Инспекция МО СССР
С радостью Кнутовицкий ворвался в вагон – он нашёл меня. Но только начал докладывать суть своего появления - всплеск радости с его лица мгновенно исчез. Мне стало понятно почему – «к нам едет ревизор!». И не просто ревизор - хуже в армии нет проверки чем Инспекция Министра Обороны СССР!
После краткой информации замполита начались скоростные «сборы на выход». Было ясно, что отпуск закончился не начавшись.
Кнутовицкий помог собрать нам свой скарб, и мы все (с Анной и Машей) выскочили из вагона – поезд скоро отправлялся.
Я знаю множество офицеров, которые прослужили более тридцати лет, и ни разу за всю свою службу не попадали под такую Инспекцию.
Мне не повезло: я был под её «прессом» трижды!
Будучи командиром дивизиона, я не предполагал, что это такое. Только слушая рассказы «бывалых» понимал, что ничего плохого не жди. Жди только очень плохое.
Как в старом анекдоте:
- «Как у Вас дела?». - «Плохо!». «А почему так?!». - «Потому, что могут быть ещё хуже!».
Можно и как в новом (тоже анекдоте:
Встречаются двое. «Привет Виктор Иванович! Расскажи, как у тебя дела!».
«Всё отлично, лучше не бывает!» ответил Виктор Иванович и …заплакал.
Кнутовицкий рассказал, что как только утром я уехал, из бригады пришла шифрограмма: с четвёртого января начинается внезапная проверка 3-го корпуса ПВО Министром Обороны.
Начальник штаба майор Музыкин, которого я оставил за себя, попросил комбрига меня срочно вернуть из только что начавшегося трехдневного отпуска.
Комбриг послал за мной замполита, и тот успел!
Кнутовицкий передал слова комбрига:
- «Найди и верни Рыжика хоть с полпути. Можешь доехать хоть до самого Кронштадта. Передай, что если после инспекции меня или его не снимут с должности, то за этот «возврат» я дам ему путёвку в санаторий».
Про санаторий звучало заманчиво, если бы не другое «если меня или его не снимут с должности».
Каково?
Инспекция Министра Обороны СССР считалась одной из форм Государственного контроля - осуществления государственной власти в СССР. Государственный контроль в различных организационных формах проводили все органы государства. В корпус ехала Главная Инспекция Министра Обороны СССР, что и означало Государственный контроль.
В бригаду «для выяснения ситуации» ехать было поздно, тем более с семьёй, и мы поехали домой.
В дивизион вернулись в 2 ночи. Там нас ждало сообщение: в 7.00 комбриг собирает совещание и вызывает на него меня с замполитом.
Немного поспав, в 5.00 мы выехали в бригаду.
Ситуация в штабе была панически-бестолковой. Не зря в своё время американцы шутили:
- «Скажи русским штабистам что через три дня начнётся война, так они сами себя до её начала угробят!».
Завтра наступал Новый год, но об этом никто не вспоминал. Общий ажиотаж (такой как показывают в фильмах перед началом войны), но кое-какая информация всё же была.
Инспекцию Министра Обороны СССР возглавляет Главный инспектор - Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза Москаленко.
Старый дед. 1902 года рождения. Воевал ещё в Гражданскую войну 1918 — 1920 годах.
Заслуженный человек: награждён 5 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 5 орденами Красного Знамени, 2 орденами Суворова 1-й степени, 2 орденами Кутузова 1-й степени, орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени. С 1962 года являлся главным инспектором Министерства обороны и заместителем министра обороны СССР.
Заслуженный был человек. Но ведь возраст берёт своё! (с каждым годом я всё увереннее в постановке такого вопроса). Не знаю насколько правда, но тогда говорили, что Москаленко обладает не только титулами и наградами, но уже со старческими маразмами.
У него плохой желудок и ему самолётом со спецфермы доставляют молодую телятину.
Говорили, что вопросы чинопочитания комиссии, организации отдыха и питания играют существенную роль в результатах проверки. Да мало ли ещё чего говорили!
Это информация только нагнетала общую обстановку в части. Меня она совершенно не волновала: мне маршалу обед не готовить, да и ночевать он у меня не будет…
Но была и другая, серьёзно-опасная информация:
Инспекция «полная», то есть проверяться будут все вопросы жизнедеятельности.
Возможен запуск реального боепотока ракет (перевод боекомплекта ракет, хранящихся в разобранном состоянии в боевое положение, с их сборкой, заправкой воздухом и компонентами топлива. Причём это должно делаться внештатным расчётом ЗРДН).
У нас стояли холода минус 40°, в таких условиях заправлять ракеты не представлялось возможным - работать надо в спецкостюмах и противогазах! Это невозможно как по армейским наставлениям, так и физически.
Это ещё не всё. Самая плохая информация заключалась в том, что ожидается выезд бригады на полигон с боевой стрельбой!
Все знали: в Сары – Шагане полигон уже законсервирован на зиму (на три месяца), а температура сейчас в тех краях под минус 50°!
Все разговоры и доведённая информация на совещании, казалась бредом некоторых далеко стоящих от нас командиров.
Именно бредом возникшем от боязни грядущей Инспекции Министра Обороны.
Как надевать противогаз, и работать в нем часами, заправляя топливо в ракету при - 40°?
Как при такой температуре грузить эшелон, и ехать семь суток, не обморозив личный состав?
Как проводить расконсервацию техники в Сары – Шагане и готовить её к бою при минус 50?
Мало кто поверил из присутствующих на совещании офицеров в возможность того, что это всё состоится реально. Поговорят, попугают, что-то из этого конечно будем делать, но не в таких условиях и не в таком объёме. Так думал и я.
Что-то на совещании доводилось ещё, но я не помню. Только помню, что были поставлены задачи на оставшиеся трое суток до инспекции, то есть на период встречи Нового года!
Ведь Инспекция Министра будет в следующем году - проверка начинается четвёртого января.
Совещание с постановкой задач проводилось
31 декабря 1977 года и закончилось поздно вечером.
Было ли празднование Нового года?
Очень символически, потому, что все находились на службе по двадцать часов.
Ёлку для детей поставили в казарме только на три дня – третьего января я дал команду её убрать, так чтобы не осталось и следа. Но для детей всё же праздник был. Был Дед Мороз (солдат), снегурочка (тоже солдат), были подарки. Для офицерских семей было новогоднее застолье. Это был грустный праздник – не было искренней радости и ожидания счастья.
Было чувство настороженности в ожидании неприятностей. Что тут скажешь – застолье под во всю качающимся Дамокловым мечом, да и только.
Началось…
Как мы не «упирались» в работе – сделать многого не успели. Чтобы все сделать ещё надо бы лет десять.
Как не надеялись, что «как-то может быть, каким-то образом нас пронесёт мимо Инспекции» - не «срослось».
Четвёртого января Инспекция Министра Обороны СССР прибыла в управление 3-го корпуса ПВО и в 79-ю Бригаду. Маршал Советского Союза, Герой Советского Союза Москаленко начал работу в штабе Корпуса, а в Бригаде проверкой руководил генерал-полковник Ёлкин.
Пятого января я был вызван в штаб бригады - представить членам инспекции свой дивизион и получить задачу на инспектирование.
Совещание началось рано.
Генерал-полковник Ёлкин представил руководству бригады инспекторов, затем комбриг своих замов и нас – командиров.
После этого генерал довел план и график инспекции.
Отлично помню (касающиеся моего дивизиона) основные вопросы инспекции.
7-й ЗРДН С-75 подлежит полной, всеобъемлющей проверке. Будет проверяться: боевая готовность, боевая подготовка, воинская дисциплина, политико-моральное состояние личного состава, марксистско-ленинская подготовка и тыловое обеспечение.
Не повезло и соседнему, 6-му ЗРДН С-75.
На 7-е января ему назначили … погрузку в эшелон и отправку в Сары – Шаган на стрельбы!
На 21 января назначена боевая стрельба. До этого времени дивизион должен добраться до полигона, провести расконсервацию техники и подготовить её к стрельбе!
Кому из нас «повезло» больше? И так плохо, и эдак хуже некуда….
Думаю, что выбрали для полигона соседей, а не меня по той простой причине, что мой дивизион недавно стрелял. Если бы выбор мог делать комбриг, то, несомненно, поехал бы я.
Шестого января начались муки адовы, крушащие здоровье и уверенность в счастливом будущем.
С утра в дивизион, как вороньё налетела Инспекция.
Пошёл сплошной поток генералов и полковников то меняющих друг друга, то дополняющих.
Первое с чего они начали – заслушали меня по знанию боевой задачи и боевых возможностей ЗРДН. Терзали меня полтора часа.
Когда на командном пункте проводилась эта «экзекуция», замполит насчитал шестнадцать генералов и полковников «пытающих» меня.
Вроде выдержал неплохо.
А потом как всегда: проверка боевой готовности ЗРДН. Она длилась пять суток. Первые двое суток проверка состояния техники и вооружения.
Третьи и четвёртые - учебные налёты авиации от тренажёров и зачётные тактические задачи.
На пятые сутки «пошёл» реальный налёт авиации «противника», в котором участвовало огромное количество реальных самолетов ВВС и ПВО.
Я не буду рассказывать подробности – это не понятно, а, следовательно - не интересно.
Расскажу только фрагменты, которые как мне кажется, достойны внимания.
При реальном налёте авиации, когда в воздухе находилось множество наших самолётов, изображающих противника, старший группы инспекции, работающей в дивизионе, (генерал) дал команду:
- «Захватить цель! Состыковать борт ракеты! Ракеты на подготовку!».
Зная, что это значит – я обомлел. Даже на полигоне при реальных стрельбах это не допустимо!
Это фактически означает, что дивизион готов к бою. Мы сопровождаем наш, реальный самолёт. Стоит только состыковать пусковую цепь борта ракеты с пусковой установкой – включить синхронизацию - можно стрелять.
Эти операции делать в мирное время категорически нельзя, если в зоне поражения дивизиона находятся летательные аппараты.
Я доложил генералу:
- «Товарищ генерал! Согласно инструкции по непреднамеренным пускам ракет этого делать нельзя!».
- «Хорошо, что знаешь инструкцию капитан. Но мне можно».
Достал из папки и дал мне прочитать предписание, в котором было написано, что генерал наделён особыми полномочиями и все обязаны выполнять полученные от него команды, даже если они идут в нарушение существующих приказов и наставлений.
Подписан документ был Начальником Генерального Штаба СССР. На подписи красная гербовая печать.
Я дал команду:
«Состыковать ОШ-10! Ракеты на подготовку! Готовить шесть (ракет) непрерывно!».
Только выполнили, генерал командует:
«Включить синхронизацию!».
Выполняю команду, а сам думаю:
- «Не дай Бог, офицер наведения по привычке, полученной на тренировках нажмет кнопку "Пуск" - сразу стартует ракета! Это движение у него отработано до автоматизма, так как всё решают секунды. И тогда …Тогда всем нам будет полная ж…а!».
Вдруг генерал схватил папаху и выбежал из капонира. Я за ним, но успел крикнуть офицеру наведения:
- «Только не вздумай нажать "Пуск", лучше сойди с места – кругом наших самолётов! Комбат – держи его за руки!».
Когда я вышел то увидел: генерал, сняв папаху и задрав голову стоял на капонире наблюдая, как антенны ЗРК медленно поворачиваются за невидимым глазом самолётом.
Шесть пусковых установок, размещенных вокруг станции наведения ракет, подняли свои направляющие и синхронно вращались с антеннами. Это было завораживающее зрелище. Красивое, мощное, настораживающее. Шесть ракет, находящихся на ПУ грозно, смотрели в небо, описывая носовой частью маршрут движения цели.
Генерал увидел меня: - «Вы капитан, почему пошли за мной? Вы не боитесь, что Ваши подчинённые могут нажать кнопку "Пуск"? Боитесь? Тогда идите и снимите ракеты с подготовки!».
Второй раз генерал показал мне «всёпозволяющую» бумагу при проверке боевой подготовки стартовых расчётов. Дело обстояло так.
В один из дней проверки прошла вводная:
- «6-му ЗРДН (соседям – 40 км от нас) совершить марш и сосредоточить учебные ракеты в 7- м ЗРДН».
По команде пошли колонны ракет из соседнего дивизиона и технической батареи ко мне.
Этот вопрос отрабатывался и ничего сложного (кроме плохой дороги) в нём не было. В соседнем дивизионе после убытия на полигон почти никого не осталось. Готовили они ракеты к маршу долго и его «затянули» - автопоезда пришли только ночью.
Меня насторожило, что генерал не уезжал из дивизиона на ночной отдых в бригаду (и его группа), но подумал - он проверит приход колонны ракет в дивизион и уедет. Удивился – из-за какой ерунды он остался ночевать со своими офицерами в учебном классе дивизиона, от которого до туалета 120 метров (гостиниц в дивизионе нет, в казарме генерала не положишь).
В середине ночи командир стартовой батареи доложил, что в дивизион прибыло пять ракет и входной контроль проведён. Я разбудил генерала как он требовал и стоял под дверьми, ждал пока он оденется. Выйдя генерал показал предписание, в котором было написано:
- «Произвести запуск потока сборки ракет. Заправить их компонентами топлива и воздухом» Показав, «всёпозволяющую» бумагу, щёлкнул секундомером.
Худшее подтвердилось.
Расчётам необходимо было работать в противогазах и средствах защиты, заправляя топливо и воздух в ракеты при - 30°. Ночью.
Расчётам по существующему наставлению работать в таких условиях и при такой температуре нельзя. Расчётам-то нельзя, а оказалось генералу всё можно.
Я дал команду на запуск потока. Мы приступили к подготовке ракет.
Указание генерала было выполнено.
Справились. За «проведённый сборочный поток» мы получили оценку «хорошо».
Но как справились? Какой ценой! Я видел, то, что не могли видеть проверяющие инспектора. Они стояли не на всех площадках, некоторые не были специалистами и не понимали происходящего. Да к тому же видя их некомпетентность мы обманывали проверяющих при первой возможности (это тоже своего рода мастерство).
Инспектора не поняли, что всё делалось с дикими «потугами», на грани «фола». Один солдат сломал пять пальцев при открывании горловины топливного бака ракеты – парами топлива выбило ключ из рук. Его без звука (в противогазах же) сменил другой номер – проверяющий не заметил.
Дважды были проливы компонентов ракетного топлива, один раз с незначительным, но болезненным ожогом лица – солдат плохо надел подшлемник и противогаз.
Некоторые номера расчётов обморозились…
Кульминация
Кульминация неприятностей произошла на девятый день проверки. Вернее, в ночь.
После 23 часов члены инспекции сели в машины и уехали отдыхать в город. Перед отъездом предупредили меня, что завтра будут проверять содержание ракет режима промежуточной готовности, которые хранятся в сооружении №7.
Они уехали, но рабочий день, перерастающий в ночь, для нас продолжился. Около 00 часов я отправил расчёты готовиться к завтрашней проверке – делать осмотр и обслуживание ракет.
Ракеты режима промежуточной готовности хранились в каменном, отапливаемом сооружении.
В нём содержались 18 разобранных ракет боекомплекта ЗРДН, с пороховыми ускорителями и снаряженной головной частью.
При ведении боевых действий ракеты должны были собираться и заправляться (компонентами топлива, воздухом) внештатным расчётом ЗРДН. Этот элемент – боевой поток инспектора уже проверили.
Отправив расчёты по местам работ, я и замполит сели в кабинете, планировать сегодняшний-завтрашний день.
Где-то после двух ночи на улице раздался взрыв. В казарме раздались крики, и через секунду в канцелярию влетел дежурный:
- «Товарищ капитан! Взрыв и пожар в хранилище ракет!».
Мы с замполитом вылетели из казармы как ошпаренные, понимая, что это «конец всему и всем в округе».
Тёмная ночь и огромное огненное зарево.
Горело 7 сооружение (так называется хранилище ракет), но как-то странно – мощный факел как бы находился перед ним. От казармы до сооружения триста – четыреста метров, и мы преодолели их за считанные секунды. Ещё не добежав, увидели – горит что-то возле сооружения, а не оно, и не в нём.
Оказалось, взорвался артиллерийский тяжелый тягач (АТТ) который находился в 20-30 метрах от сооружения.
Автотехник дивизиона прапорщик Жевтобрюх пытаясь завести АТТ на морозе (температура как назло была за – 40°) разогревал двигатель и замерзшие трубопроводы паяльной лампой. Топливные баки у тягача были заполнены соляркой наполовину, от нагрева образовались пары, которые воспламенились.
Произошел взрыв, да такой силы, что прапорщика Жевтобрюха выбросило из кабины. Вылетая, он пробил себе голову и сейчас носился окровавленный возле горящего тягача.
Горело железо как негасимый костёр. Солдаты облепили его со всех сторон, засыпая снегом, поливая водой и пеной огнетушителей, но огонь становился только сильнее.
Надо было что-то делать, и я дал разрешение принести противопожарную углекислотную установку из сооружения со спецракетами.
Процесс этот небыстрый – пока пропустит караул, пока вскроют хранилище….
Вдруг тягач начал «дышать» - это предпосылки к взрыву, оставшихся от первого взрыва целых баков и воздушных баллонов. Пришлось дать команду прекратить тушение и всем отойти от тягача на безопасное расстояние.
Вовремя. Вскоре раздался глухой взрыв. Это «разнесло» один из воздушных баллонов.
Мы не могли гасить – стояли и ждали дальнейших взрывов.
В это время притащили углекислотную установку. Не успел я ничего сказать, как рядовой Исаев «запустил» её и неожиданно «занырнул» с раструбом и шлангами под фыркающий тягач. Мою команду немедленно вылезти обратно он не мог слышать….
Несколько минут тягостного ожидания закончились быстрым уменьшением огня.
Вскоре «выработав» установку, вылез из-под тягача Исаев. У него были обморожены углекислым газом обе руки, причём серьезно. Фельдшер начал им заниматься, а остальные приступили к «добиванию» пожара. Тягач продолжили поливать водой и засыпать снегом.
Вскоре он погас. Было около трёх ночи.
Картина, открывшаяся перед нами после произошедшего пожара, была ужасна.
В тридцати метрах от сооружения с ракетами, в пятнадцатиметровом, закопчённом кольце снега стоял сгоревший тягач. Весь во льду и сосульках черного цвета.
Мало того – он наполовину, по кабину «впаялся» в снег, которого выпало в том году огромное количество.
В восемь утра в дивизион приедут члены инспекции, следовательно, у меня только пять часов на «ликвидацию последствий». Приступили.
Поставили прожектора и все свободные расчёты начали долбить лёд, пытаясь освободить АТТ.
Через час образовалась во льду, вокруг АТТ, яма, из которой торчала только его кабина. Три ракетных тягача (ЗИЛ – 131) действуя «на сцепке» не могли его из неё «выколупать».
Я послал офицеров в деревню за тракторами.
Мы часто пользовались деревенскими средствами механизации в сложных ситуациях. Расчет за услуги делался спиртом, консервами, соляркой, бензином. Деревенским жителям мы помогали тоже довольно часто – возили в город больных и травмированных.
Деревня не подвела и на этот раз. Через час три трактора единой сцепкой тянули АТТ.
Я приказал снять пролёт забора с тыльной стороны позиции и вытащить АТТ за территорию ЗРДН, в лес.
Там, за забором уже стояла неисправная техника, которая накапливалась в дивизионе годами в ожидании ремонта. Всё неисправное вспомогательное оборудования я перед началом инспекции вытащил за забор, чтобы оно не попалось комиссии «на глаза».
Пристроили к этой колонне и сгоревший АТТ.
Следы, образовавшиеся после вытаскивания тягача, сразу же замели.
Одновременно возили свежий снег и засыпали «подкопчённый». Ледовую яму тоже засыпали.
Затем прошла группа солдат с лопатами и метлами: навела макияж по всей территории «пожарных событий» - замела следы.
Когда дело подходило к завершению работ на КП дивизиона сообщили информацию:
- «Группа инспекторов выехала в 7-й ЗРДН».
В этот день, после бешено - бессонной ночи, мы неплохо выдержали проверку инспекции. Следы пожара никто не заметил.
Правда, через пару дней, при боевой работе на КП ЗРДН, по громкой связи Комбриг меня спросил:
- «Товарищ Рыжик! Комкор сейчас пролетал с Маршалом Советского Союза Москаленко на вертолёте над твоей позицией. Так вот, он спрашивает, что за колонна у тебя готовится к маршу?
Вроде таких вводных комиссия не давала».
Я понял, что они увидели «вытянутую за забор» поломанную технику, ответил:
- «Это идет тренировка по моему плану».
Ответ командование устроил, но на всякий случай я
немедленно отправил группу солдат замаскировать «колонну металлолома на марше», обмотав её простынями и засыпав полностью снегом.