Москва. Июль

Аэлита Коварская
Короткометражный рассказ.


***

- А я думал, что ты в меня влюбилась...
- А может быть и так...

[диалог Мика Данди (Пол Хоган) и Сью Чарлтон (Линда Козловски) из фильма "Крокодил Данди"]


***

Москва. Июль

Олимпийское лето. 1980ый. Город уже начинает временно затихать перед столь ожидаемым событием. В пионерлагерях сделали по две длинные смены – надо «перекрыть» дни Олимпиады. Через несколько дней она снова поедет «коротать» длинное лето - заодно приглядеть  в младшем отряде за двоюродной сестрой, родители которой собираются посетить что-то из спортивной программы, да и просто, понаслаждаться необычной для советского времени интернациональной атмосферой.

С пионерлагерем у неё на этот раз нет никакой дружбы. Ей жють как хотелось туда год назад, просто так, из любопытного интереса, и она съездила, в августе, но оказалось, что ни горячей воды нет, ни душа «для всех», а только в мед.части, и туалеты «как на даче»…

Зато она там научилась курить, в лесу, и даже как-то выпила на спор невесть откуда-то взявшийся одеколон, а всем этим пионерским баловством руководила талантливейшая девчонка, что станет потом знаменитой поэтессой и бардом, и они обменялись телефонами и даже немного подружились.

А сейчас её шлют в лагерь как из-под палки, а ей не хочется – переходный возраст, он явно сказался на нежной коже лица, да и семейного бюджета с трудом хватает на минимум одежды, не то, чтобы на импортные лосьоны, которых никогда нет в советских полупустых галантереях,  а кроме того, она успела  по уши влюбиться, и ей бы вообще не уезжать из города, чтобы быть поближе к своей школе, где учится тот самый мальчик с необычным для неё именем Илья.

***

Влюбляться ей тоже сначала не хотелось, но её подбили к этому девчонки-одноклассницы, которые навыбирали себе мальчишек года на два постарше, из тех, кто тоже ходил на тренировки по баскетболу, и на переменках собирались в кружкИ, о чем-то таинственно шептались, строчили записки и вели дневники, и в итоге объявили, что ей тоже надо себе выбрать кого-то и по-срочному влюбиться, иначе она выбивается из всей компании и с ней неинтересно.

Тогда она спросила, а как это? Влюбиться? А ей объяснили, что надо найти кого-то, в кого ещё никто не влюбился, вот например, в того красивого Илюшку, и постоянно о нём думать, следить, чем он занят, оставаться со всеми после баскетбольных тренировок и «болеть» за игру старших команд, и постепенно она в него влюбится, и тоже будет вести о нём дневник, и остальным девочкам будет о чём с ней разговаривать.

«Ок» - говорит она, «дело – пустяк, следить за красивым мальчиком», и… действительно влюбляется, да так не пустячно, что мама её, найдя всё-таки тайный дневник с первыми стихами и записями о том, что она после тренировок звонит этому мальчику из телефонов-автоматов, и молчит в трубку, как в классическом сценарии кина про школьников, мама её родная устраивает ей настоящую головомойку и приказывает подумать о том, как же она мешает той семье своими звонками, что ей стыдно за своего старшего ребенка, и что рыжая дочь должна это всё сама осознать, и пока этого не произойдет, дневник обратно она не получит.

Похоже, сам факт местонахождения её первого в жизни настоящего дневника  с сокровенными мыслями  где-то там в вещах у мамы, а не под собственной подушкой, оказывается для неё настолько трагичным, что рыжее существо тире старшая дочь срочнейшим образом и честно-пречестно обещает перестать вести себя так, как прежде. В итоге после нескольких слёзных просьб, спустя парочку горьких дней, она всё-таки получает своё сокровище обратно, а также разрешение, что если вдруг захочет позвонить «любимому» мальчику, то только с какой-нибудь конкретной просьбой, как умный, взрослый, а главное – воспитанный человек, не позорящий свою семью.

***

Просьб к красивому мальчику по имени Илья до начала каникул не оказалось, и других особых причин не поехать в первую смену в тот же пионерлагерь, как и годом прежде, не нашлось. И её, конечно же, туда отправляют, но то ли из-за нестандартного пионерского графика, то ли просто, по стечению обстоятельств, атмосфера в этот раз отнюдь не столь романтична.

В её отряде собрались самые разные дети, и из детского дома, и из очень обеспеченных семей, коллектив получился исключительно разношерстным, а в первую же ночь началось незнакомое ей по прошлому позитивному опыту перемазывание друг друга зубной пастой. Чего она, будучи от рождения недотрогой, а также беспокоясь за своё лицо, и так страдающее без горячей воды, очень пугается, и на третью ночь решает, что пора бы этот ночной бардак прекращать.

Так что, когда мальчишки в очередной раз пробуют к ним в палату пробраться, вооруженные тюбиками, она всем объявляет, что сейчас сама пойдет к ним и будет разбираться. Этой смелости от неприметного молчаливого рыжего существа никто не ожидал, но она действительно идет (вот жеж врожденная страсть к дипломатическим отношениям), и даже кто-то из девчонок идет вместе с ней, и действительно она много и горячо объясняет, что ночью надо спать, а новых зубных паст никто пока не привезет, когда эти закончатся, да ещё и подушки будут грязными как минимум треть этой длинной смены.

Сначала ей было, конечно, не страшно, ввязываться в такие разборки, а потом – к середине пламенной речи – стало страшно очень, и она действительно испугалась, что вот-вот инициатива обернется против неё самой,  как вдруг раздался хриплый голос незнакомого ей мальчишки, который авторитетно сказал, что предложение дельное и действительно, повеселились и хватит. И что она умная, что пришла и решила поговорить напрямую.

Хождения по ночам в ту же ночь и прекращаются, однако часть девчонок по страшному невзлюбила её за эту, как они считали «выходку», всячески потом доставала приставаниями и обзываниями, особенно из-за непривычного в общей массе цвета её довольно «дохлой» косички - истории были почти как известном «Чучеле», если не почище, а деться из лагеря некуда – мама в Москве, со сложным вторым браком и совсем маленькой сестрой, приезжает иногда, привозит карамельки, денег в семье совсем нет, вот и выгоден всем на самом деле этот пионерлагерь, кормежка да свежий воздух. Всем, конечно, кроме неё.

***

Но, однако, день за днем смена идет, и единственной отдушиной ей становится тот самый мальчишка, как потом оказалось, по имени Андрей, что тогда заценил врожденную дипломатию и смелость. Точно бабушкины гены, что улаживала мир в огромной, разбросанной по всей стране семье, кочевавшей через столицу да их квартиру в самом центре, да и дедушкины, конечно, родного маминого отца, что талантливым репортером и с бронью всё-таки ушел на войну в 42м и быстро погиб в январе 43го.

Да вот только оказалось, что мальчик Андрей был как раз из очень и очень обеспеченной семьи (отец – журналист, приезжал в дорогом костюме в крупную английскую клетку), ростом он сам был чуть пониже, да и танцевал в пионерском клубе всё время совсем с другой девочкой, с какой-то необычно-парижски гRассирующей Машей, милой внешности, сейчас бы сказали – европейской, тоже аккуратно одетой в красивые вещи и в фирменные джинсы.

Посему, скромному рыжему существу претендовать в этом междусобойчике богатых детей было особо не на что, она жила воспоминаниями о своей школьной «любви» и всячески ждала пересменка и возможности на две недели оказаться обратно в городе и может быть своему тому Илюше снова позвонить.

Что и происходит, когда она возвращается в Москву, и, конечно, с разрешения мамы, и чуть ли не под присмотром, звонит и приглашает его в кино, на что он, как ни странно, соглашается, и даже вместе выбирают день, 7ое, и даже мама готова оплатить ей билеты, стимулируя поехать снова в уже откровенно  ненавистный лагерь, и  даже выдает своё платье на кнопках-пуговицах, ярко голубое и по фигуре, и покупает ей в комиссионке такие же голубые текстильные босоножки на модной по тем временам танкетке. И отправляет её за билетами в кинотеатр.

***

И вот в тот самый день немного накануне запланированного для похода с Ильей в кино, который, как и все особо значимые дни, она и сейчас, спустя много лет, помнит почти до минуты, вот в тот июльский день идет она, ни о чём пока не подозревая, вдоль местного бульвара в кинотеатр, и вдруг её останавливает хриплый ломающийся и даже вроде бы как очень знакомый и с чем-то очень позитивным ассоциируемый мальчишеский голос, и она слышит: Привет, Катя!

В первый момент и по всем законам жанра она конечно же думает, что этот тот её, который «любовь», вдруг решил с ней за билетами пойти, обязательно выследил, и сейчас они пойдут вместе, мечты сбываются, она точно ему нравится, и всё будет, и даже уже, замечательно, как никогда.

А вот во второй момент она оборачивается, и видит того самого Андрея из пионерлагеря, что назвал её умной, а то, что она говорила – правильным. И он ей сразу вслед за приветствием предлагает сходить с ним в кино, да вот прямо сейчас, и рассказывает, что как-то видел её, проезжающую мимо его дома в автобусе, и что живет недалеко, как раз по направлению к МГУ (куда она успела в конце мая поступить в одну школу для «юных и умных» и действительно в эти дни ездила за документом о поступлении). Рассказал и молчит. И смотрит внимательно, немного снизу, своими черными, очень черными глазами.

А она размышляет, что сейчас они пойдут, в это кино, и что он просто проведет с ней время, и что она ему не ровня, и не потому что заметно выше в своих новых танкетках, а потому что не как та Маша - складненькая и хорошо одетая, и что его папе-журналисту такая дружба однозначно не понравится, и что ему просто не с кем пойти, а тут вот девочка знакомая по улице идет.

И она отвечает: «Знаешь, я сейчас не могу», - а потом добавляет: «Может, потом?»

А он и говорит: «Мы на море завтра уедем».

«А в лагерь поедешь?»

«Нет, буду в Москве. Олимпиада же».

«Ок, я поеду, мне с двоюродной сестрой надо быть», - она как бы оправдывается, а мысли роем крутятся, что вот всё-таки она была права, он уедет на море, и совсем не хотел именно с ней в кино, а так, время провести, поэтому она всё-таки купит сейчас билет для себя и того «любимого» Илюши, и они обязательно вместе прекрасно время проведут.

***

Мальчишка, что по имени Андрей, сел тогда в автобус и поехал совсем в другую сторону от кинотеатра, по направлению к себе домой, и тут у неё мелькает странная быстрая мысль, что в кино-то он совсем не собирался, а просто так ей предложил, потому что увидел и захотел с ней в кино, или просто пообщаться. Но они даже телефонами не обменялись, и она очень об этом тогда пожалела. И до сих пор считает, что была не права.

А тот, из школы… А он не пришел в назначенный день. Она купила билеты, а он не пришел. Как же она плакала, как обидно было, каждые пять минут бегала на лоджию смотреть, а потом плакала и плакала до истерики, так, что даже строгая и справедливая мама её стала утешать какой-то валерианкой, и даже разрешила ей на следующий день этому мальчику позвонить и спросить, что случилось. Хотя на самом деле не случилось ничего, и он просто забыл, а может быть просто не захотел, а сказал, что не смог.

Потом, правда, они всё-таки сходят вместе в кино, в том же июле, но за два дня успеет страшно похолодать, чуть ли не дождь со снегом, ливень и ветер насквозь, и фильм будет скучный взрослый, про польского короля и его средневековые забавы, и ничего особо приятного эта прогулка не оставит, да и постепенно «любовь» сойдет на нет. И останется в том самом многострадальном, сторазсновапрятанном под мокрой от слёз подушкой, дневнике и нескольких первых в жизни четверостишьях. Она пригласит Илью ещё раз зимой на именины  к себе домой, соберутся вместе с одноклассниками, пирожков поедят, один раз потанцуют да разойдутся. И больше и не вспомнит она это всё, почти никогда, если только о школе какие-то разговоры.

А вот того, что на улице её остановил – с кем в кино не пошла, даже найти пыталась, и не раз, особенно, когда поняла, что забыть историю с кино ну никак не может – и через фейсбуки и соцсети искала, весь интернет перерыла, по имени и фамилии - ничего о нем нет. Только голос его помнит, ломающийся и с бархатной хрипотцой, и глаза, черные. Очень красивым был этот Андрей. Может быть, поэтому и отказалась? Боится она красивых мужчин, комплексует, всё не верит, что давно уже не скромное рыжее существо, а яркая, и иногда даже слишком яркая дама, с которой и в кино приятно, да и не только в кино, да которая и сама сейчас сценарии для кино пишет, чоуж там правду-то таить.


***

Москва. Июль.

Снова томное марево над летней столицей. Медленно начинается день, да быстро пробегает. В атриуме «Европейского» под стеклянной крышей за небольшим столиком безупречно одетая рыжеволосая женщина что-то читает вслух мужчине с безупречно красивым профилем.

Тот внимательно слушает, а может быть, делает вид, что слушает внимательно, а сам погружен в свои мысли, однако, когда она заканчивает, сразу же отвлекается от смартфона и спрашивает, приподняв бровь:

- Ну, и как ты его назовешь, этот сюжет?  Москва, июль?

- Не знаю, тот июль был 40 лет назад...

- А со мной встречаешься из-за имени?

- Ой, и правда! Да нет, у Вас же сначала ник был, в феврале, а Вы мне своё настоящее имя много позже сказали, чуть ли не в июле.

Она улыбается, с еле заметной укоризной: её знакомый может быть и забыл, такие детали, да только для неё в их редком общении всё имеет значение, потому что само с ним общение дорого и ценно, независимо от ника, от имени, от июля...

Он тоже улыбается ей в ответ, но уже откровенно весело и с явной иронией:

- А я думал, ты догадалась, раз числишься у нас ведьмой...

- А может быть и так... ©




Иллюстрация: случайно, из инета. Ведьма ж!