Первый том Собрания сочинений - 7
Как только за Наташей закрылась дверь, Дада проснулся. На кухне, где я сидела, уже разложив на столе энциклопедию по советской литературе Геннадия Демочкина "Земной путь большого поэта", сначала в микрофончик раздалось кряхтение, потом ворчание, и я вошла в спальную, где до сих пор стояла кроватка Дады, уже на попискивании.
Я его взяла на руки, и он захныкал. Я начала его качать, а он расплакался. Тогда я прошла с ним, прижав к себе крепко-крепко, через холл, в зал, откуда был убран второй диван, и на его месте, до самого окна, был расстелен бабушкин плед с толстым ворсом три на три метра, настоящий манеж для Дады, куда Наташа и рекомендовала бросить Даду, если вдруг он проснется.
Дада мигом перевернулся на живот, подтянул под себя ручки-ножки, встал прямо-таки в бойцовскую стойку и уставился на меня своими небесными глазами:
- Да-да! - позвала я со второго дивана, оставшегося во второй половине зала у стены за журнальным столиком, с которого была снята стеклянная крышка и оставался только кожаный остов, - ползи ко мне, ма-ааленький, ползи ко мне, хор-оооший мой, ползи!
И вот он деловито оттолкнулся правой коленкой и переставил левую ладонь, потом наоборот, и вдруг с такой прытью добрался до стола, что я не успела встать с дивана, чтоб поддержать его, ухватившегося за стол, а он уже со стола перелез на диван, и только тут мне удалось поймать его в охапку, потому что на него завалилась диванная подушка и на миг остановила демонстрацию. Пять секунд он благосклонно терпел мои поцелуи, а потом собрался в обратный маршрут. Я еле успела его поймать на пледе, и то только потому, что предложила попить чайку. Сделав пару глотков из своей бутылочки, он вернул мне ее прямо в руки, и пока я удивлялась, пополз снова к столу. Так мы играли минут двадцать, до полного моего изнеможения. В очередной раз, поймав его на диване, я положила его поперек живота, так что руки и голова его свесились по моим бокам, и начала приговаривать "рельсы-рельсы, шпалы-шпалы", считалочку для детского массажа, и делать массаж, который делала не только Франтику и Владику в их детстве, но и Наташе, а еще перед ней Мише, отцу Наташи, деду Дады. Вдруг ребенок затих и стал реагировать на слова считалочки. По крайней мере, после слов "вдруг посыпался горох", он свел лопатки и залился смехом, которым смеются все, когда их щекочут. А когда я сказала "прошла слониха", он больше напрягся, чем когда я сказала "прошел слон", а уж на "пробежал директор зоопарка" абсолютно расслабился. Пять минут он благосклонно принимал мои поглаживания, потом встал на руки и кувыркнулся на спину, и хорошо, диван широкий, мигом перевернулся на живот, и опять полез на стол. Хорошо, Наташа перед уходом поставила нам для просмотра что-то вроде подборки "Лучшие советские мультфильмы". Как раз зазвучала песенка Водяного "Я Водяной, я Водяной, поговорил бы кто со мной", и Дада заслушался. Я воспользовалась моментом и поставила на стол его кресло, получается напротив, на одном уровне с телевизором, а в кресле есть пристегивающиеся ремни. Он уставился в телевизор, и мне удалось сходить на кухню, и принести оттуда пакет кукурузных палочек, которые Наташа перед уходом вытащила из шкафчика, и правда, какой просмотр без поп-корна, с помощью этой нехитрой уловки мне удалось продержаться еще двадцать минут. Больше всего Дада приходил в восторг от титров. Он за ними следил, как будто навсегда запоминал имена советских классиков. Но, разумеется, пришла пора, и пришлось идти с ним в ванную, мыть липкие ручки под краном и рожицу. Потом мы оба лежали на бабушкином пледе, вернее, я лежала, а Дада перелезал через меня, туда и обратно, и иногда застревал по дороге, и тогда я его хватала, переворачивала на спину и щекотала губами его живот, он заходился смехом, он так смеялся, что я не могла остановиться, и тогда он вырывался, тремя бросками откатывался к окну, вставал в бойцовскую стойку и смотрел на меня с таким ликованием, с таким молодчеством, что я заходилась смехом, и совсем не могла остановиться, когда он приподнимал левую бровь. Дождалась, наконец, пока внук научился ползать! Получила заветное!
Если бы Наташа не вернулась на одном из этих приступов, я бы умерла от смеха. Я еле домой дотащилась, так живот надорвала. Мне не надо было ни чаю, ни вина. Я просто прилегла, в чем была, успев скинуть только верхнюю одежду, и проснулась только в половину девятого вечера. Как от толчка.
Я прождала Владислава с половины девятого до половины десятого, но он на ужин не явился. Неужели восстановил документы, получил деньги и выкашлялся на бабушку? Или он звонил, звонил, и звонил снизу часов с восьми, а в половине девятого ушел не солоно хлебавши?!