Сильва - черная немецкая овчарка, родилась в Карелии. Ее предки нескольких поколений несли службу на пограничных заставах. У нее была родословная - документ клуба служебного собаководства. Породистым собакам давали имя, начинающееся с первой буквы имени матери, имя которой было Синтия. Щенком начальник погранзаставы подарил Сильву своему сослуживцу.
Новый хозяин, Степан – житель небольшой приграничной деревни, взял ее слабым щенком. Сперва скармливал ее молоком, укутывая на ночь одеялом.
У Сильвы поздно стали подниматься уши, и лишь толстые лапы выдавали в ней породу крупных собак. Через восемь месяцев она превратилась в огромную, стройную овчарку с желтыми подпалинами над глазами. Она считалась «переростком», так как ее высота в холке достигла 72 см. Нормой же для немецких овчарок был рост - не выше 64. В ее венах текла кровь дисциплинированных предков, привыкших к свободным вольерам, питавшихся строго по часам и ежедневно несущих службу.
Степан плотничал в Леспромхозе. Он был холост, жил один в большой, бревенчатой избе. Отправлялся на работу спозаранку и возвращался домой поздним вечером. Сильва оставалась одна. Она свободно разгуливала по деревне, изредка спала в собачьей будке, предпочтя ей сарай, или крыльцо. Двери дома Степан не запирал, оставляя еду в миске. Питалась Сильва тем же, чем и хозяин.
Росла она в краю чистых озер и густых лесов. Погода там обычно непредсказуема. Только выглянет солнце и согреет летний воздух, как неожиданно надвигаются тучи, все вокруг становится серым и безрадостным. Льются холодные струи дождя, от которых темнеют бревенчатые стены домов, покрывается зыбью озеро, и смолкают птицы. Сильва не пряталась от дождя. Усевшись на камни, прижав уши, она разглядывала чаек, съежившихся на скале. Снова раздвигались тучи, давая простор солнцу и голубому шатру неба с плывущим облаком. Шерсть на Сильве быстро просыхала, и она радостно носилась вдоль берега, ныряя в высокую траву. Затем, с мокрых камней прыгала в воду и долго плавала, разгоняя уток.
Озеро становилось цвета ультрамарина, а вдали темной стеной подступал лес с белыми бликами берез.
Сильва любила бродить по лесу, облаивая белок, игриво скачущих по стволам деревьев, рыла землю, почуяв мышь или ежа. Заново бежала через луг, шерсть принимала на себя репейник и мелкие сучья. Она возвращалась домой, чтобы поесть, и направлялась к озеру, где ее настигал новый приступ дождя, обдавая мелкой водяной пылью.
Вечером наступало затишье. Небо надевало бирюзовое полотно с сиреневыми силуэтами облаков. Угасающее солнце, швырнув косые лучи на землю, окрашивало стога сена и крыши домов в золотистый цвет. На фоне бревенчатых изб вспыхивали желтыми огоньками зонтики полевых трав.
Сильва садилась и долго заворожено глядела на солнце, удивленно подвывая.
Ее силуэт смахивал на одинокого волка.
Кошек Сильва презирала. Для нее они были ничтожными, трусливыми созданиями, хитрыми и коварными. Они постоянно что - либо выклянчивали. При чистке рыбы, кошки с гнусавым мяуканьем вымогали еду и, получив подачку, жадно набрасывались
на нее, жуя с урчанием, давясь костями. При ловле рыбы, кошки подобострастно терлись о ноги хозяев, но, когда те отворачивались, чтобы сменить наживку, тут же выхватывали из ведра пойманную рыбёшку, и уносили её прочь. Сильва мчалась следом. В несколько прыжков она настигала воровку, отбирала добычу и возвращала улов хозяину.
Её не боялись. Она позволяла себя приласкать, не принимала с рук угощений. Местные дворняги сопровождали ее, но Сильва не вступала с ними в контакт. Иногда пытались ее облаять, тогда она легким ударом лапы опрокидывала надоедливую дворнягу на спину и та, жалобно скуля, обращалась в бегство.
При первом снеге радости Сильвы не было предела. Она зарывалась мордой
в него, перекатывалась и резво носилась, проваливаясь в сугробах. Иногда ей надевали ошейник и прикрепляли к саням, на которые садились ребятишки. Сильва мчалась с этим грузом, не заметив, что сани перевернуты и дети валяются в снегу.
Однажды в жизни Сильвы произошло необычное событие. В доме Степана поселился художник. Его вещи пахли маслом, но не тем, что доносился со сковороды, а каким- то особым, едким.
Сильва постоянно сопровождала художника. Он устанавливал этюдник, доставал палитру и выдавливал на неё краски. Сильва усаживалась рядом, и слегка покачивая головой и шевеля ушами, внимательно наблюдала за работой.
Художник широко наносил мазки и перед глазами собаки возникали знакомые места у озера, где она жила, заход солнца, дома и стог сена,- все узнаваемо.
Последний этюд удался точно. Это была лучшая работа художника. Он долго с удовлетворением разглядывал ее, прислонив к остывающей печи на просушку.
Эта работа понравилась и Сильве. Она тщательно обнюхивала ее и терлась носом.
Сильва впервые ночевала в избе. Несмотря на то, что было жарко, она улеглась спать, прислонившись к пейзажу спиной. До утра она ворочалась и скулила. Ей, вероятно, снились душистые травы, стрекозы, парящие над ними, всплески щук в камышовых зарослях, и теплое солнце, садившееся за край озера.
Утром этюд представлял собой омерзительные разводы, размазанной краски, с прилипшими клочьями собачей шерсти. Зато по деревне гордо расхаживала собака дивной красоты. Вокруг глаз сверкали круги желтой краски, а на черных боках такие абстрактные мотивы, что дворняжки, с подобострастным визгом, окружив Сильву, сопровождали ее повсюду. Она напоминала собаку из повести Конан Дойля, наводившую ужас на род Баскервилей. Правда, размалеванная Сильва, никого не пугала. Лишь бабы, увидев ее, крестились, а дети провожали дружным хохотом.
Художник предложил отмыть Сильву растворителем масляной краски, но Степан отказался от этого предложения.
- Не часто в нашу глушь наведываются художники. А так, останется память. Да, и мне нравится моя раскрашенная собака. Пусть другие смотрят и завидуют мне.
Берлин. 2018