Пианино в акациях. 3

Лина Де Крис
На следующий день я решила не ложиться спать и подождать моего музыканта. Я не ошиблась - где-то к первому часу ночи я снова услышала ту же мелодию. Я ей наслаждалась очень тонко и чутко, но не так, как в первый раз. На этот раз я уже специально пришла, заранее подготовилась к тому, чтобы услышать музыку с нажатия клавиш, и навострила ушки, поэтому во второй раз эта композиция не на столь же мне так зацепила и заинтересовала, как в первый. Всё-таки первый раз часто бывает самым лучшим, неожиданным... Ты не знаешь, как это, что это, поэтому делаешь так, насколько знаешь и можешь. А уже со второго раза идёт чисто какое-то умиротворение узнанного, но для таких людей, как я, наскучивает это.
 В воздухе от нот витала грусть и печаль, я бы, даже, добавила беспросветность. Некая романтика охватывала лёгкость нажатия клавиш, и быть может, поэтому лёгкость со временем тяжелела.
 В музыке я нашла что-то знакомое, до жути родное, но я никак не могла понять, что же именно. Когда руки прекратили игру, я похлопала - с остановками, неизвестной иронией, непринуждённо, отчасти с ухмылистым умилением...
 - Благодарю.
 Свободный голос наконец вырвался из его уст. Без запинки, смущения, с высокой ненасыщенной ноткой стеснения. Чистый, но тяжёлый, как и вселенская грусть его рук. Его голос словно сам был частью этого музыкального произведения.
 - Что ты играл? - наконец-то спросила я.
 - Ты разве не знаешь?
 - Если бы я знала, то не спросила, - улыбнулась я.
 - Это "Лунная соната" Бетховена.
 - Почему ты играл именно её?
 - Я сравниваю её с собой.
 Я не ошиблась в его скорбной тоске - даже его голос где-то местами дрожал. И нет, не потому, что сейчас расплачется - эта дрожь отнюдь не плаксивая и сопливая, скорее вынужденная, без веры, но с мечтой.
 - Когда ты играл это, о чём ты думал?
 - О тебе. Я слышал твоё дыхание. Ты не заметила, как сегодня я её играл чуть более печально и насыщенно?
 - Нет...
 - Лжёшь. Заметила, но не обратила внимания. Так и в любви.
 Как океан - глубокий, таинственный, просторный, но не пустой... Грустный и мечтательный, но если его проткнуть лучом света...
 - Выйди, - сказала я ему, - но сначала покажи свои руки.
 Я услышала его шаги - уверенные, но немного неуклюжие. Если бы мы жили всей большой и "дружной" семьёй, то я из нескольких человек узнала бы его походку в темноте, и поступь, будь я в другой комнате.
 Парень вытянул свои руки - у него большая ладонь, примерно в полтора раза больше, чем моя, и очень длинные пальцы. Кожа слегка загорелая с лета, а ногти как у всех мальчишек - отстриженные немного неровно, чутка грязные в уголках, а вокруг местами мелкие заусенцы.
 - А теперь выйди сам.
Перешагнув за порог, он тряхнул чёлкой, одну прядь заправил за ухо - у него пышные волосы, большие незаметные волны, и как у многих парней - подстрижен затылок. Но в его случае к тому же и правый висок, который немного отрос. Вместе с чёлкой на глаза попадается его нос - кончик его немного похож на пятачок, что очень меня умилило. У мальчика имелись среднего размера крылья носа и горбинка, а весь носик покрыт небольшим количеством веснушек.
 Он аккуратно повернулся ко мне - всё те же красивые и, когда я уже сумела разглядеть, серые глаза под длинными, но не густыми, ресницами. Брови у него были чёрные, как уголь, но с редкими и где-то бесцветными волосками.
 И да, я только сейчас заметила, что он выше меня примерно на голову.
 Он был одет в футболку тёмно-малинового цвета, растянутую со временем. Левый рукав был чуть порван, будто по нему провели ножом.
 Всё это я видела краем глаза, потому что в основном мой взгляд упал на его руки. Обычно люди смотрят в глаза - от красоты или от познания души... Не имею понятия. Чаще всего смотрят на лицо, потому что... Да потому что глупые. Разве это важно?
 Я смотрела на руки не от того, что они были красивы, чисты или волосаты... А смотрела от того, что в этих руках находился весь смысл. Смотреть на них не как на тело, а как инструмент, как на ощутимый душевный предмет. Мальчик хотел ими передать всё то, что у него было в голове. Несмотря на то, что играл он не свою композицию, которую он мог бы наверняка придумать сам, а играл произведение классика, парень всё равно смог передать чувства не только композитора, но и объединить со своими переживаниями. Наверное, он переживал намного больше, чем сам Бетховен.
Пока я рассматривала его, он в это время разглядывал меня. При чём, по его взгляду было понятно, что это отнюдь не поверхностное рассматривание, а уже как проникновение.
 - Где твой ключ? – вдруг спросил он, немного улыбаясь.
 - Какой?
 - От сердца. Вернее, нет – посмеялся он, смущённо, - я имел в виду от мыслей. Или от души. Ты меня, как вижу, разгадала по игре на пианино. А как я могу тебя разгадать?
 - My heart is always open. Never closed, never locked. It needs no key.
 - Но даже глупец может биться в стенку или в пол в поисках ключа, и будет слеп на твою дверь…
 - Хорошо. – я облизнула губы. – Но тогда смысл ему входить в мою крепость… Или в шалашик? Или в самую обыкновенную квартирку? Зачем мне нужен такой слепой инвалид?
 - Ого, чёрный юмор пошёл.
 - Это лишь метафора.
 - Хорошо, я согласен, что такой «инвалид» тебе не нужен. Но сейчас у меня возник другой вопрос, - он облокотился на перила балкона, - твой внутренний мир… Какого он здания?
 - Я сама не знаю…
 - Напряги свой мозг, - повернулся он ко мне с любопытством. – Я уверен, что это точно не шалаш или квартирка. Это что-то большее… Попробуй описать. Хотя бы детально.
 - Ну, у меня точно большие стены с широкими колоннами, как колонна Траяна в Риме. Я не представляю, что вокруг такого забора, но сам по себе он такой большой и широкий, точно тебе говорю. Ворота примерно такого же размера, неподъёмные, открыть их тяжело, но ключа нет. Когда заходишь, то видишь сад… Из очаровательных и прекрасных веток миндаля. В реальной жизни я видела их лишь раз, когда была в Крыму, но я полюбила их на всю свою жизнь. Их запах, лепестки: форма и цвет… Для меня ветки миндаля – отдельное направление в искусстве.
 - А ты знаешь, что они означают на языке цветов?
 - Нет.
 - Чуткость. Сладость. Тебе они безусловно подходят, - он заправил мою прядь за левое ухо, нежно опускаясь на кончики, отчего мне стало немного не по себе. – Продолжай свой рассказ.
 - Миндалём всё заросло. Не видно самих хором, лишь только небольшие части, в том числе какие-то детали крыши. Зато очень хорошо видно облака: небо просторное, ничего не мешает за их наблюдением. А облака на небесной простыне самые разные: и беззаботные идеально-белые; и скучно-печальные, а форма у них – словно взяли нож и намазали н хлеб: настолько они поддавленные.
 - Прекрасно…
 - А сам дом… Он у меня представляется туманно. Но, скорее всего, он в лёгком готическом стиле, но светлый. Высокий, в нём много комнат, но даже я, хозяйка своего убежища, не знаю их всех! Они сразу в голове предстают тёмными образами, как будто там нет света. Или их никто не находил и не исследовал… И обязательно большой, обширный зал. Полупустой, но в нём самое главное.
 - Вот видишь, - сказал он, перебив мой рассказ, - внутренний мир – это отдельные дома с местностями. Этот, скажем, ареал – это то, что тебя окружает. А если быть точнее, то, как ты это воспринимаешь.
 - Ты хочешь сказать, что я никак не воспринимаю то, что вокруг меня, или…
 - А как ТЫ думаешь? Это твои окрестности.
 Я промолчала. Я была весьма растеряна не от такого прямого и странного, на взгляд других людей, если бы они слышали наш необычный, мягко говоря, разговор, вопроса, а от того, что я правда не знала, что ответить. Собеседник, как я поняла, заметил, что я слегка смутилась и погрузилась во внутренние размышления и монологи, поэтому он просто непринуждённо смотрел на то, как я сложила руки на перила.
 Я опустила глаза. И внезапно мне показалась, что столь важный вопрос я должна решить сама. В одиночку, только в присутствии молчаливых звёзд и луча луны. Мне всегда нравилось смотреть на этот единственный лунный луч, что пролезает сквозь узкую щель между левой и правой шторкой. И под этот свет, как на сцене в театре, видеть танец пылинок без пар. Они еле-еле кружились в почти полной темноте, меланхоличными движениями опускаясь на пол. Где-то в них, в их танце, в их одиночестве я видела себя.
 - Мне аж интересно, - сбил поток моих мыслей мальчишка, - а кто, кроме тебя, ещё найдёт забытые комнаты в твоём доме разума?
 - Без понятия. А знаешь, что, - я прикусила нижнюю губу и посмотрела вниз, затягивая речь, - я, пожалуй, пойду. Поздно, луна, видишь ли, уже гонит в постель, да и сон мой меня уже заждался.
 - Да, ты права, - улыбнулся он, смотря на луну. – Ты завтра придёшь?
 - А ты будешь ждать?
 - Конечно, - ответил он, спустя мгновения молчания.
 Я поспешила сойти с балкона. Бесшумно, но метко, я юркнула в свою комнату и укрылась одеялом. Но в одну секунду я поняла, что на левой половине лица у меня остался его запах. Сладкий, но строгий; стойкий, но не навязчивый. Мне стало приятно, что, несмотря на то, что он ушёл и, наверное, только лёг в кровать, я взяла его частичку с собой. Это как сувенир, о котором он даже не подозревает.
 Но не эта мысль сейчас гостила у меня в голове. Я всё думала о своём доме. Меня не так волновало само здание: его образ, размер, наполнения, цветы и формы, стиль. Меня волновало то, что окружает его. Но, как бы не напрягала свои мозговые извилины, я ничего не представляла, кроме тумана и неизведанности. И мало того, что я не имела понятия, что окружает мои стены и крыши, так я ещё и не изведала все комнаты, чуланы, подвалы и чердаки… Для меня оказались такими таинственными, но и в то же время известными. По-видимому, чертоги нашего разума – это как неопробованные конфеты. Ты видишь фантик, на котором написан вкус конфетки, но это ещё ничего не означает. Это лишь 1% того, какой он на самом деле. Даже две шоколадные конфетки с орешками могут быть разные на вкус. Поэтому, будь я в своём доме разума, как выразился парень, я бы видела эти комнаты, проходила мимо, но не имела и малейшего понятия, что там.  Но внезапно я вспомнила слова, которые сказала своему собеседнику, мол, что от моей души ключа нет. Возможно, так и есть. От ворот моих нет ключа, нет ключа и от моего дворца, но от комнат… Большая часть комнат заперта от чужестранца, неведомо как попавшего в мой особняк. Но и приблизительно половина комнат закрыта от меня. И мне даже кажется, что от некоторых из них нет ключа. Не у меня, а совсем нет…