Иногда какое-то выражение выхватывает из жизни давно забытый пласт. А если это очень раннее детство, когда ты ещё не понимаешь, что из себя представляешь и лишь только разговоры взрослых пока остаются зыбкими островками, по которым ты перескакиваешь через трясину бытия? Да, тебя боготворят, но это лишь только восторги взрослых по поводу представлений о ребёнке! Но они тотчас же смешиваются с кухонной грязью о других, более взрослых и потерявших ориентиры к совершенству.
После того, как наша хибарка из глины развалилась от ливня многосердное жилищное начальство пошло навстречу вдове сгоревшего в танке офицера и выделило ей с двумя детьми комнату в большом кирпичном доме. Это была двухкомнатная квартира с большой верандой, на которой жильцы соорудили из подсобного материала кухоньки с керосинками и керогазами. Большая комната была занята семьёй с тремя детьми. Нас поселили в освободившуюся вторую комнату с печкой. А помещение ванной занимал холостой жилец по фамилии Сытин. Он был инспектором городского отдела народного образования и вёл обособленный образ жизни. Наверное, он был хорошим человеком с педагогическим образованием, попавшим в Среднюю Азию.
Худенькой хромоногой женщиной была соседка, также имевшая педагогические наклонности, заставляя детей обращаться к родителям на «Вы». Это было чудно для окружающих, но ещё более нелепым, когда её подросшие сыновья загремели в тюрьмы. И вот эта издёрганная вечно пьющим мужем женщина в избытке чувств объявляла нехорошего человека куском собаки. Никто не мог представить себе кого-либо в непонятной субстанции, но звучало это определение сверх уничтожающе!
Я многое не знал о моих соседях, но и их горя мне хватало сверх меры. Приезжала милиция, находила ворованные вещи, вязала то одного сына, то второго и суд отправлял их по этапу. Старший сын Витя так и пропадал на нарах. Пока, наконец, больного туберкулёзом его освободили, и он вернулся, чтобы умереть среди родных. Алику, его брату, хватило и одной отсидки, чтобы он вернулся и начисто отказался от воровского братства. Он женился, воспитывал детей и стал уважаемым гражданином общества.
Но жили наши семьи дружно, как и живут рядом в братстве обездоленные люди. Меня иногда оставляли под присмотром тёти Гали. И однажды в самый жаркий день лета, когда в тени было под пятьдесят градусов, соседка уложила нас – меня и свою дочку Таню на прохладный пол в полностью затемнённой комнате на послеобеденный сон. Запомнился он мне каким-то полётом сознания в воронкообразной стремнине пространства. Для меня не было комнаты, ни дома, ни города, ни иного пространства, как только сверкающая стремнина моего бытия… Может быть я тогда потерял сознание, но рядом лежала спящая девочка и где-то в углу на кровати - её мама.
Таня выросла в очень красивую женщину, у неё сейчас внуки и её мудрости можно только позавидовать!
Наши мамы. Сколько им пришлось вынести на своих хрупких плечах – и безграмотным, и образованным, и умным, или не очень, но они бились за жизнь, за своих детей, за свою значимость в этом мире! Лишь повседневная борьба ровняла их и раскрывала сердца друг другу в застольях, на похоронах, на скамеечках у дома…