Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
467. Переход буквой "зю". 13 сентября 1973 года.
Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Четверг 13 сентября 1973 года. БПК "Свирепый" в открытом Атлантическом океане в морском районе "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap) на середине между Исландией и Фарерскими островами (Дания). Данные ближайшей метеостанции Рейкьявик (сев.) Исландия, географические координаты: 64.132,-21.933. Дневная температура: мин.: 10.0°C тепла; средняя: 11.7°C тепла; макс.: 13.0°C тепла. Эффективная температура (температура самоощущения человека) 8.1°C. Ветер умеренный (4 балла) дует со скоростью 6 м/с (21,6 км/ч). Ощущение ветра согласуется со скоростью хода корабля, потому что БПК "Свирепый" идёт навстречу ветру. Трепещет походный военно-морской флаг, качаются тонки стержни радиоантенн, ветер упруго давит в лицо, в грудь, заставляет переступать ногами, "упираться" в ветер. Волнение в океане в нашем районе тоже умеренное (4 балла). Волны уже удлинённые, хорошо выраженные, переходящие в волны-валы. Барашки украшают гребни многих волн. Высота волн 1-1,5 м, длина - 10-15 м. Осадков нет и ветер выдувает сырость, выстуживает одежду моряков, например, в матросской робе находиться на ветру на верхней палубе уже практически невозможно, очень зябко, холодно. 13 сентября 1973 года солнце взошло в 05:48, а зашло в 18:56 (GMT+1).
Да, находиться в северо-восточной части Атлантического океана в сентябре на открытом сигнальном мостике боевого корабля на "умеренном" ветру (4 балла), но на экономическом ходу против ветра и при температуре воздуха по самоощущениям не выше 8 градусов по Цельсию, да ещё в обычной матросской робе (парусиновая рубаха и штаны, тельняшка , трусы, носки и ботинки-прогары) - это точно дискомфортно, неловко, "ссыкотно" и "очково". Эти жаргонные словечки-понятия из лексикона моряков советского ВМФ 70-х годов XX века хорошо выражают ощущения и чувства, возникающие в организме моряков, когда они выскакивают на верхнюю палубу покурить на свежем воздухе, глотнуть морского свежего ветра, взглянуть на красивое море-океан. Мгновенно, после тёплой и немного душной машинной атмосферы внутри корабля, контакт с внешней окружающей средой и атмосферой невольно, инстинктивно и естественно вызывает реакцию организма - гузка сжимается и хочется "отойти в ближайшие кустики"...
В этот день, ещё с ночи, БПК "Свирепый" перестал дрейфовать в морском районе "Фареро-Исландского рубежа" (англ. GIUK gap) противолодочной обороны ВМС США-НАТО, перестал "пикать" сигналами ГАС МГ-332 "Титан-2", набрал средний экономический ход 14 узлов (25,93 км/ч) и устремился на юг к центру северо-восточной части Атлантического океана. Только теперь, рано утром в четверг 13 сентября 1973 года, я догадался (не узнал, а догадался!), почему мы предыдущие дни дрейфовали, посылали в пучину вод океана сигналы ГАС (гидроакустической станции) и чего-то ждали...
По напряжённой серьёзности вахтенных офицеров, по тому, что сегодня на вахту на ходовом мостике, вместо молодых офицеров боевых служб, заступили сам командир БПК "Свирепый" капитан 3 ранга Е.П. Назаров и старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов, по их поведению и реакции на происходящее, по тону и манере их разговоров, команд и приказов, по чёткой расторопности и мгновенной реакции командиров боевых частей и служб на распоряжения командира корабля, а также по приглушённым и редким переговорам и докладам Евгения Петровича Назарова по телефону с кем-то по "спецсвязи", стало очевидно ясно, что мы дождались кого-то, кто сейчас под нами на определённой глубине "подстраивался под нас", "прятался под нами или рядом с нами", а затем следовал вместе с нами куда-то вдаль, в открытый Атлантический океан.
Кто был под нами в глубине вод океана? Я не знал. Никто на корабле, особенно командир корабля и старпом, не говорил на эту тему, не поднимал этого вопроса, а тем более не произносил его вслух. Однако, всем было ясно, что мы не зря посылали звуковые сигналы гидроакустической станции, демаскируя себя, призывая к себе вражеские субмарины, открывая своё местонахождение и присутствие в противолодочном районе ВМС США-НАТО, да ещё находясь вблизи и в пределах прямой видимости береговой РЛС на побережье Исландии, на мысу Стоккснес (исл. Stokksnes). Мы просто сообщали некоей советской подводной лодке (или лодкам) наше местоположение, звали её (или их) к себе, прощупывали глубины вокруг нас на предмет присутствия чужих субмарин и своим спокойным дрейфом или перемещением в заданном районе малым ходом (3-5 улов, 05,56-09,26 км/ч), то есть со скоростью пешехода или бегущего спортивной трусцой, демонстрировали свой мирный характер, возможно, занятием учебной подготовкой личного состава экипажа корабля. На самом деле, оказалось, что мы ждали прихода и контакта с нами нашей советской подводной лодки, которую мы должны были сопроводить, прикрывая шумами своих турбин и винтов, в заданный район, в ту точку, откуда эта подводная лодка могла выполнять поставленную ей боевую задачу.
Моя догадка вначале была смутной, вероятной, предполагаемой, возможной, но я не был уверен в её истинности, поэтому невольно, по-мальчишески, решил проверить мою догадку обычным "мирным" поведением. Я строго по уставу испросил разрешения обратиться к командиру корабля с вопросом по теме и срокам оформления стенда с фоторепортажем о крайних днях БС (боевой службы), на что тут же получил ожидаемый рефлекторный ответ-реакцию... Как могут два старших боевых офицера, командир корабля и старпом, занятые выполнением ответственного боевого задания, отреагировать на подобные вопросы матроса, озабоченного чем-то несоизмеримо мелким и потусторонним? Конечно, раздражением!
Это как в том анекдоте:
- Чего несёшь?
- Военная тайна!
- Куда несёшь?
- Говорю ж тебе, военная тайна!
- А что за тяжесть-то?
- Да патроны бронебойные, будь они неладные!
- Помочь поднести?
- Да! Тут недалеко до склада...
Вот и оба командира: капитан 3 ранга Е.П. Назаров и капитан-лейтенант Н.В. Протопопов, оба в один голос с раздражением отреагировали на мой вопрос...
- Суворов! Тут такие дела, такая ответственность, а ты тут со своими стендами суёшься! Тебе что? Делать нечего? Сейчас на нас начнут сыпаться буи...
- Следи лучше за морем в визир, как ты умеешь! Кстати, надо сигнальцам объявить: Кто первым обнаружит буй или перископ подводной лодки, тому 10 суток отпуска.
Из этих слов командира корабля и старпома я сделал вывод, что мы, БПК "Свирепый", либо обнаружили вражескую подводную лодку, либо под нами или рядом с нами наша советская подводная лодка, которую будут искать с помощью радиогидроакустических буёв противолодочные самолёты США-НАТО. Однако, боевой противолодочной тревоги не объявляли, поэтому, скорее всего, верен второй вариант моей догадки. Мы сопровождаем, причём секретно сопровождаем, нашу подводную лодку, а потому, что мы её ждали несколько дней, выходит, что эта лодка с Северного флота и атомная...
Я ответил понимающим и догадливым взглядом на раздражённые сердитые взоры командира корабля и старпома, коротко, не показно, а строго и просто, ответил "Есть!" и повернулся к "своему" корабельному бинокулярному перископическому визиру ВБП-451М. Теперь я с большим вниманием и желанием наблюдал за горизонтом, за водной поверхностью, за волнами, за небом в разрывах облаков и туч, стараясь первым заметить пенный след и "стерженёк" перископа подводной лодки, летящий самолёт или "поплавок" гидроакустического буя. "Мой" визир находился по правой стороне ходовой рубки, справа от кресле командира корабля и вдали от "рабочего места" вахтенного офицера, на котором сейчас по-хозяйски расхаживал старший помощник командира корабля капитан-лейтенант Н.В. Протопопов, очень гордый и важный от той задачи и рои, которую он исполнял.
Кресло командира корабля и сам командир защищали и скрывали меня от старпома, который традиционно не терпел моего присутствия вместе с мним и командиром корабля на мостике и под разными предлогами всё время пытался меня куда-нибудь "спровадить". Поэтому я большую часть времени вахты старпома на ходовом мостике проводил в положении буквы "зю", то есть склонённый к окулярам визира ВБП-451М с оттопыренным задом, в положении, при котором я не мог видеть, что творится у меня за спиной, а старпом при этом видел мою спину...
Я внимательно следил за морем и небом, которые были пустынными, без каких-либо признаков присутствия самолётов, кораблей, судов или подводных лодок и думал о происходящем на моих глазах. БПК "Свирепый" ещё ночью дрейфовал или передвигался в океане со скоростью 1 узел, то есть 1,85 км/ч - это скорость дрейфа в море или скорость причаливания корабля по инерции. Рано утром, сквозь сон, я почувствовал, что корабль набирает ход: сначала мы куда-то повернули (характер качки изменился), потом пошли чуть резвее, вероятно, со скоростью 3-5 узлов (05,56-09,26 км/ч), то есть самым малым ходом или ходом в гавани и выхода из гавани базы-порта. Потом утром, когда я по звонку вахтенного офицера прибежал в ходовую рубку во всеоружии визуального разведчика, БПК "Свирепый уже шёл целеустремлённо со скоростью 10 узлов (18,52 км/ч) и штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров с командиром отделения рулевых старшиной 2 статьи А. Телешевым усиленно занимались определением точного местоположения нашего корабля, вычисляли нужный курс и выполняли многочисленные навигационные расчёты, в том числе определяли глубину места по эхолоту.
Потом, в момент заступления на ходовую вахту старпома и командира корабля, мы (БПК "Свирепый") немного постояли на одном месте, а затем поэтапно дали сначала средний ход 12 узлов (22,22 км/ч), потом 14 узлов (25,93 км-ч) и этим экономическим ходом на весь день устремились на юг вглубь Атлантики. Под нами была толща воды глубиной 1500-1560 метров. Вот тут-то я впервые услышал "краем уха" слово "роколл"...
Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров и старший помощник командира корабля капитан-лейтенант Н.В. Протопопов между собой мало разговаривали, а если говорили, то, как правило, вполголоса, ровным тоном, без каких-либо эмоций. Евгений Петрович Назаров, вообще, мало кому показывал тоном речи или манерой разговора своё дружеское расположение или иное внимание, кроме служебного, он держал собеседника, как говорится, "на расстоянии". Только в редкие моменты крайнего раздражения или в воспитательных целях он прибегал к повышенному тону в разговоре, говорил отрывисто, резко или, наоборот, подчёркнуто вежливо и мягко. Большую часть своего общения командир БПК "Свирепый" организовывал и осуществлял обычным деловым, служебным тоном и манерой речи.
В этот день "напряжённость момента" буквально "искрила" во внутрикорабельной атмосфере, потому что практически весь экипаж корабля насторожился, вёл себя очень сдержанно, не по-боевому, то есть не азартно-напряжённо, а сдержанно, как бы готовясь к чем-то очень важному и серьёзному. Даже бачковые в столовой личного состава говорили между собой и с моряками вполголоса и кратко. Вахтенные сменялись коротко, чётко и быстро. Доклады с мест и боевых постов также были точные и краткие. Всё работало, всё крутилось, всё несло вахту, как надо, как учили и как было должно. Мне показалось, что буквально все и каждый на корабле понимал или догадывался, что мы выполняем крайне ответственное, важное и секретное задание...
На корабле и вокруг корабля ничего сверх обычного не происходило. Сменялись вахты, менялись сигнальщики-наблюдатели БЧ-4 и рулевые БЧ-1, радиометристы РТС и радисты БЧ-4, только командиры боевых частей и служб, старпом и командир корабля продолжали нести свои вахты, не меняясь и не подменяя себя другими офицерами. Я уже устал смотреть в визир на привычную и обычную картинку качающегося неба и моря. Спина у меня болела нещадно, а в животе урчало так громко, что я боялся, что зов моего желудка услышит командир корабля.
Командиру корабля вестовой принёс из кают-компании поднос с тарелками с борщом, котлетами с горячим картофельным пюре и компотом из сухофруктов с абрикосами, их запахи разнеслись по ходовому мостику. Я громко сглотнул голодную слюну и тихо сказал в спину командиру корабля: "Товарищ командир... Разрешите отлучиться тоже пообедать?". Обращаться к командиру БПК "Свирепый" не по должности и званию могли только замполит, командир БЧ-3 старший лейтенант О.А. Белонин и изредка старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов. Такое обращение к командиру корабля матроса исключалось совсем, но после памятных трёх суток, когда в декабре 1972 года на корабле вспыхнула тяжёлая эпидемия гриппа и мы с Евгением Петровичем двое суток непрерывно провели на вахте на ходовом мостике, я тоже получил негласное разрешение в крайних случаях и без свидетелей обращаться словами "товарищ командир". Кроме этого я специально вставил в своё обращение к командиру корабля слово "тоже", потому что тоже очень хотел кушать, а меня никто сменить на моей вахте не мог, потому что я был один, как перст один...
Евгений Петрович Назаров, занятый поглощением наваристого мясного бордово-красного пахучего и густого флотского борща, недоумённо обернулся ко мне...
- А ты что тут делаешь? Марш в столовую обедать!
- Есть "марш в столовую обедать"! - отчеканил я и ринулся вон из ходовой рубки на ГКП, но в дверях я услышал команду командира корабля...
- После обеда сюда! Одна нога здесь, другая - там.
- Есть туда-сюда и обратно! - ответил я весело и успел увидеть недовольный и возмущённый взгляд старпома, - никто на корабле не позволял себе шутить с командиром корабля...
Теперь, спустя 46 лет, я только могу опять догадываться о той роли и той функции, боевой задаче, которую выполнял в начале сентября 1973 года БПК "Свирепый", оказавшийся в самом центре морского противолодочного района "Фареро-Исландского рубежа" (англ. GIUK gap) противолодочной обороны ВМС США-НАТО, через который должны были пройти наши советские подводные ракетоносцы, чтобы выйти в районы пуска баллистических ядерных ракет поближе к объектам-целям нашего самого главного "вероятного противника". Последующие события начала октября 1973 года и "войны Судного дня" на Ближнем Востоке показали, что ВС СССР и ВМФ СССР должны были быть готовы к любому развитию событий и наши вероятные противники должны были это учитывать, может быть, знать... Вот почему мы, БПК "Свирепый", открыто "пикали-пиликали" громкими сигналами ГАС МГ-332 "Титан-2", ждали, а потом сопровождали кого-то в заданный район Атлантического океана и были в постоянной боевой готовности отражения любых атак с воздуха, с воды и из-под воды...
Я думаю, что это была не обычная сторожевая БС противолодочного корабля в одиночном плавании, а что ни на есть самая настоящая БС - боевая служба в составе КУГ (корабельной ударной группы). Правда в открытой литературе и источниках по истории БС (боевой службы) советских надводных и подводных кораблей автор не нашёл упоминания о каких-либо перемещениях советских атомных ракетоносцев в начале сентября в Атлантическом океане, но дальнейшие фактические события, свидетелями которых я был, говорят об ином...
После скорого обеда я вернулся на ходовой мостик, опять надолго принял положение "буквы зю", опять прильнул к окулярам визира ВБП-451М и опять превратился в слух, прислушиваясь к редким репликам старших офицеров, особенно стараясь услышать хоть что-то о мифическом острове Рока - острове Роколл. Поздно вечером, когда смотреть в визир уже не было ни сил, ни желания, ни возможности (ночное видение визира ВБП-451М включали только в экстренных случаях), командир корабля "вспомнил" обо мне и отпустил восвояси на свободу, а старпом вдогонку приказал мне "идти спать в кубрик БЧ-1". После этого, я, сохраняя полную секретность перехода БПК "Свирепый" в заданную точку Атлантического океана, записал в свой дневник-ежедневник:
13 сентября 1973 чт
Работать и работать! Собираюсь уйти в кубрик спать, но всё откладываю. Всё ночью работа находится. Ну, ладно. Спать иду.
На секретный переход в морской район вблизи острова Роколл (англ. Rockall) и преодоление примерно 320,01 морских миль (515 км) со средней скоростью 14 узлов (25,93 км/ч) в четверг 13 сентября 1973 года БПК "Свирепый" ушло около 20 часов. Столько же длилась моя вахта у визира ВБП-451М в положении буквы "зю".
Фотоиллюстрация: 13.09.1973 года. Северная Атлантика. "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). Бинокулярный перископический визир ВБП-451М БПК "Дружный". Точно за таким же визиром правого борта БПК "Свирепый" я проводил многие часы ходовой вахты визуального разведчика в полусогнутом положении, прильнув к этим окулярам в позе буквы "зю". Этот визир предназначен для наблюдения за окружающей обстановкой в верхней полусфере в любое время суток (днём, ночью, в туман и непогоду), а также для навигации - определения своего курсового угла, угла места и пеленга на ориентиры. Кроме этого визир ВБП-541М может использоваться для ручного и автоматического целеуказания (передачи данных на станции слежения и наведения противовоздушного, противокорабельного, противоторпедного и противолодочного оружия. В этом визире не было встроенного автоматического электронного фотоаппарата (ещё не изобрели), но через эти окуляры, используя зеркальную фотокамеру "Зенит-Е", я делал фотографии кораблей ВМС США и НАТО на предельном удалении от них, за что получил множество благодарностей от разведотдела штаба 128-й БРК 12-й ДиРК ДКБФ.