Сверчок. На царских харчах. Гл. 96. Письмо Баграти

Ермолаев Валерий
                Сверчок.
                Часть 1
                На царских харчах 
                96
                Письмо Багратиона.

                Война началась!
                Мы, в Лицее начали играть в войну!

     В конце июня мы, лицеисты узнали, что началась  война с Наполеоном. Каждое воскресенье те или иные наши родственники привозили «реляции» о ходе военных действий, которые Кошанский громогласно читал в зале. В газетной комнате мы читали русские и иностранные журналы при неумолкаемых толках и прениях; опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему, проффессора помогали следить за ходом дел, объясняя нам непонятное. Дельвиг наврал нескольким товарищам о походе 1807 г., выдавая себя за очевидца тогдашних происшедствий. Его повествование было так живо и правдоподобно, что ему верили не только мальчики, но даже директор Лицея В.Ф. Малиновский.

Две армии схлестнулись!
Нехватка провианта!
С обоих сторон – море мородерства!
Русская армия драпала!
Тактика выжженной земли!
Витебск сдан…
Смоленск сдан и сожжен защитниками…
Дорога на Москву открыта…
Разве можно воевать таким образом?
Надо навалиться всем народом на вражину.

И солдаты, и офицеры не доверяли военному министру и главнокомандующему русской армии Барклаю-де-Толли.

Занудный немец!
Привитый от шотландской ветки!
Взращенный на норманнских кореньях!
Не русский – и всё!
Не наш!

    Внешне холодный и необщительный, он не пользовался в армии популярностью.  Его соперник, грузинский князь Багратион, человек огненного темперамента, но ограниченного кругозора, разжигал в военных кругах недовольство Барклаем, обвиняя его в позорном отступлении русских.

     «Неприятель ворвался к нам без выстрела, —  писал он по-французски 7 августа 1812 года Аракчееву, —  мы начали отходить, не ведаю за что.  Никого не уверишь ни в армии, ни в России, чтобы мы не были проданы; я один всю Россию защищать не могу...  Зачем предаваться законам неприятельским тогда, когда мы можем их победить весьма легко. Можно сделать, приказать двинуться всем вперед, сделать сильную рекогносцировку кавалерией и наступление целой армии.  Вот и честь, и слава...  Хорошо ретироваться 100 верст, а не 500!..  Я думаю, что министр (т.  е.  Барклай) уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска; больно, грустно, и вся армия в отчаянии.  Что самое важное —  место понапрасну бросили, я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец, и писал, но ничто его не согласило.  Я клянусь вам моей честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он мог бы потерять половину армии, но не взять Смоленска...  Это стыдно, и пятно для нашей армии, а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно...  Таким образом воевать не можно, и можем неприятеля привести скоро в Москву...  Надо спешить неприятелю готовить людей по крайней мере сто тысяч, с тем, что если он приблизится к столице, всем народом на него повалиться, или побить, или у стен отечества лечь...  Ваш министр, может, хороший по министерству, но генерал не то, что плохой, но дрянной, а ему отдали судьбу всего нашего отечества!  Я, право, с ума схожу от досады...  Что нам Россия, наша мать, скажет, что так страшимся, и за что такое доброе и усердное отечество отдается сволочам и вселяет в каждого подданного ненависть и посрамление?..  Я лучше пойду солдатом в суме воевать, нежели быть главнокомандующим и с Барклаем».

       Из-за неопределенности в руководстве, возникают распри!

       Помимо природной горячности Багратиона, стремившегося к генеральному сражению с французской армией, сыграло роль и то, что Барклай де-факто исполнял обязанности главнокомандующего, не имея на то формально юридических оснований. Дело в том, что в случае, когда командующий или главнокомандующий в силу тех или иных причин отсутствовал (ранен, болен, убит, не назначен и т. д.), по Уставу его обязанности должен был исполнять старший в чине. В случае, если несколько офицеров (генералов) находились в одном чине, старшим считался тот, кому чин был присвоен раньше всех. Находясь в одинаковом чине генерала от инфантерии (2-й класс Табели), Барклай и Багратион имели разное старшинство — первый по старшинству уступал последнему (оба получили чин в 1809 году, но Багратион — несколько раньше (фамилия «Багратион» в приказе стояла первой, по алфавиту), что и давало Багратиону так называемое старшинство). В то же время, Барклай-де-Толли до августа 1812 года занимал пост военного министра (был освобождён от него за два дня до Бородинского сражения), то есть был формально старше Багратиона по должности, однако, во-первых, министерская должность была административной, а не командно-строевой, во-вторых, всеобъемлющих полномочий главнокомандующего русской армией, которые были бы официально возложены на него императором Барклай всё равно так и не получил. Ещё перед началом кампании Барклай советовал Александру I назначить главнокомандующего, но император не внял совету своего военного министра, предоставив ему право отдавать распоряжения от своего имени.

        А война становилась Отечественной!