У-х-х-х! Пара кульбитов, отряхнулся и стремительно шмыгнул в сторону – дворник потянул мимо свое корыто на колесах.
«Вовремя отскочил - не разбился, падая с подоконника, так погиб бы под колесами. И что эти люди придумали крыши жесткие? Хорошо, что картонки лежали. Иначе бы дворник закинул меня в свое корыто и вывалил вместе со всеми отходами в большой контейнер, наполненный разной гадостью.»
- Кузя! Кузя! – знакомый голос зазвенел в воздухе.
«Кричи теперь как хочешь! Я тебя будил – ты не реагировала даже, когда я в нос тебя лизнул и потерся о щеку. Теперь зови сколько хочешь, а я пойду погуляю. Закрыли в четырех стенах! Сами - то в парк, то на выставку, то, в конце концов, на работу. А я один! В цветы, на подоконник – нельзя. Нет, конечно, они меня любят – вкусно кормят, игрушки покупают, на руках носят, даже спать разрешают между своими подушками.»
- Кузя, Кузя… - жалобный голос хозяйки неожиданно оказался рядом.
«То ее не разбудишь, а то уже оделась за пять минут и носится по двору, зачем-то под машины заглядывает. Я что ненормальный под машиной сидеть – а вдруг поедет? Лучше уж под этой жесткой крышей посидеть – тепло и никто не видит. Перестанет искать, пойду погуляю, а потом вернусь. Жалко ее все-таки. Вон, уже и плачет. Выйти, что ли? Нет. Пусть попереживает, а то меня за шиворот со стола стянула – видите ли нельзя по компьютеру ходить. Сама ходит пальцами, а мне и лапой дотронуться нельзя.
Правда, вчера к консенсусу пришли – постелила мне коврик рядом с компом, чтобы я наблюдал. Понаблюдал, поспал, но лучше бы она меня погладила хотя бы половину того времени, сколько она гладила свой любимый комп.
Пусть поплачет!»
- Кузя! Кузя! – продолжала взывать хозяйка, направляясь уже к подъезду.
«Ну, наконец-то! Пора выходить! Утром хорошо подкрепился, можно травки пожевать в садике, оттуда точно никто не прогонит…»
Четыре лапы быстро донесли до детской площадки, где недалеко от качелей раскинулась большая клумба, с которой соседствовали три удобные лавки.
Было раннее утро и конкурентов на лавках не было: то ли уже разошлись, то ли еще не пришли. Кузя неторопливо обнюхал цветочки, поклацал травку, побродил по клумбе и, поковырявшись в земельке, присел справить малую нужду – дома не успел.
…Солнце все больше пригревало. Кузя выбрал себе лавочку рядом с небольшим деревцем и, потянувшись, скрутился в уютный клубочек, жмурясь от удовольствия - светило здесь не жалило, а мягко томило, рассеянное июньской кроной. Сон на свежем воздухе обещал радостное пробуждение.
- Вау! Вау! – сон слетел в мгновение. Гладкошерстый конкурент не кошачьей породы приближался, повиливая хвостом.
«Мне только этого не хватало!» - Кузя ощетинился и даже издал какой-то звук, напоминающий звук закипавшего чайника. Черная собака остановилась, не прекращая свое «вау!».
- Кант, фу! Ко мне! – хозяин «философа» потянул поводок. – Ты же умный, взрослый пес, - уговаривал он своего любимца. – Что ты к этому жалкому рыжику пристал?
«Сам ты – «жалкий рыжик», - Кузя рассердился, хотя внутри его поселилось чувство благодарности к спасителю. То, что хозяин собаки был его спаситель, Кузя не сомневался – это был человек. Осторожность же в общении с собаками была запрятана глубоко в его ДНК: он не знал, но чувствовал, что эта лающая сущность не должна быть его приятелем.
Два философа – Кант и хозяин – побрели дальше по дорожке, периодически забираясь на траву. Кузя вздохнул и опять улегся принимать воздушно-солнечные ванны. Но этому блаженству не суждено было долго длится.
- Эй, лохматый, брысь! - рядом с Кузей приземлилась грязная матерчатая сумка и сиплый голос продолжил: - Иди, там старуха, опять собирается кормежку устроить. А здесь человеки будут культурно отдыхать, - тяжелая рука смахнула котенка как крошку хлеба, а на лавку уселись два плохо пахнущих человека.
Котенок отряхнулся - «Второе падение за один день – это слишком!» - и побрел к другой лавке, поближе к детской площадке в надежде еще подремать.
- Ой, какой котик! – Кузя вздрогнул и отскочил в сторону. Дремал он недолго, а звонкий голосок прозвучал так неожиданно близко, что подобное пробуждение было равносильно ощущению при падении, словно он опять слетел с подоконника. Детская рука бесцеремонно тянулась к его хвосту, но он вовремя заметил этот маневр и дал деру в ближайший куст.
«Да что же это такое!» - в Кузе все бурлило. – «Никакой свободы!»
Он почувствовал острое желание «закусить» очередной стресс, хотя и наелся дома, как он думал, на весь день. Выпрыгнув из куста, Кузя помчался во двор. На крыльце стояла старушка, насыпала что-то в беленькую пластиковую мисочку и призывала: «Кис-кис-кис…». Он направился в ее сторону – старушка, как ему показалось, не несла в себе никакой угрозы его независимости. Но в это время наперерез из-под запаркованных автомобилей выскочили три кошки. Судя по всему, они ждали свою кормилицу: кошки, как старые знакомцы, теснили старушку от миски, отталкивая одновременно друг друга. При приближении Кузи разноцветное «трио» угрожающе зашипело – делиться с чужаком они не собирались. Кузя присел, размышляя как быть. Но в это время в его сторону полетел и шлепнулся прямо перед носом недоеденный рыбий хвост – жалостная старушка, оценив ситуацию, решила помочь новому питомцу получить долю спасения. Кузя понюхал предложенный «деликатес» и фыркнул – хвост уже попахивал далеко не рыбным запахом.
- Ты что это нос воротишь, рыжий? Радуйся и этому! – старушка обиделась, что ее широкий жест не был оценен дворовым котенком и продолжила ублажать прикормленных ранее благодарных котяр.
Кузя заскучал: он вспомнил как его хозяйка вымывала его мисочки, а затем клала: в одну – сухой корм, в другую – мелко нарезанный сыр или колбаску, в третью – творожок. Выбирай – не хочу! Эти воспоминания отбили всякое желание приближаться к старушке-кормилице. Черная кошка с белой грудиной – одна из «трио» - увидев лежащий рыбий хвост, метнулась и, предварительно замахнувшись на котенка лапой, утащила добычу под соседнюю машину.
Мир для Кузи посерел… Хотя все также светило солнце и ленивый ветерок продувал двор, оживляя цветы на садовой клумбе. Кузя и не заметил, как забрел под «свою» машину – это была хозяйская «Люся», как они ее называли.
«А дома никто на меня не рычал, ни кричал, не шипел. Ругали иногда, так, ведь, за дело – травку приносят, а я цветы рою, грызу листья на любимой хозяйской розе.» Хотелось плакать, но плакать Кузя не умел, а потому жалостно замяукал, по своей кошачьей природе. Но городской шум заглушил переживания котенка и он, попечалившись, заснул, прижавшись к колесу «Люси».
…День клонился к закату. Во двор стали въезжать машины жильцов, замелькали колеса и ноги. Кузя пробудился, когда рядом с его колесом громко хлопнула дверца чужого автомобиля.
«Что же я здесь делаю? Пора и мне домой отправляться. А как? Дверь я не открою, в лифте на кнопку не нажму. Что же делать?»
Озабоченный такими мыслями, Кузя осторожно вылез из-под машины и в три прыжка оказался на своем крыльце – крыльцо он помнил точно, так как несколько раз его выносили и вносили в «переноске»: то ехали в другой город, то в лечебницу – а он всегда любопытствовал. Да и слетел он сегодня с подоконника – надо же было ему так завредничать – рядом со своим крыльцом. Дверь в подъезд была закрыта. Кузя уселся на ступеньку в стороне от двери - любимое место консьержа, - рискуя в любое время быть изгнанным, и задумался.
- Что это ты здесь делаешь? – знакомый до боли голос хозяина вывел Кузю из его кошачьих дум. – Мы тебя обыскались, можно сказать, а ты здесь сидишь!
Кузя подскочил от радости, бросился на джинсы хозяина, как он это не раз делал, и повис, в очередной раз оцарапав хозяйские ноги.
- Эй, ты опять? – Кузя, опомнившись, спрыгнул с ног и начал тереться, словно винился за причиненную боль. - Кузька, ты не исправим. Пойдем домой, обрадуем хозяйку – довел ее до слез.
…Если бы Кузя мог говорить, наверняка бы повинился перед своей хозяйкой, да и перед хозяином. Но говорить он не умел, зато урчал весь вечер так, как не урчал никогда: ласковые руки хозяйки, вкусная еда, мягкая постель и, особенно, дневные мытарства сделали свое дело – Кузя радовался своему возвращению в свой дом к своим хозяевам.
«Четыре стены не так уж плохо, если в этих стенах тебя любят и ждут», - размышлял котенок Кузя, устраиваясь на ночь между хозяйскими подушками, получая одновременно порцию поглаживания от любимой хозяйки.