В 1951 году я был переведен в другую школу, поближе к моему дому. Тогда еще были мужские школы. Она так и называлась: 18 мужская средняя школа города Майкопа. Здесь мы впервые и встретились с Виктором Обрубовым, попав в последний по алфавиту класс: восьмой «Г». Тогда мы не догадывались, что наши дружеские отношения продлятся десятилетия.
За время обучения я не демонстрировал блестящих знаний, мне удалось за все эти годы избежать посредственных оценок, но и только. Виктор учился блестяще и окончил школу с золотой медалью. Нашему сближению способствовал стрелковый спорт. Однажды в класс вошел преподаватель по военно-допризывной подготовке. Он установил в конце помещения треногу, прикрепил к ней малокалиберную винтовку и объяснил, как правильно прицеливаться. Он подчеркнул, что главное – это однообразие прицеливания и, как результат, кучность попаданий. Прикрепил к доске лист бумаги, взял в руку карандаш и предоставил ученику командовать: «влево, вправо, вверх, вниз» и по команде «стоп» отмечал «попадания». Оценивая результаты, он отложил мою и Виктора «мишень». Посмотрел на нас:
– Вы что, сговорились? Все пять «пробоин» вплотную друг к другу.
Мы тогда не придали этому значения: занятие есть занятие. Но продолжение было неожиданным: нас с Виктором зачислили в военно-стрелковый клуб. При этом военрук как-то обошел препятствие: в клуб в возрасте до шестнадцати лет не принимали. Наши показатели, по мнению тренера, росли стремительно. Третий разряд мы выполнили уже через две недели. Со вторым разрядом пришлось потрудиться уже четыре месяца, причем нужно было не только выполнить установленный норматив, но и показать результат в условиях соревнования на первенство города. Первый разряд удалось преодолеть только через год, причем на соревнованиях на уровне Краснодарского края. Потом пришло время специализироваться по виду оружия. Виктор выбрал пистолет, а я – снайперскую винтовку. Виктор удивился:
– Зачем тебе это надо? Это же лошадиный вид спорта.
Виктор имел в виду условия выполнения снайперских стрельб. Необходимо было продемонстрировать умение маскироваться, делать пробежки до линии стрельбы с винтовкой, с запасом патронов, биноклем и обязательно в ватнике на жаре: при длительной стрельбе отдача даже в ватнике могла вызвать гематому.
Наступило время показать свои достижения на соревнованиях. Виктор для школьника выступил блестяще: Пистолет – второе место по Краснодарскому краю.
Мне предстояли стрельбы в снайперской паре: напарник стреляет – ты с биноклем корректируешь; потом наоборот. Зачет идет по сумме очков пары. Условия выполнения упражнений жесткие: огонь открывается самостоятельно с появлением мишени; мишень исчезает через пять секунд; пять секунд перерыв и мишень появляется в десяти метрах слева или справа. Дистанция триста метров.
В этот раз мы участвовали во всесоюзных соревнованиях военно-стрелковых клубов. Договорились: напарник – тоже школьник – стреляет первым. Пододвинул к нему коробку с патронами и с появлением мишени даю команду к открытию огня. Заметил: у напарника дрожат руки. Это часто бывает на ответственных соревнованиях.
Выстрел – промах! Это было началом провала: при прочих равных, возможности пары потенциально снижаются в два раза. А время идет: на смену стрелка дается десять секунд. Подхватил винтовку левой рукой под цевье, закрыл затвор, указательный палец привычно лег на спусковой крючок. После того, как до меня дошло осознание промаха, прошли какие-то мгновения, но они успели отразиться на нервном состоянии: сначала возникло ощущение безысходности. А затем, как-то сразу, я почувствовал отрешенность от окружающей обстановки и полное спокойствие. Опытные стрелки-спортсмены рассказывали, что такое бывает: под воздействием стресса человек как бы перегорает и наступает расслабление. Но руки делали свое дело – оружие было приведено в готовность к выстрелу в короткие секунды. Слышу команду: «Цель слева, огонь!». Заявляю с полной ответственностью, что дальше стрелял не я. За меня работал, мягко управляя моим телом, автомат. Ствол винтовки чуть повело влево, отчетливо нарисовалась предельно уменьшенная расстоянием цель, секунду – на совмещение всех элементов прицеливания с мишенью, палец без участия сознания уже секундой раньше начал мягко, но неуклонно давить на спусковой крючок и, чего всегда упорно добивался тренер, выстрел раздался как бы неожиданно. Не ожидая результата, рука загоняет очередной патрон в патронник, щелкает затвор, и только тогда я на оставшиеся три секунды закрываю глаза для отдыха. Вновь следует команда: «Цель в центре, огонь!». Полное восприятие реальности включается только тогда, когда напарник сказал:
– Восьмое попадание, не расслабляйся!
Одиннадцать, двенадцать.
Появилось досадное ощущение боли в постоянно напряженных шейных мышцах, которые при непрерывной стрельбе невозможно было расслабить. Сказывался недостаток в специальных физических упражнениях. Пятнадцать, шестнадцать.
Сзади, в группе товарищей по клубу, усилился шум. Потом стало тихо: я слышал, как судья попросил тишины.
Восемнадцать, девятнадцать.
У спортсменов было принято заряжать по одному патрону. А когда счет идет на секунды, заряжать магазин просто некогда. После девятнадцатого выстрела я нащупал коробку с патронами: она была пуста. Заметив это, напарник резким движением пододвинул новую коробку, та опрокинулась и патроны высыпались на бруствер, покрытый пылью и песком.
– Вытри патроны, – крикнул я и схвати очередной, вытер его об ватник, загнал в патронник.
Двадцать первый.
Хватаю патрон и, не успевая вытереть, со скрипом досылаю его. Выстрел – промах! Судья взял винтовку и внимательно осмотрел ее:
– Раздутие канала ствола. Легко отделался. Могло вырвать затвор. Пуля пошла по неконтролируемой траектории.
Результат соревнований приятно удивил меня: наша пара заняла третье место в стране в соревнованиях военно-стрелковых клубов. Еще большее удивление вызвало то, что нам вручили крупную, по тем временам, сумму денег. В семье шесть человек детей, без отца, у матери мизерная зарплата. Полученных денег хватило на два месяца приличного питания.
Витя Обрубов радовался за меня, наверное, больше, чем я сам. Он тоже получил приз. С присущим ему юмором, сказал:
– Получил кубок, похожий на блестящий кувшин.
Хочется вспомнить один безрассудный эпизод из нашей курсантской жизни, который мог стоить нам обучения в академии. Окна половины кубриков нашей казармы выходили на проезжую часть улицы Рузовской. На проводах, прямо по центру улицы были развешаны яркие фонари. Один из них бил светом прямо в окна помещений казармы и безумно надоел нам. Однажды Виктор подошел ко мне:
– Слушай, бери винтовку, пойдем, шлёпнем фонарь.
Мы с Виктором в академии продолжали заниматься стрелковым спортом. В пирамидах вместе с табельными карабинами хранилось наше персональное спортивное оружие: малокалиберные винтовки, боевые и спортивные пистолеты и патроны к ним. Видимо из-за возрастных пробелов в памяти, я совершенно не помню две вещи: во-первых, как мы могли, при наличии дежурного и дневального по роте, взять оружие из закрытых на замок пирамид; во-вторых, как мы могли пронести оружие через КПП и обратно. Патроны, правда, у нас всегда валялись в карманах.
Мы перешли улицу и расположились под аркой дома, расположенного прямо против нашей казармы и в метрах пятнадцати от злополучного фонаря. Как люди военные, мы уже располагали «стратегическим» мышлением: договорились стрелять под шум проезжающей машины. На дороге, как консервная банка, звонко затарахтел старенький «Москвич-401». Привычные к совместной стрельбе мы ударили залпом. Фонарь разлетелся вдребезги. Мы не учли, что в условиях улицы с высокими домами шум выстрелов окажется таким оглушительным. Водитель резко затормозил, буквально выкатился из кабины и бросился под машину, подумав, вероятно, что лопнули все четыре шины. Мы с Виктором задыхались от смеха, уткнувшись в рукава бушлатов. В роте нас встретили с большим одобрением. Тогда мы совершенно не думали о том, что дойди это до начальства, мы бы гарантированно были отчислены из академии. Три, как теперь представляется, беззаботные года мы провели с Виктором в одном классе. Эти же три года мы находились рядом на линии огня в стрелковом клубе. Четыре года мы проходили одни и те же дисциплины в Военно-Морской медицинской академии. И еще более тридцати лет мы встречались с ним на юбилейных встречах нашего курса. И школа, и клуб, и академия – все шло так, как будто наши жизненные планы реализовывались параллельно. Потом дороги жизни разошлись. Виктор ушел из академии по болезни и продолжил учебу в 1-м ЛМИ, где училась моя будущая жена Людмила. Но встречи продолжались.
Виктор ушел из жизни довольно рано: в 1994 году, когда ему исполнилось 58 лет. Трагизм этой печальной даты я переживал и переживаю болезненно. Виктор, долгие годы составляя часть моей жизни, унес эту часть в иную реальность, оставив о себе только яркую память. На третьем курсе мы обменялись фотографиями. Виктор в небрежно надетой шапке с едва заметной улыбкой смотрит мимо объектива куда-то вдаль. Две фотографии – курсовые, на каждой из них мы вместе; рука Виктора на моем плече. Это дружеское прикосновение не покидает меня до сей поры.