Предисловие. Наш путь в Лувр
Пока Мари спала, утомлённая от вчерашнего дня и выпитого вина в джакузи, я встал пораньше, просматривая карту путеводителя и все данные, что есть в нём о Лувре.
Мы с ней сегодня собрались в Лувр. Там было довольно скудно написано, и много позже я узнал, что о Лувре можно написать много или не писать ничего.
Я же собрался написать так, чтобы это было понятно нам при осмотре и читателям этого рассказа.
Чуть ранее.
Я с родителями, с братом и сестрой жил в Ленинграде, где я и родился.
До семи лет я «жил» на улице, хулиганил, раскапывали с мальчишками патроны на пустырях. Отца не видел. Он ещё несколько лет тралил мины на Балтике и только к Тридцатой годовщине Октября вернулся домой.
В восемь лет мама привела меня в Эрмитаж. Она сказала, что в Эрмитаже нужно бывать часто и осматривать его по частям.
В то время на первом этаже размещался древний Египет. Там на полу стояли саркофаги (в которых когда-то клали мумии фараонов), и ещё много вещей из египетских пирамид. Запомнилось изображение Бога Солнца Ра и Богини Изиды. Не очень интересное было зрелище, но это всё я помню хорошо.
Но в этот день мы с мамой поднялись на второй этаж, и первое, что я увидел: на стенах висели картины в дорогих рамах. Это был зал русского искусства. В школе в учебниках «Родная речь» были картинки Васнецова, и они тоже запомнились навсегда. А тут висели полотна, которые я видел впервые: это были полотна Сурикова, Репина, Брюллова, того же Васнецова, Серова, Куинджи, Верещагина и ещё многих других, которых тогда я не запомнил. Мы осмотрели этот зал и вышли на набережную Невы. Дул холодный ветер с залива. Но мы привыкли. Мы обогнули Здание Эрмитажа- (он же Зимний Дворец) и вышли на Дворцовую площадь. Поскольку я ещё был маленький, то здесь я никогда не был, а мы жили на Петроградской стороне. Я впервые увидел колонну Александрийского столпа, здание Адмиралтейства, здание Главного штаба и Сашкин сад.
Потом всё это унеслось в дали времени. Позже я вернулся сюда, став студентом Электротехнического института, что на Мойке и углу Невского. И сразу с первого курса я стал завсегдатаем Эрмитажа и Русского музея, а моя любовь к музыке (от матери) привела меня ещё в Консерваторию и Мариинский театр.
За годы учёбы я вобрал в себя знания русского и западного искусства живописи, скульптуры, концертной и оперной музыки. Эти знания прошли со мной через всю мою жизнь.
***
.Мари, наконец, проснулась, и сразу протянула руки ко мне. Я тоже долго не мог находиться без этой восхитительной женщины, без её бархатного тела, без её ласковых рук и губ. Мы долго целовались, искренне радуясь друг другу и вчерашнему джакузи.
Медленно лаская друг друга, мы постепенно слились в тихое Карецца, что по- итальнски значит ласка. А вообще это является техникой медленного секса. Я не вдаюсь здесь в подробности. Для любящих людей – это, своего рода, разрядка и накопление чувства нежности и привязанности друг к другу. Сегодня было первое утро с карецца. Оно делается без оргазма. И нужно потерпеть несколько дней, чтобы потом всё вылилось в мощный водопад. Ну вы, конечно, понимаете.
Душ и лёгкий завтрак с глазуньей, ветчиной и зеленью, кофе по- турецки.
Мы были в отличной форме. С вечера мы не забыли заправить полный бак топлива. Ехать было не близко.
Мы сели в машину. Наш путь лежал в Лувр.
Я здесь хочу немного пояснить: почему меня потянуло к Нотр Дам, к Эйфелевой башне, и, наконец, к Монмартру. Это – всего лишь дань моде для людей, посещающих Париж и является как бы обязательным при их пребывании в этом городе. И этому пришлось уступить.
Мари, моя умница, это прекрасно понимала, и совсем не возражала против этих нескольких поездок.
А что касается таких мест, как Лувр, как Версаль с их прекрасными садами, то это уже не было данью моде, это были отзвуки взрослого детства и юности, когда мы зачитывались произведениями Дюма, приключениями мушкетёров, интригами между королями Франции и их кардиналами, а также вечными сражениями между мушкетёрами и гвардейцами кардиналов. Хотелось воскресить, находясь в Париже, улицу «Трёх мушкетёров, домик Д”артаньяна, и снова на мгновения погрузиться в прекрасные годы юной поры нашей жизни.
Все эти мысли протекали в моей голове, пока мы мчались к Марсовому полю, где из под Эйфелевой башни разбегались проспекты и авеню, одна из которых вела и упиралась прямо в Лувр.
Мари прекрасно переводила с французского, но всю её речь приходилось мне запоминать и позже обрабатывать в этот текст.
Дело в том, что в Лувр можно было попасть различными путями, и мне хотелось выбрать оптимальный из них. Не только потому, чтобы не обставлять весь этот путь раритетами, которых в Париже было множество, и мне, и ей предстояло найти оптимальный подход к этому величайшему музею мира, где хранились более тридцати тысяч произведений искусства.
***
На коленях у меня лежала карта центральной части Парижа. Я ещё дома у Мари разглядывал её, и сейчас удивлялся: зачем мы поехали этим путём. Есть же совершенно другой и более короткий путь. Мы остановились, и я показал его Мари. Она смеялась и снова назвала меня умницей. Ей тоже не очень хотелось ехать тем путём, а тут всё просто. Мы развернулись в сторону вокзала Аустерлиц.
Переправившись по одному из мостов на другой берег Сены, мы помчались уже в сторону Лувра, где подробностей было мало. Вот, ведь, какие дотошные французы! Несмотря на выигрыш в сражении при Аустерлице, и сокрушительном поражении своём под Бородино, они построили Две триумфальные Арки в честь Аустерлица, назвали вокзал Аустерлиц и ещё улицу Аустерлиц. Одна из Триумфальных Арок называлась в честь Наполеона. Он не дожил год до окончания её постройки.
И когда закончилась их буржуазная революция, и были повержены зачинщики этой революции, то уже через некоторое время французы восстановили все статуи королей в тех местах, где они стояли, но к монархии больше не вернулись.
С тех пор Франция стала Республикой. А французы до сих пор называют свою революцию Великой Французской революцией. Благодаря ей Лувр был открыт для посетителей.
И, если бы не экстравагантная пирамида при входе (над заголовком этой главы), можно было бы подумать, что здание Лувра является проектом одного архитектора. Но это не так. История Лувра начинается с 1190 года, когда король Франции Филипп II Август приказал построить крепость, которая должна была защищать Париж от всевозможных атак. Дальше рассказывать долго и трудно.
Машину мы оставили на парковке, и Мари, только ей известными путями повела меня к той стеклянной пирамиде, которая сегодня служила входом в современный Лувр. То, что служило собственностью монарха и аристократии, стало достоянием народа.
Благодаря приобретениям Франциска I, в Лувре находится одно из ценнейших полотен мира – «Мона Лиза» Леонардо да Винчи.
Эскалатор из пирамиды ведёт к трём крыльям дворца, имеющим четыре уровня от цокольного до третьего: это северный корпус Ришелье, выходящий на улицу Риволи; Сюлли, расположенный в восточной части; Денон, расположенный к югу, вдоль Сены. Покупая входной билет, нужно приготовиться к долгому путешествию. Во дворце находятся четыре музея: Музей Лувра, музей декоративно-прикладного искусства, музей рекламы, музей моды и текстиля.
***
Но нас с Мари интересовал только один музей – музей Лувра. И, конечно не все картины, даже далеко не все.
Даже по своему опыту пребывания в Эрмитаже я знал, что пересмотреть в великих музеях большую часть картин невозможно. Просто не хватит никаких сил, да и в глазах будет пестрить от красок, золочёных рам, и вы уже не сможете представлять реальную красоту этих полотен. Наша первая встреча с Мари произошла у нас в Третьяковской галерее.
Она приехала посмотреть на одну единственную картину Александра Иванова «Явление Христа народу». На одну!
Мари знала, что мне показать.
Каждое значимое творение, созданное во Франции с ХIV века и до 1848 года, находится именно в Лувре. И мы с ней отправились в ту часть Лувра, где были расположены самые значимые произведения искусства.
***
Входим в музей Лувра. Нужно помнить, что нынешний музей, это – бывший дворец французских королей. И первое, что бросается в глаза, это зал-галерея, уходящая куда-то в пространство, я имею ввиду в даль. Возможно, там по бокам были другие залы, но их отсюда не было видно. Потолок этого бесконечного зала высился в виде прозрачной стеклянной полусферы.
***
Искать нужную нам картину долго не пришлось. Там, где толпилось много народа, там была «Мона-Лиза», имеющая ещё другое название: «Джоконда».
Подходим к картине «Мона – Лиза» или «Джоконда» Леонардо да Винчи.
Об этом шедевре Леонардо да Винчи, пожалуй, сказано уже столько, что “Джоконда” стала символом искусства портретной живописи эпохи Возрождения.
Говорилось о необыкновенной тонкости рисунка и чудесной моделировке форм, о таинственной улыбке и волшебном блеске глаз. Как считают некоторые критики, на портрете изображена молодая флорентийка Мона Лиза, которая в 1495 году вышла замуж за флорентийского аристократа Франческо дель Джокондо.
Это – второй период творчества Леонардо да Винчи. Он везде возил эту картину с собой, и в, конечном итоге, увёз её во Францию, и продал королю Франциску I.
Прийти в Лувр стоит хотя бы ради этой таинственной девы, ведь она навечно поселилась во дворце – дирекция решила не выставлять ее больше нигде, отчасти из боязни потерять снова, отчасти из-за не очень хорошего состояния.. (Приложение 1 Часть 9)
Мы долго всматривались в этот единственный в мире портрет, написанный самим Леонардо да Винчи и ради этого стоило ехать в Лувр.
***
Мари мне что-то говорила, но я почти не слышал её. Лёгкий гул толп людей со всего света не давал расслышать её слова. Да ещё и сам я думал о своём. Как выбрать картины? Что поставить во главу угла? Какая картина будет следующей? Всё это было настолько не знакомо, что иногда я не отдавал себе отчёт: где я нахожусь. «А, может быть, это было влиянием «Моны -Лизы»? Я часто слышал ранее, что она имеет необыкновенное влияние на человека. Не знаю, может быть и так.
***
Я взял Мари под руку и показал ей огромный портрет. Мы подошли. Перевода не потребовалось. По латыни итак было ясно, что это портрет Короля-Солнце Людовика ХIV, одного из самых успешных королей Франции (приложение 2 Часть 9).
Людовик XIV царствовал 72 года, дольше любого другого монарха Европы. Королём он стал в четыре года, всю полноту власти взял в свои руки в 23 и правил на протяжении 54 лет. «Государство – это я!» – Людовик XIV не говорил этих слов, однако государство всегда ассоциировалось с личностью правителя.
Об этом короле- династии Бурбонов можно говорить очень много потому, что столько великих дел сделал этот король, как никто другой до него и после него.
Если бы король занимался бы только строительством Версаля, подъёмом экономики и развитием искусств, то, наверное, уважение и любовь подданных к Королю-Солнце были бы безграничными. Однако амбиции Людовика XIV простирались гораздо дальше границ его государства.
Мы стояли долго перед этой картиной, так как о царствовании королей Франции можно было прочитать только в книгах. Эта картина произвела на меня очень большое впечатление.
А чуть позже Мари указала мне на картину: « Великий Конде приветствует Людовика XIV на Лестнице в Версале.» О принце Конде я много читал. Он играл самую выдающуюся роль в период царствования этого короля.
Картина великолепна. На ней изображён Людовик ХIV в только что отстроенном Версале- новом дворце королей, где в нижней части лестницы его приветствует принц Конде. Все этикеты тогда во дворце были доведены до ритуалов, начиная от выпивания стакана воды. (Эта картина дана мною в Приложении 3 Часть 9 романа).
***
Хотелось посмотреть, что дарили Людовику ХIV художники того времени. Мы нашли в каталоге одну из картин и где она находится. Нашли без труда. Я думал, что только один Тициан может писать полотна с обнажёнными женщинами. Но здесь их оказалось множество. И каждое полотно было величайшим произведением искусства. Как создать такой свет картины? Какими красками можно выписать эти прекрасные тела Богини Дианы и её фрейлин? Это до сих пор для меня и Мари оставалось загадкой. Да и мог ли кто-нибудь ответить на этот вопрос?
АЛЬБАНИ ФРАНЧЕСКО Богиня Диана, превращающая Актеона в оленя.
Болонья, 1578-1660
Холст, 52 х 62 см. Коллекция Людовика XIV; подарена королю Андрэ Ленотром в 1693 г.
Описание картины пока отсутствовало. (Приложение 4 к части 9 Мари из Парижа).
Рядом картина этого же автора. Смотреть можно долго и неотрывно, чтобы унести в памяти эту красоту. Мари, при взглядах на эти картины, нежно прижималась ко мне. Она тоже была неравнодушна к этой красоте. Я подумал, что земным женщинам это присуще. И у меня к ней прокатилась волна нежности.
АЛЬБАНИ ФРАНЧЕСКО Туалет Венеры
Болонья, 1578-1660
Холст, 202 х 252 см. Заказана в 1621 г. Фердинандо Гонзага для виллы Фаворита в Мантуе; приобретена для коллекции Людовика XIV в 1684 г. ( Приложение 5 к Части 9 «Мари из Парижа»).
Мы пропускаем часть картин, и вдруг эта, поражающая взгляд. Я уже успел подумать, что просто так без усилия воли отсюда нам не уйти. Нет слов, чтобы выразить восхищение этой картиной, но описаний к ним нет.
АНДРЕА МАНТЕНЬЯ Марс и Венера, или Парнас
Изола-ди-Картуро (Венето), 1431 — Мантуя, 1506 (Приложение 6 к Части 9 «Мари из Парижа»).
Всего я показал шесть приложений- шесть великих картин. На этом нужно было остановиться. Каталог казался бесконечным, как и сам центральный зал Лувра. Мне казалось, что нужно срочно уходить, иначе здесь можно было оставаться до вечера. Я сжал руку Мари, увлекая её в боковой выход, указанный стрелкой. Мы спустились вниз – там было кафе. Аккуратные столики и стулья в венецианском стиле. На стенах были тоже картины с видами Венеции. Наверное, хозяином кафе был итальянец из Венеции.
Мари сказала, что заказывать будет она. Я, конечно, согласился и даже обрадовался. Она как-то сказала, что была в Венеции несколько дней.
Она заказала Моэче (Молече). Ждали недолго. Принесли. Перед нами было чудо!
Осенью и весной в ресторанах Венеции подают вкуснейшее блюдо — моэче. Такая сезонность связана с периодом линьки крабов. Маленьких ракообразных, которые не успели нарастить жесткий панцирь, обжаривают, получая нежнейшее крабовое мясо.
Как раз было начало осени, но в Париже начало осени ощущается как продолжение лета. Еда оказалась незабываемой. К крабам подали кремовый шардоне – спокойное белое вино без дубового вкуса и почти не сладкое. Фужеры вторили устройству кафе- какой-то венецианский хрусталь или так мне казалось.
***
Мы вышли из Лувра на набережную Сены. Прохладный ветер, обдувал наши разгорячённые лица, и это сравнить было не с чем, как и то, что мы только что видели в Лувре. Влюбиться в Лувр можно было навсегда! Мы медленно шли вдоль набережной Сены, всё ещё находясь под впечатлением виденного.
Но, если мы смотрели картины, подаренные Людовику- Солнце, и особенно ту, в только –что построенном Версале, то нам волей-неволей придётся заглянуть в Версаль. Сидя в машине, мы договаривались, что в Версаль поедем завтра и там устроим прощальный ужин, посвящённый Парижу.
После Версаля мы должны были покинуть Париж и ехать на родину Мари в городок Авиньон. Авиньон был не только родиной Мари, но и родиной моей любимой певицы и любимой всего мира Мирэй Матье.
Через некоторое время мы уже стояли на улице Кремье, где была квартира Мари. Я ещё раз полюбовался на окна домов, обвитые плющом. Было очень красиво.
Мари бросилась в душ, но в этот раз без джакузи. Вино ещё горело в нас и хотелось скорее в прохладную постель. Вслед за ней я тоже долго стоял под струями воды, и видения Лувра не отпускали меня…
Мы с каким-то особенным наслаждением целовали друг друга. Я поворачивал её то спиной к себе, то снова лицом и, не уставая, целовал. Наша обоюдная нежность не знала предела. Но я чувствовал, что Лувр здесь сыграл свою великую роль. Но мы помнили, что четыре дня будем испытывать себя в карецца. И вскоре затаились, оставаясь друг на друге неопределённое время, иногда меняясь местами. Это стоило нам больших усилий.
Как потом уснули, не помню.
Продолжение следует.
Все картины к этой части № 9 смотрите в Приложениях 1-6.