Ксюшке 17, она младше меня на 12 лет, она моя родная сестра. Только что она в очередной раз ушла из дома. Навсегда. С криками «эгоистка», она накинула на плечи куртку и ушла.
А все из-за чего? Мелочь, а неприятно. Каждые два месяца она просит у меня четыре тысячи рублей на грёбыне души из Летуаль. Что можно делать с духами, чтобы они заканчивались через каждые два месяца? Пить их? Вот после этого вопроса она и крикнула, что я эгоистка и пошла куда-то.
Так она уходила часто. Она же против системы. Все дети всегда идут по какой-то своей дорожке. Кто им говорит, что так можно? В общем, я ей гадостей кучу наговорила, она в ответ тоже. Неприятно просто. А на улице холодно, там снег и юго-западный ветер. Но я сильная, я не позвоню первой.
С Ксюшкой мы жили вдвоём. Мамы не стало, когда Ксени было четыре года, отец ушел раньше.
- Я тебе завидую. – Как-то сказала мне Ксеня.
И я понимала почему. Она не помнила ту маму, которую знала я. Высокая, стройная, красивая, добрая, с мягкими руками и самыми понимающими на свете глазами. Совершенно удивительная. Кроме нее у нас и не было никого.
Отец погиб сразу после рождения сестры. Он был газовиком и на одном их объектов кто-то не затушил окурок и произошел взрыв. Папа получил 70% ожог и погиб на третий день. От него у нас осталась фамилия, отчество, квартира в центре Надыма и память запечатленная на фотографиях. И как бы сильно я не скучала по отцу, мама всегда была ближе, она всегда была рядом.
Мама была сиротой, с родственниками со стороны папы мы не общались. Я не знаю причину, но они ни разу так и не появились в нашей жизни.
Я помню из детства пару эпизодов, которые для меня дороже всех впечатлений мира. Однажды мы ездили на море с родителями, мне было лет 8, Ксюшки еще не было. Ехали весной, на машине. Родители были так счастливы, а я так очарована весной, которой никогда не видела на севере. А второй, это когда отец вернулся из очередной вахты и привез мне игрушку, плюшевого кота. Мама тогда запекла курицу в духовке и накрасила глаза. Она была красивой в тот день, глаза светились. После того, как не стало папы ее глаза больше не блестели.
После того, как не стало папы жизнь разделилась на «до» и «после». Нам было тяжело. Мама тогда только родила и сидеть с малышкой приходилось мне, потому что ей надо было работать. Она устроилась в мою школу и мыла полы. Я так ненавидела ее работу, мне было так стыдно. Тогда, ребенком, мне было стыдно от того, что у всех есть папы, которые работают и защищают свои семьи, а у меня нет. Да еще и этот ребенок, который вечно кричит по ночам. С Ксюхой вообще было масса проблем, то она заболеет, то упадёт, то заблудится. Сплошное семейное отчаяние. Три болезни, которые я сейчас навскидку помню – это крапивница, рахит и воспаление лёгких. И кто в Надыме будет это лечить? Я и мама, как выяснилось. Мама зарабатывала не только на то, чтобы мы ели два раза в день, но еще на лекарства эти бесконечно нужные.
- Мам, может мы ее кому-нибудь подарим? – Надеялась я тогда, что ее заинтересует моё предложение.
- Кому же мы ее, она наша. Это нам ее подарили. – Смеялась мама. – Никому ее не отдадим.
- Плохой подарок, мам.
А потом мама сильно заболела. Сильно – это когда она дышала тяжело, кашляла кровью, но продолжала улыбаться синими губами.
- Не бросай нас, пожалуйста. – Умоляла я, не зная, как нам без нее жить.
Мамы не стало в марте. Органы опеки разрешили нам постоять у гроба, в котором ее опустили в землю и после этого нас увезли. Жизнь разделилась на «до» и «после» в квадрате. Меня оставили в детском доме в Надыме, Ксюшку увезли в Ноябрьск. Нас разделяла почти тысяча заснеженных километров. Я тогда цель поставила, что чего бы мне не стоила, я выйду из этого не моего Дома и заберу Ксюшку.
После школы поступила в колледж в Ноябрьске, на швею училась, жила в общаге. А когда разобралась во всех бумажках, то продала квартиру в Надыме и купила однушку в Ноябрьске, тогда и забрала Ксюшку. Даже вспоминать не хочется, с каким трудом мне это все далось. Эта чёртова бюрократия, я так часто и много нигде еще не оставляла свои автографы.
Ксюшке тогда было уже десять лет.
- Зачем ты меня нюхаешь? – обратила внимание на странности сестры.
- Ты пахнешь мамой. – Объяснила она. И это была не странность. От этой ее привычки мне только что и плакалось в подушку, пока она не видит.
Я заменила ей маму и папу, не знаю, как сестру. А она была моим всегда ребенком.
Когда я забрала Ксюшку, то поняла, что такое не бояться никакой работы и трудностей. У тебя есть цель и ты должен к ней идти. Это не та цель, которую можно бросить. Эту цель не бросишь, к ней просто идешь. Этой цели отдаешь все, что у тебя есть. Лучшее, что у тебя есть. Я хотела Ксюшке образование дать. Мечтала, чтобы она моя стала образованнее меня, умнее меня, нужнее этому миру, чем я. Но эта, эмансипированная, решила, что после девятого класса станет швеей.
- Голову включи, швея-мотористка! Одной швеи на семью достаточно. – Убеждала я.
- Ты все время пытаешься сделать так, как хочешь ты. Ты хоть раз меня спросила чего хочу я? Я буду учиться и работать, чтобы не тратить твои деньги! – Не убеждалась она.
- Наши деньги, Ксюша! Знаешь почему я не спрашиваю чего хочешь ты? Потому что ты хочешь, чтобы мир пал к твоим ногам, больше ты ничего не хочешь сейчас. А потом, когда ты узнаешь, что ничего к ногам просто так не падает, то уже будет поздно.
- Эгоистка! – Злилась сестра.
- Имажинистка! – не могла же я ругаться при ней матом, а не передразнить тоже не могла. – Наработаешься еще. Мама всегда хотела, чтобы мы получили достойное образование.
Это был аргумент. Я скажу так – это был единственный аргумент, к которому она прислушивалась. Он был моей козырной картой, которой волей не волей приходилось иногда пользоваться.
А потом Ксюха начала взрослеть. Пиво пить с подружками, секретики придумывать. В общем, раздражать меня и без того раздраженную. Я, когда до предела доходила, всегда за швейную машинку садилась и шила. Это было, как коту валерьянка.
- Ну и что, ты думаешь, что если будешь пить пиво и общаться со взрослыми мальчишками, то станешь крутой? – Лайфхак – если долго смотреть на иголку, которая пробивает дырки в ткани, то убивать уже никого не хочется. Отпускает.
- Ой, не начинай… ну выпила пива, ну ничего же не произошло?!
- А дальше что?
- Ничего.
- Вот именно! Дальше будет ничего, потому что ничего не выходит из таких, кто по подворотням пиво пьёт и с мальчиками зажимается!
- Не кричи!
- Иди спать!
Так в общем-то и боролись с переходным. Но скоро пиво уже стало не интересно, а вот мальчишки крутились у наших дверей постоянно.
- А твой который с усиками на таракана похож. – Стебалась я по любви.
- Ой, а у тебя их вообще нет. - Язвила Ксеня.
- А это все потому что я тебя воспитываю. – Царапнула она все же, что пришлось ответить.
- А тебя никто не просит. – А тут прямо ножом по оголённому.
Маленькая злая убийца. Она слова могла так глубоко вонзить, что скулы сводило от боли. Но. Терпела. Я тогда снова шить ушла, чтобы не взорваться. Только через месяц она призналась, что влюблена в мальчишку, который никак не обращает на нее внимание. Она не извинилась, она просто призналась в своих чувствах мне, как будто так и надо было, как будто я после этого простить должна ей все. Но. Прощала.
А потом начались выпускные экзамены, а помимо них, еще всевозможные хотелки на которые я не могла не давать ей денег, шантажировала, мол, все девчонки, как девчонки, а я некрасивая. Хотя, эта дурочка, была самой яркой, самой красивой. Только пока не понимала всего этого.
И потом мы поступили в университет. Мы, потому что я столько нервных клеток оставила где-то на пороге ее Альма Матер, что слезам всех не поступивших не смыть боль моей нервной системы.
- Горжусь тобой.
Сказала ей уже, когда весь этот вступительный ад закончился. А она мне про метофизику Аристотеля, да про теорию Дарвина, который не смотря на свои опыты считал, что человек все же произошел от сил небесных.
- На этом и остановимся. – Иногда ей просто надо было выдыхать.
Ну и вот снова моя бестия взбунтовалась.
- У меня духи закончились, дай денюжку?
- Я тебе недавно давала. Ты можешь ими не обливаться, а слегка придавать аромат.
- Два месяца назад. – Не понимала моего отказа Ксюшка.
- Ты их пьёшь что ли?
- Да что тебе жалко? Ты тоже ими пользуешься! – злилась сестра, а я села за швейную машинку.
- Я не печатаю деньги, Ксю.
- Сама себе вон телефон новый купила!
- Это необходимость, мой старый разбился.
- Я что у тебя часто что-то прошу? – Продолжала давить она.
- Каждый два месяца, как минимум.
- Эгоистка!
- Имажинистка! – Ругаться матом я не могла. – Закрыли тему! Хватит уже ныть!
- Да поняла я, поняла! Хватит на меня орать! – крикнула в ответ сестра, - лучше бы я работать пошла! – крикнула она в лицо.
- Университет закончишь и хоть обработайся!
Ксюшка не стала продолжать спор. Крикнула что-то, типа – «Ухожу навсегда» и хлопнула входной.
«Я сильная, я не позвоню первой». – внутри себя повторила несколько раз, чтобы не побежать за ней и не надавать подзатыльников. Сейчас же нельзя, сейчас же соседи позвонят в органы опеки и лишат меня прав опекунства. Бред какой-то. За такое пороть надо детей, чтобы они думать начинали, а не вот это вот всё.
А потом через пятнадцать минут мне стало холодно за нее. За окном ветер юго-западный дул. У нее же лицо обветрится, а еще она шарф забыла, вон валяется у порога. Растяпа. А вдруг не вернется, дурочка? Потеряется или ее украдут цыгане?
Я конечно сильная, но вот справится с собой не могу. Через еще семь минут я уже топала по заснеженной улице и искала глазами зеленый пуховик. На телефон она, естественно, не отвечала. Нашла ее в парке на лавочке, у ларька с шаурмой. Увидела и злость прошла, жалко ее стало, дурёху.
- Зябко как-то, не находишь? - присела рядом на оледеневшую лавку.
- Пальцы вот мёрзнут, перчатки не взяла. – Не противилась она.
- Я, наверное, не понимаю тебя, Ксю.
- Это я себя не понимаю. – Призналась она. – Я просто знаешь, иногда скучаю по семье. Мне хочется, чтобы она у нас тоже была.
- Я твоя семья, Ксю. – Схватила я ее за капюшон и прижала к себе.
- Я знаю. Ты прости меня, просто я не хочу забывать, как мама пахла.
- И как же она пахла?
- Духами, которые ты мне покупаешь.
Ком встал где-то между горлом и дышать не могла секунды две. Тяжело. Мои воспоминания не стоили и крышки этих духов.
- Купим мы тебе духи. Что хочешь купим. Только не обижай меня.
- Расскажи мне про маму…
Так мы и просидели, пока уже синеть не стали. А потом еще дома долго разговаривали. В этот вечер у нас была такая большая семья. Вся кухня была заполнена воспоминаниями, как будто все знакомые нам из прошлого родственники провели этот вечер с нами. Память, она вечна.