Вениамин умер внезапно и неожиданно.
Ни он сам, ни жгучая длинноногая брюнетка со стальными мышцами, не пожелали бы потом такого исхода, но случилось то, что случилось.
Вениамин, когда выпрыгнул из-за куста вслед проходящей мимо стройной красотке, крепко обхватил её сзади, и плотно прижав к себе, утробно зарычал: вот она, его новая добыча, уже в руках, но брюнетка, тренированная наживка полиции для отлова маньяков, на беду Вениамина испугалась. Годы тренировки не прошли даром, женщина инстинктивно вскинула руки назад, железной хваткой сдавила голову нападавшего, а затем с непостижимой силой провернулась внутри его объятий. Голова Вениамина понеслась послушным волчком за руками брюнетки, и шея … треснула. В его глазах вспыхнул яркий свет, а последнем земным ощущением стала упругая мягкость грудей брюнетки под его ладонями.
Душа Вениамина выскочила вверх и зависла над своим бездыханным телом и над брюнеткой, растерянно разглядывающей дело рук своих. Воздух, было, всколыхнулся звонкими трелями полицейских свистков, но тут же стих в вате первозданной тишины. Перед взором Вениамина вспыхнуло пятно белесого света, за которым угадывалась длинная-длинная труба. В мгновение ока он, так и не успев удивиться, оказался внутри и понёсся с бешеной скоростью, чудом не касаясь шершавых наростов на стенках.
Только теперь до его сознания дошло: он умер! Тема смерти всегда его интересовала. А как же иначе? Ведь для своих жертв именно он был смертью и источником злого рока, карающего распутных шалав. О, это опьяняющее чувство всевластия и жестокости! Одна лишь жуткая мысль всегда омрачала его вселенское омерзение к остальным недочеловекам: мысль о муках после смерти. «Какое невезение! – успел подумать он. – Мера моего зла ещё не полна, а муки уже сполна….». Он не успел додумать, так как труба выплюнула его в свет.
Вениамин очутился у ворот необъятной чаши небесного Колизея, заполненного бесконечными улыбчивыми лицами. Он ясно видел эти приветливые улыбки, хотя они были вдали. Что-то мягко, но увесисто толкнуло его в спину и он, машинально сделав всего лишь несколько шагов, очутился в середине арены, возле огромной трибуны, похожей на московский мавзолей из белоснежного камня. Сверху на него пялились бородатые старцы в биреттах, клобуках, тогах и чалмах. Они ему одобрительно закивали и, словно по команде, огромное пространство амфитеатра взорвалось громом аплодисментов.
Один из стариков вдруг лихо перемахнул через бордюр и медленно поплыл вниз, попутно отбрасывая в сторону и чалму и бороду. Он опустился рядом, одарив Вениамина сияющей доброжелательной улыбкой.
- Ты кто? – глупо и хрипло спросил Вениамин.
- Дорогой вы наш, - закудахтал местный, похрюкивая от удовольствия, - мы не могли дождаться, когда ж вы явитесь!
- Я?
Вениамин был не просто удивлён, а сражён наповал: его, серийного насильника и убийцу ждали здесь?! В душе шевельнулась надежда.
- Вы, дорогой, именно вы! Как вы сыграли свою роль! Блестяще, сиятельно, блистательно! Какая экспрессия, динамизм, изобретательность!
- Но я…
- Нет, нет, друг мой, никаких сковородок, мы ж не звери, мы – это вы. Проходите, друг мой, вам всё объяснят.
Трибуны восторженно заголосили, а улыбчивый незнакомец беззвучно хлопнул в ладоши и Колизей исчез. Вениамин оказался в небольшом кабинете с огромным письменным столом, за которым сидел багровый жирный Чёрт в просторном офисном кресле. Здесь пахло потом и серой. За волосатой спиной нечистого во всю стену протянулось окно, открывающее перспективный вид на мрачно-коричневую аудиторию, уходящую за горизонт. Она была заполнена бесконечными рядами столов, над которыми склонились миллионы затылков.
Чёрт хмуро глянул на прибывшего и полистал на встроенной в стол цифровой панели картинки из жизни Вениамина. Тот похолодел, картинки были все как на подбор, кровавые.
- Замечательно, - глухо сказал Чёрт, подняв на Вениамина ещё более хмурую харю. – Славно постарались, приятно посмотреть. – Нечистый ощерился, явив жёлтые клыки. – Теперь всё надо записать.
- Что, всё?
- Свою прожитую жизнь, каждую мысль, которая привела к похоти и первому преступлению, подробно, вдумчиво. Затем столь же подробно описать следующую.
- Чего, следующую?
- Мысль.
- Зачем, у вас же всё здесь, - Вениамин кивнул на столешницу, - нарисовано?
- Затем, что надо, - терпеливо пояснил Чёрт. – Разве ж ваша жизнь заурядная? Она полна занимательных событий, вот и поделитесь своими честными мыслями. Спешить вам некуда, есть-пить, не требуется, знай, сиди, размышляй, да бумагу марай.
Чёрт злорадно хмыкнул.
- А когда всё опишу? – мрачно спросил Вениамин, заранее подозревая подвох.
- Когда опишите, новую работу получите.
- Работу?
- Ага.
Чёрт почесал левую подмышку, скосил глаз в угол кабинета и оттуда в его протянутую лапу впрыгнул трезубец.
- Думаю, вы достойны стать педофилом. Не каждому такое по плечу. Там, - Чёрт качнул рогами за спину, - для вас уже приготовлено место, ручка и бумага, осталось лишь пройти инициацию!
Он стукнул трезубцем об пол и перед Вениамином в воздухе засветился красный круг,
- Ладошку приложите.
Вениамин послушно сунул ладонь в круг и кабинет исчез. Теперь он сидел за столом, и во все стороны от него уходили за горизонт ряды столов с пишущими человеческими фигурами.
И Вениамин вспомнил, кто он, своё настоящее вселенское имя, свою истощённую измученную на тяжкой земной работе, душу и пришла к нему оторопь, отчаянная тоска и мука. Ведь он уже много раз сидел за этими столами, ни разу не посетив райский сад, не увидев света и не вдохнув свежего воздуха. Он не заметил, как в его руке очутилась ручка и появилась перед ним стопка бумаги. Теперь он знал, что эта ручка никогда не перестанет писать, а стопка бумаги никогда не иссякнет. И сидеть ему здесь, пока вновь не призовут, но это будет очень-очень нескоро, вон, сколько склонённых затылков – кандидатур, жадно ожидающих новых грехов.
Вениамин глянул вверх. Сквозь мрачную коричневую взвесь проглядывали крапинки звёзд, там был покой. «Может быть все-таки, написать заявление в нирвану и раствориться в ней?», – обречённо подумал он.
Не будет душного воздуха, вечного скрипа перьев и шелеста бумаг, горечи воспоминаний и скорби раскаянья. Ни мук, ни чувств, ни личности. «Нет, лучше повременю, - вздохнул он, – вдруг отмолю?».
Вениамину до слёз захотелось увидеть райский сад, но слёзы высохли, и неведомая сила склонила его затылок над столом.
Иллюстрация из Интернета