.  

– А давай котёнка подберём и будем за ним заботиться, – глаза мальчика загорелись.  

– Если нам попадётся на улице и он от нас не убежит.  

"Наверное он совсем истощённым должен быть, чтоб не убежать от потенциальной угрозы. Или наивным. Или котёнком. "  

– Хочу пить.  

Я откуда – то (вроде из кармана) достал поллитровую пластиковую бутылку с водой. Откуда она там? Ну, бывает.  

Киря выпил половину и я половину от того что осталось.  

Мне вспомнился мой вчерашний вывод, а именно, о том что "всё будет хорошо и я улыбнулся. Наклонился к Кире, что бы посмотреть впритык на его глаза, нос, губы.  

– Я тебя люблю.  

Стало тепло внутри. Я обхватил его тельце руками и на душе стало спокойно и легко, будто мы не в затхлой электричке, в на седьмом небе.  

 

– Апчхи!  

Киря чихнул и по его телу холодной молнией пробежались мурашки.  

– Тебе нужно курточку купить. Постоянно кутаться в одеяло – непрактично. Нужны деньги. Можно, или украсть, или заработать. Зарабатывать дольше, но зато нервы будут в порядке, плюс опасно и непонятно. Киря, – обратился я к дорогому мне человеку, – смотри... ты хочешь чтоб я один день проработал и у тебя будет плохая куртка, или, если я три дня проработаю, то тогда денег хватит на хорошую курточку. Как ты хочешь?  

– Я не хочу один оставаться. Можно я с тобой буду работать?  

– Нельзя. Да и если б можно было (такое бывает), то я б не разрешил.  

– Почему?  

– Ты совсем маленький. Не говори глупостей. Успеешь ещё напахаться за свою жизнь. Я волнуюсь за тебя. Детям нельзя там работать... так скажи что ты хочешь?  

– Я хочу плохую курточку. Только мне страшно одному дома.  

– Что – то придумаем.  

Киря держал мою ладонь двумя руками.  

– Телефон тоже нужен. Чтоб я не волновался... о, точно.  

– Что?  

– У моего друга была парочка запасных старых мобилок. Наведаемся к нему. Он даст попользоваться по – братски.  

– Он твой брат?, – удивился Киря.  

– Нет, друг. Это так в шутку говорят. У меня нет братьев.  

Киря о чём – то задумался.  

Неожиданно он сказал :  

– А у меня есть брат.  

– Ты не рассказывал.  

– А зачем мне тебе о тебе самом рассказывать?  

Я улыбнулся.  

"И угораздило же меня наткнуться на такое сокровище. "  

– Можешь встать?  

Киря стал в полный рост передо мной. Я обнял его... потом поставил на прежнее место.  

Ещё раз улыбнулся.  

Он тоже.



8

Он спал.  

"Есть ли в чём-то смысл? Каждое действие, должно ж иметь оправдание. Совершающий руководствуется мыслью, или желанием. Чего ты хочешь? К чему стремился с детства? Раньше я очень часто испытывал... состояние эйфории (назову это так ). И знаешь, когда ты безгранично счастлив, тебе плевать на упрёки тех, кого не совсем устраивает такое счастье, кому оно переходит дорогу. Но ты будешь защищать свой кусочек эйфории, отдашь за него всё... но... когда эйфория заканчивается, тогда не возможно вернутся к прежней жизни. Это равно бы, если б вылечили слепого, а потом снова ослепили. Жгучее желание вернуть радугу не даст покоя. Как жажда в пустыне.  

Я не человек. Человек руководствуется удовлетворением инстинктов, человек это высшее животное, не больше. Я это... во мне живёт Горлум. Однажды прочувствовав... оно вонзится в твоё сознание, словно гвозди в черепушку. И живи с гвоздями. Буддизм это глупость. После смерти нет ничего, всё здесь, всё сейчас...  

Ребёнок... почему я не хочу отпускать его ни на минуту? Может он мой шанс сошкребти всю грязь с моего сознания, которое кто – то б назвал душой... Я давно не плакал, иногда слёзы текут сами по себе... как сейчас. Я б назвал это освобождением. Будто вот он, идеальный мир без уродского зла.  

Моё детство было очень странным. Когда жил с дедушкой это были лучшие дни и моменты, некоторые из них очень легко вспомнить, даже сейчас. О том как мы ходили по полям, или по лесу. Или как гуляли во дворе. Как говорили бог знает о чём, ночи напролёт. Как он учил меня играть в шахматы. Я так и не научился тогда...  

Потом моих близких сбила машина... дальше я жил у родителей... ничего хорошего вспомнить. Ну, и не буду. Только редкие друзья были, словно светлое белое пятно на том мрачном тёмном полотне. "  

Я вздохнул. Посмотрел на Кирю, на его спящее, такое спокойное, лицо.  

Уверенность в том что я исправлю все покатости и ужасные болезни моей души начинала вселяться в моё сердце.  

"Вот она жизнь...  

Сейчас бы музыку послушать. Именно Porcupine tree. Но... ничего, моя музыка завтра проснётся. "  

Захотелось улыбнутся. Но после стало грустно, будто что – то тяжёлое и тупое вонзалось в рёбра и лёгкие.  

– Я с тобой, – прошептал я, обращаясь к спящему сокровищу.  

"Если гора не идёт к Макару, то Макар ляжет спать и пойдёт к ней завтра. "  

Я закрыл глаза, пытаясь не замечать вездесущее грохотанье старого металла.  

"Никогда не поздно воскреснуть... "



9

Когда я открыл глаза, удивился. Вокруг были не стены вагона, а стены квартиры. Лежал я, не на скамейке, а на полу. Холод пробежал по коже. Кашлянул. Грохотания не было, лишь тишина. Киря смотрел в окно. Когда он увидел, что я проснулся, подешёл ко мне и с весёлым восхищением сказал :  

– Представь, мы у меня дома. Как мы сюда попали? Мы же ехали...  

 

Как то нелепо и странно. А главное, к чему бы это?  

– Будем привыкать, – сказал я, невольно процитировав классика.  

– А я успел тебе червячка поймать, – похвастался, улыбаясь, Киря.  

– Покажи.  

Киря мигом метнулся к порогу, а возле порога извивался маленький красно – коричневый червячёк.  

– Это мой друг, – сказал Киря.  

– Ты про кого? – уточнил я и взял червяка в руку.  

Киря любовался нами.  

– Змея, – сказал я.  

– Надо горшок, – придумал Киря.  

Тогда я достал с потолка небольшой цветочный горшочек (он был пустым ) и церемонно вогрузил туда червя.  

– Давай в прятки играть, – предложил мальчик.  

– Только если червячёк будет нас искать, – придумал я хитрую затею.  

Киря подумал. Подумал. Ещё подумал... и сказал что так не хочет  

– Ты такой смешной, – улыбнулся я и начал его обнимать. Он засмеялся от чего – то, добрым счастливым смехом. Мне тоже хотелось смеятся. Ещё хотелось пробежаться босиком по радуге, но это долго и нужны математические подсчёты.  

Солнце за окном тоже было радостно.  

Киря взял мой воротник и сделал из него бумажный самолётик. Запустил, но тот разбился об оконное стекло. Киря огорчился. Тогда я поднял потерпевший крушение самолёт и сделал из него маленького бумажного человечка. Киря обрадовался. Вот только этот человечек начал орать, что он фюрэр и что мы должны ходить в церковь каждую неделю. Огорчившись в своём творении, я раздавил бумажного фюрера. Киря заплакал, не понимая зачем я так сделал.  

– Он злой, – пояснил я.  

– Ну и что? Не надо было топтать, он живой был, а теперь..., – Киря разрыдался. Мне стало не по себе. Может я был не прав. От него только кепочка осталась... хотя, всё же я сделал, то, что сделал.  

– Киряша, пошли в луже поплаваем... или ковёр поедим...  

Киря молчал.  

– Ну не обижайся, в следующий раз я буду тебя спрашивать.  

Киря посмотрел на меня изподлобья.  

Теперь мы рыдали вместе.



10

Неожиданно мой друг улыбнулся и начал петь.  

– "Свет мой светит среди ночи,  

среди глупости и слов,  

среди страха и коров,  

Он больных зверушек лечит,  

Он мой кров ;  

Засов  

И ров ".  

– Так красиво и интересно, – сказал я. Моё настроение неожиданно прыгнуло вверх.  

– Так, так – так, – сказал я, – нужно что – то найти, или что – то убрать. Раз пыльно, то где веник?  

– А веника нет, есть тряпка.  

Я взял дырявую тряпку и начал протирать пол.  

Киря сказал, что хочет мне помочь. Это было приятно и я улыбнулся.  

– Тогда прочитай мне что – то, – сказал я.  

– Я... плохо читаю, – стеснился мой друг.  

– Зря ты так думаешь... а ты читай не из книги, а из своей головы.  

– Это как? Покажи.  

– Ну вот, закрой глаза и не думай не о чём... присмотрись к тому, что ты видешь в темноте, это как мультик, который ты сам делаешь, своим сознанием. Просто говори всё что видишь и думаешь, не важно что это будет, просто говори. Я тебя люблю. Главное не бойся.  

Мальчик с важностью относся к этому занятию. Похоже это было ему интересно. Это называется " поток сознания ". Полезная штука.  

Сначала медленно и тихо, потом уверенней, чётче и ярче, Киря начал озвучивать свои видения :  

– Рыба плыла по речке в снегу с санками на облачке ладонями плавала плюх держи краем пирожка ухо в бинту манту я не мочил устал от криков много людей через дорогу а там синие муравьи рвали листья с деревьем не спуская в метро метлу с водопроводом и ченить дяди в рубашках с дымом из ртов чистили заборы от тараканов душили собачку Туську и вонючим нагазили потом дышать бежать к подвалу а потом налево там никого только лёд на речке и мальчик утонул а девочки смеются и в носе ковыряются ищут игрушку которую я в садике мышь забрал наручники словами лепил пластелин потом играли в смерть и прыгали по говну слепой дядя ушёл на базар воровали мы булки у директора копейки и вода была говорящая через это нас побил Тузя и обиделась Машка вот только мне до них дела нет злость и я сухие ветки без дождя я всегда сам прыгал на скакалке и не люблю плавать потом с дерева меня хотели скинуть салют вечером люди пили водку мама меня била об умывальник оливье на новый год сигареты кусочками покрошеные в мисочку для канарейки А Я СТРИЖИКА МАЛЕНЬКОГО В РУКЕ ДЕРЖАЛ потом он заснул а я плакал кот зевал соседский в парке камни лопались пузырьки лопались дяди тоже лопались и девочка бегала по нечётным плиткам возле памятника лысому дяде в пиджаке а борода у него дождь бежал под скамейку в дурака проигрывал и не плакал а когда лапшой обзывали пузатые неваляшки я убегал и в кустах сидел считая жучков – солдатиков и кушая сливы вишни абрикосы и листочки мяты потом облака и танец белый жучки жузжал овод под водой я... потом ты пришёл и мне весело...  

Киря улыбнулся и обнял меня, долго не желая отрыватся от меня.  

У нас обоих текли слёзы, маленькие такие и весёлые.  

На столе нас уже ждала овсянка с свежей кипячённой водичкой. Мы ели ладонями. Кире понравилась кипячённая водичка.  

Я лёг в кровать и посмотел на потолок. Паучёк в углу, возле кровати, мирно сидел на своей паутинке.  

– Киря, посмотри на паучка... только не разбуди его.  

– Он спит?  

– Мне кажется – медитирует.  

– Это как, – Мальчик не понял меня, но хотел понять.  

– Это... мм... да, скорее он спит. Это означает спать, только на каком – то турецком языке.  

– А в Турции спят?, – спросил любопытный.  

– Нет, там сидят и курят бульбуляторы, которые они называют кальянами, но на самом деле они делают извилистые линейки из каменных кусочков, – сменил я тему "бульбуляторов", – Киря, обещаешь всегда меня слушаться? Хотя... я ведь глупый... лучше мне тебя слушаться [ я улыбнулся ], так и буду делать.  

Потом я пытался найти что – то в его волосах, но нашёл только своё счастье.  

– Эх, как хорошо жить, сыночек мой, – улыбнулся я своему солнышку, которое в ответ встрепенулось от нахлынувшего чувства и начало обнимать мои ноги.  

Опять посмотрел в потолок. Он не изменился. В отличии от меня. Я чувствовал тихую, но неограниченую, неизчерпаемую радость внутри.  

В тарелке, в которой десять минут назад, была овсянка, теперь лежали разноцветные яркие камушки. За окном пели воробушки и соловьи. В душе бегали по кругу светло – белые бабочки. Играли в догонялки.  

Киря сидел рядом и мы вместе смотрели в окно, на безкрайний бездонный кусочек прекрасного неба. И жизнь была жизнью. Вот так я проснулся от глупости и поселился у моего ангела хранителя в каморке. Теперь я уже не волновался о своём будущем, потому что моё улыбчивое будущее сидело рядышком.