старинная небылица
Есть, знаешь ли, в каждом месяце три особых дня. Ежели ребёнок в такой день родится - на всю жизнь будет несчастливый: то ему не так, и это не так. А ежели животное - то будет как бы ни живое, ни мёртвое. А в каждом дне есть три такие минуты, что если скажешь проклятие - сбудется! Скажешь в сердцах, хоть и не по злу, хоть и на кого из своих: "А-а, ты такой-сякой...Скройся с моих глаз! Да чтоб тебя черти подхватили!" И что ты думаешь? И подхватят!
Не вспомню, в какой деревне... была девица одна, на выданье. В девках уже немного пересидела... И не лентяйка, и собой хороша. А вот родители её привередничали, женихов перебирали... Всих ейных ухажоров отвадили - гарас за богатого дачку выдать хотели, чтоб жила, не тужила - как сыр в масле каталась. Сватались к ней многие, и добрые мальцы. А батька с маткуй всих вон, за порог: этот жених не тот, и тот плох...
Ну, ладно... А ещё в етуй сямъи была манера (али привычка?) чуть что - нечистого поминать. Во дню не обходилось без того, что не раз, не два скажуть: "Чёрт возьми!", а то: "Чёрт его знает!" И не раз батька етуй девушки, осерчалшы, выкрикивал: "У-у-у, чёрт бы тебя побрал!" Так и жили аны в пустой склоке, думать не думали, что лукавый-то всё-о слышит...
Вот как-то раз, по зиме, приезжают к девушке сваты. Сразу видать, издалёку, не нашенские. Кони борзые, что огонь - садят копытам, ажныть искры с камней! Карета шикарная, красная, с окнами, занавесками... А на дворе-то уж тёмно, ночь почитай что... Гости - в агромных шубах, шапках. Ну, ещё бы - снег валит, метель! Коней привязали, идуть в дом. Девкины родители не нарадуются: наконец-то богатый жених подрулил, дождались часу! Так и трепещуть - и батька, и матка - так и расстилаются перед ым, только что не приплясывають... Вот сватов усадили за стол, угощенья им носют. А те шуб не скинули, шапок не снимают. Сурьёзные такие господа. Понятно: богатыи, с гонором, не чета простакам.
Сват всё молчит, сопит да сподлобья глядит. А сваха бубнит, жениха на все лады расхваливает: и тароват, и мастер на все руки, и денег невпроворот, и хоромы в городе каменные... Что правда, то правда: богато одеты незнакомцы. Сапоги яловые, на пальцах - золотые перстни да кольцы... Жених-то как уселся на лавку, нос в воротник шубы спрятал и ни гу-гу - за него всё сваха распинается. А он - сама скромность, ни в какую беседу не вступает, сидит себе, что пень, да помалкивает, только глазами посверливает.
Батьке с маткуй жених приглянулся. Говорят дочке: "Пока мы то да сё, ты бери мятлу и подметай в горнице, покажи, какая ты справная хозяйка, не лентяйка".
Взялась девушка пол мести. Метёт, старается, чтобы за лодырку её не сочли. Стала под скамейкам веником скробать, глядь-поглядь: а жених-то - с хвостом! Уселся на лавку, а хвост спрятал под лавку! Вот так дела!... Тихонько отозвала девушка мать в сторонку. Вышли обе в сени. Девушка трясётся вся с перепугу: "Ой, мам, да это же черти!"
Матка ёй не поверила: "Тю, дура! Как ты взнала?" - "А ты, мам, возьми веник да помети под лавкой, где молодец этот сидит. У него хвост под лавку спрятан!" Пошла матка половики стелить. Под тую лавку заглянула - чуть не ахнула: правда дочкина - изабыль нечистая сила!
Мать дочке шепчет: "Ты виду не показывай, что напужалась, бери шайку, будто во хлев идёшь, а сама беги с дому хоть куды, прячься. И не выходи до третьих петухов! Пока наутре три раза не прокричит петух. Тогда вся нечисть провалится". - "А как же вы, мам?" - "Что мы... Они не за нам - за тобой - явилши!"
Девушка так и сделала - вышла с шайкуй с ызьби, будто б скотину поить. А сама в гумно тяголя, где лён сложен. На самый верх, под крышу, залезла. Зарылась во льну. Ну, думает, тута сачи - не сачи - не найдуть.
Погодя слышит: в ызбы дьверинуй захлопали; эты приезжие бегають, ногам топочуть, яё ищуть. Матку с батькуй трясуть: "Куды вбегла?" А те как недоумевают: "Ды нам-та почём знать, где яна? Можа, молчун ваш не глянулся. Вот и вбегла, сховалася куды! А можа, к подругам вшла, на посиделки."
Затаилась девица. Замерла, что мышь, только сердечко её тук да тук - на весь сарай слыхать... На! - кто-то шаркая по стенке, дьвярину в рей отпирая. Глянула - ён самый, "женишок" - тут как тут! Заваливает, глазы, что угли в топке горят. Ух, и засмеялся ж нечистый!... Лезет, прямиком к ней.
Взялась девушка молитовки читать да креститься. Молится, сама плачет - вся в ужасе...
Лез, лез чёрт - никак не долезти - лён его держит, не пускает. Закряхтел, заскрыпел старческим тягучим голосом лён: "Э-э, постой, дружище, ты куды?" Чёрт ему: "Подай молодицу!" А лён: "Погоди, не торопись. Сначала ты послухай мою историю"... И взялся своё житьё-бытьё пересказывать.
Скрыпел, скрыпел батюшка-лён про горькую судьбину свою: "Перьво-наперьво раскидали меня по полю. По грязи волокли, бороной боронили. Птицы меня клевали, солнце палило. Но всё ж пустил я корни, стал понемногу расти, над землёй подыматься"...
А чёрт всё своё твердит: "Лён, лён, подай молодицу!" И лезет, и лезет. Да всё обрывается. Не взобраться яму никак, и всё тут!
Это лён-батюшка его вниз спихивает: "Погоди, брат, остепенись, ты дослухай, дослухай, что после-то было... Дожж меня мочил, буря крутила, засуха сушила. А я наперекор всему рос, рос... вырос! Зрел, зрел... вызрел!"
Чёрт всё не унимается: "Подай, подай девицу!" И лезет настырно.
А лён-батюшка своим скрыпучим голосом продолжает, неторопливо: "Нет, ты подожжы, ты дослухай, дослухай... Потом собрались бабы артелюй да как взялись меня за волоси пороть! В снопы связали, драчкам одирябыли. Потом в мочило меня бросили да ящё и каменьям натиснули. Во как! В мочиле я мок, мок... вымок!"...
Чёрту-то невтерпёж, лезет и лезет: "Подай, подай молодицу!" Заладил своё.
А лён его вниз спускает: "Экий ты резвый, братец! Не торопися, дослухай... Вот из воды меня вытянули, по полю раскидали, распустили по льнинке. Оставили под чистым небом сушить. Сох, сох... высох! Собрали меня граблям, погрузили на телеги, привезли в гумно...."
Чёрту неймётся, так и ёрзает: "Ну, на этом конец. Теперь отдай мне девицу. Уговор был".
А лён ему говорит: "Да, брат, уговор дороже денег. Да разве ж на этом конец? Ты послухай, что ещё меня ждёт! Отсель меня будуть в машину пускать - во льномялку. Сомнуть всяго, переломають вси мои косточки, потом возьмутся тряпалкам тряпать, обдирать, всего абтреплють, абдеруть... А посьли..."
Тут пропел петушок - три разу кряду. Чёрт и сгинул. Так и не досказал лён-батюшка свою длинную историю. Девушка натерпелась жути, пошла наутро в церковь.
Говорят, с того случая в этой семье остерегались поминать нечистого.
_____________________
Примечания.
Сказка "Чёрт-жених" впервые была опубликована в альманахе "И путешествие в Опочку..." Псков: ПОИПКРО. 2000. С. 64 -66 за авторством Наталии Яковлевны Яковлевой.
Сказку про девушку, чёрта и лён я слышал от бабушки в дошкольном детстве. Запомнил в общих чертах. Спустя много лет мне пришлось фактически заново восстанавливать сей редкий перл старины, пользуясь собственным багажом местного стародавнего языка. Настоящий, приведённый здесь вариант - 3-й по счёту - авторская переработка 2017 года. В нём мною использованы особенности опочецкого говора времён бабушкиной молодости.