Пылинки на ветру

Галина Рудакова
Едем в поезде из Архангельска, путь к месту назначения лежит через Котлас. Две мои спутницы (мои приятельницы) заняли нижние полки, мне досталась верхняя. Уже было начав дремать, слышу, что одна из женщин решила поделиться  своими переживаниями.
Прислушалась, тема показалась интересной. Дочка одной из подруг недавно встретила своего бывшего однокурсника, точнее, нашла в Интернете. Парень этот нравился ей в годы учёбы. А сейчас отбывает срок в тюрьме, и срок не маленький. И вот женщина переживает, что после трёх месяцев общения по телефону дочка поехала к нему на свидание.

У меня в юности была подобная история, - вступила в разговор её соседка. -
А началось с того, что в газете опубликовали фото, где мы с подружкой на фоне каких-то предвыборных лозунгов, с агитками в руках. После этого меня просто завалили письмами из мест не столь отдалённых. И, надо сказать, на одно письмо появилось у меня желание ответить.
Звали парня Сашей, а фамилия, кажется, Докучаев, лет тридцать ему тогда было, сам из Северодвинска, а срок отбывал в Котласе, за убийство. Об этом он сразу и написал, что мол, так и так, ножом ударил парня в драке. Не скрывал ничего. И так стали мы переписываться. А я в то время после развода с мужем жила в деревне, с трёхлетним ребёнком на руках. С нами в колхозной квартире ещё двое девчат жили, типа общежития.
- И ты не побоялась связаться с уголовником? А вдруг бы он потом явился да тебя убил? - соседка словно только и ждала, чтобы задать этот вопрос.
- Да я в то время об этом и не думала. Одиноко было, а парень показался искренним таким, хорошим и писал часто. Приятно было получать письма, да и писать я любила. Жаль, ничего уж не помню из писем. Тридцать лет всё-таки прошло. Писал, что дома осталась старенькая мать. Запомнились почему-то его слова «Мы как пылинки в этом мире…».

- Вот, вот, все они на жалость давят, а сами только и мечтают, чтобы им передачки возили, - опять вставила своё слово соседка.
- Да ну, не все же такие, - возразила рассказчица. - Помню, я пожаловалась ему, что в доме холод собачий. Прямо так и написала: «Вот уж пятый раз подкидываю дрова, а всё холодно. Кажется, дует даже из розетки. Хорошо, что местные парни нам дрова перекололи…» Это так задело его, ответил мне, что начинает уже ревновать к этим «парням».
А один раз стихи прислал, простенькие, а в душу запали. До сей поры помню.

Первый снег, - он далеко не первый
в невесёлой жизни для меня.
И совсем не звёздами  на вербы
осыпает, небо заслоня.
Первый снег – безрадостный и серый.
Только даже и на склоне лет
всё равно не потерял я веру:
впереди лучистый мой рассвет.
И твердит, твердит мне сердце смело:
молодость к тебе ещё придёт.
Потому я, словно ошалелый,
ожидаю солнечный восход.
Первый снег – он будет вечно первым,
и, голубизну не заслоня,
будет сыпать, как серёжки с вербы,
и любовь, и радость на меня!..

Вроде как ещё что-то было, подзабыла, видать.
Полгода так мы переписывались, и вдруг Саша этот просит приехать к нему на свидание. В зону.
В этом месте собеседница охнула, глаза её округлились - видно, от страха. А женщина продолжала:
- На дворе-то уж лето было, и я отправляюсь в Котлас на теплоходе. Приехав, останавилась в гостинице, а наутро поехала в зону. В автобусе спрашиваю, на какой остановке выходить. И тут мне начинают давать советы. Мужик рядом сидел пожилой, так он мне сразу велел невестой назваться, чтобы скорее, значит, свидание разрешили.
Ну вот, добралась я до исправительного учреждения, так и сказала там, когда спросили, к кому приехала да кем прихожусь. А надо мной смеются. Вообще ни от кого ничего не могу добиться, хоть ты тресни. Женщина в форме смотрит с издёвкой, а потом выходит представительный мужик в форме с погонами и говорит этак злорадно: «А твой хахаль там уже всем хвастается: вот, мол, моя колхозница приехала!»

Я как услышала это, пошла оттуда, думаю, надо идти уж на остановку, но тут смотрю, ведут колонну зеков. Ведут под дулами автоматов. И все они смотрят, как я топчусь тут в пыли, в красивом платье, туфли новенькие на каблуках, лакированные, я их специально  для этой поездки купила. Сама себе показалась ужасно смешной и нелепой.
 – Уголовники что, смеялись над тобой?
– Уголовники не смеялись, они вообще смотрели ничего не выражающими глазами. А автоматы были направлены на них, и было тяжело видеть, что людей ведут под прицелом, как волков каких-то.  А я тут стою, такая очередная "невеста".  Хотелось сквозь землю провалиться.
Да, в тот момент мне было их жаль. Если б я не была такой жалостливой, вряд ли поехала бы на свидание к уголовнику.
Так я и уехала оттуда. Как-то не особенно и расстроившись.
- Дак что, и вся история? А я думала, вы встретились, поговорили...
- Нет, не вся. Было продолжение. Скоро прилетело письмо. Парень, конечно, был огорчён, что всё так вышло. Он всё же успел меня увидеть и досадовал на себя. Мол, посмотрел на тебя и ушёл. А шуткой про колхозницу там встречают всех посетительниц, хоть невестой назовись, хоть знакомой.
И вот зимой (или в ноябре, не помню, но снег уже выпал) Саша вдруг присылает в письме ключ, огромный такой, видать, что самодельный, и опять просит о свидании. Я как на это ключ глянула, сердце прямо ужасом налилось. Но в то же время чувствую: надо туда поехать.

В письме написано, что я должна прийти на стройку, где они работают. Там он – бригадир, и у него своя будка. От неё и ключ этот. Зайти туда надо ночью, когда на стройке никого нет, и ждать в будке до утра.
- И что, ты всё ж таки поехала? А если бы он тебя там убил? Господи, жуть-то какая!
- Ну да, на душе скребло, но подруги благословили меня, на работе отпросилась, вроде как на свадьбу, и отправляюсь в Котлас, на этот раз поездом. В условленный день, точнее сказать, вечером доезжаю на автобусе до ихней стройки. Она высоким длинным забором обнесена, а по верху колючая проволока протянута. Пока добралась до ворот, чуть с ума не сошла от страху. За забором-то вышки виднеются. Смотрю, ворота открыты настежь. Захожу внутрь, ищу будку по той схеме, что он мне нарисовал. Вот, кажись, и она! И тут у меня от ужаса аж ноги подкосились. Так и отпрянула. На дверях-то будки нарисованы череп и кости! Нет уж, думаю, наверно, я ошиблась. Наверно, тут трансформатор. Убьёт ещё током. Обошла все строения, нет, всё не то. Надо возвращаться, да и следы мои наверняка завтра подозрения вызовут.
- Дак что, так и не встретились? - опять нетерпеливо встряла соседка.
- Да погоди ты, всё по-порядку. На другой день, значит, еду я в исправительное учреждение, где Саша мой уже попросил у администрации свидание. Там мы и увиделись с ним, наконец, через стекло. И он ведь убедил меня, что я должна повторить эту вылазку, посмеялся только над моими страхами. Сказал, что так привык к черепу и костям на дверях своей будки, что начисто забыл о них. А ещё сказал, что начальство как увидело утром следы на снегу, так всю стройку перешерстило, - всё искали, кто ночью ходил.

- Ну, ты лихая, конечно, жёнка, вот я бы ни за что не решилась на такое!
- А я вечером опять отправилась на стройку. К счастью, повалил снег, и следы тут же заметало. Нашла будку, благополучно отпираю дверь ключом. Смотрю, в будке тепло, у стены топчан стоит. Я повалилась и до утра продремала, пока заключённых на работу не привезли. Ну вот, Саша и забегает, весь в снегу, свежий такой, улыбается. "Не страшно было?" - сразу поинтересовался, отвечаю: нет.
Принёс бутылку вина, а у меня – кой-какие продукты. Сидим, разговариваем. Парень симпатичный, высокий, сильный, в себе уверенный. И вообще интересный – я это ещё из писем узнала. Трудно, сказал, тут выживать, вечно под дулами автоматов, тяжело морально. Нравы в зоне жестокие, не столь давно ему на голову цементную плиту сбросили, хорошо, что пролетела вскользь, а то бы уже не быть живому. Только шрам и остался. А тут и друзья к нему заглянули, посидели чуток и ушли, ни слова не молвив. Наверно, завидуют, думаю. Нелегко отбывать срок, что поделаешь. Парни молодые, могли бы сейчас с девками гулять. А мы выпили по рюмке-другой да и целоваться начали, между разговорами.

- Дак что, приставал он к тебе? Кочергу-то погрели? – нетерпение и любопытство слушательницы уже перехлёстывало через край.
- Так я ему про ребёнка своего специально не писала, чтобы не провоцировать. Не хотелось как-то без любви в чужую постель прыгать. Я и не боялась совсем, потому что, думаю, в случае чего, можно было просто выйти из будки, и тогда ему это дорого бы обошлось.
А он, когда узнал потом из письма, что у меня сыну три года, ответил, что если бы знал это раньше, вряд ли бы смог вести себя сдержанно.
Парень-то интересный, хороший, да… Но искра у меня не проскочила, сердце не ёкнуло, не всполохнулось. Не заболело, не защемило…  Да и у него, похоже... это даже по глазам – и то понятно…
Вот такие дела. Я спокойно уехала домой, но вымотали меня эти похождения. Даже похудела и осунулась. Домой явилась страшнее атомной войны, думаю, хорош видок у меня,– да, наверно, и подружки так же подумали. А я, хоть молодая и одинокая, а какая-то холодная была к мужикам.  Начиталась про бедную Лизу, не хотелось брошенной оказаться после первой встречи. Опыт такой уже был. Да и секс без любви – что еда без соли.

- Так он, наверно, потом освободился и к тебе прикатил?
- Ничего не прикатил. Переписка вскоре сошла на нет, потому что – какой в ней смысл-то? Ведь видно было, что не влюбился он, и у меня всё глухо. Что-то мне в письме у него не понравилось, написал, что  какие-то плюсики мне ставит, и ребёнок, мол, это тоже плюс. И я дала понять, что интерес мой закончился.
Ему тогда всего год оставался до освобождения, а потом он не имел права жить в Северодвинске. Наверно, уехал потом куда-нибудь в сельскую местность.
Сейчас думаю, как, интересно, сложилась его судьба? Всё-таки не только я его поддерживала в то время, а и он своими письмами меня от одиночества спасал.
Долго я те письма хранила, а потом замуж вышла и выбросила. Сейчас вот жалею! Интересно было бы перечитать, вспомнить на старости лет о былых похождениях...

Женщина закончила свой рассказ, и в плацкарте на некоторое время установилась тишина. Каждый думал о своём: соседка её – о дочке, которую неизвестно что ждёт в отношениях с зэком, а я - о том, что тоже потеряла следы многих людей, с кем выпадало недолгое спутье, но о ком помню спустя три десятилетия…