Мы подались на Вал, где встретили Светку Фёдорову с Линчей, поторчали с ними. Линча хоть и мафи, но на гитаре шпарит отменно. Никто в Опочке так не сыграет и не споёт, как он…
Мне не танцевалось. Был «не в своей тарелке». Побродил, поискал Наталью и нашёл её сидящей на скамеечке рядышком с неразлучной Галей. Подруга была хмурая, как дождевая туча. Она, дурёха, убивается из-за Ерофеева, а ему и дела нет. Ох, и посмеялся бы он, если б увидел её…
Я пригласил подруг покататься на чёртовом колесе. Сделав несколько кругов в смеркающемся небе, мы пошли на танцы. Втиснулись в весёлый кружок, где Линча травил анекдоты. Ерофеев, только увидев Гальку, живо слинял. За ним ушли и затерялись в толпе танцующих Мишка и Толик. Сбежали и Линча со Светкой. Мы остались втроём. Танцевали с Наташей мало – не хотели оставлять в одиночестве Гальку. Она, кажется, завидовала всем танцующим… Мимо нас прошли поддатые Бозылёв и Маруха, станционные громилы. Остановились впритык. Бозылёв буравил бессовестным взглядом мою подругу.
- А вот и Толик! – легкомысленно сказала Наташа. – Ты его знаешь?
- По-наслышке, - ответил я.
Я слышал краем уха, как рецидивисты переговаривались, усмехаясь. В отличие от Натальи, я знал, на что способны эти типы… Странно, что они на свободе. Должно быть, выпущены по УДО. Но это – ненадолго. Вскоре опять будут за решёткой…
Чтобы незаметно уйти, я пригласил Наташу на танец. Он был последний. В огромной толпе выходящих мы вывалились в ночь.
Чернота была потрясающая. Даже листва ничуть не вырисовывалась на фоне неба. Одна за одной следовали фиолетовые вспышки молний, освещавшие на миг дома, деревья, прохожих. Над городом грохотал барабанщик гром. Мы с Наташей бежали к её дому, спасаясь от начинающегося дождя. Я не хотел заходить в дом, но она затащила: «Как ты пойдёшь на таком дожде?»
Она на цыпочках провела меня в свою комнату. Родители за стенкой старательно делали вид, что спят. Она включила настольную лампу и мне предстала уютная комната, полная книг и всяческих безделушек. Я сел на стульчик. Она взялась искать какую-то тетрадку, чтобы показать мне кое-что из своих записей. Тетрадка не находилась. Тем временем нить лампочки покраснела и умерла. Видно, молния шибанула в трансформатор. Мы ощупью добрались до дивана. Сидели и обнимались в кромешной тьме, то и дело разбегавшейся от белых вспышек молний. Родичи за стеной не подавали никаких признаков жизни.
Потом вспыхнул свет… Наташа читала мне выдержки из своего дневника. Интересно увидеть себя со стороны – хотя бы вот так – из чужого дневника. Тогда лучше узнаёшь себя и свои недостатки.
Она читала далеко не всё. Но я сидел рядом и порой заглядывал через её плечо. В тетрадке были такие строки: «Саша, милый, я хочу быть с тобой!...» И другие, подобные этой… Она, конечно, их пропускала.
После этих чтений мы разговорились. Кажется, прошлое счастливое наше лето вернулось назад. Такое было чувство. Я рассказал ей о том ЧП, которое по моей вине случилось на озере. Она моей вины в этом случае не увидела, сказала, что здесь виноват Ерофеев… Она считает его эгоистом. Я даже немного обрадовался, ведь обычно меня все обвиняют в эгоизме.
- Почему ты думаешь, что он – эгоист? – спросил я.
- Ну-у, он так обошёлся с Галей…
- А я?
- Ты – капризный.
Вот те на… Это меня задело. Я сказал, что понимаю, к чему она клонит – к тому, что я часто от неё сбегаю к другим…
Так мы проговорили с ней чуть ли не до утра. Коснулись и Бозылёва. Она отозвалась о нём тепло. Он проводил её тогда до дома и был очень вежлив. Она ничего не поняла в нём, всё называла его «Толик»…
- Знаешь, этот Толик – Толик в кавычках, хотя он и Толик действительно, но не очень-то он Толик, - сказал я ей, но разъяснять подробнее не стал: к чему портить наше лёгкое настроение рассказами об уголовных преступлениях…
Мы расстались на крылечке. Наши жаркие объятия прервала её мать. Она всю ночь караулила нас, вслушиваясь в малейший шорох за стеной, пряталась под тонкой дверью… и теперь была как никогда сердита…