Рассказ
1
Как же Таня ненавидела будильник, кто бы только знал!
Она его презирала, желала ему таких бед и страданий, что вживись он вдруг волшебным образом в телесную оболочку, тут бы и скончался. Рассыпался бы на мелкие детальки, испепелился бы, испарился бы в мгновение.
Но и без него никак.
Это тоже понимала Таня.
Кто же её разбудит, если не этот презренный механизм с дурацким дребезжащим звонком?
Нет, ну, не могли его изобретатели придумать что-то более мелодичное, приятное для слуха?
Наверное, не могли.
Или не захотели.
Точно! Специально не стали изобретать приятный звук, чтобы снова и снова злить Таню.
Такие мысли возникали всякий раз, когда Тане надо было подниматься в пять часов утра, а потом выходить во двор их пятиэтажки, чтобы сделать уборку территории до уроков, до школы.
Весна и лето – это самые любимые поры года. А вот осень с её обильными листопадами, а уж тем более сибирская зима… тут и говорить не стоит.
Нет, зиму как таковую Таня любит, обожает. Какая же она сибирячка, чтобы не любить Сибирь и её зиму с обильными снегопадами, с настоящими сибирскими морозами?
Вот только не уборка снега.
Уборку снега она так же презирает и ненавидит, как и будильник.
Хотя, если быть до конца откровенной, осень с листопадами, с дождями, слякотью Тане всё же нравится, в отличие от уборки снега. Снег – это тяжело, очень тяжело, нечего тут скрывать и скромничать.
Таня живёт с мамой и двухмесячным братиком Ваней.
Живут они в этой же пятиэтажке в служебной однокомнатной квартире от местной управляющей компании на первом этаже.
Живут уже четвёртый год.
Четвёртый год, как переехали в город из деревни.
До этого они жили в деревне в двадцати километрах от города.
У них был собственный дом. Бревенчатый, но очень и очень уютный и тёплый дом, хотя и старенький.
Был огород.
Было своё хозяйство: корова, свиньи, куры, кролики.
А ещё были бабушка и дедушка.
Это они ухаживали за хозяйством.
Нет, конечно, и Таня помогала им, а как же. Как это жить в деревне и не помогать по хозяйству? Так не бывает.
И Танина мама тоже работала по хозяйству, когда была выходная.
Таня ездила в соседнее село в школу.
За ней каждый день приходил школьный автобус.
Это был проходящий школьный автобус.
Сначала он ехал в самую дальнюю деревню Ильинку, а уж потом заезжал по пути и к ним в деревню, забирал Таню с другими школьниками, и вёз в среднюю школу на центральную усадьбу бывшего совхоза.
На этом же автобусе мама доезжала до железнодорожной станции, чтобы уже оттуда на электричке ехать в город на работу.
Она работала посменно продавцом в сетевом супермаркете.
А потом…
А потом был пожар.
И у них не стало не только дома, хозяйственных построек вместе со скотиной, но, и главное, не стало бабушки и дедушки.
Мама была на работе, а Таня – в школе, когда это случилось.
Бабушка и дедушка пытались сами спасти животину, спасти вещи, но оба задохнулись в дыму.
Единственная пожарная машина из центральной усадьбы пришла слишком поздно.
Первое время Таня и мама жили у соседей.
Из одежды было лишь то, что было на них.
Маму уволили из продавцов в супермаркете, потому что она не смогла выйти со своей сменой на работу – была поздняя осень, а одежды тёплой не было.
Не было в чём доехать до работы.
Потом мама нашла работу дворника вот в этой пятиэтажке.
Важно, что давали жильё.
Поэтому Таня и живёт в городе вот уже четвёртый год и ходит в десятый класс общеобразовательной средней школы, что в квартале от дома.
Учится она хорошо.
Не на отлично, но очень хорошо.
Об этом говорят не только оценки в дневнике, но об этом говорят и учителя на родительских собраниях.
…Девчонка спрятала будильник под одеяло, полежала ещё немного, прижимая его к груди, чтобы он снова не задребезжал своим отвратительным звуком.
Понежилась.
- Вставай, доченька, - на край кровати присела мама, рукой коснулась Тани. – Пора, дочурка. Хотя, может давай я схожу, а ты присмотри за Ваней?
- Нет уж! – Таня рывком поднялась, на мгновение прижалась к маме. – Нет уж, мамочка, нет уж! - и соскочила на пол.
Поставила будильник на прикроватную тумбочку, помахала руками, сымитировав зарядку, потянулась.
- Тебе нельзя перетруждаться, мамочка, нельзя! Не дай бог у тебя исчезнет молоко, и что потом будем делать? Тебе что детский врач сказал? Вот то-то и оно! Тем более, ты ещё не полностью восстановилась после родов. Какая работа?
- Но и тебе нельзя тяжело работать, надрываться нельзя, - мама снова прижала дочь к себе, погладила по голове. – Ведь и тебе когда-то надо будет рожать, - и всхлипнула вдруг.
- Перестань, мама! – дочь освободилась от объятий, направилась в ванную.
- Придёт время, надо будет – рожу, - остановилась в коридоре, повернулась к матери. – Ты же знаешь: я – сильная, - произнесла шёпотом, но твёрдо, качнув головой в сторону детской кроватки, где спал братик. – Рожу-у-у, куда я денусь, - и скрылась в ванной.
…Когда мама объявила о своей беременности, Таня почему-то не удивилась.
И даже обрадовалась.
- Ну, наконец-то в доме будет мужчина, а у меня будет младший братик. Это же чудесно, мамочка!
- Я не ожидала, - оправдывалась мать перед дочерью. – На шашлыки поехали компанией, вот и… случайно расслабилась.
- Это же прекрасно! – Таня словно не слышала оправданий матери, а целовала её, приговаривая:
- Это же прекрасно, мамочка! Человек родится! Это же счастье! Че-ло-ве-чек родится!
- Может, пока не поздно, аборт? – вкрадчиво произнесла мама.
- Да ты что?! – подскочила Таня. – И не думай! И в мыслях не держи! Вырастим! Мы же с тобой сильные!
Правда, потом они плакали.
Обе.
Но это было потом.
Как и был декретный отпуск потом.
И роды.
Что-то надо было предпринимать, чтобы не взяли на работу другого дворника, а, главное, чтобы сохранить жильё. Тем более, начальство намекнуло, что не исключается возможность передачи квартиры Таниной маме в собственность. Да и лишняя копейка в доме не помешает. Вот поэтому на семейном совете было принято решение, что Таня будет работать дворником.
Вместо мамы.
До школы и после школы.
Тем более, работа эта для неё не нова: маме всегда помогала.
Это, кроме того, что мыла два подъезда в соседнем доме.
Подрабатывала.
И тоже до школы.
И после школы, если было грязная погода на дворе.
Уроки делал уже затемно.
Директор управляющей компании не возражал, когда мать и дочь пришли к нему со своим предложением.
Лишь долго и пристально смотрел на них, покачал головой.
- Ну-ну, стахановки, - произнёс загадочно.
Семейный бюджет не претерпел изменений, а, даже напротив, пополнился на сумму ежемесячных выплат на маленького Ваню.
Правда, увеличились и расходы.
Мало того, что Таня росла, меняя размеры в сторону увеличения, с каждым годом всё ярче приобретая черты и формы взрослого человека, так и маленький Ваня тоже требовал к себе финансового внимания.
Обстановка в квартире была скромной, не новой, но всё необходимое семье для нормальной жизни наличествовало.
И мама, и Таня одевались с китайского рынка.
Может, не так и уж модно, как хотелось бы, но одежда сносная.
- Не мы одни, - рассуждала мать.
Дочь соглашалась.
И с питанием не отказывали себе. Тем более, маме надо было кормить грудью малыша.
Правда, с благодарностью приняли и детскую кроватку, и коляску, которую подарили жильцы дома. Кое-какую вполне добротную детскую одежду, пусть и ношеную, подарили тоже.
Таня и мама знают, что компанию по оказанию им помощи организовал управдом.
Как-то он подошёл к Тане, когда она убирала снег у последнего подъезда, долго стоял, смотрел, потом спросил:
- Тебе сколько лет?
- Скоро семнадцать, - удивлённо ответила Таня. – А что?
- Приди сегодня в кантору к нам. Паспорт захвати. Заявление напишешь. Оформлю тебя на полставки. Мамка на полную ставку оформлена, а тебя на полставки. И пусть эти комиссии и ревизии с их законами пропадут пропадом! – зло выругавшись, управдом удалился по своим делам.
Таня отнесла документы.
Написала заявление.
И сейчас она вполне себе настоящий работник на законных основаниях.
…У Тани были свои приметы и обычаи.
Во-первых, она всегда ещё с вечера интересовалась погодой.
И никогда не верила прогнозам.
Всегда тешила себя надеждой, что снега не будет. А если и выпадет, то немного, самую малость, которую легко будет смести метлой. И что не надо будет упираться изо всех сил, чтобы очистить дорогу вдоль дома и подходы к подъездам большой специальной лопатой.
Во-вторых, никогда не смотрела в окно, перед тем как выйти убирать двор.
Сначала шла в подвал, в клетушку, где стоял дворницкий инвентарь, и лишь оттуда выглядывала на улицу сквозь зарешёченное подвальное окошко.
И обязательно шептала:
- Господи! Если снег, - то немного, Господи! Тебе же не тяжело, а мне очень-очень тяжко. А убирать-то о надо. Понимать должен, Господи.
И мысленно осеняла себя крестным знамением.
И приступала к уборке.
Она всегда успевала на первый урок.
2
Сегодня снова никто не услышал Танины молитвы: снега навалило выше небольших ограждений, которые установлены вокруг клумб у подъездов; засыпало дорогу вдоль дома.
Мало того, сильный ветер перегонял сугробы с места на место.
Казалось бы, Таня только-только очистила подход к первому подъезду, собралась переходить ко второму, обернулась, а небольшие сугробы уже образовывались на чистом месте.
Быстро, насколько это было возможно, девчонка сгребла снег в кучу, перекидала на клумбы, поспешила к следующему подъезду.
Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжёлой работы, Таня в таких случаях старается думать о чём-то приятном или вспоминает что либо.
Мысли роятся в голове, а руки своё дело делают.
Вспомнился вдруг вчерашний день в классе.
- Этот отвратительный запах с китайской барахолки терпеть не могу! – произнесла одноклассница Светка Пименова, окинув брезгливым взглядом Таню, когда та вошла в класс в новом платье. – Бр-р-р! Только побирушки одеваются там.
Таня ничего не ответила.
Даже не посмотрела в её сторону.
Лишь ещё больше выпрямила спину, вскинула подбородок и прошла мимо к своей парте.
- И доисторический телефон с комиссионки. По нему общались ещё мамонты! – это уже подруга Светки Валя Никулина.
Её голос.
Ей вторили ещё несколько девчоночьих голосов.
- И хозяйственным мылом гриву свою моет, кобыла деревенская, – долетало до Тани. – Видите, какие космы вместо волос?
- Её обрить надо на лысо. А потом отмывать в хлорке, побирушку эту.
Громкий смех заглушил последние слова говорившей.
Таня села, достала учебники.
Она уже привыкла к этому, и не обращала внимания.
Вернее, старалась не обращать.
- «Не вписалась в коллектив» - говорят обычно в приличном обществе, - утверждает мама.
Хотя, по словам мамы, в приличном обществе такое неприемлемо по определению.
Правда, в их школе то ли общество не настолько приличное, то ли мама ошибается.
Так оно или нет, но Таня «не вписалась» с первого дня появления в этом классе.
Тогда, четыре года назад, она впервые переступила его порог уже во второй четверти.
В конце четверти.
Большая часть класса приняла её вполне себе хорошо, отнеслась с пониманием. Да она, эта часть, и сейчас относится к ней также.
А вот Светлана Пименова с подругами восприняли новенькую в штыки.
Особенно неприязненно стали относиться, когда узнали всю историю Танькиной семьи, что она из деревни и что мама работает дворником.
И даже тот факт, что люди дали Тане и маме одежду, собрали денег на дорогу в город – тоже вызвал у Светланы и компании только презрение.
- Деревенская побирушка! – в один голос обзывают Таню с первого дня появления в классе.
А сейчас ещё упрекают и за братика Ваню.
- Старуха в охоте, - это когда в классе узнали о беременности Танькиной мамы. – И на старуху кто-то ещё позарился? – вопрошала Светка, брезгливо морщась.
- Они не только побираются вещами, но и чужими мужиками не брезгуют, - ехидно ухмыляясь, вторила ей Валя Никулина в окружении подруг.
Но говорила демонстративно громко, чтобы слышал весь класс. И чтобы слышала Таня.
- Значит, моя мама того стоит, что на неё засматриваются мужчины, - ответила тогда Таня. – Вас зависть гложет?
Это было первый и единственный случай, когда пришлось вступить в перепалку. Ни до того, ни после Таня старалась не ввязываться в скандалы.
Остальные одноклассницы поддерживали её, относились с пониманием. Но делали это не всегда открыто, не всегда явно, но она чувствовала их поддержку. И понимала одноклассниц: им не хотелось ссориться с компанией Светки Пименовой – классным заводилой и негласным лидером.
А ещё Таня не красится.
Не пользуется косметикой вообще.
Что тоже выводит из себя недоброжелателей.
- Ты бы угольком, побирушка, брови свои намазала, - не раз советовали ей из Светкиного окружения. – Да свёклой щёки натёрла. Глядишь, и на человека была бы похожа.
Таня не красится не потому, что жалко денег. Нет и ещё раз нет! Как бы не был скуден их семейный бюджет, но на косметику деньги есть. Мама пользуется ею. И пусть она не брендовая, не на слуху, но вполне себе нормальная.
Заодно с мамой могла бы краситься и Таня.
Но она не делает это из принципа.
У неё есть серёжки, которые когда-то подарил ей папа ещё до той страшной аварии.
Вот этими серёжками Таня и дорожит. Дорожит так, как… как… не нужна ей никакая косметика, никакие украшения, ничего не нужно. И пусть что угодно говорят у неё за спиной, она не изменит своих принципов. Им не понять, считает Таня. У неё есть мама, братик Ванечка и серёжки от папы.
…Размышления Тани прервали вдруг скребущие звуки, которые доносились от последнего подъезда.
Она прервала работу, остановилась.
У пятого подъезда в свете фонаря кто-то чистил снег, скрёб лопатой по асфальту.
Таня направилась туда.
- Вовка? Ты что здесь делаешь? – удивлённо воскликнула Таня, узнав в добровольном помощнике своего одноклассника Володю Самохина. – Ты что? Зачем?
- Я… это… вот, - произнёс, заикаясь, Вовка. – Я это… с тобой… тебе… всегда-всегда, я это… - и засмущался отчего-то, отвернулся, принялся усиленно отбрасывать снег. – Ты это… надо успеть к первому уроку, Танюшка, а снега много. Успеть бы.
Таня возвращалась ко второму подъезду.
И вдруг она стала понимать, что ей безумно дороги и вот этот предрассветный городок; и старая пятиэтажка; и снегопад; и пронзительный ветер, который переносит снег, то и дело создавая всё новые и новые сугробы. И даже дребезжащий звук будильника, который сорвал её в это снежное, морозное утро, отозвался вдруг в памяти божественной мелодией.