* * *
Однажды в отпуске возле дома своих родителей я встретила Майю Петровну, ведущую за руку ребёнка. Я знала, что Нина вышла замуж во второй раз и родила двоих мальчиков: старший — ровесник моей Кати, ему сейчас три, второй на год помладше, так что это был младший. Увидев меня с дочкой, Майя Петровна остановилась, наклонилась к внуку и сказала, указывая на Катю: «Это очень плохая девочка! Никогда не играй с ней! Ну, повторяй: очень плохая девочка. Повторяй, повторяй!»
- Ось… паха... деськ... - бормотал ребёнок.
Поздороваться с соседкой, то есть пожелать ей здоровья, я, конечно, не смогла. Встреча эта меня не то чтобы расстроила, скорее удивила. Едва ли не впервые в жизни я задумалась: что же происходит у людей в голове, в душе, когда они говорят то, чего не было и не может быть, когда совершают абсолютно неадекватные поступки?
Впрочем, кое-какие причины странного поведения соседки вырисовывались. Её дочь за последние два-три года переругалась почти со всеми в подъезде. Переполненное мусорное ведро выставляла за дверь, что возмущало живущих на пятом этаже. Постоянно заливала семьдесят четвёртую, иногда сильно. Дверь никому не открывала, ни разу не извинилась. Но самый громкий скандал случился, когда дядя Гриша со второго этажа, курящий по вечерам на балконе, заметил, что Нинка выбрасывает из окна мусор. Не поленившись, он спустился с фонарём и увидел лежащую под его балконом коробку от детского питания. Только у Нинки был маленький ребёнок. Дядя Гриша стал наблюдать. А после того, как с пятого этажа полетела стеклянная бутылка от подсолнечного масла, устроил молодой соседке грандиозную проработку, в которой участвовала и моя мама, назвавшая Нинку «потерявшей всякую совесть».
О маленьком происшествии я никому не сказала. Зачем расстраивать родителей? Да и Майя Петровна, по-моему, не стоила того, чтобы мы о ней говорили.
Приезжая в Воронеж, много общалась с Ириной. Отработав по распределению вместо трёх лет пять, она вернулась с мужем Николаем и дочкой Наташей. В школу устроиться не получилось, Ирина приняла приглашение своих институтских преподавателей и стала работать секретарём деканата родного исторического факультета. Мужа заставила поступить в техникум на вечернее отделение, писала за него все контрольные, математику и физику решал мой папа. Учёба Николаю была в тягость, работа на заводе не нравилась, в выходные он ехал в деревню и обижался, если Ирина оставалась в городе. Всё бы ещё ничего, но очень он любил выпить, а деревенские родственники гнали самогонку.
Ирина понемногу сближалась с Ниной, они стали ходить друг к другу в гости, делиться семейными проблемами. Мы с Ириной писали друг другу, так что я, сама того не желая, оказывалась в курсе всего, что происходило в семье Нины.
К тому времени я уже понимала, что Ирина не только общительна, но и болтлива. Узнать что-то, по её мнению, интересное и ни с кем этим не поделиться было выше её сил. Когда я писала Ирине, всегда помнила о таком её качестве. Хотя событий, которые хотелось бы скрыть, в моей жизни тогда не происходило. У мужа служба, у меня работа, Катюша растёт, радует нас, по выходным и праздникам встречаемся с друзьями — об этом я писала Ирине и однокласснице Рите, и каждую неделю своим родителям и свёкру со свекровью: написать письмо для моего мужа был труд непомерный.
Вернувшись из отпуска, узнали, что на первом этаже поселился наш земляк — лётчик из Воронежской области, из Бутурлиновки. Вскоре муж познакомился с новым соседом и пригласил в гости. Иван Шевчук в двадцать девять был холостяком — редкость среди офицеров, многие из которых женились курсантами. Два года он летал на ИЛ-18 в Афганистан, был уже капитаном и имел награду — орден Красной Звезды. Это я узнала не от Ивана, а от мужа: Иван оказался неразговорчивым, да и тему Афганистана мужчины не обсуждали в присутствии жён. Родителям и родственникам говорилось, что из наших мест служить в Афганистан не направляют. Что было почти правдой.
Следующим летом Иван привёз из Ленинграда жену. Познакомились они несколько лет назад, но выйти замуж за него Элла согласилась только теперь. Сейчас таких называют девушками модельной внешности: высокая, на каблуках одного роста с Иваном, очень худая брюнетка, всегда с шикарным маникюром, всегда с ярким макияжем. С молодыми офицерскими жёнами Элла не сближалась: только «здравствуйте» без намёка на улыбку. Иван перестал бывать в нашей компании.
Со временем муж от Ивана, а я от мужа узнали, что Элла искусствовед, работала в Эрмитаже, закончила Ленинградский университет, мечтала об аспирантуре, но поступить не получалось. Раз в два-три месяца Элла летала в Ленинград. Иван говорил, что она тоскует по родителям и ленинградским музеям. Соседки иногда принимались обсуждать их семью, а я, честно говоря, никогда не задумывалась об Иване и его жене: увижу, поздороваюсь и спешу по своим делам.