Волною морскою

Виолетта Кореневкина
           О, прекрасное дитя! Божественное создание! О, юная прелестница! Любимая, балованная дочь всемогущего Посейдона и обольстительной, чарующей Сильфиды! Ты прекрасна, как утренняя заря, входящая в твое сердце. Ты чиста и непорочна, как слеза младенца. Ты бездонна по сути и безгранична в своей любви. Прохлада твоя исцеляет, как глоток воды в жаркий полдень. Спокойствие умиротворяет и дает силу и мудрость жить. Сдержанная, целомудренная ласка твоя возносит на небеса. Неистовая страсть поглощает, губит и вновь возрождает из пепла.

           Волшебным, фантасмагорическим твоим нарядам несть числа. Томный, обольстительный бархат ночи, расшитый отражением мерцающих звезд, утренний небесный пеньюар, едва скрывающий такую желанную наготу, ослепляющие, завораживающие переливы дневного убранства – все оттенки того единственного, неповторимого цвета морской волны, что присущи только тебе!

           О, морская волна! Чувственная глубина. Неописуемая красота. Неисчерпаемая услада. Многоликая, свободолюбивая, своенравная, накрывающая с головой и уже не отпускающая! Косяки рыб непрестанно снуют рядом с тобой, тщетно ища твоего внимания. Самодовольный  пузатый кит кичится, демонстрируя свой фонтан – накопленные – украденные? – миллионы. Глупец! Зачем они тебе? Какие-то иноверцы, кажется, их зовут людьми, пытались поймать тебя в сети, заточить в сосуды. Смешные! Разве можно удержать молодость? Красоту? Страсть?

           Уродец – осьминог, безнадежно влюбленный в тебя, подносил тебе в своих щупальцах морскую звезду.

                - Спасибо, оьминоже! Я и сама звезда. Не только морская – мирская, небесная! Сам Нептун подбрасывает мне драгоценности – разноцветные кораллы, раковины, полные жемчуга.

           Так отчего ты печальна, красавица? Зачем все ласкаешься ты к тому бесчувственному, замшелому утесу? Чего ждешь от него – слова? улыбки? любви? Он слеп, он не видит тебя. Вокруг него неохватное море – безбрежное, безкрайное. Как разглядеть в нем тебя? Длинноволосые ундины оплетают его своими скользкими чешуйчатыми хвостами. Сладкоголосые сирены поют ему лукавые, льстивые песни. Сердце его давно окаменело от этой фальши. И море, море вокруг – тех, кто лижет морской песок у его подножия, ловя любое его прекрасно-закатное отражение.

           И тогда ты бьешься, бьешься с размаху о бездушный камень, рассыпаясь на множество мельчайших соленых брызг – слез? осколков сердца? И воды твои темнеют, и бесполезная ярость отнимает последние силы. А он все так же царственно возвышается – безмолвный, немного насмешливый, неприступно-бесстрастный – почти рядом с солнцем.
 
           Или это оно и высушило все его слезы?