Люди, действительно для Фоки уже не имели никакого значения, ибо он понимал, что в его жизни они не имеют даже шанса помочь ему. И потому шёл мимо них Фока равнодушно, не обращая внимания на них. Он помнил себя иным. Сильным человеком, уверенным в себя, и где-то в глубине его сознания жила эта вера в себя, несмотря на его физические недуги. В этом маленьком человеке жила его душа. Он ещё рассчитывал там, в глубине её, что Бог в ответ на его молитвы и раскаяние о прошлом даст ему шанс вернуться к нормальной жизни. Вот может, поэтому он ежедневно вышагивал по этой аллее, точно ожидая чуда. Шагал, точно заведённый на отмеренное Богом время, механизм – "человек-механизм", именно так он себя воспринимал. Шёл Фока по асфальту, точно по воде, дно в этом затоне, по которому он брёл, должно было бы быть каменистым – каждый шаг шаркающей его походки казалось, делал он с осторожностью минёра, идущего по страшному полю.
Низенький Фока, впрочем, радовался каждому шагу – было время, когда болезнь позвоночника не давала ему даже этой возможности, но сила жизни у него была необыкновенной – зоны закалили его характер и дали великую привычку терпеть – терпеть... Это стало для Фоки теперь смыслом жизни.
Эти два человека – мужчина и женщина – подтянутые, загорелые тем южным золотистым загаром, который сразу отличает отдохнувших людей от остальных прохожих, шли навстречу Фоке, о чём-то беседуя, увлечённые общением. Но что-то подсказало инвалиду, какое-то подсознательное чувство, какое бывает у настрадавшихся людей, что мужчина его знакомый. Они прошли совсем рядом. Фока терпеливо стоял, точно ожидая, какого-то оклика, на тротуаре – и точно, мужчина, пройдя несколько шагов мимо Фоки, тоже остановился, посмотрел на инвалида, и неторопливо подошёл к нему, оставив спутницу в одиночестве, знаком попросив её подождать. Он пристально глядел на полуслепого человека, с палочкой в руке.
- Серёга?
Фока отрицательно покачал головой. Мужчина ушёл к своей красивой спутнице, они прошли несколько метров, мужчина снова остановился, поглядел на оставшегося на аллее инвалида, казалось, что-то не давало ему возможности идти дальше. И он вернулся к стоявшему неподвижно, точно прикованному к этому месту, больному человеку. Очень внимательно, он снова поглядел на Фоку, точно стараясь влезть в свою память – столько лет прошло! Зона строгого режима. Локальный сектор. И его земляк всегда спокойный, спокойный какой-то своей уверенностью непоколебимого арестанта.
- Серёга!
Фока стоял неподвижно, точно о чём-то размышляя, стоял, и смотрел куда вдаль аллеи.
- Серёга, может, помощь нужна?- спросил мужчина.
Помощь нужна ли была инвалиду? Только может от Бога.
И Фока, повинуясь какому-то стройному образу своих мыслей, известному только ему, выстраданному строю своих мыслей, тихо сказал:
- Вы ошиблись.
Мужчина всё также пристально глядел на этого человека, он, кажется, начал понимать, что тот живёт в каком-то своём мире, в который доступ есть, но он очень маленький этот доступ…
- Ладно, - сказал тихо прохожий – Извините. Выздоравливайте.
- Спасибо! – искренне ответил Фока, и эта благодарность отразилась на его равнодушном бледном, худом лице, похожем на маску, едва заметным движением тонких губ, может это означало для Фоки улыбку.
Эта неожиданная встреча взволновала бывшего арестанта. Он совсем было забыл ту жёсткость, ту усталость. И вот этот человек, чьё лицо ему было, безусловно, знакомо, как бы вернул его в прошлое. «Почему я не поговорил с ним?»- думал Фока. И то, что он в сегодняшнем незавидном положении говорило ему, что он вроде бы поступил верно.
Пришёл его приятель на квартиру. Фока вначале не стал рассказывать о недавней встрече на аллее. Поговорили о ценах в магазинах. Фока заварил крепкого чаю. Аромат напитка и его привычный вкус взбодрили Фоку.
Фока взбодрённый чаем заговорил:
- Всегда так. Неожиданно происходят встречи, а я отмалчиваюсь, не хочу, чтобы люди забивали голову моими хлопотами…
Понемногу Фока разговорился, рассказал о встрече, и припомнил зону,
- Так почему не стал то с ним, говорить, Серёга? – спросил приятель, отпивая сладкий чай из кружки с малиной алой на белом боку.
- Стыдно стало, за сегодняшнее моё положение.
Помолчали.
- Ты чай то пей, стынет, - вежливо сказал его собеседник, отчего то покачав седой своей головой.
В тот вечер, то ли было выпило много чаю, то ли что-то подспудное подняла в сознании Фоки неожиданная встреча на аллее с кем-то из тех, кто знал его иным, как бы то ни было, но заснул он поздно. И спал как-то тревожно, то слышался ему лай овчарки, то чудилась колония с холодными локальными секторами, пустынными, продуваемыми сквозными ветрами. И лишь, видимо, под утро утомлённое сознание пожалело инвалида. Ему приснилась лесная дорога. И это была не дорога к лесной зоновской бирже, жестокая, утомительная, а это была дорога по летнему лесу, и рядом с ним шли его жена, и рядом был с ним его сын. И шли они дружной троицей по этой дороге в обрамлении высоких елей и высоких берёз. И молчаливо было в лесу. И такое раскаяние, и такое желание простить всех было у спящего Фоки. Что, проснувшись в тишине ночной комнаты, он слёзно просил прощение и у жены, и у сына, который рос без него. И жуткая, и в то же время отрезвляющая картина его жизни, предстала перед ним, и он уже не молил Бога о смягчении своей участи, а даже корил Бога, что он был к нему милосерден! И снова заснул Фока вот в этом жутком состоянии самобичевания, и не желал себе он пощады.
Такое бывает у людей, когда они дошли до дна, и только почувствовав это дно, резко толкаются ногами вверх. И всплывают к Божьему свету.
Фока проснулся, привычно ожидая боли в спине. И уже не боясь её, даже желая этой боли, он распрямился. И не понял вначале ничего. Он распрямился, будто кто-то невидимый, за его раскаяние и желание всех простить, снял эту боль. Он распрямился. И стоял, как изваяние, боясь сделать движение. Боясь, что привычная боль, такая ему привычная боль, возвратится. Но боли не было! И он стоял прямо.
Иногда всё в жизни меняется, то ли молитва дошла до Бога, то ли сжалился Господь, и изменил судьбу людскую.