Мой брат в школьной юности писал рассказики под Кортасара. Замысловатые, вычурные, но временами было похоже. Из всего литературного наследия запомнил только одну фразу, и ту не полностью: «...а вечером, в метро, впав в оцепенение эскалатора...» (или «на эскалаторе»?). Я сегодня как раз «впал» на «Парке Победы». Самая глубокая станция в Москве, кстати, вы знали? Ехал-ехал вниз и вдруг бац! - всё как в рапиде. Эскалатор еле ползёт, люди, застыв, пялятся в смартфоны, парочка передо мной целуется медленно и с особой тщательностью, какой-то джигит не бежит, а плывёт над ступеньками вниз, к поездам. И только я один нормальный. И мы всё едем и едем, и конца этому не видно. Но не страшно. Я себе говорю: это же просто оцепенение. Впал, а сейчас возьму и выпаду обратно. Но почему-то не выпадаю. А время идёт. И станции нет. Тут меня кто-то хлопает по плечу. Оборачиваюсь - а там Ричард Гир. Постаревший какой-то, небритый, рубашка несвежая, пальто мятое, обшлага потрёпаны, брюки грязные, а на ногах - драные кроссовки. Улыбается смущённо и что-то говорит.
- Sorry? Pardon me? - говорю ему. А сам в ужасе.
Он улыбается шире и опять говорит что-то невнятное.
- I don’t understand you, sorry! - извиняюсь я. Вижу, как у него вытягивается лицо.
- Ни панимаити? - с тоской говорит он. - Эта патамучта ви не таджик! Таджикский язик ни знаити.
- Ричард, - говорю я, волнуясь, - ю спик рашн?!
- Ни панимаю! - с тоской отвечает Гир. - Толька па-таджикски! И па-русски нимношка.
Он досадливо машет рукой и быстро идёт дальше по эскалатору вниз. Осторожно обходит всех застывших и медленно плывущих. Я остаюсь. Скоро он исчезает. Парочка, наконец, перестала обследовать друг друга языками, видимо, нужно передохнуть. Оглядываюсь. Всё по-прежнему. Эскалатор еле движется, люди не движутся вовсе. Поворачиваюсь «лицом к движению» и чуть не падаю! Станция! Толпа несётся мимо, задевая и толкая. Говорят что-то. Недовольные интонации. Всё-таки задремал. Слишком глубоко. Иду вместе с толпой. Поворачиваю голову и вижу на мраморной стене название станции. «Адмиралтейская». Кстати, самая глубокая в Питере, вы знали?