Почему его взгляд выхватил из толпы, прогуливающейся по перрону, именно ее? Если бы знал тогда, если бы догадывался, он до самого дома не открывал бы глаз! Душное пространство плацкартного вагона, пропитанного запахами чужих тел, прокисшего пива и несвежей еды, делало поездку невыносимой. Связь постоянно пропадала. Единственное развлечение – пейзаж за окном. Он проклинал шефа, отправившего в командировку в конце августа, когда билетов в приличные поезда не достать. Теперь он возвращается на каком-то ползущем недоумении, которое останавливается на каждой платформе.
С интересом рассматривал маленькие станции, строения вековой давности, торговок, бегущих по платформе с яблоками-сливами, пирожками и картошкой. С удивлением отмечал, что у киосков, торгующих газетами и журналами, многолюдно. И девушку эту заметил именно у такого киоска. Гибкая стройная фигурка в алом платье, россыпь угольных волос. Черное на красном. Она что-то рассматривала за стеклянной витриной, какой-то журнал, грациозно изогнув спину. Потом распрямилась с грацией кошки и обернулась. От взгляда темных глаз стало не по себе. И грязное вагонное стекло не спасало. Казалось, взгляд пробирается внутрь, и от этого становится так холодно, стыло. Он чувствовал, как волоски на его коже стали жесткими, упругими, чувствовал бег мурашек. Девушка улыбнулась, и холодная испарина покрыла лоб. Поезд дернулся - раз, другой, и состав нехотя покинул станцию.
Через несколько минут он забыл о наваждении. По коридору бегали чумазые ребятишки, женщины спешили к умывальникам, мыть купленные фрукты. В соседнем купе звенели принесенными бутылками. Дома он будет только через восемь часов, поздно вечером. Восемь часов этого душного ада. За окном пейзаж в подпалинах увядания. Конец августа. Ближе к следующей станции стали появляться какие-то полуразрушенные строения. Их становилось все больше, пока, наконец, грохоча на стрелках, поезд не въехал в какой-то поселок. И опять все то же багажное отделение, кафе, киоск. Не может быть! У киоска, в той же позе, девушка в красном. Черное покрывало волос. И опять она разогнулась и посмотрела на него долгим, замораживающим взглядом. Стало нечем дышать.
Он не сразу понял, что поезд уже покинул станцию, что вместо девушки в кровавом платье - проплывающие заросли посадок.
Когда, наконец, оторвался от окна, решил лечь спать. Хватит с него безумных видений. Проснулся за пару часов до своей остановки. Уставшие дети уже не бегали, зато молодые люди из соседнего купе что-то пьяно доказывали друг другу. Поезд начал тормозить, последняя остановка. Он выглянул в окно. Девушка была на своем месте, у газетного киоска. Обернувшись, она грозно сдвинула брови и погрозила пальцем.
Тревога сковала. Он схватил телефон, благо, связь появилась. Набирал номер матери, отца, но почему-то не мог дозвониться.
Он удивился, увидев на перроне сестру. Разумеется, он звонил родителям, говорил, когда и на каком поезде вернется, но зачем его встречает Екатерина? Она бросилась к нему, рыдая:
- Миша, папа умер. Сердце...