«О, эти отдалённые сибирские деревеньки! Как же много мрачных тайн хранят они в своей таёжной глуши по сей день…»
В дверь избушки постучали. Стук этот был частым и быстрым, словно барабанная дробь. Тревожным был этот стук, от него за версту несло паникой, или бедой.
- И кого ещё черти несут в такую рань?! – Богдан нехотя поднялся с нар и шаркающим шагом пошёл к двери, чтобы прогнать незваных гостей. Заряженное ружьё привычно стояло в противоположном от печки углу, нож – на поясе, топор тоже где-то под рукой. Хотя Богдану чаще всего хватало размашистого уверенного удара кулаком, чтобы заставить даже самых лихих людей спасаться бегством: силой боженька не обделил.
Дверь в таёжных избушках, вообще-то, запирать не принято – таков негласный закон. Каждый, кому понадобится кров и ночлег, мог войти внутрь, обогреться, найти какую-то провизию, поспать, в конце концов. Однако эту избушку Богдан построил сам, и был здесь полноправным хозяином, в связи с чем, мог позволить себе некоторые вольности.
За окном ещё даже не начало светать. До привычного времени подъёма было не меньше часа. Стук тем временем продолжался. Мужчина открыл засов, и в ту же секунду в избушку проникло какое-то существо. Сходу нельзя было даже понять зверь это, или человек. Освещения в прихожке не было.
- Мать твою за ногу! – хозяин избушки схватил непрошеного гостя, как ему показалось, за волосы и тут же почувствовал, что в руку впились чьи-то зубы. – Зашибу!
Богдан с силой отшвырнул куда-то укусившую его тварь, думая, чем бы таким её сейчас огреть, но тварь уже запрыгнула на нары возле печки и свернулась калачиком, как собака, собравшаяся задремать. И ни единого звука, никакой повторной атаки. Мужчина нащупал ладонью на столе спички и зажёг фитиль стоявшей тут же керосинки. То, что он увидел при каком-никаком освещении, потрясло его до глубины души: на нарах в его избушке лежала растрёпанная молодая женщина, может даже, девушка, в грязной и рваной мужской одежде, которая была ей чересчур велика. В волосах её торчали какие-то веточки и листья, штаны были заляпаны речной глиной, а руки… руки, кажется, были в крови, так сразу и не разобрать. Женщина обессиленно лежала, поджимая под себя ноги и, вроде бы, уже начала похрапывать.
- Вот тебе, Богданушка, и Юрьев день.
Он вышел в сени, где в свете керосинки нашёл канистру со спиртом и обработал рану на руке. Было больно, но не то чтобы слишком. Затем Богдан прильнул губами к металлическому горлышку и сделал глоток.
Светало. Солнце, поднимаясь где-то на востоке, будило природу, лес. Мужчина покинул своё жилище, прихватив ружьё, и направился к реке, чтобы проверить снасти. Улов был так себе: пара небольших окуней и средненький налим, что попались на «закидушки». Вернувшись, Богдан взял из сарайки во дворе охапку тоненьких берёзовых полешек, собираясь растопить печь-буржуйку. Девушка на нарах по-прежнему крепко спала.
Почистив рыбу ножом на чурке во дворе, Богдан поставил на печь чайник с водой и сковороду, предварительно плеснув туда растительного масла. Откуда ни возьмись, на столе появилась соль, мука и картошка. Мужчина готовил еду. Жареная рыба и картошка – невесть-какие изыски, но от одного запаха рот наполняла слюна. Поставив сковороду на стол, хозяин избушки сходил к роднику неподалёку и принёс в ведре воды. Затем заварил себе чаю покрепче и решился, наконец, разбудить свою гостью. Он тихонько тронул её за плечо.
- Эй, просыпайся!
Девушка отреагировала моментально: отскочив в сторону, она прижалась спиной к стенке, дрожа всем телом, как загнанный зверёк, и непонимающим взглядом уставилась на того, кто её разбудил.
- Ты меня слышишь?
Никакой реакции.
- Понимаешь?
Ответ всё тот же.
- Ла-адно. – мужчина сделал руками успокаивающий жест. – Всё хорошо. Успокойся. Иди сюда.
И только теперь он увидел, что его гостья к тому же босая. Богдан пошарил под нарами и достал свои старые галоши.
- Не бойся ты. Иди сюда, надевай. – он жестами показал, чего добивается.
Лицо девушки-зверька расслабилось, дрожь прекратилась. Она, всё ещё боязливо подползла к краю нар и спустила ноги на пол, просунув ступни в резиновую обувь.
- Вот так. – похвалил хозяин избушки. – А теперь пойдём, надо умыться.
Богдан опять же жестом пригласил девушку пойти за ним на улицу.
Выманить её наружу оказалось не сложно, но вот с умыванием дела шли не очень. Водрузив на чурку большой таз из нержавейки, мужчина разбавил холодную родниковую воду кипятком из чайника и начал умывать девушку, словно ребёнка. Протёр лицо и волосы мокрым полотенцем, потом сухим, отмыл руки от того, что теперь, без сомнений, очень было похоже на кровь. Гостья не сопротивлялась, а только периодически издавала звуки, отдалённо напоминающие смех, вроде того, что можно услышать от детей, когда им щекотно. Дальше настало время переодевания. Из сундука под нарами Богдан извлёк свой чистый, но видавший виды свитер, зимние подштанники и тёплые носки, после чего протянул всё это девушке. Теперь, когда её лицо не было спрятано под слоем грязи, можно было заметить и её красоту, и молодость. Да и какие-то зачатки разумности.
- Я отвернусь, а ты сымай своё трепьё и надень это. Поняла? – он кивнул.
Она кивнула в ответ, явно копируя жест.
- Поняла? – в этот раз мужчина не кивал.
Девушка сощурилась, словно пыталась в уме просчитать траекторию полёта баллистической ракеты, а потом, спустя добрых полминуты, кивнула опять.
- Вот и славно. – он отвернулся. Однако, когда через некоторое время повернулся опять, она стояла всё в той же позе с чистой одеждой в руках. – Ну точно, как меленькая.
Мужчина помог ей снять грязный свитер, под которым, как и предполагалось, больше ничего не было. Вся эта сцена девушку не смущала нисколько, а вот хозяин лесной избушки то и дело отводил глаза в сторону.
- Вообще, на реку бы тебя, да выкупать, отмыть, как следует. С мылом. – он тяжело вздохнул, а затем указал на грязные штаны девушки. – С портками справишься?
Она снова кивнула, но в этот раз более осознанно и тут же принялась стягивать с себя нижнюю часть своего одеяния, после чего лихо запрыгнула (именно запрыгнула) в Богдановы подштанники.
- От это молодца. – похвалил он и ткнул пальцем на чурку, с которой уже успел убрать таз с грязной водой. – Садись. Да прижми уже жопу!
Она села и он, напялил ей на ноги сначала свои длиннющие шерстяные носки, а затем и галоши.
- Вот, на человека походить стала. Теперь пошли есть.
И тут, девушка, будто что-то вспомнив, упала на четвереньки перед тазом, явно собираясь оттуда испить.
- Но-но! – Богдан поспешно убрал таз и сунул ей в руки жестяную кружку с родниковой водой. – На. Пить хотишь?
Не без труда, держа кружку двумя руками, гостья наконец-то сообразила, как пить из этой странной посудины и осушила её до дна.
Сидеть на табуретке за столом девушка наотрез отказалась. А вот от еды – нет. Сидя на нарах, она ела из глубокой миски прямо руками, заглатывая рыбу вместе с костями, и горстями закидывая в рот жареную картошку, периодически запивая всё это водой из кружки.
- Сети – не ставил. – рассуждал мужчина, глядя как его новая знакомая уплетает налима за обе щёки. – Силки – тоже. Капканы где попало, видит бог, не разбрасывал. Даже не прикармливал место. Так за каким лядом она ко мне сюда залетела?
На столе рядом с Богданом, помимо кушанья, стоял гранёный стакан с разбавленным спиртом. Осушив его, он немного покраснел и выглянул в окно, занюхивая крепкий напиток рукавом своей рыбацкой робы. К избушке приближались трое. Послышались мужские голоса. В тот момент на лице девушки отразился первобытный ужас, и она опрометью кинулась под нары.
- Вот те ра-а-аз.- протянул хозяин избушки, вставая с места и протягивая руку к ружью. – Снова гости. Пойду – поздаровкаюсь.
Трое незнакомцев остановились только тогда, когда хозяин жилища вышел им навстречу с двустволкой наперевес. Вся троица тоже была при оружии.
- Бог в помощь, добрые люди. – кивнул Богдан. – Чем обязан?
- Ты бабу здесь не видал? – вперёд вышел худощавый, плутоватого вида мужик. На голове его была выцветшая солдатская камуфляжная кепка, в руках - помповый дробовик. Богдан положил свою старую курковую «горизонталку» двенадцатого калибра на плечо.
- Бабу? Здесь? Да проще уж слона встретить! – усмехнулся он в ответ. – А что, должен был видать?
- Ты не юли – а по делу отвечай, коли спрашивают. – плут впился в собеседника подозрительными глазами, маленькими, как у свиньи.
- Для начала, кто ты такой будешь, чтобы я перед тобой отвечал? – Богдан расправил плечи: он был на голову выше собеседника и, пожалуй, вдвое шире того в плечах. – А во-вторых, чтобы по делу отвечали, надо по делу спрашивать. Что за баба? Зачем ищите? Тогда, может, и отвечу по существу.
Мужик в кепке уже открыл рот, чтобы ввернуть какое-нибудь едкое словцо, но тут вступил в разговор один из его спутников: взрослый, седой, лет шестьдесят – не меньше, с выступающим вперёд пивным животом и серым, как каменное надгробие лицом. Его глаза были пусты и безумны.
- Я эту суку, ведьму эту… - начал он загробным, исполненным скорби и ненависти голосом, какой обычно предвещает нечто жестокое и неизбежное. – лично на аркане вытащу в свой огород, привяжу к столбу, оболью бензином и подожгу. И слушать буду, как она кричит. И смотреть буду, как обугливается её плоть, пока она не сдохнет, а потом прикурю папироску от её горящего трупа и дальше смотреть буду.
На лбу у Богдана задёргалась жилка.
- И чем же эта баба такое заслужила, можно узнать?
- Она намедни сына моего убила. – выдал мужик – Хозяйство ему под корень отрезала, так он кровью и истёк.
Повисла пауза. Первым тишину нарушил Богдан.
- Уж прости, отец, не в обиду усопшему будет сказано, земля ему пухом, но не слышал я ещё, чтобы девица какая за просто так кому-то….
- Да, понимаю. – перебил собеседник. – Думаешь, надругался он над ней, а она отомстить решила. Я б тоже так подумал, честное слово. Вот только, сын мой ещё совсем маленький, бабу ещё не пробовал даже ни разу. Ему четырнадцать всего… - он ненадолго умолк – было. Эта ведьма не из местных, приехала с бродячим цирком. Она там гимнасткой была, или вроде того. Выгибалась и так и эдак. Все мужики на неё слюни пускали. Вот только цирк уехал, а клоуны остались. - мужик издал нервный, без доли веселья, смешок. – Она сынка-то моего опоила, заманила в лесок и там ножом, или ещё чем…
И тут отец не выдержал и умолк, беззвучно рыдая: по его щекам, покрытым жёсткой щетиной, покатились слёзы.
- Ну вот! – вернулся в разговор хитромордый в кепке. – До чего старика довёл своими расспросами!
- А участковый где? – даже не собираясь оправдываться, поинтересовался хозяин лесной избушки.- Чего не пошёл на поиски преступницы?
- Я – участковый. – ответил третий, самый молодой, незнакомец, вооружённый нарезным карабином. Одет он был в камуфляжную робу и кирзовые сапоги.
- Стало быть, по закону её наказывать вы не собираетесь?
- Стало быть. – мрачно кивнул участковый.
- Что ж. – Богдан опустил ружьё. – Я эту местность знаю хорошо, все нычки, схроны, избушки и берлоги. День длинный – обойду всё, осмотрюсь. А вы приходите завтра, я вам всё доложу.
- А избу твою осмотреть-то можно? – не утерпел мужик с дробовиком.
- Если б по закону, то было бы можно. – ответил Богдан. – Но раз закон – тайга, то в избу я никого из вас не пущу. Мой дом – моя крепость. Приходите завтра утром.
Участковый смерил собеседника недобрым взглядом и утвердительно кивнул.
- Будь по-твоему. Завтра утром мы вернёмся. – он уверенно приобнял одной рукой скорбящего отца за плечо. – Пойдёмте, Сергей Николаич. Вам лучше сейчас побыть дома.
- Завтра, как условились! – фыркнул напоследок мужик в кепке и пошёл следом за товарищами.
Богдан взглядом проводил три удаляющиеся фигуры.
Когда же он вернулся в избушку, его новая знакомая уже вылезла из-под нар и глядела на своего спасителя взглядом услужливой собачки. Если б был хвост – ей богу, завиляла бы. Но у «спасителя» сейчас был совсем не тот настрой. Он с порога схватил непрошеную гостью за грудки и отшвырнул на стол; пустая сковорода слетела на пол. Богдан приставил к горлу испуганной девушки нож и громко заорал, выдохнув ей в лицо поток тёплого с запахом спирта воздуха.
- Ты зачем парня убила, сука?! Зачем зарезала мальца, тварь!?
Вразумительного ответа, однако, не последовало. Девушка вся тряслась, а её глаза наполнились слезами. Она скулила.
Мужчина опустил нож, сел на табуретку и заметил, что на его зимних подштанниках, которые были на девушке, от промежности по ляжкам расползается тёмное мокрое пятно…
- Твою мать.- выдохнул он. – Успокойся, всё. Садись.
Она села.
- Снимай портки и лезь под одеяло.
В эту ночь Богдан засыпал с трудом. Почти весь день и весь вечер он не выходил из избушки, пил разбавленный родниковой водой спирт и отпаивал свою гостью чаем с травами и ягодой. На ужин сварил гречки, добавив в кастрюлю банку тушёнки. Они поели.
- Утром, утром. – бормотал мужчина себе под нос. – А если среди ночи заявятся? Без стука да по форме. Корочкой в нос ткнут, ствол к голове – и я же крайний. Ладно, утро вечера мудренее.
Он нашёл под нарами второе одеяло и, укрывшись, лёг с краю. Девушка какое-то время беспокойно ворочалась, но потом уснула. «Если уж она не тревожиться» - подумал хозяин избушки, засыпая – «то и мне можно».
Наступил самый тёмный час летней ночи. Девушка, лежавшая на нарах в глухой лесной избушке, открыла глаза и прислушалась к мерному дыханию спящего рядом мужчины. Глубокий сон, которому способствовал выпитый спирт.
- Надо действовать сейчас. – подумала она. – И действовать быстро. Пока он не захотел мной воспользоваться, или того хуже – сдать этим деревенщинам.
Она ловко и осторожно перелезла через спящего Богдана и, ступив на пол обеими ногами, замерла. Но опасения девушки были напрасны – мужчина по-прежнему спал, и все её телодвижения никак его не потревожили.
- Ружьё определённо заряжено. – она даже думала шёпотом (на всякий случай) – Тут сомнений быть не может. Ножом, или топором было бы привычнее и надёжнее, но уж очень он здоровенный. Да и подготовка, скорее всего, определённая имеется, хотя и не из военных. Вон, выцветший «перстень» на пальце. Из уголовников. Может статься, что и вовсе – беглый ЗЭК. Спрятался тут много лет назад от людских глаз подальше и живёт себе. Так что – ружьё, без вариантов. Но что если в патроне не пуля, а мелкая дробь? Ай, не важно. Два выстрела в голову, а там, если что – топориком.
Она бесшумно нащупала в темноте двустволку, приставленную к стене рядом с нарами. В безмятежной тишине лесной избушки раздался сухой щелчок сначала первого взведённого курка, а затем и второго. В темноте почти ничего нельзя было разглядеть, но девушка была вполне уверена в том, что стволы направлены как раз туда, где находилась голова спящего мужчины. Раздался выстрел.
Вчерашняя троица сдержала слово и, как было условлено, утром вернулась к избушке. Они как раз застали Богдана за завтраком. Мужчина сидел подле своего жилища на своём излюбленном пне и ел из глубокой миски похлёбку деревянной ложкой. У его ног стояла стеклянная банка с завинчивающейся металлической крышкой и большой таз из нержавейки, который он обычно использовал для умывания.
- Доброго утра не желаю, ибо таковым оно быть не может. – Богдан приветственно кивнул троице.
- Ближе к делу. – опять первым вступил в перепалку хитромордый. На нём была всё та же выцветшая камуфляжная кепка. Похоже, этот тип не снимал её никогда с тех самых пор, как в ней ушёл на дембель лет тридцать назад. Даже в бане не снимал. – Есть какие вести?
- Есть. – Богдан отставил свою миску на берёзовую чурку, а заем поднял из-под ног стеклянную банку и швырнул её мужику в кепке. Тот ловко поймал её обеими руками, словно заправский баскетболист передачу. От банки за версту разило спиртом, и наполнена она была, похоже, до самых краёв. Хитромордый удивлённо уставился внутрь сосуда сквозь прозрачное стекло.
- Это ещё что за…? – он так и не успел договорить: удивление на его лице сменилось ужасом, смешанным с чем-то ещё. С отвращением. Внутри банки, в вонючей жиже плавало человеческое сердце.
А Богдан тем временем уже запустил руку в свой тазик и, достав оттуда какой-то клубок, бросил его под ноги своим гостям. Тот покатился, словно чёрный полуспущенный футбольный мяч. Участковый рефлекторно отпрянул назад от подкатившегося к ногам предмета. Это была человеческая голова с женским лицом.
- Она? – поинтересовался хозяин избушки.
Отец убитого юноши внимательно всмотрелся в бледное, перекошенное агонией лицо, в котором больше не было ни капли прежней красоты. Но всё же, мужчина её узнал. Ведьма! Убийца! Мерзкая тварь, которая отняла у него единственного сына – это она. Теперь её отрубленная, а может, и отрезанная голова покоилась у его ног, как символ высшей справедливости.
Участковый мрачно смотрел под ноги, не находя в себе сил ни отвернуться, ни сказать что-либо.
- Она. – подтвердил отец.
- Эм-м. – промямлил хитромордый, всё ещё держа в руках склянку с заспиртованным человеческим сердцем. Ему, похоже, никогда в жизни не удавалось вовремя заткнуться. – А где… остальное?
Богдан молча взял с берёзовой чурки свою миску и, широко улыбнувшись, протянул её гостям. Мужик в кепке нервно сглотнул. Участковый отвёл глаза в сторону.
- Ну, как хотите. – мужчина снова взял свою деревянную ложку и продолжил трапезу. Яркое солнце, поднимаясь где-то на востоке, будило природу: в лесу начинался очередной новый день.