Эпизод повести
Иван помахал мне рукой. Он был уже на середине разлива. Его застывший силуэт таял, растворялся в сизой дымке сходящей ночи. Я остался один, если не считать спящих на скате холма детишек и пасущихся у воды коней, то фыркающих, то трясущих гривами, то начинавших бегать по кругу… За моей спиной расстилалось село мертвецов. Птицы-падальщики реяли над Рублевом, хлопали крыльями, хрипло кричали. У них продолжался на горе затянувшийся пир.
В темноте мне было не так страшно, как днем. Лица мертвых были темны, неразборчивы. Я взялся снашивать их в ров. Места в нем хватит на всех…
Я старался как только мог. Кто-то ведь должен был захоронить этих русских людей. Но кроме меня, похоже, сделать это было уж некому. Мрачная это была работа, самая мрачная за всю мою жизнь…
Тем временем в небе не осталось уже и смутного намека на зарю. И разом отовсюду наплыл вдруг сумрак. Я бросил свое страшное занятие и поскорее вышел из мертвого села за ворота. Проверил, спят ли дети. И сам уселся подле них, наблюдая за величественным вхождением ночи. Пахло росой и пылью.
Мир, утратив разом все мелкие детали, приобрел законченность и величие. За поворотом дороги, за всяким деревом притаились опасность и тайна. Стало необыкновенно тихо, хотя и звенели, замирая, из трав кузнечики, и в отдалении лаяли хрипло собаки, и раздавался порой близкий шорох крыльев – крыльев неведомых существ (птиц ли?), что стремительно неслись низко над землей… Все в этот час наступления ночи было таинственно и красиво. Даже иссохшее дерево при дороге молчало о чем-то сокровенном.
В темное небо одна прекраснее другой выкатились светлые звезды. Будто некто, звездный король, небрежно выбрасывал их пригоршнями. И они начинали сиять и сверкать, переливаясь и утонченно беседуя меж собою. И с каждой минутой все больше наливались они неведомым радостным светом, непонятным для земных существ… Я вспомнил Чареву мою, вспомнил все. Даже ее рассказ о неземных безликих существах, которые являются всегда в смутную пору сумерек. Сказочница моя… Она говорила, что за изрядный кусок золота безликие могут перенести хоть куда – хоть в прошлое, хоть в будущее. Даже в мой беспокойный пустопорожний и хитрый век. «Век политических провокаций», как сказал кто-то, век цинизма, предательства, лжи… И все же, все же это мое время. И я хочу, хочу всеми силами души моей, снова вернуться туда.
Одинокая звезда дрожала на черной воде, растянувшись в путеводную нить… Меня вдруг осенила идея. Этой вот ночью ничто не мешает мне проверить, говорила ли мне правду Чарева или занималась прозрачным плетением словес. Теперь я не нищий уже. Моя котомка набита доверху золотом. Как объяснила мне тогда Чарева, на золото они обязательно клюнут. Значит, мне остается только их призвать! Чем мне это грозит? Ничем. Потому что это сказка. Сказка волшебницы моей Чаревы… О, Чарева, прошло меньше суток, а я будто не видел тебя несколько лет… И не верится, что мы свидимся вновь…
И я призвал их. Я сказал твердо и достаточно громко: «Явитесь безликие, если вы есть, если вы – не выдумка. Хочу иметь с вами торг». И сказав это, я рассмеялся. Над самим собой. Ясен пень, что я просто сплю. Хочу проснуться, но не могу. Просто не могу выйти из сна, в этом-то вся проблема. Но я проснусь, обязательно. И посмеюсь над таким правдоподобным сном – как над лопнувшим мыльным пузырем! На том я и успокоился. И сказал себе: «Ладно, буду смотреть это сновидение до конца»…
Страхи мои рассеялись. А чего мне бояться? Что бы ни случилось со мной – это всего лишь сон. И те мертвецы на горе, которых я таскал в яму… И это сон, сон, сон… А Иван, наше побратимство с ним? Сон?...
Я ощутил на себе чей-то взгляд и, похолодев, резко обернулся. Рука сама по себе выдернула из ножен меч. На меня зловеще смотрела из-под тучи низкая темно-багровая луна, вернее обломок ее, зачерпнувший бортом черноты. А на небе – страсти божии! – высыпано было все богатство из недр мироздания.
Неприметный лунный свет постепенно, по мере восхождения королевы небес на свой заоблачный трон, усиливался. Вот уже засияла, заколыхалась в загадочном неверном свете вода у кромки дальнего берега. И русалки взялись выкладывать из лунных волн колеблющуюся дорожку. Для влюбленных, не иначе. Или для будущих утопленников?
На том берегу раздался вдруг негромкий, но внятный волчий вой. «Это Иван!» - подумалось мне. И я тут же откликнулся, как было условлено: «Эге-ге-ей!» Эхо трижды перекрутило мой крик, как бы передразнивая. А затем повисла тишина.
Своим криком я выдал себя. Сон ли, что происходит со мной, или не сон, но надо бы быть поосторожней. Не стоило так громко орать.
«Вдоль ночи» (в полночь) мне причудилось, что в мертвом селе кто-то ходит. Это были крадущиеся шаги, напоминаюшие ветер. И шаги эти понемногу приближались ко мне. «Вот и докричался», - подумал я. Хотя при мне ведь оружие. Пусть попробует кто сунуться! С оружием в руках и умереть не страшно, - всячески убеждал себя я. И страх отдалялся.
Я забился в густую черную тень уцелевшего куска городьбы, неразличимый ни для кого. Мне же открывалась вся окружающая местность, засыпанная серебристым инеем лунного света. Хоронясь в своем укрытии, я тихо снял с плеча лук и положил на тетиву стрелу…
Ночной светильник потух… Пришла «самая ночь» - черная, глухая, будто мир погрузился в логово смерти, будто силы зла победили во всей вселенной. Ночь, страшная для всех живых… Только мертвецы, разбросанные по горе, были ко всему равнодушны. И в этой спустившейся сплошной черноте внезапно задул ветер, заскрипели, захломали обгорелые развалины, будто самые черные беспощадные силы пришли в движение, выполняя некий приказ…
Стук, грохот, напоминающий хохот, шарканье (не шаги ль выходцев с того света?), бормотанье, подобное злобному заговору… - все стихло разом. Будто пришла отмена приказу – для выхода на авансцену чего-то более значительного, грозного… Вспыхнул театральный юпитер луны.
Четыре бесшумных фигуры показались в пустом проеме ворот. Я застыл, замер, окаменел. Фигуры пришельцев напоминали чернецов в длинных хитонах. Шлыки были опущены на лица, под ними чернела тень.
Луна, как само торжество справедливости, высветила ночных странников. «Чернецы» разом обернулись в мою сторону. Первый из них поднял перед собой правую длань, произнес бесцветно:
- Ты позвал нас. Зачем?
- Кто вы? – слабым голосом прошептал я.
- Те, кого ты призвал.
- Выходи, сын человеческий. Твоя тень тебя не спасет.
Все четверо двинулись в мою сторону. Под городьбой, где я прятался, стало вдруг светлее, чем днем. Бревна частокола зашатались со скрипом и осыпались на землю. Я стоял перед черными пришельцами, как одинокое древо на лугу, сжимая в руках лук и стрелу, но руки были непослушны мне. Я вдруг догадался, кто они. Это те, кого я почитал за сказочные персонажи.
Тот, что был справа, откинул шлык, и я увидел на месте, где должна быть голова, зияющую пустоту. Пришелец обернулся вдруг правой стороной, и тут же на месте пустоты возникла голова – круглая, как бильярдный щар, небольшая, почти лысая, с клоунским веселым ликом и стеклянными, ничего не выражающими глазами-шариками. Лицо будто бы улыбалось, а гляделки оставались совершенно невозмутимыми, как вмонтированные камеры наблюдения… «Пришелец!» - сверкнуло у меня в сознании. Он вернул движением руки капюшон на место и подошел ближе. Другие также приблизились, синхронно, как автоматы.
- Какое у вас дело, почтеннейшие? – сумел пролепетать я.
- Ты, юноша, располагаешь веществом – металлом – который для нас представляет интерес. Вы, земляне, не знаете цены этому элементу. Не представляете, как он используется. Для вас муруа – или мура – всего лишь материал для производства безделушек, предметов роскоши.
- Уже несколько миллионов лет ваша псевдокультура существует в Галактике. А вы так и не продвинулись с места. Как только доходите до атомных технологий, вы сметаете все живое на планете… И начинаете новую страницу истории с каменных топоров и кремневых наконечников копий… - сказал другой «чернец». Голоса их были один к одному, без отличий. Но внешне они отличались. Этот был ликом груб, всеми чертами массивен, будто какой-нибудь портовый грузчик. Длинные черные волосы (парик?) были толсты, как конские, зачесаны назад и связаны в «хвост».
- Я бы хотел только одного – попасть поскорее домой, - сказал я.
- Домой… А что ты думал, когда лез в «котел» на вершине холма? – сказал «грузчик».
- Но я ведь не знал, что меня ждет…
- Незнание не освобождает от ответственности.
- А в лес ты вошел как? Не благословясь, не перекрестясь. Не оградил себя от встреч с существами иного – не вашего – мира.
- И к тому же, ты, кажется, крещен, парень? – сказал «клоун».
- Крестили в детстве…
- Но в церковь ты не ходил. Как молиться ты не представляешь. Имя Всевышнего поминаешь разве что всуе. А вот имя хозяина произносишь частенько!
- Какого хозяина? – не понял сходу я.
- Нашего хозяина… Ты ведь, когда лез в котел на вершине, какие словечки выкрикивал? Хочешь, напомним?
- «Черт, черт! Какая крутизна… Так и несет вниз… Сносит, черт возьми!» - услышал я свой собственный голос, словно записанный на кассету.
- Было, парень? Призывал хозяина? Хозяин услышал, - подал голос третий с ликом вполне женским и глазами, пышущими жаром ненависти, будто два адских огня, на которых разогревают котлы для купания грешников.
- Ты позвал его – он пришел. Позвал нас – мы здесь, - произнес четвертый – набычившийся, ну сущий «бука»; казалось, вот-вот боднет лбом лысым и крутолобым; глаза его смотрели мрачно, ненавидяще.
- Говори, что хотел. Поторговать с нами надумал?
- Хочу назад, в свое время, - сказал я.
- А что ты будешь там делать? – черти дружно засмеялись, будто заквакали.
- Ты, парень, похоже, не совсем еще въехал в ситуацию, в которую влип, - сказал первый, и снова раздалось противное квакание.
- Я разъясню ему…- заявил «бука». – Значит, допустим, перенесем мы тебя назад. Окажешься ты снова на том холме и пойдешь к дому своему. Придешь ты домой и встретишь там своего двойника… Да, да, встретишь самого себя. Ведь ты все это время жил там, жил - не тужил, ни в какой котел не проваливался… Ну, съездил на Бесову гору, ну, прошелся по ней, ну, заглянул в «котел»… А потом сел на «Яву» и мирно укатил восвояси. И в сей час ты там, в своем времени, живешь себе, поживаешь и в ус не дуешь. Ничего не случилось. И тут, представь себе – ты только это предста-авь! – к тебе на квартиру явится твой полный двойник… Что ты запоешь, брат? Да вас обоих упекут… Знаешь куда? В некий секретный центр стратегических исследований, который далеко-далеко, даже не в твоей стране…. И до конца ваших дней вас будут всячески изучать, пока не замучат окончательно. Так ты еще при жизни попадешь в преисподнюю. Так вот, брат.
- Да и мы на такие фокусы не пойдем, - заявил женоподобный черт. – Нам лишний раз, без надобности светиться – тоже ни к чему. Да и нагоняй будет за ненужное афиширование.
- Контора у нас тайная, брат, - сказал «грузчик». – Свет нам претит.
- Есть, конечно, вариант, - вымолвил «клоун». – Мы принимаем твой муруа и забрасываем тебя… ну, скажем, в палеолит… Посмотришь динозавриков… Или в очень далекое будущее Земли, не слишком веселое, как ты, наверно, догадываешься…
- Нет, - сказал я твердо. – Мне надо в мое время.
Черти заквакали так, что даже стали приседать. Похоже, я был для них забавнее клоуна. Они долго не могли отойти – приседали и даже покатывались. Отсмеявшись, опять окружили меня.
- Чудак-человек, ты ведь и так остался в своем времени. Ты живешь там себе мирно, сопишь в две дырки и даже не подозреваешь, что твоя несчастная копия, которую мы сделали с тебя, проживает совсем другую жизнь – в иных условиях, в ином времени. Понял ты наконец?
- Вы сделали с меня копию?
- Ну, да, «отксерили»! Забыли только твоего согласия спросить. Ну, похулиганили немножко. Ты уж не держи зла. Это была шутка. Наша контора любит подшутить.
- А ты нам не веришь…
- Не веришь, что ты всего- навсего копия.
- Он не верит! – бесы дружно заквакали.
- Не верит – пусть проверит, - сказал «шарообразный, всегда улыбающийся.
- Взгляни на свои ногти, парень, - посоветовал бес-женщина. – Видишь белесые полосы? Это верный признак… Нано-порошок в принтере заканчивался, немного не хватило… Так что ты немного в полоску вышел.
- Ты же видишь, парень, как мы любим потешки.
- Но почему я стал жертвой ваших «потешек»?
- Наверно, потому, дружок, что ты, хоть и крещеный, а порвал все связи со своим защитником, который должен быть всегда у тебя за спиной.
- А у тебя, милый, канал с ангелом-хранителем твоим не то, что засорен, а начисто заблокирован. Нет никакой связи.
- Ты даже не перекрестился, когда лез в загадочную яму.
- И всякий день жизни твоей ты встречал без креста.
- А хочешь, за твой муруа мы перекинем тебя куда-нибудь… не во времени, а в пространстве… Хочешь в жаркую Сахару или на берег Индийского океана, на Аляску, на Титан, на Альфу Кентавра, на «старшую кузину земли» в системе звезды Кеплера или в окрестности Бетельгейзе… куда угодно! Хоть в черную дыру на самом пупу Галактики.
- Нет, - сказал я, чувствуя себя бессильным и умопомраченным. – Мне надо в мое время, больше ничего.
- Ты и без того присутствуешь там. Здесь – твой оттиск, «ксерокопия».
- А копии по законам нашей конторы назад не возвращаются. Уж поверь на слово.