(Ностальгическое эссе).
Мне трудно объяснить самому себе, почему с приходом весны со щемящим желанием тянет меня в деревню. Ведь знаю, что там еще остатки зимы, безлюдье, пугающий покой. Переброситься словом не с кем. Череда однообразных дней, свинцовые туманы над черным ручьем, однотонно свистящие в ракитах ветры, немые дворы и хаты. А всё равно тянет…
Представляешь себе, как вечером сквозь запотевший переплет окна заглянет к твоему ужину звезда. И сразу гонишь прочь подступающую острым жалом к сердцу хандру, потому что нет уже ощущения, что живешь на острове и что есть с кем поговорить. Насущный звездный свет сочится, его прикосновения легки и ласковы; рассеивает он сумрак, поселившийся в душе, изгоняет из неё тяжелые миражи, осветляет все внутренние закоулки и тупики. Со звездным лучом я хоть на капельку становлюсь счастливей, светлее, лучше, отстраняясь от всей свинцовой неустроенности Земли, которая злонамеренно фокусируется до страшных размеров через телескопные лучи. Там извечная пара – Авель и Каин, где первый дышит божественным добром, а второй грешит приобретательством, греховной завистью и помыслами о насилии над ближним.
Кажется, мне очень повезло: свет звезды неиссякаем. Так светит безвинная, добрая, боготворимая душа Авеля. Она прошивает смертную мглу светом добра и любви.
Я знаю, что всё, что сказано об этом, старо как мир. Но не боюсь повториться и, быть может, сказать и то, чего не молвили другие. Увидел я, как серебряная звезда, похожая на снежинку, дырявит мглу, сеет свет над омертвевшим миром.
В деревне я услышу, как с вечера стихнет ветер, а за ним сад. Ветер уляжется навзничь на ветках старых ракит и дряхлых яблонь.
Тишина воцарится везде. Она будет глуше темноты. И сквозь темень и тишь удивительно ласковый луч ночной звезды будет касаться моих щек до самого рассвета. Я буду дышать всё тише, и беспокойный ритм моего сердца ответит невидимым серебряным голосам смиренностью и любовью.
Я буду крепко спать, пока ранний рассвет не обнимет деревенские домишки и мою старинную курскую хату, пока крохи восходящего света не затеплятся у окоёма. Я знаю, мне в деревне хватит покоя и воли, хотя «на свете счастья нет». Здесь мужественнее пережить и горе, и боль, которую разделишь и с бледным русским небом, которое плавно стекается к далеким далям, и с лугами до самой речки Свапы, незаметно полнеющей вешней водою, и с жухлой травой в сосновом лесу на обнажившихся прогалинах.
Бесприютна, не совсем приветлива моя сторона в это время. Но в душе унимается скверна, потому что любовь к этой «печали полей», к свету весеннему, деревенскому, к пронзительно ласковым звездам никогда не уймется, пока я жив.