Рассказ
* * *
Обозреватель районной газеты «Восход» поселка Лесное Федор Михайлович Карпенко сидел в своем кабинете в томительном и взволнованном ожидании. Он, недавно бывший заочником факультета журналистики Воронежского университета, в Лесновской районной газете проработал всего несколько месяцев. Да и вообще, газетчик он пока – одно только название. Правда, первые, по сути дела проверочные материалы, всем коллективом редакции были встречены одобрительно. Новые коллеги находили в них легкий стиль и простоту в изложении материалов. Главный редактор районной газеты Александр Филиппович Бугаев призвал всех сотрудников газеты учиться такому бережному обращению с газетным словом.
Федора такая дружная похвала даже испугала. Не преждевременно ли? Опыта журналистской работы у него с гулькин нос. Пока трудно судить, способный ли он газетчик, или первые его публикации, случайная удача. Еще может случится так, что в дальнейшем наварнакает такое, что станет посмешищем для всех газетчиков
области.
А волноваться у него были все основания. Главный редактор газеты поручил ему договориться с автором статьи о совместном ее прочтении. В четыре часа дня у него предстояла встреча с инспектором районного отдела образования Неонилой Максимовной Скутневой. Когда товарищи по редакционной работе узнали об этом поручении, да еще о том, что материал надо выправить и основательно сократить, они с некоторым злорадством захихикали. «Ну, брат, тяжелое у тебя поручение». И Федор с содроганием услышал, что Скутнева владеет пером неплохо. Но плохо то, что она стоит насмерть за каждую запятую. Переубедить ее можно только одним способом – совсем отказаться от публикации. А уж сократить стать наполовину – дело просто немыслимое.
А между тем, редактор, когда давал Федору это поручение, особенно настаивал на значительном сокращении:
– Имей ввиду, Федор Михайлович! Всякое сокращение только улучшает материал. Так что ты уж постарайся, чтоб ровно наполовину. У нас тут не многостраничная центральная газета. Мы с длиннющими продолжениями статьи не можем публиковать. Так и скажи автору.
Потом Александр Филиппович почесал переносицу и смущенно продолжил:
– Только при разговоре со Скутневой на меня постарайся не ссылаться. Терпи уж, брат, сам. Больно упрямая это особа.
Вот и сидел Федор в ожидании в своем кабинете. И уныло думал, что редактор дал ему непосильное поручение.
И тут раздался стук в дверь. Федор понял: пришла Неонила, с которой у него предстоял бой за каждое слово. Он громко произнес «Войдите!» и встал со своего стула для встречи дамы. В кабинет стремительно вошла молодая женщина с удлиненным решительным лицом. И Федор уныло подумал: война предстоит тяжелая..
– Здравствуйте! – сказала вошедшая. – Я Неонила Максимовна Скутнева. Но сугубо официальный тон, думаю, нам ни к чему. Поэтому можно называть меня просто Нилой.
– Хорошо. Тогда и меня вам придется называть либо Федором, либо Федей. В зависимости от настроения. Согласны на такой вариант? – спросил обозреватель.
.
Скутнева согласно кивнула головой и предложила приступить к чтению ее материала. Федор достал его из ящика своего письменного стола и, подняв на уровень своих глаз, спросил:
– Сами будете читать, или это надо сделать мне?
Нила согласно кивнула головой и добавила:
– Мне кажется, что читать надо именно вам. Убеждена, что когда человек читает сам, а не слушает ему читаемое, он лучше воспринимает не им самим написанное.
– Вот уж не знал, – удивился Федор и взял положенный было рядом с собой оригинал со стола.
– «СВЕТ В ОКНЕ УЧИТЕЛЯ», – прочел он заголовок. Потом, немного помолчав, взялся за текст. Нила с удивлением слушала голос нового сотрудника газеты и порадовалась в душе: «Читает он выразительно. Вероятно, и воспринимает читаемое благожелательно».
Но тут Нила глубоко ошиблась. Как только чтение дошло до подписи автора статьи, Федор минут десять помолчал. Потом обратился к Ниле:
– Могу я сделать свои замечания?
Нила не скрыла своего удивления:
– Ну, конечно. Мы же для этого и встретились.
Получив такое разрешение, Федор приступил к подробнейшему анализу статьи. Начал он с общей оценки материала. Нила моментально расцвела лицом. Федор признал статью хорошо написанной. Тема раскрыта глубоко. Есть проникновенные впечатляющие места, которые без восхищения читать нельзя. Текст написан выразительным языком, очень ярко и зримо отображающий героя. Он предстает перед читателем многосторонним незаурядным человеком и преподавателем.
Нила, слушая Федора, вся светилась. По ее представлению, новый обозреватель районной газеты уже подошел в своем красноречии к финишу. И это жаль. Такие похвалы приятно слушать бесконечно.
Но новый обозреватель считал иначе. Он не собирался заканчивать своей оценки статьи. Он всего лишь подошел ко второй части своего выступления. А потому совершенно неожиданно для Нилы прозвучало зловещее «Но». Инспектор отдела образования содрогнулась от такой неожиданности. Между тем Федор стал шаг за шагом развенчивать атмосферу величия этого материала. Обозреватель привел несколько отрывков из статьи, которые были написаны слащавым, сюсюкающим, с громкими эпитетами, языком. Они нисколько не красили героя статьи, а наоборот, делали сомнительным то, что в целом выглядело вполне добротно.
Лицо Нилы мгновенно покрылось красными пятнами. Но она сдерживала себя и лихорадочно готовила в уме свои сокрушительные контрдоводы. Инспектор образования снесла даже последнее, совершенно неприемлемое предложение. Федор дисциплинированно выполнил совет главного редактора и попросил Нилу сократить свой материал ровно наполовину. И на этом завершил разбор статьи.
– Вы это серьезно говорите? Или просто ерничаете?–
произнесла Нила внешне ровным голосом. Но в нем ясно звучала ярость.
Федор не стал вступать по этому поводу в полемику. Он простосердечно сказал Ниле, что последний пункт из всего им сказанного, вовсе ему не принадлежит. Это попросил его изложить Неониле Максимовне главный редактор. Вытянутое лицо инспектора образования стало еще длиннее:
– Вы в этом уверены? Вам действительно это сказал сам Александр Филиппович?
– Именно он это мне и посоветовал.
– Вот это фокусы! Федор Михайлович! Вы можете временно вернуть мне оригинал моей статьи?
– Вы – автор. И можете распоряжаться материалом, как вам заблагорассудится.
– Тогда я его пока забираю.
Неонила Максимовна взяла из рук Федора материал и уложила его в свою сумочку. Она распрощалась с Карпенко и покинула кабинет. Федор уселся за компьютер и начал набивать запланированную в следующий номер корреспонденцию.
* * *
К концу рабочего дня голова Федора уже соображала плохо. И он решил: сегодня долго задерживаться на работе не будет, хотя свою корреспонденцию еще не дописал. Федор уже встал из-за стола, чтобы идти домой. Но к нему в кабинет зашел главный редактор:
–Ты, Федя, домой собрался?
Федор замялся в смущении:
–Да, понимаете, Александр Филиппович! Корреспонденцию я дописать, к сожалению, не успел. Но к концу дня голова совсем перестала работать. Ничего уже не получается, кроме дикой глупости. Думаю взять работу домой. Немного отдохну – и обязательно допишу.
Александр Филиппович остановил Федора:
– Да не об этом я, Федя. Я с тобой хочу поговорить на деликатную тему. Ты уж извини меня за задержку. Но я отниму у тебя немного времени.
Главный редактор взял под руку Федора и повел в свой кабинет. Со стороны выглядело это довольно комично. Примерно полутораметрового роста редактор и в метр восемьдесят четыре – Федор, ведомый под ручку. В давние-давние времена сказали бы: Пат и Паташон, очень популярные комики времени немого кино. Если обратиться в более близкие годы – идущие рядом главный редактор и обозреватель внешне очень походили на Штепселя и Тарапуньку.
Но по другим статьям все обстояло как раз наоборот. У Бугаева в компенсацию его малого роста был такой мощный бас, который подходил больше человеку могучей фигуры, а не малорослому, по подростковому сложенному Александру Филипповичу.
У высокого Карпенко наоборот голос был более высокой тональности. Но когда он рьяно спорил, или волновался, у него доходило до противной писклявости. За что он себя даже презирал.
Но Федору было явно не до шуток по поводу такого несоответствия. Он ожидал от главного редактора не шуток, а серьезного разговора. И он в этом очень скоро убедился. Как только зашли в кабинет редактора, Александр Филиппович сразу и приступил:
– Знаешь, Федя. У тебя хороший язык в твоих материалах. Но, к сожалению, тот, что у тебя во рту, несдержан в разговоре. Когда я поручал тебе поговорить со Скутневой, я вовсе не просил на меня ссылаться. А, наоборот, если ты помнишь наш разговор, в нем была просьба моего имени не упоминать. И это не моя блажь. Возможно, ты еще не слышал. Так услышишь непременно – в сельской местности живем, О нас с этой Скутневой дикие сплетни распространяются. То ли я к Неониле клинья бью. То ли она меня в сети пытается поймать. Ты знаешь, что она ко мне частенько заглядывает.
Вот и сегодня после вашего совместного обсуждения ее материала она ко мне заходила. Устроила истерику. Почему я дал такую мерзкую, по ее представлению, оценку ее статьи. В то время как ее в Лесном еще до печати многие прочитали. И высказались однозначно: статья написана прекрасно. Только редактора газеты она не устраивает. Ну, и тому подобное. И слезы ручьем. Как ты думаешь, не подогреет ли этот скандал ходящие по райцентру нелепые сплетни? Неонила женщина болтливая.
– Александр Филиппович! Теперь я глубоко понимаю, насколько виноват перед вами. Я действительно не должен был рассказывать Неониле, что вы говорили о ее статье. Хорошо помню, что вы об этом меня просили. Но сорвалось. Я слышал от сотрудников газеты, что она готова стоять насмерть за каждую запятую. И во время чтения статьи мне пришло в голову, что ваше мнение, как авторитетнейшего газетчика, поколеблет ее непоколебимую твердость. Теперь понимаю, что я тогда поступил очень опрометчиво. Готов перед всем коллективом редакции попросить у вас прощения.
После этого длинного монолога Федор весь взмок. И это вовсе не от летней духоты. А от необдуманности своего поступка. И он потерянно выдавил из себя:
– Если моя излишняя болтовня принесла вам столько неприятности, я завтра положу вам на стол заявление об уходе с работы.
Главный редактор протестующе замахал руками:
– Ну, Федя, ты даешь! Я ведь с тобой решил с глазу на глаз побеседовать, чтобы ты в дальнейшем сначала хорошо подумал, а потом говорил. Наш брат газетчик не имеет права на неосмотрительные разговоры. Сразу можно влипнуть в неприятность. А ты ведь журналистом стал совсем недавно. На такой крючок еще не попадался.
Потом как-то совсем уж по-дружески улыбнулся:
– Ничего, Федя! Мы еще с тобой поработаем. И, как я надеюсь, крепко подружимся.
* * *
На следующее утро сотрудники редакции, работающие в одном кабинете с Карпенко, поинтересовались, о чем с ним говорил главный редактор. Федор в общих чертах передал суть разговора. Игорь Тарасович Мезенцев, исполняющий должность ответственного секретаря редакции, иронически хохотнул:
– «Нелепые сплетни». Ловко сказано. Да она у него в кабинете только что не ночует. Да они обычно так плотно сидят за столом, как влюбленные голубки. Тут официальным разговором и близко не пахнет. Он, старый мерин, конечно слюну пустил. А она к нему таскается только для выгоды.
Федор недоуменно спросил:
– Да какая же от него выгода? Раньше, в советские времена, хоть за публикацию в газете какой- никакой гонорар платили. Платили копейки. Но все-таки интерес был. А теперь о гонорарах совсем забыли.
Мезенцев, на минуту оторвался от макета полосы и разъяснил:
– Она хочет через него опубликоваться в областном толстом журнале. В ближайшем номере будет напечатана подборка стихов Александра Филипповича. Я их читал перед отправкой в Воронеж. Стихи просто замечательные. И наш главный уже имеет широкие связи с воронежскими литераторами. Вот и она мечтает туда пробиться.
Федор спросил:
– Она что, роман что ли написала?
– Ну роман не роман. А ту статью, которую вы вчера с ней правили, она мечтает протащить в толстый журнал, – пояснил обозреватель Дмитрий Алексеевич Носов.
Федор внес ясность:
– Ничего я не правил. Она все мои замечания отвергла и побежала рыдать к главному редактору. Все наши предложения ее глубоко оскорбили.
Все сидевшие в кабинете почти одновременно отреагировали: это, мол, нам хорошо знакомо.
А через два дня вышел очередной номер «Восхода». И в нем была опубликована статья Неонилы Скутневой. Федор обратил внимание, что занимает она полторы страницы. Бегло прочитал ее. И понял, что и редактор не изменил в ней ни единого слова. Здорово же сломила его Неонила своей истерикой.
В наше время редко какая публикация районной газеты вызывает бурные отклики читателей. Читают ли люди свою газету от строчки до строчки, или просто бегло ее просматривают, а может, даже ее вовсе не раскрывают – одному Богу известно. Но в последние годы, как заметили журналисты районщики, им редко звонили по поводу публикуемых материалов.
Но о статье Неонилы Скутневой пришло несколько звонков. Правда, их было немного. И в них больше преобладало любопытство, но не оценка прочитанного. Потом, к удивлению лесновских газетчиков, в редакцию пришло с короткими перерывами сразу четыре отзыва. Даже нечто похожее на рецензии. У журналистов отвисли челюсти от удивления. Пошли догадки. Одни считали, что статья заслуживает таких отзывов. Другие утверждали, что их организовала сама Скутнева. Все четыре отзыва были написаны преподавателями литературы в школах.
Но как бы там ни было, все четыре отзыва были напечатаны в районной газете. Неонила все эти дни буйно расцветала выражением лица. Она с утра до вечера почти не выходила из кабинета главного редактора. К удивлению Карпенко, о Скутневой заговорили в поселке как о самом способном газетчике «Восхода». Хотя написанного кроме статьи об учителе ничего больше в печати не появилось. С компьютера новой знаменитости сходили лишь обработанные письма, да отчеты о мероприятиях по школьным событиям. Серьезной аналитикой, или яркой фразой они, конечно же, никого не порадовали.
Дальше – больше. В редакции работал обозревателем Николай Иванович Черненький. Он увлекался киносъемками и часто публиковал свои репортажи на областном телевидении. Там внезапно умер один из репортеров. На освободившееся место и пригласили Черненького. И Александр Филиппович тут же взял на его должность Неонилу Максимовну. Это событие отметили внушительной выпивкой. Неонила расщедрилась.
К ее переходу в редакцию отнеслись с легким доброжелательством. Она обосновалась в том же кабинете, где обретался и Федор. И потекли дни за днями. И сидящие в этом кабинете сотрудники постепенно стали обращать внимание, что Неонила приходила утром на работу, садилась за свой стол. И совершенно ничего не делала. Игорь Тарасович Мезенцев предложил главному редактору отправить ее с кем- нибудь из сотрудников в командировку. Совет был принят. Дмитрий Алексеевич Носов был определен в негласные наставники Скутневой. Редактор выделил свою персональную машину, что делал очень редко, для поездки в село. К вечеру пара вернулась из командировки.
И на следующий день Неонила выдала ответственному секретарю всего шестьдесят строк. И это привезенное из села за целый день пребывания там в командировке. Все поглядели друг на друга. Пожали плечами. И мысленно произнесли: «Ну и ну». И все продолжалось по-прежнему. Но появилось и другое. Освоившись с новой для себя обстановкой в редакции, Неонила Максимовна, когда было совершенно делать нечего. а такое случалось почти каждый день, шла в кабинет Бугаева. Когда Игорю Тарасовичу, как ответственному секретарю, требовалось с главным редактором что-то согласовать, он, заходя в его кабинет, слышал его сочный бас. Александр Филиппович читал своей поклоннице стихи.
Однажды получилось так, что в обозревательском кабинете Федор и Нила остались одни. И у Скутневой появилось настроение поболтать. Они начали обсуждать последние новости поселка. И тут в кабинет вошел Игорь Тарасович Мезенцев. Он взял у Федора статью в очередной номер и недовольно высказал обоим:
– Все сплетни обсуждаете? Самое время. У нас целая страница остается пустой.
И с постным лицом вышел из кабинета. Федор извинился перед Неонилой и сказал, что надо писать, если газета не заполнена материалом. Нила беспечно ответила:
– А мне писать нечего.
Федора это удивило:
– Неонила Максимовна! Но ведь так нельзя. Надо каждый день что-то писать. Иначе хлеб будем даром есть. Дармоедами окажемся.
– Ну, знаете, Федор Михайлович! У вас получается писать обычную газетную бодягу. У меня это не выходит. Хоть тресни.
– А что получается?
– Меня вдохновляет сюжет героический, возвышенный. Чтобы все было в величественных тонах.
Федор понял, что Нила определила себя в газетные аристократки и ответил:
– Ну, что ж. Каждому свое.
Как с давних пор считают районные газетчики, их газета настолько прожорливая мельница, что всегда ей не хватает зерна для помола. Иными словами, почти постоянно материала для очередного номера не хватает. И всем приходится либо ехать по селам, либо сидеть на телефоне, чтобы как можно быстрее добыть срочно требующиеся строки. И когда в такой ситуации кто-то из газетчиков сидит без дела, это вызывает недовольство.
У Игоря Тарасовича, наконец, лопнуло терпение. Он набрался решимости и все высказал главному редактору. Потребовал в рабочее время прекратить поэтические представления и громкий смех из редакторского кабинета после рассказанного анекдота. Александр Филиппович пообещал прекратить свои посиделки с обозревательницей. Но слова так и остались словами. Все продолжалось, как и раньше.
Правда, пользы для Неонилы от этих посиделок, по мнению Федора, было мало. Ее статья в области нигде не была напечатана. А другого значительного она не написала. И, судя по всему, ничего подобного в ближайшее время не ожидалось. Карпенко в первые дни совместной работы со Скутневой в одном кабине замечал в их отношениях холодок. По всей видимости, Неонила не могла простить Федору высказанные при чтении статьи замечания.
Но со временем в их отношениях наметилось потепление. Оба оказались страстными любителями чтения художественной литературы. Помнится, когда Федор был еще юным, он любил посещать редакцию. И ходил он туда не всегда с написанными своими заметками. А иногда, чтобы послушать разговоры газетчиков в минуты общего перекура. Журналисты, как правило, либо обсуждали что-то из только изданного и нашумевшего, либо новый хороший фильм. Эти темы всегда преобладали над остальными.
Теперь другие времена. Книги перестали быть предметом жарких дискуссий в редакциях. Вот и в «Восходе» остались только двое, кто мог поговорить о ярких новинках в художественной литературе. На этой основе Неонила и Федор постепенно сблизились. Они стали доверять друг другу новости, которые не подлежало говорить всем, кому ни заблагорассудится. И как-то Карпенко даже обнаглел до такой степени, что спросил у Неонилы:
– Тебе действительно нравится Александр Филиппович?
Та удивленно поглядела на Федора:
–Откуда ты взял?
– Но ты же пропадаешь в его кабинете.
– Ну, это не причина для любовных отношений. Мне интересно другое.
– Что именно?
– Ты разве не знаешь: у Бугаева выходит уже третья книга стихов в областном издательстве?\
– Ну и что?
– Какой ты непонятливый! Стихи у Александра Филипповича очень талантливые. Это не только я говорю. Это вся критика в печати отмечает.
– А к тебе это каким боком?
– Очень даже таким. Пройдут годы. Наш главный нынешний редактор станет знаменитым. Такая перспектива очень даже вероятна. О нем будут много писать. И обо мне тогда могут вспомнить. Мол, была у гения такая подруга.
У Федора глаза полезли из орбит. Невольно подумал: «Дура дурой. Хоть и читает много. Память отменная. А дура набитая».
* * *
Этой ночью Федор долго не мог уснуть. Все ворочался, да ворочался. Впервые за свою жизнь почувствовал, что перина не мягкая, а какая-то сбитая что ли. Как ни ляжешь – все получается неудобно. Жена из-за него тоже не спала. То все терпела. Потом не выдержала и недовольно пробурчала:
– Да что тебя так расстроило? Никак не угомонишься.
Он ласково погладил ее по голове:
– Все нормально, дорогая. Я сейчас постараюсь уснуть.
Жена, наконец, начала мерно посапывать. Уснула, значит. А Федора сон не брал. Все думалось, что жизнь, вроде бы, нормальных людей делает иногда такими дураками. Может, потому, что незамужняя? А Неониле уже к тридцати. Только кто ж ее замуж-то возьмет с такими заскоками?
Федор за свою жизнь нагляделся на разных людей. Случалось общаться и с такими, на которых приходилось смотреть, раскрыв рот от удивления. Такие они были нестандартные. Вели себя не так, как принято. Вот и Скутнева. То она, как все нормальные люди. А потом вдруг отольет такое. Ее последние слова о Бугаеве и причинах ее тяги к главному редактору газеты у него не укладывались в голове.
Федор допускал, что, наверное, кроме Неонилы есть еще такие же люди, которые думают примерно так же. Но вряд ли они эти свои потаенные замыслы громко озвучивают. Держат в мыслях. При себе. А эта говорит, по сути дела, о постыдном. И у нее это так обыденно и повседневно, словно о покупке продуктов в магазине говорит.
Но ведь это же ненормально. Федору пришли на ум строки стихов нашего земляка поэта Алексея Прасолова:
В рабочем гвалте, за столом,
В ночном ли поезде гремящем
Резонно судят о былом,
И сдержанно – о настоящем.
И скован этот, скован тот
Одним условием суровым:
Давая мыслям верный ход,
Не выдай их поспешным словом.
Только вот Неонилу нисколько не беспокоит, что она свои мысли, которые, по всем канонам, должны быть спрятаны далеко в себе, нимало не смущаясь, высказывает в беседе с первым собеседником.
В поселке утвердилось мнение, что Неонила Максимовна Скутнева умнейшая женщина. Когда работала еще в школе, ей поручали проводить открытые уроки. Она интересно излагала материал. Наполняла его массой фактов, которых и близко не было в школьных учебниках. Учителя школы, где работала Скутнева, были убеждены, что она человек, тонко чувствующий художественное слово. Когда читала на уроках стихи знаменитых поэтов, часто дело доходило до слез. Голос ее звенел на высокой ноте. И всем было понятно: человек не просто читает стихи, а всем своим сердцем их переживает.
И, как недавно Федор имел возможность убедиться, этот так тонко чувствующий человек очень даже расчетливо планирует напомнить потомкам о своей персоне тем, что она записала себя в ближайшие подруги несомненно одаренного поэта.
Федор гнал от себя эти рассуждения. К завтрашнему дню надо выспаться. Иначе будет болеть голова. Тогда и работник из него в редакции окажется никудышный. Но сон не шел. Федор вспомнил время, когда учился в вечерней школе. Тогда он был совсем молодым. Но пытался соображать, как взрослый. Помнится, тогда он прочитал статью Чернышевского «Эстетическое отношение искусства к действительности». Когда брал в библиотеке томик этого литератора и мыслителя, библиотекарша посмотрела на него насмешливо: «И что ты в этой критике поймешь?» Оказалось, у Чернышевского написано все предельно просто и интересно.
На уроках он слышал, что литература отражает реальную жизнь. Вот у Федора и укоренилось в голове, что литература и жизнь почти одно и то же. Только литература – это отражение жизни в словах, на бумаге. А прочитал Чернышевского – понял, насколько он наивен.
С тех самых пор он накрепко запомнил, что литература – это одно, жизнь – несколько другое. Федор снова осторожно повернулся с одного бока на другой и вспомнил «Капитанскую дочку» Пушкина. Швабрин в повести поставлен Александром Сергеевичем в строго отведенные рамки. А ведь в жизни его прототип не был строго запрограммированным человеком. Могло быть и так, что и у Швабрина были моменты, когда он поступал вполне прилично, по совести. Пушкину же он был нужен только таким, каким представлен в повести. Все остальное осталось за кадром. Вот и отличие искусство от действительности.
Но Неонила – самая что ни на есть действительность. И ее не урежешь, как текст. Не ограничишь строгими рамками. В ней столько всего намешано, что и не поймешь, как ее оценивать? И как к ней относиться? Она предстает то возвышенной и одухотворенной. Кажется, сейчас оторвется от земли и полетит. То такая предельно расчетливая и практичная, что скулы сводит. С такой Неонилой и сидеть в одном кабинете не хочется.
* * *
Пришла осень. Такая сухая и на осень совсем не похожая. Пора бы вовсю сыпаться листьям с деревьев. А они продолжают стоять в густой сочной зелени. Будто в этом году сроки наступления третьего времени года перенесли на более позднее время.
Зато в редакции произошли сенсационные перемены. Неонилу Максимовну Скутневу, как наиболее одаренного журналиста взяли на должность заместителя главы администрации района. В редакции это событие бурно обсуждалось. И все пришли к выводу: Неонила понадобилась районной администрации, чтобы писать яркие доклады на высоком литературном уровне.
Газетчики в один голос утверждали, что идея такого перевода Скутневой принадлежала главному редактору газеты Александру Филипповичу Бугаеву. По поселку ходила сплетня, что его жене осточертели постоянные разговоры о шурах-мурах между Скутневой и ее супругом. Она будто бы дома устроила большой скандал. Даже с битьем посуды. Вот Александр Филиппович и расстарался.
Газетчики считали, что главному редактору эта операция далась без большого труда. Все знали, что глава администрации района к нему относился с большой симпатией.
У Неонилы Максимовны появилась возможность не только писать выступления главе администрации района, но и выступать со своими речами перед публикой. И надо отдать должное, она производила впечатление. Одни, те, кто душою почувствительнее, говорили: «Какая восприимчивая женщина! Все так тонко чувствует, и так близко душой воспринимает». Другие с кривой ухмылкой изрекали: « Ну и артистка. Только грубовато роль свою играет. Фальшь наружу просматривается».
Этот резкий контраст в оценке нового заместителя главы администрации района нисколько не мешал возбуханию Неониловой популярности. О ней говорили. Она постоянно была темой обсуждения. И это способствовало росту ее авторитета.
Федор продолжал работать в редакции. И продолжал ломать голову, что за дивное создание эта Скутнева? То ли она необыкновенная женщина. То ли актриса провинциального театра с грубо отрепетированными ролями. Ясности в этом вопросе он никак не мог найти.
А между тем, пришел Новый год. И в крещенские морозы глава администрации района отмечал свое 55-летие. И Неонила Максимовна снова прогремела, как человек пишущий. Она создала новое нашумевшее произведение на десяти печатных страницах – «Свет в окне главы администрации». В руководящих кругах о нем много говорили. Спорили о степени заключенного в произведении подхалимажа. Но потом за повседневными делами, как сам юбилей, так и неписанное по этому случаю произведение начисто забылись.
А вот у газетчика районной газеты Федора Карпенко глаза, наконец, открылись. Он понял, куда направлена целеустремленность Скутневой. И почему она прикипела к придуманному однажды заголовку. Неонила Максимовна хотела быть в жизни светом в окне для окружающего мира. Как и призывал в свое время Владимир Маяковский:
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить –
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и солнца!
Как все оказалось просто! А Федор столько времени понапрасну ломал голову. Теперь для него открылась истина. Светить человеку ужасно хочется. И все стало на свои места. Только вот светить из этого окна не каждому дано. А жаль.