Пётр Яковлевич хмуро глядел в никуда сквозь струю пара, который рвался из кипящего чайника вверх, и вздрогнул, когда щёлкнула кнопка автоматического отключения. Где черти носят проклятого литератора? Вчера не отвечал на звонки, сегодня прислал короткое сообщение «еду домой». Куда – домой? К себе? Или сюда? И если сюда, то уже пора начинать волноваться? Или, скорее, заканчивать волноваться и начинать паниковать? Ведь прошло уже два часа.
От двери послышался невнятный шум – словно что-то упало. Пётр Яковлевич отмер и настороженно выглянул в коридор. В прихожей никого не было. Зато дверь в ванную была приоткрыта, там горел свет и оттуда точно доносился какой-то шорох!
Гранин выдохнул с облегчением – кто ещё, кроме Розена, там может быть! Возле ванной Пётр Яковлевич споткнулся о розеновские ботинки – стало ясно, что стукнуло минуту назад – Розен сбросил обувь прямо посреди коридора. Сам литератор, действительно, нашёлся в ванной, где, лучась оптимизмом, стягивал брюки, прыгая на одной ноге.
– Спал одетым, потом полтора часа в электричке! – сходу пожаловался он, бросая брюки на стиральную машину. – Со вчерашнего вечера мечтаю о душе! Потрёшь мне спинку? – весело подмигнул он Гранину, видя, что тот не собирается уходить. Снял носки и кинул их в корзину с грязным бельём.
– Я же весь намокну, – вздохнул Пётр Яковлевич, но покорно принялся заворачивать рукава рубашки.
Розен следил за ним с осторожной улыбкой и, похоже, не очень верил в происходящее.
– А ты раздевайся и лезь вместе со мной в ванну, – вкрадчиво предложил он. – Я тебе тоже что-нибудь потру.
– А мы на работу не опоздаем? – озадачился Гранин, но послушно потянулся расстёгивать рубашку.
Глаза у Розена стали огромными, как у какой-нибудь анимэ-тян.
– Конечно, опоздаем. Прямо-таки катастрофически, – ласково пропел он уже безо всякой улыбки. – Тебе помочь?
Пётр Яковлевич глянул на него удивлённо и продолжил по-военному ловко раздеваться.
– Лучше воду включи, – рассудил он.
Розен растерялся. Потом открыл было рот, но словам не дано было слететь с его языка – в прихожей затрещал телефон.
Гранин насторожился:
– Это явно с работы – мне по городскому только секретариат названивает, – нахмурился он. – Я сейчас!
Розен дождался, когда тот выйдет, присел на край ванны и нервно забарабанил пальцами по холодной эмали.
Гранин вернулся быстро. Он на ходу лихорадочно запихивал полы рубашки в брюки.
– Извини, Герман. Мне велели немедля явиться. Сегодня будет какое-то совещание и Главный хочет побеседовать со мной до его начала. Так что я побегу…
– Нет! – Розен резко вскочил и протестующе замахал руками. – Поедем вместе. Ты пока сделай мне пару бутербродов и чаю налей. Обещаю – я уложусь в десять минут!
Гранин слегка удивился, пожал плечами.
– Пятнадцать. Мы же не на самолёт опаздываем. И я тоже не завтракал, кстати.
Он поспешил на кухню, но через пару минут заглянул с батоном колбасы в руках.
– А что же Тёма тебя не покормил? Это на него не похоже.
Розен замер за шторкой, но через секунду уже снова энергично работал мочалкой.
– Да он до утра с моим материалом сидел – даже не знаю, когда он уснул. Поэтому я не стал его будить – проснулся и побежал на электричку.
– Хм, ясно.
Всё это было очень, очень подозрительно. С учётом срочного вызова к Главному, события выстраивались в какую-то сложную интригу с Розеном в ведущей роли. Следовало срочно решить, продолжать доверять Розену или нет. Пётр Яковлевич решил – доверять. Пожалеть он всегда успеет.
***
По дороге Розен всё время вздыхал и жался поближе, словно замёрз. Пётр Яковлевич уже привык ходить с ним по улице под ручку – это же Розен, Господи! Ему так надо. А от Петра Яковлевича не убудет.
Они торопились, поэтому шли молча. И только у поворота в знакомый переулок, где располагалась Контора, Розен вдруг спросил:
– Скажи, а если бы на моём месте оказался бы кто-то другой, ты бы согласился потереть ему спинку?
Гранин даже с шага сбился, таким диким показался ему этот вопрос – сам-то он размышлял о предстоящем совещании!
– Не думаю, чтобы кто-то ещё, кроме тебя, стал просить меня об этом, – нахмурился он.
– Ты не ответил на вопрос, – упёрся Розен.
– В чём вопрос-то? – возмутился Пётр Яковлевич.
Розен остановился.
– Да разве ты не видишь, что твоя безотказность легко приводит тебя в ситуации, в которых ты не хотел бы оказаться?! – почти с отчаянием воскликнул он своим звонким колокольчатым голосом. – Хотя ты прекрасно знаешь, чем они могут закончиться.
До Гранина медленно, но всё же доходило, о чём толкует ему Розен. Видя, как Пётр Яковлевич густо краснеет, тот насмешливо всплеснул руками:
– Дошло, наконец! Тебя же зааарканить легче лёгкого, Гранин! Ты же джентльмен! Ты же не позволишь другому почувствовать себя неловко! И галантно полезешь в ванну с любым, кто тебя об этом попросит!
– Я…
– Ты?
Розен не дождался внятного ответа, махнул рукой и снова уцепился за гранинский локоть.
– Пойми, Петруша, лезть голым в ванну следует только с тем, с кем ты действительно хочешь трахнуться! Всем остальным нужно твёрдо говорить «нет»! Вот со мной ты этого хотел?
Гранин молчал, как партизан на допросе. Мыслей в его голове не было никаких. Имелось только желание провалиться сквозь землю.
– Ты не можешь ответить на такой простой вопрос? Чёрт возьми, Гранин! Просто скажи, хочешь ты меня или нет?!! – заорал на него Розен.
Шедшая навстречу старушка бросила на них дикий взгляд.
– Ладно, я понял, – смирился Розен. – Ты в ступоре и говорить с тобой сейчас бесполезно. – Он приотстал и сосредоточенно захлопал себя по карманам. – Надеюсь, я не забыл пропуск? – озабоченно бормотал он себе под нос.
Гранин машинально продолжал двигаться вперёд и отстранённо фиксировал про себя, что предстоящее совещание не интересует его больше совсем. Может, Розен этого и добивался? Всё-таки он литератор – знает, куда повернёт сюжет, и держит в руках нити сразу всех сюжетных линий. А он, Гранин, просто недалёкий исполнительный чиновник. «Я старый солдат, и не знаю слов любви…». О, Господи! Это же чужая реплика. У дона Педро вообще не было реплик, потому что его самого – не было…
***
Занятый своими мыслями, Гранин не обратил внимания, что Розен пошёл в приёмную Главного вместе с ним. Насторожился он только в тот момент, когда Розен по-свойски схватил Главного за локоток и, лопоча какую-то светскую чушь, увлёк его в кабинет, не забыв плотно прикрыть за собой дверь. Петру Яковлевичу досталось только рукопожатие и милостивый кивок. Рефлексировать Гранин не стал. Сел на диван и в прострации уставился в окно.
Ждать пришлось долго. В итоге времени на Петра Яковлевича у Главного совсем не осталось. Он только и успел, что, проходя мимо, склониться к самому гранинскому уху и довольно мурлыкнуть:
– Вы просто везунчик! Так быстро получить желанную свободу!
Окружающее окончательно перестало для Гранина существовать. Всё, что он теперь слышал – грохот сердцебиения в ушах. Перед глазами повисла пелена, сквозь которую он не слишком отчётливо видел зевающего Артемия Ивановича, пугливого стажёра, чопорную Веру Павловну и её всегда всем довольного начальника. Где-то на периферии мелькал ещё заострённой опасной тенью парень в длинном чёрном сюртуке – из соседей.
Кто-то, проходя мимо, погладил Гранина по плечу. Розен. Серьёзный. Не улыбается.
– Господа, у нас сегодня не рядовое совещание. – Главный обвёл всех благодушным отеческим взглядом. – Во-первых, мы впервые собираемся в расширенном составе, чтобы обсудить, как продвигается операция «Тролль». С ходом дела нас ознакомит в своём докладе Герман Львович. Во-вторых, обсудим вопрос о реформе Службы Безопасности. Такая потребность давно назрела, что, собственно, очень ярко демонстрирует последнее дело. Герман Львович, пожалуйста – вам слово.
Розен встал, трогательно-неловко разроняв карандаши-листки и опрокинув стул. Обстановка сразу разрядилась – все кинулись Розену помогать, а он так искренне всех благодарить, что концентрация дружелюбия, теплоты и сердечности в конференц-зале резко подскочила до критической отметки.
– Я много времени не отниму. – Розен очень мило прижимал руки к сердцу и одаривал всех лучезарной улыбкой. – Скажу сразу – дело оказалось проще, чем мы изначально предполагали. Расследование ещё не закончено, но уже сейчас можно утверждать, что во многих случаях ущерб, нанесённый нашим подопечным, не превышает статистическую погрешность, которую мы обычно закладываем в карту. Чаще всего мне и моей команде приходится делать так называемую «карту ученика». Это по определению очень уязвимая конфигурация, поскольку она делает человека пластичным, восприимчивым, внушаемым и ведомым – без этих качеств невозможно полноценно усваивать знание. Обладатели именно этих карт по понятным причинам пострадали в первую очередь. В некоторых случаях последствия той агрессивной и неумной заботы, которой подверглись наши подопечные со стороны тех, кого мы условно назвали троллями, оказались, действительно, драматичны. Но как мне удалось установить по своим каналам, отдельные пострадавшие сами заложили подобную ситуацию в сценарий своей жизни, по всем правилам связав себя с теми, кто сейчас проходит обвиняемыми по нашему делу. Это добровольное соглашение и оно зафиксировано в секретных протоколах. Я, разумеется, не могу их вам предъявить, но вот Артемий Иванович их видел – он может подтвердить мои слова.
Артемий Иванович сдержанно кивнул.
– Также расследование показало, что сложившаяся ситуация во многом спровоцирована недочётами в нашей системе безопасности. Точнее, проблема заключается в самом принципе взаимодействия нашей Конторы, клиента и внешнего мира. Для примера могу предъявить вот это. – Розен дал знак стажёру и тот выволок из-под стола полную коробку старых запылившихся карт. – Эти карты были списаны в утиль. Однако среди них больше половины принадлежит фигурантам нашего нынешнего дела. Для Службы Безопасности главное – устранить угрозу, и она действовала строго в соответствии со своими обязанностями. Однако, если бы установка изначально была иной, эти карты не прошли бы мимо внимания аналитика и проблема была бы замечена намного раньше, что, безусловно, не дало бы ей развиться до таких огромных масштабов. У меня пока всё.
Розен сел и сразу зарокотал Главный, не давая собравшимся возможности начать дискуссию.
– Я думаю, Герман Львович сказал достаточно, чтобы стала ясна и суть реформы нашей организации. Служба Безопасности будет преобразована в информационно-аналитический отдел внешних связей, а её функции будут переданы новой структуре, формированием которой займётся Пётр Яковлевич. Герман Львович переводится туда советником.
– А кто возглавит информационно-аналитический отдел? – озвучила Вера Павловна наиболее интересующий для всех вопрос.
– Так Артемий Иванович и возглавит! – радостно сообщил Главный. – Я думаю, возражений ни у кого не будет?
Все, как загипнотизированные, отрицательно замотали головами.
– Тогда на этом закончим. Все свободны!
Гранин не помнил, как он встал, но он очень хорошо запомнил, как Розен уверенно обнял его за талию и повёл обратно – в кабинет Главного. Эта рука на талии – было всё, что он вообще на тот момент чувствовал. Даже вкуса виски, которым в честь повышения поил его Главный, он не ощущал.
Потом был, кажется, ещё какой-то бар, или ресторан, и там был очередной безвкусный для Петра Яковлевича, но очень крепкий алкоголь. Следующее, что увидел после этого Гранин, был белеющий в темноте потолок его собственной спальни. Ночь наиболее темна перед самым рассветом – вроде бы, так говорят китайцы? Значит, скоро взойдёт для него заря новой жизни. И почему она начинается с такого тяжкого похмелья?!