Санька изматерился в душе, пока автобус, проторчав во всевозможных пробках не менее 40 минут, подрулил к автовокзалу. Закинув сумку за спину и туго натягивая ремень (чтобы не била по спине и не моталась по сторонам), полубегом, по футбольному, немыслимыми зигзагами (как всегда на его памяти, здесь днём была несусветная толпа), пробежал кассовый зал, выскочил на площадь посадочных платформ, осенённую громадным плакатом «Шире размах социалистического соревнования!» . На 5-й, на его родной платформе было издевательски пусто. Ну, понятно! А на что ты надеялся?
- … твою в три рога мать! – произнёс сквозь зубы, в четверть голоса, переводя дыхание с горлового на носовое.
Прямо над ухом грянуло немыслимым скрипом давно не мазанного колодезного шарнира:
- Земляк! Ну, б… буду, земляк! Ты ж сибиряк, дальневосточный, паря, б… буду?
- Да… А как ты …?
- Чо как, чо как! Да только там так, - в три рога мать - ругаются! Ну, чо стоять-то, пошли что ли.
- Куда пошли?
- Мы с тобой тут, что ли будем стоять, говорить? Ты за мной иди, меня держись, я тут всё знаю. По пиву вдарим. Всё одно уж опоздал, расслабься. Я Николай, а тебя как звать?
- Друзья Санькой зовут, а молодёжь Егорычем. В обще-то я Георгиевич, но на Егорыча тоже согласен. А ты, Коля, если земляк, чего тут на Урале делаешь?
- Да я, Сань, в-обще – тутошний, уральский. Но там, у вас, на северах, шибко много отвёл. Так что как бы и сам теперь сибиряк. Я же, Санька, на БАМе знаешь сколько трассы проложил? Половина трассы теперь моя, ты понял?
- Понял. А чего такой сипатый?
- Это северА, Сань, северА. Ну, знаешь ведь, водку туда не забрасывают, для транспорта убыточно, токо спирт. А мы же всегда торопимся, бодяжить-то нам некогда, халк, а воду уже вдогон забрасываешь. Вот, пожёг связки.
- Что-то гонишь ты, Коля. БАМ всеми продуктами нормально снабжают, и водкой тоже.
- О! Ты молодца, Саня. Фишку секёшь. Я же на БАМ с северов спустился, для меня БАМ – это уже югА.
Вдруг, тормознувшись, постучал в прикрытое окошечко киоска.
- Маня! Не спи! Киоск растащат! Да-ка колбасы полкило, нам с друганом закусить нечем.
- Ты, Коля, с телеги, чо ли, упал? Я сама-то не помню уже, когда колбасу в последний раз видела.
- Ну, а чего ценник-то не уберёшь?
- А чего тебе ценник-то? Не смотри на его, да и всего делов. Вон у меня во дворе на сарайке знаешь чего написано? Я обрадовалась, заглянула, а там одни дрова. С тех пор и не читаю ничего.
Уже шагая дальше по заросшей подорожником и одуванчиком дорожке:
- Вот, Санёк, если добрый, можешь женщину осчастливить хоть на ночку.
- Ой, да это ж пить надо. А мне это не к душе.
- Чо, не выпить столько? Ха-ха.
- Ха-ха-ха.
- А ты, Санька сибирский, чо тут у нас делаешь?
- Учусь я, Коля, на инженера. В политехе в Рудногорске. А тут проездом из дома, у мамы с папой погостил. Ваш-то Цвиллинград на магистрали стоит, а к нам как – автобусом. Или на пятьсот весёлом ночь пилить, на всех разъездах стоять.
- Ой, Санька, счастливый ты! И мама у тебя есть, и папа есть. Честно, завидую. Вот у меня – папаньку и не знал никогда. Мамка забрюхатела – его токо и видели. Это я потом уж от родни узнал. А маманька, я когда из армии пришёл, скоропостижно перекинулась. И такая, Санька, тоска меня взяла – закрыл я халупу нашу с ней на замок и на северА усвистал. Это там я сибирским-то стал, так-то я местный, уральский…
Через каких-то двадцать минут стояли они за круглым железным столиком, имея перед собой по три тяжёлых поллитровых кружки пива. Больше на руки не давали, и по три-то давали не всем. Но, видимо, Николай был тут в авторитете, хотя и не выказывал это явно. Ещё на задворках автовокзала Николай прикупил у сторожко озирающихся бабулек низочку завяленных солёных карасишек, и сейчас новоявленные приятели с удовольствием сдабривали ими совсем неплохое пиво из свежеоткупоренной двухсотлитровой бочки.
- А вот чо, Сань, тебя в такую даль от дома занесло учиться-то?
- Да брат тут живёт, он-то уж инженер, как-то веселей при родном-то человеке…
- Ну да, и деньжат при случае есть где срубить… А на какого инженера?
- Сварщик я. Ещё до армии, после десяти классов на родном прииске два года сварным поработал, а после армии родной прииск меня направил в институт, с условием возврата к ним уже дипломированным спецом. Вот так как-то.
- Ну, лафа! Молодца, Санька, красиво ты жизнь построил себе. А я, Санёк, как умная Маша – маманька здоровьем слаба была, много зарабатывать не могла, после семи классов в «ремесло» пошёл. На слесаря выучился, свои деньги зарабатывать стал. А сейчас-то у меня профессий – косой десяток. Я и на бульдозере, и на трубаче, и взрывником, и проходчиком… А вот сварку, Санька, честно – не люблю. Там же в маске не везде подлезешь, а сделать надо, ну и лезешь с голой мордой. То зайцев нахватаешь, то харю испечёшь, как картошку. Я потому и бригадиров не всегда поважаю, сам вари, говорю, тоже ведь умеешь. От большой нужды только за держак берусь. Ладно, давай про свои каникулы расскажи, как там у вас теперь живётся на Востоке-то Дальнем…
- Ну, чо. Родители корову держат, сено для неё покосил. Там всю территорию прилегающую прииск держит, частникам для косьбы, понятно, отводят самые неудобья. Ну и вот – кочкота, я кошу. А водятся там у нас земляные осы, злющие, налетят, задолбят, долго пухлый будешь. И кого кусали, говорят- очень больно, разъедает, видно, яд такой особый. И засадил я косу в кочку и слышу: вззз! Взлетают! Ну, я же спортивный, реакция есть. Как дёрнул от них к лесу и на бегу (всё автоматом) падаю и штормовку на голову накидываю, а руки под себя. Пронеслись надо мной, как снаряд какой-то. Ладно. Встал. А косу-то выручать надо, а она в кочке застряла, а в кочке – осы. Но я же умный! Подхожу, резко косу выдёргиваю, швыряю её куда подальше и тот же маневр. Опять они надо мной пронеслись, как снаряд…
- Нае..л, в общем. Молодец. Ну, а порыбалил хоть?
Санька затуманился. Воспоминание – яркое и неоднозначное возникло от этого вопроса. Жил в посёлке его неродной дед. Короче, название есть: внучатый племянник. А что это означает: есть у тебя родной дед, а у того – брат, вот ему-то ты и есть внучатый племянник. Был тот с какой-то несложившейся судьбой, бобыль бездетный или как-то ещё, Санька не знал, ему не рассказывали. Принесло этого деда в их посёлок в его позднем детстве и всё, что он запомнил – как этот неродной дед приучал его к рыбалке, как водил его и показывал, где «хороших» червей можно накопать, как на зорьке устраиваться на рыбалку, прикармливать рыбу и ждать клёва. Ну и тут, в первый же вечер гощения Саньки у родителей пришёл тот и заявил: «Ты, Санька, завтра длинно не спи, я приду, тебя разбужу. Две лодочки у меня на баллонах, червей я сегодня же накопаю, порыбалим». Ну, и наутро дедуля по обещанию, только солнце на полметра поднялось, пришёл, негромко шумнул (Санька, как привык с детства, летом спал под крышей на «стайке» - на скотном домике. В зиму там хранилось сено для коровы, а потому всегда был травами настоянный воздух). Вышли, прошагали до дедовой избы на краю села близ речной старицы, тишина ещё в близком лесу стояла, только в селе перекликались задорные петухи. Молча пронесли до берега лодки – каждая была из двух накачанных автомобильных шин в брезентовом получехле. Молча дедуля сунул ему тряпицу с привадой – пшённой кашей и баночку с червями. Прочие причиндалы загодя в лодке обретались.
Дрёма пресеклась, как только заякорился – опустил в воду тяжёлую железяку на верёвке. Тут же поплавок задербанила как всегда ушлая плотва. Подремать бы, так нет, подсекай эту мелочь пузатую, снимай с крючка да кидай в садок. Ладно, хоть кошке будет не стыдно в глаза глядеть. Да задолбали вы уже… А девчушка, что давно уж замечал, через два дома живёт – подросла, похорошела… Интересно, что у неё и как…
Опа!.. Поплавок притопился как-то резко, безапелляционно. Ага! Ответ мышечный тут же, незамедлительный (мастерство-то куда денешь?!). О! Это вы, я вижу, серьёзно… На том конце, рука ощущала, чья-то воля действовала нешуточно, даже как-то гневно – рывок в одну, затем в другую сторону. Ага. Понял вас. Вы сюда. Ладно, я вам помогу, поведу в эту же сторону, только немножечко кверху, ладно? Ага. Обратно. Хорошо, и тут помогу, а у меня же и сачок есть… Вот! Здравствуйте! У меня тут, в лодке… А там что-то делается, в воде-то, надо быстренько возвращаться. Вот так, червячка на крючочек, и туда… О! Да вы чо, охренели?
…Санька и не подумал поделиться с дедом своей неожиданной удачей. Он не вспоминал, что в таких случаях дед непременно подзывал его пристроиться поблизости, только чтобы не мешал – не говорил громко, не плюхал удочкой. Прошедшие годы учёбы вкупе с занятиями спортом сформировали стереотип поведения «победителю – всё, второму – кости с ливером (как пел в песне своей Высоцкий)».
…Дед подгребал, спрашивал: «Ну, как?» вроде бы как-то индифферентно, а усы выдавали – чуть приметно разъезжались, готовые обнажить счастливую улыбку удачника; на кукане за лодкой волочилось, пожалуй, не менее десятка здоровых лаптей. Но! У внука в лодке громоздилась гора (ну с чего такое, откуда их столько, таких голодных, примчалось?) – карасищ.
Дедовы усы всплеснулись вверх и опали – как руками горестно и беспомощно всплеснул.
– М…к! П…с! Такой клёв – и деда не позвать! Я ж тебе, п..ку мелкому, вспомни – сам подсеку, а вытащить тебе даю! И за это всё… Да не внук ты мне! Выб…к! Знать тебя не хочу!
И, резко развернувшись, дед замахал веслами от бывшего внука, аж вода беспокойным буруном заклубилась за округлой кормой, солидарная с дедом в его возмущении от вероломства внука…
- Да, Санёк, обидел ты дедулю. Нехорошо. Стариков жалеть надо, они же нас на своём горбу в жизнь вывезли…
- Да я понимаю, только забыл вот как-то…
- Да это, Сань, и помнить не надо, это на автомате делается.
Николай внезапно помрачнел и замолчал, глядя на внезапно появившегося самоуверенного молодца в фальшивом джинсовом костюме с криво и коряво присобаченными лэйблами. Сопровождали его две серенькие стрекотухи. Тот трещал сорокой, рассыпая плоские, пошлые остроты, девицы поощрительно прыскали.
- Коля, чего? Есть проблемы?
- Да, как сказать… Не люблю я, Саня, таких – вот смотри. Вид, понимаешь, такой, будто он Тихий океан вброд перешёл, и ему только по яйца там было. А сам-то пустой, как барабан, тряхнуть разок, и сдуется на ноль… А с другой стороны, я, Сань, никогда попусту не зал…паюсь… Ну, и ладно, хрен на него…
- Да и правда. А чего БАМ-то не достроил?
- Любовная авария, Сань. Да, сам дурак. Такая любовь была, Саня, такая любовь! Тома. На почте работала. У нас же там посёлки были – это ж города настоящие. Всё-всё что надо, почта, магазин, Дом Культуры… Красивая! Да и сам я был ничего, лобок этот не носил (потеребил бороду). Пока харю не опалил. Ну, это уже на нынешней работе… Праздник был, День строителя. Гульба – всем посёлком. И повело меня, дурака, на сторону. Позарился там на бесхозную, что, думаю, такой материал пропадает… А Томочка-то мне и отомстила. Давай с горя водочку трескать, а к ней дружок мой подсел. Давай ей соболезнование высказывать, меня поливать, а бабы спьяну-то на сочувствие падки… Я друга наутро инвалидом сделал, потом её искать пошёл. Иду, встречаю на улице. Подхожу, за плечо беру – что ж ты, говорю, а она мне по морде – хлесть! От души этак! А я ножик выхватываю! Юбку её за пояс оттягиваю, ножиком – чик! От пояса до низу, и юбка в руках у меня. Она – ой!! Комбинашку к ногам прижала и бегом по улице. А я иду да юбку на ленты пластаю… Вот такая, Сань, история.
- Исправить дело не пробовал?
- Не. Не такой я отродясь. Да оно ведь и не будет никогда по прежнему-то… Уехал тут же, расчёт и документы по почте получил. Сейчас вот догуляю денежки и на Ямал вербанусь. Большое дело там разворачивается… А чо туда деньги везти, там же всё дорого… Ладно, Санёк, повторять пиво нам хватит, давай ко мне поедем, попируем там, а утром я тебя на рыбалку свожу. Вспомнишь, поди-ка, как на зорьке рыбалил?
- Идея, Коля, хорошая, но мне всё равно ехать надо. Есть ещё под вечер автобус, вот сейчас не спеша пошагаем обратно и в аккурат, даже с запасом, прибудем. Не как утром я.
- А чего, Сань, ты спешишь так? Ещё вроде не сентябрь.
- По преддипломной практике надо определиться. Хорошую практику заполучить – пошустрить придётся, повстречаться с кем надо, поговорить.
- Ну, чо. Серьёзные у тебя заботы, грех мешать. Утром-то я чего на автовокзале оказался – дружка проводил. Его проводил, тебя встретил. Теперь вот - тебя провожать. Что ж это за день такой?
…Шли забытым городским уголком абсолютно деревенского вида, из-под ворот вышла явно сама не зная куда прелестная кошечка.
- Кис-кис-кис! - присел Колька, протянув к ней ласковую руку. Киска доверчиво подошла, подставив свою полудетскую шеечку. Колька приласкал её.
- Ух, Санька, как животных люблю, знал бы ты!
Затем аккуратно взял кошечку за загривок и перекинул через калитку обратно во двор.
- Чо ты так с ней?
- Ну! На улицу выйдет, а тут машины ездят… Ладно, Сань, я вон за те кусты прогуляюсь, ты постой пока, покури…
На «покури» Санька лишь мимолётно улыбнулся, ничего не сказав. От этой заразы он-то изначально был свободен, не считая нужным даже пробовать за компанию с дружками.
Колька что-то задерживался. «Пива-то достаточно попили, ну не настолько же…» - лениво так подумалось. А спешить-то всё равно некуда. Спешил вон утром, а толку?
Через дорогу развинченно, разболтанно, но целенаправленно подошёл хлыщеватый акселерат. Обошёл Саньку полукругом, глядя куда-то ему под ноги, как-то замученно, медлительно поднял водянистый взгляд от ног к лицу.
- Дядя. Дай закурить.
- Не дам, племяш. Не курю. И тебе оно незачем. Тем более на курево заработать не можешь.
- А чо? Ты меня жизни учить будешь?
- Не, не буду. Ты мне не нужен. Шёл ты куда-то, ну и иди.
- А чо, ты меня посылаешь?
Вернувшийся тем временем Колька не спеша приблизился к хлыщу (тот был спиной к нему), отечески, пальчиками постучал по плечу. Крепко ухватил обернувшегося его за нос, притянул к земле.
- Тебя чо, не учили старших уважать? Санька, ты сзади глянь-ка.
Тренированный Санька подпрыгнул мячиком, обернулся в прыжке, отскочив при этом на шаг назад. Метрах в трёх перед ним застыли в недоумении три шпанистых недоросля. Передний бормотнул приотставшим своим через плечо:
- Атас, поцы, это же Колян с Переезда… Не, Коля, мы так, кента нашего просто увидели, подойти решили…
- Ну и заберите его подальше, ещё я глаза свои об него пачкать буду…
Развернув хлыща, швырком направил в их сторону, зарядив плотного пинка в его согнутую фигуру.
Шпаньё угодливо хихикнуло.
- Чего хи-хи? Вы тут у меня дощипаетесь! Сам вас ментуре сдам! Раньше сядете – раньше выйдете.
И уже отходя вместе с Санькой:
- Щипануть ведь хотели, ты ж понял? Он же развернул тебя, чтобы они сзади, со спины подошли… Сядут, гадьё. А я чо, всех их спасать должен? Дураков ведь не спасёшь. Сколько их уже с этого околотка по зонам парятся…
…Стояли на платформе, рядом уже чуть слышно фырчал автобус, водитель с папочкой документов возвращался от диспетчера.
- Ну, Санёк, будешь по жизни ещё тут у нас, приезжай на Переезд, спроси Коляна. Я же всё равно сюда вернусь. Прощай, паря-земеля.
- Прощай, земеля-паря.