Первая сделка

Рашит Мухаметзянов
 
  ...1991 год. Страна разваливается, как карточный домик. На душе тоскливо. Но еще большая тоска  от того, что надо срочно купить дочери туфли, а денег не хватает. В кармане  месячная зарплата - 700 советских рэ, но именно столько  сегодня стоит сносная детская обувка.
 
   Обойдя с десяток кооперативных магазинов, они в ту пору росли как грибы после дождя, как, впрочем, и цены в них, я все-таки купил туфли. И побрел к метро, мысленно прикидывая,  смогу ли дотянуть до следующей зарплаты.
 
   Углубленный в расчеты, я чуть было не попал под ослепительно белую  иномарку, нагло въехавшую прямо на тротуар.
 
   -Вот я и думаю: давить или пусть живет? - из  автомобиля выскочил  парень в моднейших дымчатых очках и джинсах-варенках и направился прямо ко мне, раскрывая объятия.
 
   -Паша, Тойота-зверь! -  мы крепко обнялись.
 
   Павел (шоферил в нашей редакции) был большим любителем автомобильных  журналов, рассматривая их, он постоянно восклицал: “ Класс машина! Тойота - зверь! Фантастика! Мерседес-зверь!” Так за ним и закрепилась кличка. Он уволился  пару лет назад и подался в Находку. Там,  в порту, подвизался его старший брат. Через полгода Паша объявился в Ташкенте и предлагал всем знакомым  икру и красную рыбу. Но, видать, навар не окупил  дальнюю дорогу, и он больше  с икрой не приезжал. И вот новое явление.
 
  -Вижу, Паша, ты на коне. Все удачно?
   
   Паша вальяжно улыбнулся, вместе с отбеленными зубами блеснул и золотистый ярлычок, оставленный  напоказ на очках: - На коне, на коне... Видишь, какая у меня тачка – зверь! “Тойота Спринтер” называется. Таких в Союзе всего три. А ты, небось, на иномарке еще не ездил?..
    
  Мы сели в его автомобиль.  Мягкие кресла, аудисистема, да, это не жигуль.За пять минут Тойота-зверь рассказал мне вкратце о своей жизни.  Он вместе с братом встроен в цепочку, которая возит автомобили из Японии для перепродажи. Все – о,кей, но в Находке возник дикий спрос на полотенца, простыни, пододеяльники из хлопка. Идея – попробовать это завозить из Средней Азии.
   
   -Хочешь заработать? Ты же завотделом экономики, у тебя знакомые директора фабрик-заводов. Делаем бартер. Скажем, отправляем в Находку вагоны с полотенцами, обратно получаем  или японские автомобили, или бытовую технику. Товар-деньги-товар.  Все довольны. Ты имеешь со сделки полтора процента...
 
   -Полтора мало, -  запротестовал неожиданно для себя  я.
 
   -Это много, - отрезал Паша. - И то по дружбе. Ты  только выводишь меня на директора предприятия, а отправлять, принимать груз, давать взятки буду я. Посчитай, сколько будет с миллиона – 15 тыщ. Это если в месяц будем гонять  по одному вагону, а если по три-пять?...
 

  Цифры были настолько непривычно большие, что  в уме я сразу и  не смог сложить, сколько  буду иметь с пяти вагонов, груженных миллионами. Но сладко закружилась голова...
 
  -У меня мало времени, - бурлил Паша. - Если по рукам, то завтра же надо выезжать. Куда – определись.
   

  Так неожиданно для себя, даже не успев все взвесить и обдумать, я попал в коммерсанты, вернее, в посредники. То ли Пашин напор действовал, то ли я внутренне уже был готов к любым авантюрам, лишь бы прокормить семью... 
 

  Для успокоения совести придумал такую мантру:  я журналист и на моих глазах в стране зарождается новая рыночная  экономика – надо   на своей шкуре почувствовать все ее прелести.
 
  Наверное, прежде чем решиться на первую сделку, любой предприниматель совершает ее со своей душой...
 
  Я позвонил в соседнюю область и предупредил  нашего собственного корреспондента Олега Алимова , что приеду завтра.
 
  -О чем писать будем? - дежурно поинтересовался Алимов.
 
  -О выпуске товаров народного потребления, - замялся я. Проворачивать сделку за спиной Олега – не дело, все равно узнает. Да и не в моих это правилах. Но брать его в долю и платить только за то, что он будет присутствовать на переговорах?
 
   Поймал себя на мысли, что уже и думать стал, как предприниматель. Хватит с него месячного оклада, решил в итоге.
 
  -Приеду, поговорим поконкретнее, - смял я концовку разговора с Алимовым.

   Выехали засветло. 200 километров “Тойота” буквально пролетела. Но на въезде в   область нас тормознул гаишник. Тойота-зверь остановился метров за сто от него. И спокойно сидел в машине. Мне привычнее было другое поведение водителей, становившихся  суетливыми и подобострастными при виде сотрудников ГАИ.
 
  -Пусть привыкает, - процедил Паша. - Бежать на поклон к гаишнику западло.
 
  -Новый кодекс, - хмыкнул я.
 
  -Новый, - согласился Паша. - Когда зарабатываешь большие деньги, начинаешь себя уважать.
 
  -Вай-вай, первый раз вижу праворульную машину, - восхитился  лейтенантик, почти мальчишка. Он, оказывается, только и хотел посмотреть на нее поближе.
 
   За день мы побывали на трех фабриках. Каждый из директоров  цепко выспрашивал условия сделки,  тяжело вздыхал и обещал подумать. Им, тертым калачам, нравились наши предложения, но как на них решиться, если  вся продукция  расписана, а можно продавать лишь внеплановую?.. Рискнул  последний. Уже распрощавшись с нами, у самых ворот он отозвал Пашу в сторону.  Через  минут  пятнадцать они ударили по рукам.
 
   -Берем банные полотенца за наличные, это неучтёнка, но якобы сделанная сверх плана – ее они могут реализовать,- прошептал мне на ухо Паша. - Один вагон. Он у него уже под парами стоит.  У меня с собой четверть суммы плюс я ему оставляю “Тойоту” с тобой в залог. Завтра вернусь с оставшимися деньгами.
 
  -Это же криминал,- забеспокоился я.
 
  -Не бойся, мы ничего не нарушаем – у меня документы артели золотодобытчиков, по которым  могу приобретать любой товар за наличные. Можешь не соглашаться, но тогда останешься без  куша.

  В душе шевельнулся  уже поселившийся там авантюрный червячок: “Рискни”...
Директор поставил условие: я ночую в специальной комнате отдыха при предприятии. Правда, под запором. Мы с ним  немного погоняли бильярдные шары, выпили  водки, и я за  полночь отправился спать. За моей спиной повернулся ключ  в замке.
 
  Спал плохо. Ворочался. За время работы в  главной республиканской газете мне не раз предлагали взятки, сулили различные блага. Я  выдерживал давление, угрозы. Это были понятные издержки профессии – если слаб духом, уходишь из газеты или занимаешься более спокойными темами. Выдерживать напор помогало и воспитание. Как-то мама вернулась с набитой картошкой сумкой. Тогда целые предприятия посылали на ее переборку в овощехранилища. Отец устыдил ее и заставил на ночь глядя отнести клубни обратно. Мама поехала на такси и высыпала картошку перед оторопевшим охранником овощехранилища. Совесть мамы была вновь чиста. Хотя она сетовала, что за поездку на такси можно было купить пол-мешка картошки...

   Удивительно, как легко я вляпался в сомнительную сделку. Левые полотенца, липовые накладные, сумасшедшие наличные...За это же могут посадить?
 
  -Да кто тебя посадит? - спорил со мной червячок, медленно поедавший остатки моей незапятнанной репутации и благоразумия. - Отвечать за все будет Паша, а ты в свидетели пойдешь. Конечно, неприятно. Но это в худшем случае, а так  остаешься с кушем, купишь детям  все, что они хотят...Жене - зимние сапоги, себе - ботинки. Да и костюм твой начал уже на локтях лосниться...
 
  -Но, если каждый будет работать на свой карман, страна развалится.
 
  -Это патетика. Экономика потому и разваливается, что предприятиям не дают работать, вяжут по рукам фондами, планами, запретами... Ты сам много раз писал об этом.

   -Запрет – это и есть закон. А ты его пытаешься переступить, -тревожил внутренний прокурорский  голос...
 
  Сомнения разъедали меня всю ночь и утро. Тойота-зверь появился на такси лишь к обеду. Через полчаса все формальности с взаиморасчетами были улажены. Мы уселись в автомобиль. Паша тут же мне отсчитал 15 тысяч рублей. 
 
  Червячок сладостно урчал внутри, доедая остатки сомнений и тревог.
По дороге я завез Алимову  его месячную зарплату. Он так меня благодарил, что стало неудобно. Эх, Олег, если бы ты знал, сколько я себе оставил...
 
  Паша уже на следующий день отправил вагон до Находки и улетел на самолете, пообещав обернуться как можно быстрее. “ Ты пока готовь почву для новых сделок. Я позвоню и скажу, на чем сможем заработать”. Больше он не звонил.
 
  Я никогда так много не зарабатывал – за два дня почти две годовые зарплаты!   
 
  Легкость, с которой я отодвинул финансовый крах от своей семьи, кружила голову.  Но и тревожила.  Проведя сделку вместе с Тойотой-зверем, я как бы  разрешил себе – так жить-выживать можно. Да, я практически ничем не поступился, и вроде бы не запачкался. Но ведь  это только начало. Искушение деньгами даром  не пройдет, на слишком скользкую дорожку я вступаю...
 
  Страна все стремительнее распадалась на части. Каждая республика стала городить таможенные и торговые барьеры, вводить свою валюту. Повсюду начали открываться стихийные толчки, рынки. На них продавали все, что имело мало-мальскую стоимость. Стихийный торг помогал хоть в какой-то мере утолять товарный голод. Торговать выходили пенсионеры,  вчерашние инженеры, учителя, студенты... Кому-то не хватало на хлеб, кто-то собирался уезжать из страны – да мало ли какие причины могли человека заставить идти на рынок.
 
   Встречаясь на рынках со своими бывшими учителями, коллегами, соседями в роли покупателя или продавца, мы старались отвернуться  или стыдливо отводили глаза, словно взялись за какое-то очень позорное и не поощряемое дело. Но и это продолжалось недолго. Стали привыкать...

   Все активнее заявляли о себе кооперативы и частные предприниматели...В людях десятилетиями чуравшихся торгашских наклонностей,  с вроде бы начисто отбитым духом  предпринимательства, быстро пробуждались  древние инстинкты и  купеческие ухватки. Не зазорно стало молиться Золотому тельцу.
Словно кто-то неведомый сказал: “Теперь – можно!”
 
  Еще вчера жизнь была проста и понятна на годы вперед.  Я работаю в главной газете республики, приписан  вместе с семьей к правительственной клинике №3,  в отличие от “простых” людей меня снабжают  дефицитными товарами и продуктами питания, есть другие льготы...  Что еще нужно для счастья? Главное – не бузить.
 
  Но  такой комфортный  порядок вещей стал трещать по швам. Мощные государственные скрепы, незримо пронизывавшие все и вся, вдруг исчезли. Ни привычный ритм, ни достигнутый уровень жизни  сохранить не представлялось возможным. Не только я, все  враз почувствовали – сиротливую разобщенность, отсутствие опоры...
 
  Заработанные с помощью Паши деньги сняли  на время груз забот с моих плеч. Но как жить дальше?
 
  В редакции уже год мусолили решение о переходе на хозрасчет. Писали новый устав газеты, делали расчеты для самоокупаемости. В этом поначалу участвовал и я, но, когда убедился в полной бессмысленности этой говорильни, бросил. Вместе с небольшой группой сторонников, истомившись в ожидании,  мы  стали активно на летучках наседать на “реформаторское” крыло.
 
 -Надо сокращать расходы: у нас три автомобиля возят редактора и его замов – по-нынешним временам это непозволительная роскошь, - резали мы правду-матку. -  Надо всем  учиться зарабатывать деньги: учредить рекламное приложение к газете, организовать издательство и печатать детективы, создать малое предприятие и открыть газетные  киоски...
 
  После одного из моих  выступлений, дождавшись когда аплодисменты смолкнут, на трибуну взобрался замредактора Владимир Шестопалов.  Он наедине всегда симпатизировал мне, а прилюдно не раз вставлял палки в колеса. Попытался и на этот раз: “К чему Рашит призывает? К действию. Согласен, надо действовать.  Вот пусть он  и создает  малое предприятие, но один. Если добьется успеха, мы дружными рядами пойдем за ним в капитализм. Но пока рисковать репутацией партийной печати нельзя. Так мы быстро профукаем свой авторитет ”.
 
  Выступление Шестопалова закрыло мне путь к отступлению. И я был вынужден уйти из редакции. Но буквально через месяца три  вышел запрет на деятельность  КПСС, прекратилось финансирование  всех партийных газет, в том числе и нашей. Так что своевременно уволился.
 
  Быстро написал устав предприятия, зарегистрировал его в налоговой инспекции, открыл счет и сделал печать. Сам себе директор. Плюс бухгалтер по совместительству – вот и весь штат. 

   Чем заняться, я уже знал – рекламой. Она только-только стала появляться в бывшей советской печати.
 
  В один из дней я натолкнулся на заметку о том, что  создается биржа недвижимости. Затея показалась перспективной, и я отправился знакомиться с ее учредителями.
 
  Повезло так повезло - с президентом биржи Радиком Булатовым мы когда-то  играли в футбол в одной дворовой команде. Звали его Быком за неудержимые рейды к воротам соперников. Он сразу понял, что я хочу от него.
 
  -Меня поддерживает горисполком, так что все на мази. -растолковывал он мне в своем  типа кабинете,  наспех обставленном  разномастной мебелью. - Через пару недель выставим первые объекты на продажу. Реклама, естественно,  нужна. А денег на нее нет. Делай ее в долг. После  торгов я рассчитаюсь с тобой. Получишь 2 процента от прибыли, но все должно в них влезть - и твои расходы, и твой доход.
 
  Предложение было заманчивым, а риск казался минимальным. Мы ударили по рукам. И я подписал первый в своей жизни  коммерческий договор.
 
  С помощью друзей-коллег  заключил договоры со всеми ведущими газетами  и с телевидением на рекламу.  Она была простой: перечень выставляемых на торги объектов и их стартовая цена. Всем пообещал за рекламу расплатиться попозже. Мне поверили.

  На самих торгах творилось что-то невообразимое. Деньги обесценивала разгорающаяся инфляция. И руководители предприятий и организаций  торговались отчаянно за недвижимость, которая начала тогда стремительно расти в  цене. Все объекты ушли,  вдвое-втрое превысив  первоначальную стоимость.

  Через месяц на моем счету лежало  47 тысяч рублей. На такие деньги в Ташкенте  тогда можно было купить вполне приличный домик. А затем ко мне пришли с обыском. Радика арестовали, нашли какие-то огрехи в организации торгов и конфисковали весь доход от продажи недвижимости. У меня документы оказались в порядке. Не тронули. К тому же я  успел на эти деньги купить брокерское место на Торговой бирже. Поначалу пробавлялся мелкими сделками. Но дождался  таки своего часа.

  -Это фирма “Пресс-брок”? - раздался поздний телефонный звонок, когда я уже собирался закрывать на ночь кабинет (он же офис). - Вы работаете при республиканской газете? Меня это устраивает. Если не против, я хотел бы с вами встретиться – у меня деловое предложение.

  Через 15 минут в кабинете появился усталый человек с отменным кожаным портфелем.

  -Я с Урала, с металлургического комбината, у меня завтра прибывают 4 вагона с консервной жестью, - сразу перешел он к делу. - Наш заказчик до сих пор не перечислил нам деньги - их у него нет, мы расторгли сегодня с ним договор.  Руководство  завода решило продать жесть любому, кто сразу же заплатит за весь объем. Нам  нечем зарплату людям платить. Искать нового покупателя нет времени.  А вы брокерская фирма при газете. У вас связи. Возьметесь?

  320 тонн  в четырех вагонах, если набавить на каждую тонну даже по тысяче рублей...Я не раздумывая заключил договор. “Пресс-брок” должен был получить все деньги сверх цены, обозначенной в договоре. Утром, воспользовавшись дозаявочной процедурой, я выставил жесть на торги.... Это вызвало настоящий ажиотаж. Никогда такое количество дефицитной консервной жести без фондов не продавалось в республике. Желающих приобрести  ее  на бирже было много, но большинство сразу отсеялось.    Условие было жестким – деньги вперед и расплачиваться только чеком, ни на какие другие варианты я не шел. В итоге к 11 часам  дня все вагоны ушли с торгов, за них рассчитались чеками – их сразу можно было предъявить банку для зачисления денег на счет... Чеком я получил и за маржу- она превысила две тысячи с каждой тонны.

  Утром я проснулся богатым и с желанием творить добро.

  Было кому помочь. В редакцию изредка  по старой памяти еще заглядывали наши пенсионеры – их всех уволили  как только настали тяжелые времена. На них было больно смотреть, многие обносились, обтрепались... Поскольку я был единственным учредителем фирмы, то, не советуясь ни с кем, решил выдать каждому из редакционных пенсионеров по 5 тысяч рублей (при 80-рублевой тогдашней пенсии).

  -Я думал о тебе хуже, - сказал замредактора Шестопалов. - Может быть, и дальше не испортишься...

  Главный редактор сразу же задал мне в лоб вопрос: “ А редакции что-то достанется от твоих щедрот?..” Я пообещал купить компьютеры для верстки.

   Пенсионеров набралось человек 20, не все из оставшихся смогли прийти в редакцию, и  им решили выдать деньги позже, когда выздоровеют. Я хотел это сделать как можно более приватно, но в редакции настояли на специальном собрании.

  -А теперь  слово имеет наш  коллега, ставший в одночасье капиталистом, - шутливо и с подковыркой представил  меня Шестопалов. - Ему есть что сказать и что вручить...

  Влез на трибуну.  На полочке бухгалтер уже заботливо разложила именные конверты с деньгами. Я взглянул на сидевших. Возбуждение от встречи со стариками, которых уже давно не видел в стенах редакции, начало быстро проходить.  Сразу раздать деньги не получится, придется сказать хотя бы несколько дежурных слов. Но неожиданно для себя я стал говорить совсем не то, что хотел  сказать поначалу.

  -Дорогие мои,  теперь уже бывшие коллеги! Вы все реже бываете в редакции. Мы говорим, что рады  видеть. Это не так. Это ложь. Потому что на вас сейчас больно смотреть. Нелегкие времена для  нас всех, но вдвойне-втройне они  оказались тяжелее для  вас, ветеранов. Вот сидит в зале мой первый учитель Лев Савельев, правивший мою первую заметку. Его уволили из редакции, хотя он был еще полон сил и мог бы писать свои великолепные репортажи. А теперь он ходит по аптекам и стареет буквально на глазах. Он не может жить без газеты, и газета без него многое потеряла ... Больно мне  и на вас смотреть, Зинаида Германовна. Вы проработали в редакции в отделе писем полвека, не считая тех лет, когда ушли из нее на фронт. Вы тогда были нужны стране, газете. Сейчас одна - вас выставила за дверь, другая - платит нищенскую пенсию...Деньги, которые мы приготовили для вас, – от чистого сердца. В сегодняшних ваших проблемах есть и доля нашей вины. Если можно, простите нас...

  Горький комок неожиданно подступил к горлу. Я попытался и  не смог его проглотить. И из глаз  моих неожиданно брызнули слезы. Впервые за много лет.

(Продолжение моего  хождения в бизнес  в новелле  "Игра в слова")