Всю жизнь меня преследуют три одинаково мерзких звука.
Скрип. Бульк. Треск.
Все три я слышу каждую ночь перед сном. Они звучат из стены за головой либо отовсюду, если я сплю на открытом воздухе. В детстве они меня до ужаса пугали, после чего до ужаса пугал я своих родителей – какими-то несуществующими звуками из стены. Мы ходили на приёмы к врачам, занимались какой-то дыхательной гимнастикой, пили таблетки – вернее, я пил. Без толку.
Со временем я научился не обращать на них внимания и стал засыпать более-менее спокойно. Но звуки этим не удовлетворились. Они стали звучать и за пределами спальни.
Первый день учёбы. Радостные лица детей и родителей, учителей и старших учеников, играет музыка... Поверх всего этого в моей голове звучит отвратительный скрип – как от гвоздя по стеклу.
Мать ругает меня за беспорядок в комнате – её крики звучат очень тихо, и я слышу только бульканье – как от пускания пузырей под водой в ванне. Когда она замахивается на меня, бульканье поглощает собой все остальные звуки.
Я сижу в классе на скучном уроке истории. Учительница половину урока тянет какое-то историческое событие, её голос не меняется ни на тон, и, чем дальше, тем громче становится треск у меня в голове – как от костра на сухих ветках.
Ни МРТ, ни гипноз, ни походы к психологу не могли устранить эти звуки или хотя бы объяснить их причину. Скрип уродует счастливые моменты, бульк нивелирует несчастные, а треск звучит фоном в повседневности.
Я впервые целую девочку. Скрип.
Одноклассник-задира уводит эту девочку, и они вместе измываются надо мной. Бульк.
Мы с одноклассниками собираемся после школы и решаем домашнее задание. Треск.
Наш класс выигрывает футбольный чемпионат среди учеников средней школы. Скрип.
Отец всё чаще срывается на нас с матерью из-за проблем на работе. Бульк.
Я играю в какую-то новомодную онлайн-игру вместе с одноклассниками. Треск.
На день рождения мне дарят гитару. Скрип.
Наша собака умирает. Бульк.
Вместо мелодичных гитарных звуков я слышу лишь треск.
Нигде я не мог найти информацию об этих звуках. Из-за них я почти перестал общаться с людьми, потому что каждая радостная реплика или шутка отзывалась в голове скрипом, который изо дня в день всё усиливался. Со временем меня перевели в спецшколу как якобы глухого.
Я выигрываю региональную олимпиаду по химии. Скрип.
Отца увольняют с работы, нас грозятся выселить из квартиры. Бульк.
Я подъезжаю к остановке у школы. Её названия не слышно. Треск.
Проект отца принимает какая-то фирма-флагман, его зарплата вырастает в четыре раза по сравнению с прежней. Скрип.
Мою гитару разбивает в труху какой-то пьяный дебошир во время моего выступления на улице. Бульк.
Я пишу очередную индивидуальную работу, повторяю конспект, просматриваю лекцию. Треск.
В новой школе я познакомился с Мередит. Мы общались с ней практически без остановки – правда посредством интернета либо записок на занятиях. Дело в том, что Мередит с рождения нема. Идеальная пара – немая и притворяющийся глухим, не правда ли? Однако я ещё не встречал человека более понимающего.
Мередит на меня влияла так, что скрип от счастья пребывания с ней заглушался, как и бульканье от расставания, как и треск от обычной жизненной скуки. Они не исчезли насовсем, но теперь звучали гораздо тише.
Мы с семьёй переезжаем в новый, более престижный район. Скрип.
Из-за неуспеваемости по истории я оказываюсь под угрозой исключения. Бульк.
Нудные, одинаковые дни подготовки к выпускным экзаменам. Треск.
Вместе с Мередит мы поступаем в колледж на нейробиологов. Специальность взыскательная и каверзная, но нам обоим нравится. Я втайне надеюсь, что когда разложу свой мозг по кирпичикам, со звуками будет покончено.
Мы переезжаем в студенческие кампусы, и тут на меня наваливается всё сразу. Учебная программа, самостоятельная жизнь, ответственность. Под влиянием стресса звуки становятся хтонически-мерзотными, и даже у Мередит не получается их поглотить. Я перестал спать по ночам.
Один из моих соседей, Майк, с которым мы неплохо, хоть и со скрипом, поладили, говорит, что может мне помочь. До переезда Майк состоял в закрытом обществе шаманов, и, по его словам, он знает, что поможет мне исцелиться. На выходных мы едем в национальный парк поблизости, в самую гущу леса.
Майк, по-дурацки измазанный охрой, ведёт меня за собой по лесу, петляя от дерева к дереву. Он рассказывает о тайном шаманском ритуале Слияния с Деревом, и, предвидя мою ухмылку, добавил, что сам ритуал достаточно древний и уважаемый в узких шаманских кругах, несмотря на название.
Густая листва почти не пропускает свет. Мой путь тёмен, свеж и зелен. На фоне голоса Майка и хруста веток тихо звучит мой собственный треск.
Наконец, мы вышли на хорошо освещённую поляну. В её центре стояли три осины, похожие друг на друга, как тройняшки. Майк обернулся, восхищённо глядя на меня.
— Кажись, одно из них трёх – это Твоё дерево. – многозначительно произнёс он, сделав акцент на слове «твоё».
Ритуал заключался в нахождении подходящего дерева, а затем "вхождения с ним в первородный транс под руководством опытного шамана". Вошедший в транс перестаёт существовать как личность и становится Един с Природой, сканируя её до тех пор, пока не найдёт решение своей проблемы. Всё это звучало не очень воодушевляюще, но Майк заверил меня в тотальной эффективности ритуала. Он, конечно, тип своеобразный (уж поверьте, вы с ним не жили), – но чем чёрт не шутит, вдруг поможет?
Майк рисует на моём лице какие-то знаки охрой, невесть откуда достаёт бубен и начинает танцевать с ним, пытаясь ввести меня в транс. Наверное, со стороны это выглядит очень комично, а может и нет. В любом случае я отчего-то чувствую некую серьёзность момента.
Подхожу к первому дереву. Закрываю глаза.
В один момент я очутился в вечном единении с эфирным океаном Нирваны. Дерево говорило сначала со мной, а затем с моим родом, затем с живой природой как таковой, а затем с энергией и эфиром, из которых само состояло, зациклив разговор сам на себя. Безраздельное блаженство захлестнуло моё сознание. Казалось, любая проблема может раствориться в этом многомерном пространстве...
Скрип. Сначала еле различимый, как точка, он всё разрастался и разрастался, пока не поглотил собой всё открывшееся мне многомерное пространство, резко рубанув мой слух. Я сам не заметил как оторвался от дерева и начал орать от того, что голова разрывалась на куски, и упал в руки Майка.
Через десять минут, успокоившись, слушая ритмичные звуки бубна, я подошёл ко второму дереву и дотронулся до него ладонью.
Многомерный ад, макабрические чудища, хтонический ужас и террор захлестнули меня. Я почувствовал разом страдание каждой раздавленной букашки, каждого уволенного менеджера-истерички, каждого заложника мафии, я чувствовал агонию умирающих звёзд и стирающихся в пыль галактик. Никакой свет не мог рассеять этот мрак, разогнать этот извечный вселенский произвол...
Бульк. Как и в первый раз еле слышный, звук этот стал тем звуком, с которым лопались страдания и боль, ничего после себя не оставляя. Он становился всё громче, пока полностью не растворил их в себе, оставив напротив недоумённого Майка, опустившего бубен.
— Слушай, обычно разговор с деревьями занимает несколько часов, а ты и пары минут с ними не стоишь... Может, это, третье – Твоё? – добавляет Майк с надеждой в голосе.
Ну конечно. Безо всякого энтузиазма я подхожу к последнему стволу дерева и, по совету Майка, обнимаю его обеими руками.
Ничего не происходит. Я всё так же дышу, слышу звуки бубна, звуки леса, звуки крови, которая носится по моему организму.
Ничего не происходит. Я всё тот же будущий нейробиолог с неизвестными галлюцинациями, Мередит всё так же любит меня, Майк всё так же верит каким-то шарлатанам.
Ничего не происходит. Муравьи, бегающие по коре, всё так же носятся туда-сюда, кометы в космосе всё так же летают по кругу, мысли в голове всё так же зацикленны на моём эго.
Ничего не происходит. И происходит всё.
Я простоял в созерцании ничто, в обнимку с деревом, около шести часов, по словам Майка. Возвращаясь обратно, мы разговаривали с ним: я благодарил его за ритуал, а он был доволен тем, что мы всё-таки смогли найти Моё дерево.
Вот только я не сказал ему, что всё это время я слышал тихий треск.
***
Скрип.
Бульк.
Треск.
Скрип.
Бульк.
Треск.
Мы с Мередит изучаем функции головного мозга и готовимся писать кандидатскую на тему галлюцинаций. Я и Мередит – лучшие студенты на факультете.
Скрип.
Бульк.
Треск.
Со временем они становятся только громче. Я уже не могу уснуть без снотворных. Мередит обеспокоена, но, к моему и её сожалению, ничего не может сделать.
Скрип. Мы с Мередит заслуженно попадаем в аспирантуру, защитив кандидатскую.
Бульк. В ходе экспериментов Мередит слепнет на правый глаз.
Треск. Бесконечные исследования, анализы, синтезы, пробы.
Моя жизнь неполноценна из-за этих отвратительных звуков. Я чувствую, что не смогу жить, пока не избавлюсь от них. Вот только я никак не могу найти способ это сделать.
Скрип.
Бульк.
Треск.
Мы посвящаем всё своё время исследованиям. Благодаря нашим усилиям психиатрия совершает прорыв в понимании шизофрении и аффективных расстройств. Однако моя жизнь по-прежнему искажена тремя звуками.
Скрип. Наша с Мередит свадьба.
Бульк. У отца обнаруживают рак.
Треск. Долгие недели химиотерапий и работы в лаборатории, работы в лаборатории и химиотерапий.
Мы с Мередит знаем буквально всё о нашем мозге – как я и хотел когда-то, я разобрал его по кирпичикам, точнее нейронам. Но я по-прежнему слышу всё тот же равномерный треск. Я делюсь с любимой своим предположением о том, что моя жизнь – всего лишь фальшивка. Она не понимает, но крепко обнимает меня. Мы продолжаем исследования.
Скрип. Так звучит крик моего первенца.
Бульк. Так звучат крики отца в агонии.
Треск. Так звучит каждая минута моей жизни.
Скрип.
Бульк.
Треск.
Скрип. Нас выдвигают на нобелевскую по биологии.
Бульк. Я подписываю согласие на эвтаназию отца.
Треск. Конференции, консилиумы, симпозиумы, защиты. Меня называют Бетховеном от мира биологии – мировое сообщество уверено, что я постиг природу звуковых галлюцинаций, будучи с дефектами слуха. И только мы с Мередит знаем всю правду.
Я добился всемирного признания, но так и не избавился от своего уродства. Моя жизнь – всего лишь подражание самой себе, сколько бы я не старался и каких бы успехов не достиг.
***
Однажды мы с Мередит возвращались домой после кино, и в переулке нас перехватил измождённый бородатый парниша, в котором я узнал опустившегося Майка. Он полез к Мередит, я спрятал её за спиной, в его руке сверкнул нож.
Случайное движение руки, одно из десятков в последовавшей потасовке, перерубило сонную артерию на моей шее.
Я умираю на руках Мередит. Кажется, она что-то говорит, я вижу как она шевелит губами! Неужели она тоже притворялась немой, притворялась для меня, как я притворялся глухим для других? Сколько нас таких – притворщиков?
Ничего не могу разобрать. Три звука поглощают собой переулок, район, город, континент, планету, пространство. Жизнь покидает меня.
*************************************
Тесно. Душно. И жарко, как в печи. Я открываю глаза и попадаю в ад.
Я нахожусь в задней половине четырёхместного автомобиля. Осколки стекла, покорёженный металл, распотрошённые кресла и салон. Я стою на коленях прямо под оконным люком, через который проглядывается безоблачная синева. Я тянусь к люку правой рукой, чтобы открыть его...
И вижу, что кисть безвольно стекла с моей руки. Пальцы раздавлены и висят на сухожилиях, суставы вывернуты. Продолжением моей руки теперь является обломок кости предплечья, которым я упираюсь в стекло, беспомощно водя по нему острым обломком.
Скрип.
Слева от меня со свёрнутой шеей полусидит-полулежит отец. В его череп через висок вошёл металлический штырь, пробив глазное отверстие. В нём из-за прибивающей крови и давления периодически надувается и лопается кровавый пузырь.
Бульк.
Справа груда металла, смятая и изогнутая, под ней виднеются безвольно свисшие рука и нога – моей матери. Я вспоминаю: мы ехали в гости к бабушке на мой второй юбилей, но попали в автокатастрофу, столкнувшись с фурой. Через пустое лобовое отверстие, по краям которого свисают остатки стекла, видно чудовищное дымящееся пламя из-под капота, которое вот-вот доберётся до бензобака и взорвёт остатки нашей машины.
Треск.
Мои родители скончались сразу, я каким-то чудом выжил – но вряд ли это надолго. Я отворачиваюсь от люка, опускаю руки и закрываю глаза. Пора снова сбегать от реальности в выдуманную жизнь.