На фотографии – радостная Ирка с треской, выуженной Юрой Ростом в Северном море. Все остальные тоже рады. Снимала Мила Кудинова
Глава 10. Зундом в Северное море
– Ты многое проспала, – сказала Ирка. – Там интересно. Жара на палубе, можно загорать.
– А мы где? – зевнула я.
– Сейчас уже в Зунде идём. Волков Вову поставил на руль бессменно. Сказал, освобождает его от ротаций, пока этот самый Зунд не пройдём…
Вова в плавках и очках смотрелся за штурвалом как безмятежный отдыхающий.
Свободный от вахт народ громко и весело загорал на палубе.
– У вас тут прямо пляж, – выбравшись наверх, сказала я Волкову. – А я думала, что купальник не пригодится.
– Кому пляж, а кому, – Серёга кивнул в сторону Вовы, – каторга в чистом виде. Ты вокруг посмотри. Вот так выглядит Зунд. Невский проспект, да, док? А вот так выглядит злой док в Зунде. – Вова поклонился. – А вот так выглядит Элайза, которая переживает за дока…
Элайза была настоящей морячкой, яхтсменкой – страстная натура. Красивая девчонка – резкая, острая, ироничная… – стриженая Кармен!
– Переживаешь за Владимира, Элайза? – перевёл Волков.
– Он сильный. Пусть стоит. Если рулевого менять, хуже будет… – и Элайза, блеснув зубами, показала букву «V» двумя пальцами.
– Сразу видно, что переживает, – засмеялся Вова.
Из Балтики в океан можно попасть через датские проливы, а Зунд, или Эресунн, – один из них. Очень оживлённый: маяки кругом, десятки маленьких яхт, моторные лодки, рыбаки. Слева – Дания, справа – Швеция. Данию видно без бинокля, да и Швецию разглядеть нетрудно.
– Водномоторники скачут, как блохи: туда-сюда, туда-сюда… – сказал Вова. – Насчитал вокруг шестьдесят плавсредств. Ленка, принеси мне хоть водички попить, а то Волчара приковал меня, гад... Пользуется моим ответственным отношением.
– Это потому что я тебе доверяю, док… – сказал Волков. – Ленка! Слева, между прочим, Копенгаген!
Ближе к вечеру открылся датский город Хельсингёр, или, если по-шекспировски, – Эльсинор. С правой стороны, прямо напротив Хельсингёра, была видна шведская гавань почти с таким же названием – Хельсингборг; между ними был выход в Северное море: узкий, две с половиной мили в ширину, весь в паромах. А берега – все в мачтах…
– Вот он, замок Кронборг, виден уже хорошо, – сказал Волков.
Замок Кронборг, а если по-шекспировски, то снова Эльсинор, стоял на мысе и выглядел величественно.
– Всё, док, через полчаса свобода тебе светит. Весь Зунд прошёл "на слабО"… Но не думай, что кто-нибудь, кроме нас с Ленкой и Элайзой по-настоящему оценит. Расслабленные все. Курорт. Завтра этот курорт станет историей – есть прогноз на серьёзное дутьё и дождь. Чем тебя ещё развлечь? Народ Гамлета репетирует. Будут давать свою версию трагедии. Укороченную. Американцы, между прочим, про Гамлета вопросы детские задают, мало кто читал…
Док, а Ленка-то, считай, всю дорогу с тобой рядом простояла… это что у вас – любовь?!
– Может, у кого и любовь, а у меня спина не гнётся ни фига, – сказал Вова. – Давай, меняй меня скорее, Волчара. А то зубы мне заговаривает: Гамлет, Ленка…
– Сейчас выйдем из пролива, уберём парусину и встанем ненадолго. Компас будем выверять. Искупаться можно будет. А потом Каттегат и Скагеррак...
Хорошо идти фрегату
По проливу Каттегату,
Ветер никогда не заполощет паруса!
А в проливе Скагерраке
Волны, скалы, буераки
И чудовищные раки,
Просто дыбом волоса...
Элайза засмеялась и послала поющему Волкову воздушный поцелуй: и моряк он, и певец он!
– Не всё вам… – мурлыкнул Серёга. – Мы тоже могём…
– А кто Гамлета играет? Артём? – спросил Вова.
– Артём, а кто ж ещё?! А короля, вроде, Кевин…
***
– Народ вчера обгорел, так Сафронов нашёл в аптечке какую-то мазь и всех мазал. Мэри перевела, что эта мазь для смягчения коровьих сосков. Смешно, да? – Ирка рассказывала новости, пока я собиралась на следующую вахту, ударяясь об углы. – Опреснитель сломался, уже вывесили объявление. До Рейкьявика пресной воды может не хватить. Петрович сказал, дополнительный запас всего три тонны, это только пить. Будут чинить, но расход резко уменьшили. Просят мыться очень-очень быстро, не более трёх минут в день. Одевайся теплее, задуло. Идём практически на север, под парусиной. Ветер встречный. Грот зарифили как могли, от кливера отказались… Грэг шторма серьёзного опасается.
Северное море, бурое и пенное, смыло нашу безмятежность; лодку болтало, палуба была мокрая, и народ посерьёзнел. А ведь только вчера беззаботно купались. Даже не представить.
– Это ещё не шторм, – смеялся Эл, видя нас, притихших. – Шторм скоро будет. Придётся убирать грот, не нравится мне, как он зарифлен... Под одним фоком пойдём. Двигатель будет помогать. Артём, давай на руль. Остальным, кто сначала наверху, одеться в непромокаемое… И вспоминайте инструкции – пристёгиваться! Тем, кто сначала внизу, тоже быть предельно аккуратными и внимательными.
Грот, все вместе навалившись, убрали.
«Неужели это ещё не шторм?!» – думала я, пристегнувшись у фок-мачты, как и положено вперёдсмотрящим. Нос лодки здорово задирался и ухал вниз. Брызги выстреливали фонтаном, до нас долетали, уже смешавшись с дождём.
После Артёма я пойду на руль. Мамочка. Я встала и, развернувшись к Артёму лицом, махнула, привлекая внимание, а потом нарисовала в воздухе большой вопросительный знак… «Всё отлично! – крикнул умный Артём. – Слушается!»
Рядом сидела прекрасная Патрис, мокрая и ошалевшая, – ахала, когда мы поднимались и обрушивались… «Неужели это ещё не шторм?» – каждый раз, обрушиваясь, спрашивала Патрис.
– Пристегнись, – велел Артём. – Держи курс 330. Она отлично управляется, не бойся. Я с тобой постою. Покажу, как носом крутить на крупной волне, ага… Вот так – уворачивайся и возвращайся…
Ветер усилился и сдул с неба кусок тучи, освободив немного солнца, и благодарное солнце нарисовало радугу – очень яркую, огромную, заполнившую всё пространство над нами…
– Это уже третья радуга на пути, – сказала я Артёму. – Первая была в Ленинграде, когда Te Vega только пришла. Вторая – нарисованная на борту «Rainbow»… А таких красивых я вообще никогда не видела... Получается у меня, Артём? Вроде уворачиваюсь.
– Мне вообще нравится, как ты рулишь, – улыбнулся Артём, и я вздохнула: опять похвалили, и опять никто не слышал.
Радуга висела долго, минут сорок, – видимо, хотела, чтобы все успели полюбоваться… Отец Дмитрий, в рясе и спасжилете, накрепко обняв ванты, читал молитвенник, время от времени поднимая голову к радужному небу.
***
Северное море часто меняло настроение, и к этому нужно было привыкнуть после ласковой Балтики и пляжного Зунда. Затихание ветра и показавшееся солнце вовсе не означали хорошую погоду, а сильный шквал с дождём не означали шторм. Одно сменяло другое несколько раз за вахту – вот такое капризное море...
Беременная Катя слегла первой. Сначала её удавалось покормить, потом она и головы не могла поднять. Беременность, конечно, не болезнь. А вот морская болезнь – очень даже настоящая болезнь. Ухаживали за ней доктор Эдик и великодушные американцы.
Отец Дмитрий тоже слёг. В носовом кубрике, где он обитал вместе с остальными одиннадцатью, болтало беспощадно, – даже Артём и Кевин, видавшие виды мореходы, иногда перебирались оттуда спать в кают-компанию.
Митя мне нравился, мы быстро с ним подружились, и поэтому, когда он совсем позеленел, я, получив согласие Ирки и боцмана Луиски, перетащила его к нам в каюту и устроила на верхней полке, над Иркой. Чтобы был под присмотром. Митя, в отличие от Кати, мог передвигаться сам, но он был таким бледным и в такой испарине, что становилось страшно за него. И ещё Митю очень мучила совесть, что Алберт Шагинян должен теперь справляться один у плиты...
– Ты в море-то ходил раньше? Или просто поваром был где-нибудь? – спросила я.
Много лет назад Митину маму выслали из страны как диссидентку. Она уехала во Францию с младшими детьми. Старший Митя остался в Советском Союзе, так они решили.
Митя закончил семинарию и стал диаконом, выбрав путь женатого священника. Долгие годы ему не разрешали увидеться с матерью. У него самого уже родилось двое детей. Когда Митин большой друг Артём узнал про плавание, он придумал, как Мите можно встретиться со своими родными: нужно стать коком. Митя, конечно, ни в какое море не ходил, но за идею ухватился. Маме дали знать, и теперь она с детьми прилетит в Нью-Йорк. И они, наконец, встретятся. «Поэтому мне нужно выжить», – сказал Митя.
– Лучшее лекарство от морской болезни – ответственная работа. Давайте попробуем его на руль поставить, – предложил Эл. – Отец! Вставай, пойдём на руль! – И Эл вытащил лёгкого Митю на палубу, взяв под мышку.
Через два дня отец Дмитрий уже переехал к себе в форпик. У него была хорошая форма морской болезни – поддавалась лечению. Он вернулся на камбуз, но и на руль стал проситься, и с парусами даже работал…
– Лене Григорьевой очень плохо, – рассказывала Ирка. – Чуть живая на вахты ходит, ветром её сносит. Всё что ест – выплёвывает. Бедненькая. Но, говорит, лежать ещё хуже…
– А у нас на вахте все просто молодцом, – сказала я. – Никого ветром не сносит, никто ничего не выплёвывает.
Забегая вперёд: Мила Кудинова призналась мне через двадцать лет после плавания, как она страдала. Тогда я воспринимала её некоторую замкнутость как странность характера. Или самодостаточность. Мила хотела стать настоящим фотографом, использовала каждую свободную минуту, чтобы искать интересные ситуации, ракурсы, человеческие эмоции… Мне казалось, что она тратит много сил на любимое дело, а на общение, такое общение, как было у других ребят внутри вахты, у неё не хватает энергии.
Оказалось, что морская болезнь здорово мучила её, и она ограничивала себя в общении, отходила в сторону… – не хотела, чтобы это открылось. Держала марку.
***
– Дельфины! – закричал Кевин. – Эй, внизу! Скорее наверх! Дельфины!
Они шли, окружив лодку с кормы и обоих бортов. Их было очень много, и они были любопытны – не отставали, не теряли интереса к нам. Стив Кент метнулся за флейтой. «Вот это правильно, – сказал Эл Стиву и повернулся к нам, удивлённым: – Киты и дельфины очень уважают музыку».
Стив заиграл. Дельфины подстраивались под мелодию. Одновременно выпрыгивали из моря, сверкали… Одновременно плюхались обратно. Потом стали выпрыгивать по очереди, один за одним, салютом! Потом – коллективный прыжок у левого борта, и через пять секунд – у правого борта… Как это?!.
«Ради этого стоит жить, – сказал Вова. – Чтобы просто разок увидеть самому…»
Продолжение http://www.proza.ru/2019/03/22/1101