Первая сделка
...1991 год. Страна разваливается, как карточный домик. На душе тоскливо. Но еще большая тоска от того, что надо срочно купить дочери туфли, а денег не хватает. В кармане месячная зарплата - 700 советских рэ, но именно столько сегодня стоит сносная детская обувка.
Обойдя с десяток кооперативных магазинов, они в ту пору росли как грибы после дождя, как, впрочем, и цены в них, я все-таки купил туфли. И побрел к метро, мысленно прикидывая, смогу ли дотянуть до следующей зарплаты.
Углубленный в расчеты, я чуть было не попал под ослепительно белую иномарку, нагло въехавшую прямо на тротуар.
-Вот я и думаю: давить или пусть живет? - из автомобиля выскочил парень в моднейших дымчатых очках и джинсах-варенках и направился прямо ко мне, раскрывая объятия.
-Паша, Тойота-зверь! - мы крепко обнялись.
Павел (шоферил в нашей редакции) был большим любителем автомобильных журналов, рассматривая их, он постоянно восклицал: “ Класс машина! Тойота - зверь! Фантастика! Мерседес-зверь!” Так за ним и закрепилась кличка. Он уволился пару лет назад и подался в Находку. Там, в порту, подвизался его старший брат. Через полгода Паша объявился в Ташкенте и предлагал всем знакомым икру и красную рыбу. Но, видать, навар не окупил дальнюю дорогу, и он больше с икрой не приезжал. И вот новое явление.
-Вижу, Паша, ты на коне. Все удачно?
Паша вальяжно улыбнулся, вместе с отбеленными зубами блеснул и золотистый ярлычок, оставленный напоказ на очках: - На коне, на коне... Видишь, какая у меня тачка – зверь! “Тойота Спринтер” называется. Таких в Союзе всего три. А ты, небось, на иномарке еще не ездил?..
Мы сели в его автомобиль. Мягкие кресла, аудисистема, да, это не жигуль.За пять минут Тойота-зверь рассказал мне вкратце о своей жизни. Он вместе с братом встроен в цепочку, которая возит автомобили из Японии для перепродажи. Все – о,кей, но в Находке возник дикий спрос на полотенца, простыни, пододеяльники из хлопка. Идея – попробовать это завозить из Средней Азии.
-Хочешь заработать? Ты же завотделом экономики, у тебя знакомые директора фабрик-заводов. Делаем бартер. Скажем, отправляем в Находку вагоны с полотенцами, обратно получаем или японские автомобили, или бытовую технику. Товар-деньги-товар. Все довольны. Ты имеешь со сделки полтора процента...
-Полтора мало, - запротестовал неожиданно для себя я.
-Это много, - отрезал Паша. - И то по дружбе. Ты только выводишь меня на директора предприятия, а отправлять, принимать груз, давать взятки буду я. Посчитай, сколько будет с миллиона – 15 тыщ. Это если в месяц будем гонять по одному вагону, а если по три-пять?...
Цифры были настолько непривычно большие, что в уме я сразу и не смог сложить, сколько буду иметь с пяти вагонов, груженных миллионами. Но сладко закружилась голова...
-У меня мало времени, - бурлил Паша. - Если по рукам, то завтра же надо выезжать. Куда – определись.
Так неожиданно для себя, даже не успев все взвесить и обдумать, я попал в коммерсанты, вернее, в посредники. То ли Пашин напор действовал, то ли я внутренне уже был готов к любым авантюрам, лишь бы прокормить семью...
Для успокоения совести придумал такую мантру: я журналист и на моих глазах в стране зарождается новая рыночная экономика – надо на своей шкуре почувствовать все ее прелести.
Наверное, прежде чем решиться на первую сделку, любой предприниматель совершает ее со своей душой...
Я позвонил в соседнюю область и предупредил нашего собственного корреспондента Олега Алимова , что приеду завтра.
-О чем писать будем? - дежурно поинтересовался Алимов.
-О выпуске товаров народного потребления, - замялся я. Проворачивать сделку за спиной Олега – не дело, все равно узнает. Да и не в моих это правилах. Но брать его в долю и платить только за то, что он будет присутствовать на переговорах?
Поймал себя на мысли, что уже и думать стал, как предприниматель. Хватит с него месячного оклада, решил в итоге.
-Приеду, поговорим поконкретнее, - смял я концовку разговора с Алимовым.
Выехали засветло. 200 километров “Тойота” буквально пролетела. Но на въезде в область нас тормознул гаишник. Тойота-зверь остановился метров за сто от него. И спокойно сидел в машине. Мне привычнее было другое поведение водителей, становившихся суетливыми и подобострастными при виде сотрудников ГАИ.
-Пусть привыкает, - процедил Паша. - Бежать на поклон к гаишнику западло.
-Новый кодекс, - хмыкнул я.
-Новый, - согласился Паша. - Когда зарабатываешь большие деньги, начинаешь себя уважать.
-Вай-вай, первый раз вижу праворульную машину, - восхитился лейтенантик, почти мальчишка. Он, оказывается, только и хотел посмотреть на нее поближе.
За день мы побывали на трех фабриках. Каждый из директоров цепко выспрашивал условия сделки, тяжело вздыхал и обещал подумать. Им, тертым калачам, нравились наши предложения, но как на них решиться, если вся продукция расписана, а можно продавать лишь внеплановую?.. Рискнул последний. Уже распрощавшись с нами, у самых ворот он отозвал Пашу в сторону. Через минут пятнадцать они ударили по рукам.
-Берем банные полотенца за наличные, это неучтёнка, но якобы сделанная сверх плана – ее они могут реализовать,- прошептал мне на ухо Паша. - Один вагон. Он у него уже под парами стоит. У меня с собой четверть суммы плюс я ему оставляю “Тойоту” с тобой в залог. Завтра вернусь с оставшимися деньгами.
-Это же криминал,- забеспокоился я.
-Не бойся, мы ничего не нарушаем – у меня документы артели золотодобытчиков, по которым могу приобретать любой товар за наличные. Можешь не соглашаться, но тогда останешься без куша.
В душе шевельнулся уже поселившийся там авантюрный червячок: “Рискни”...
Директор поставил условие: я ночую в специальной комнате отдыха при предприятии. Правда, под запором. Мы с ним немного погоняли бильярдные шары, выпили водки, и я за полночь отправился спать. За моей спиной повернулся ключ в замке.
Спал плохо. Ворочался. За время работы в главной республиканской газете мне не раз предлагали взятки, сулили различные блага. Я выдерживал давление, угрозы. Это были понятные издержки профессии – если слаб духом, уходишь из газеты или занимаешься более спокойными темами. Выдерживать напор помогало и воспитание. Как-то мама вернулась с набитой картошкой сумкой. Тогда целые предприятия посылали на ее переборку в овощехранилища. Отец устыдил ее и заставил на ночь глядя отнести клубни обратно. Мама поехала на такси и высыпала картошку перед оторопевшим охранником овощехранилища. Совесть мамы была вновь чиста. Хотя она сетовала, что за поездку на такси можно было купить пол-мешка картошки...
Удивительно, как легко я вляпался в сомнительную сделку. Левые полотенца, липовые накладные, сумасшедшие наличные...За это же могут посадить?
-Да кто тебя посадит? - спорил со мной червячок, медленно поедавший остатки моей незапятнанной репутации и благоразумия. - Отвечать за все будет Паша, а ты в свидетели пойдешь. Конечно, неприятно. Но это в худшем случае, а так остаешься с кушем, купишь детям все, что они хотят...Жене - зимние сапоги, себе - ботинки. Да и костюм твой начал уже на локтях лосниться...
-Но, если каждый будет работать на свой карман, страна развалится.
-Это патетика. Экономика потому и разваливается, что предприятиям не дают работать, вяжут по рукам фондами, планами, запретами... Ты сам много раз писал об этом.
-Запрет – это и есть закон. А ты его пытаешься переступить, -тревожил внутренний прокурорский голос...
Сомнения разъедали меня всю ночь и утро. Тойота-зверь появился на такси лишь к обеду. Через полчаса все формальности с взаиморасчетами были улажены. Мы уселись в автомобиль. Паша тут же мне отсчитал 15 тысяч рублей.
Червячок сладостно урчал внутри, доедая остатки сомнений и тревог.
По дороге я завез Алимову его месячную зарплату. Он так меня благодарил, что стало неудобно. Эх, Олег, если бы ты знал, сколько я себе оставил...
Паша уже на следующий день отправил вагон до Находки и улетел на самолете, пообещав обернуться как можно быстрее. “ Ты пока готовь почву для новых сделок. Я позвоню и скажу, на чем сможем заработать”. Больше он не звонил.
Я никогда так много не зарабатывал – за два дня почти две годовые зарплаты!
Легкость, с которой я отодвинул финансовый крах от своей семьи, кружила голову. Но и тревожила. Проведя сделку вместе с Тойотой-зверем, я как бы разрешил себе – так жить-выживать можно. Да, я практически ничем не поступился, и вроде бы не запачкался. Но ведь это только начало. Искушение деньгами даром не пройдет, на слишком скользкую дорожку я вступаю...
Страна все стремительнее распадалась на части. Каждая республика стала городить таможенные и торговые барьеры, вводить свою валюту. Повсюду начали открываться стихийные толчки, рынки. На них продавали все, что имело мало-мальскую стоимость. Стихийный торг помогал хоть в какой-то мере утолять товарный голод. Торговать выходили пенсионеры, вчерашние инженеры, учителя, студенты... Кому-то не хватало на хлеб, кто-то собирался уезжать из страны – да мало ли какие причины могли человека заставить идти на рынок.
Встречаясь на рынках со своими бывшими учителями, коллегами, соседями в роли покупателя или продавца, мы старались отвернуться или стыдливо отводили глаза, словно взялись за какое-то очень позорное и не поощряемое дело. Но и это продолжалось недолго. Стали привыкать...
Все активнее заявляли о себе кооперативы и частные предприниматели...В людях десятилетиями чуравшихся торгашских наклонностей, с вроде бы начисто отбитым духом предпринимательства, быстро пробуждались древние инстинкты и купеческие ухватки. Не зазорно стало молиться Золотому тельцу.
Словно кто-то неведомый сказал: “Теперь – можно!”
Еще вчера жизнь была проста и понятна на годы вперед. Я работаю в главной газете республики, приписан вместе с семьей к правительственной клинике №3, в отличие от “простых” людей меня снабжают дефицитными товарами и продуктами питания, есть другие льготы... Что еще нужно для счастья? Главное – не бузить.
Но такой комфортный порядок вещей стал трещать по швам. Мощные государственные скрепы, незримо пронизывавшие все и вся, вдруг исчезли. Ни привычный ритм, ни достигнутый уровень жизни сохранить не представлялось возможным. Не только я, все враз почувствовали – сиротливую разобщенность, отсутствие опоры...
Заработанные с помощью Паши деньги сняли на время груз забот с моих плеч. Но как жить дальше?
В редакции уже год мусолили решение о переходе на хозрасчет. Писали новый устав газеты, делали расчеты для самоокупаемости. В этом поначалу участвовал и я, но, когда убедился в полной бессмысленности этой говорильни, бросил. Вместе с небольшой группой сторонников, истомившись в ожидании, мы стали активно на летучках наседать на “реформаторское” крыло.
-Надо сокращать расходы: у нас три автомобиля возят редактора и его замов – по-нынешним временам это непозволительная роскошь, - резали мы правду-матку. - Надо всем учиться зарабатывать деньги: учредить рекламное приложение к газете, организовать издательство и печатать детективы, создать малое предприятие и открыть газетные киоски...
После одного из моих выступлений, дождавшись когда аплодисменты смолкнут, на трибуну взобрался замредактора Владимир Шестопалов. Он наедине всегда симпатизировал мне, а прилюдно не раз вставлял палки в колеса. Попытался и на этот раз: “К чему Рашит призывает? К действию. Согласен, надо действовать. Вот пусть он и создает малое предприятие, но один. Если добьется успеха, мы дружными рядами пойдем за ним в капитализм. Но пока рисковать репутацией партийной печати нельзя. Так мы быстро профукаем свой авторитет ”.
Выступление Шестопалова закрыло мне путь к отступлению. И я был вынужден уйти из редакции. Но буквально через месяца три вышел запрет на деятельность КПСС, прекратилось финансирование всех партийных газет, в том числе и нашей. Так что своевременно уволился.
Быстро написал устав предприятия, зарегистрировал его в налоговой инспекции, открыл счет и сделал печать. Сам себе директор. Плюс бухгалтер по совместительству – вот и весь штат.
Чем заняться, я уже знал – рекламой. Она только-только стала появляться в бывшей советской печати.
В один из дней я натолкнулся на заметку о том, что создается биржа недвижимости. Затея показалась перспективной, и я отправился знакомиться с ее учредителями.
Повезло так повезло - с президентом биржи Радиком Булатовым мы когда-то играли в футбол в одной дворовой команде. Звали его Быком за неудержимые рейды к воротам соперников. Он сразу понял, что я хочу от него.
-Меня поддерживает горисполком, так что все на мази. -растолковывал он мне в своем типа кабинете, наспех обставленном разномастной мебелью. - Через пару недель выставим первые объекты на продажу. Реклама, естественно, нужна. А денег на нее нет. Делай ее в долг. После торгов я рассчитаюсь с тобой. Получишь 2 процента от прибыли, но все должно в них влезть - и твои расходы, и твой доход.
Предложение было заманчивым, а риск казался минимальным. Мы ударили по рукам. И я подписал первый в своей жизни коммерческий договор.
С помощью друзей-коллег заключил договоры со всеми ведущими газетами и с телевидением на рекламу. Она была простой: перечень выставляемых на торги объектов и их стартовая цена. Всем пообещал за рекламу расплатиться попозже. Мне поверили.
На самих торгах творилось что-то невообразимое. Деньги обесценивала разгорающаяся инфляция. И руководители предприятий и организаций торговались отчаянно за недвижимость, которая начала тогда стремительно расти в цене. Все объекты ушли, вдвое-втрое превысив первоначальную стоимость.
Через месяц на моем счету лежало 47 тысяч рублей. На такие деньги в Ташкенте тогда можно было купить вполне приличный домик. А затем ко мне пришли с обыском. Радика арестовали, нашли какие-то огрехи в организации торгов и конфисковали весь доход от продажи недвижимости. У меня документы оказались в порядке. Не тронули. К тому же я успел на эти деньги купить брокерское место на Торговой бирже. Поначалу пробавлялся мелкими сделками. Но дождался таки своего часа.
-Это фирма “Пресс-брок”? - раздался поздний телефонный звонок, когда я уже собирался закрывать на ночь кабинет (он же офис). - Вы работаете при республиканской газете? Меня это устраивает. Если не против, я хотел бы с вами встретиться – у меня деловое предложение.
Через 15 минут в кабинете появился усталый человек с отменным кожаным портфелем.
-Я с Урала, с металлургического комбината, у меня завтра прибывают 4 вагона с консервной жестью, - сразу перешел он к делу. - Наш заказчик до сих пор не перечислил нам деньги - их у него нет, мы расторгли сегодня с ним договор. Руководство завода решило продать жесть любому, кто сразу же заплатит за весь объем. Нам нечем зарплату людям платить. Искать нового покупателя нет времени. А вы брокерская фирма при газете. У вас связи. Возьметесь?
320 тонн в четырех вагонах, если набавить на каждую тонну даже по тысяче рублей...Я не раздумывая заключил договор. “Пресс-брок” должен был получить все деньги сверх цены, обозначенной в договоре. Утром, воспользовавшись дозаявочной процедурой, я выставил жесть на торги.... Это вызвало настоящий ажиотаж. Никогда такое количество дефицитной консервной жести без фондов не продавалось в республике. Желающих приобрести ее на бирже было много, но большинство сразу отсеялось. Условие было жестким – деньги вперед и расплачиваться только чеком, ни на какие другие варианты я не шел. В итоге к 11 часам дня все вагоны ушли с торгов, за них рассчитались чеками – их сразу можно было предъявить банку для зачисления денег на счет... Чеком я получил и за маржу- она превысила две тысячи с каждой тонны.
Утром я проснулся богатым и с желанием творить добро.
Было кому помочь. В редакцию изредка по старой памяти еще заглядывали наши пенсионеры – их всех уволили как только настали тяжелые времена. На них было больно смотреть, многие обносились, обтрепались... Поскольку я был единственным учредителем фирмы, то, не советуясь ни с кем, решил выдать каждому из редакционных пенсионеров по 5 тысяч рублей (при 80-рублевой тогдашней пенсии).
-Я думал о тебе хуже, - сказал замредактора Шестопалов. - Может быть, и дальше не испортишься...
Главный редактор сразу же задал мне в лоб вопрос: “ А редакции что-то достанется от твоих щедрот?..” Я пообещал купить компьютеры для верстки.
Пенсионеров набралось человек 20, не все из оставшихся смогли прийти в редакцию, и им решили выдать деньги позже, когда выздоровеют. Я хотел это сделать как можно более приватно, но в редакции настояли на специальном собрании.
-А теперь слово имеет наш коллега, ставший в одночасье капиталистом, - шутливо и с подковыркой представил меня Шестопалов. - Ему есть что сказать и что вручить...
Влез на трибуну. На полочке бухгалтер уже заботливо разложила именные конверты с деньгами. Я взглянул на сидевших. Возбуждение от встречи со стариками, которых уже давно не видел в стенах редакции, начало быстро проходить. Сразу раздать деньги не получится, придется сказать хотя бы несколько дежурных слов. Но неожиданно для себя я стал говорить совсем не то, что хотел сказать поначалу.
-Дорогие мои, теперь уже бывшие коллеги! Вы все реже бываете в редакции. Мы говорим, что рады видеть. Это не так. Это ложь. Потому что на вас сейчас больно смотреть. Нелегкие времена для нас всех, но вдвойне-втройне они оказались тяжелее для вас, ветеранов. Вот сидит в зале мой первый учитель Лев Савельев, правивший мою первую заметку. Его уволили из редакции, хотя он был еще полон сил и мог бы писать свои великолепные репортажи. А теперь он ходит по аптекам и стареет буквально на глазах. Он не может жить без газеты, и газета без него многое потеряла ... Больно мне и на вас смотреть, Зинаида Германовна. Вы проработали в редакции в отделе писем полвека, не считая тех лет, когда ушли из нее на фронт. Вы тогда были нужны стране, газете. Сейчас одна - вас выставила за дверь, другая - платит нищенскую пенсию...Деньги, которые мы приготовили для вас, – от чистого сердца. В сегодняшних ваших проблемах есть и доля нашей вины. Если можно, простите нас...
Горький комок неожиданно подступил к горлу. Я попытался и не смог его проглотить. И из глаз моих неожиданно брызнули слезы. Впервые за много лет.
(Продолжение моего хождения в бизнес в новелле "Игра в слова")