Наш взвод опять кинули на уборку территории академического городка. Листья облетели, в сквозном гулком пространстве орали вороны. Мы собирали листья в кучу и на тачках свозили к грузовику, замершему у здания клиники военно-морской хирургии. Славка Филипцев подхватил тачку и запел:
А двое враскорячку
Везли большую тачку,
А в ней сидел пузатый генерал…
Я вяло шевелил граблями, имитируя работу. Накануне схватил два наряда вне очереди за сон на лекции, и настроение было неважное. Чапающая по тропинке старушка санитарка с отечными ногами сказала:
– Ишь ты, ухарь, генерала он повез, глаза бесстыжие. Небось девки от тебя плачут.
– О, синьорина, вы ошибаетесь. Я женат, и у меня четверо детей.
Шестипудовая «синьорина» улыбнулась беззубым ртом, шамкнула:
– Балабол. – И, глянув на меня, добавила: – А ты генералом никогда не станешь, потому что работать не любишь.
Как припечатала старая ведьма.
Меня и по сей день считают баловнем судьбы. Внезапный карьерный взлет многих тогда озадачил: сидел себе человек в Северодвинске – ни слуху ни духу. И вдруг, прыг-скок и вот он уже в Москве, в центральном аппарате, в качестве старшего инспектора, еще через пару лет – главный эпидемиолог ВМФ страны. Кто-то запустил слух, что у меня мать работает в ЦК партии. У матушки моей и в самом деле биография героическая: с восемнадцати лет на коне, с браунингом на поясе. Борьба с басмачами, организация комсомола в Туркестане. За ее голову давали отару овец. Позже она занимала ответственные должности, но к моменту моего назначения в Москву трудилась в скромной должности преподавателя Краснодарского педагогического института и повлиять на мою судьбу, понятно, никак не могла.
Генералом я так и не стал. Сбылось вещее предсказание престарелой санитарки, хотя на этой должности мои предшественники, случалось, носили штаны с лампасами.
Сладкой жизни у главного эпидемиолога в ту пору не было, да и быть не могло.
Огромный флот, боевая служба – на пике. Корабли плавают в любой точке Мирового океана. Мой рабочий день начинался в 7.30 утра на Центральном командном пункте ВМФ. Нужно было успеть изучить обстановку, в случае необходимости самостоятельно принять решение, подготовить телеграмму, подписать у начальника Главного штаба, сдать связистам. И в результате корабли оперативной эскадры, направляющиеся в Коломбо пополнить запасы воды, свежих овощей и фруктов, меняли курс, ибо в Коломбо возник эпидемический очаг холеры. Представляю, что думали обо мне моряки, мечтающие погулять под пальмами, – ведь давно уж в море, и вот какой-то хмырь лишил их этой радости.
Как-то утром часовой не пустил меня на ЦКП, секретчик забыл поставить в мой пропуск соответствующую звездочку. Я пошел к заместителю начальника управления контр-адмиралу Константину Валентиновичу Макарову.
– Что за чепуха? – удивился адмирал. – Ведь вы каждый день у нас работаете. Исправим глупость. – Внимательно посмотрел на меня и добавил: – Доктор, а ведь вас нельзя пускать за границу. Как поедете, либо начинается государственный переворот в стране, либо полномасштабная война, как в Сомали.
– По-видимому, я играю роль своеобразного детонатора. Кстати, эпидемии, войны и революции развиваются по одному закону.
– Вот как? И по какому же?
– Источник инфекции, механизм передачи и восприимчивый организм. Если эту цепочку переложить на язык политологов и военных теоретиков, – все сойдется.
– А что, пожалуй.
Константин Валентинович – яркий, талантливый флотоводец – сделал блестящую карьеру. Вскоре его назначили начальником штаба Балтийского флота, затем командующим, а в отставку он ушел с должности начальника Главного штаба ВМФ в звании адмирала флота.
Судьбы иногда закручиваются в удивительный узел. Тогда, шагая по заснеженному Загородному проспекту, Саша Гаврушев рассказал:
– Атомоходом, на котором я служил, командовал Константин Валентинович Макаров, моряк отличный, но человек жесткий. Драл всех подряд. Мне тоже доставалось. Как-то в конце трехмесячного похода в Атлантику, я окончательно выдохся. Свет не мил. Сижу в каюте на койке в полной прострации. Спирт выпит, в голову ничего не лезет. По отсеку проходил командир, глянул на меня и спрашивает:
– Ты что такой мрачный, доктор? Заболел?
– Надоело все. Мне бы сейчас стакан «шила».
– Ну-ну.
Минут через десять заходит в каюту, в руке стакан спирта.
– Давай дерни и ложись спать. Скоро дома будем.
Когда адмирал Макаров командовал Балтийским флотом, начальником медицинской службы флота стал Александр Гаврушев, – командир лодки и доктор встретились, но уже в ином качестве.
Адмирал был прав, на мою долю выпало немало войн и всякого рода нештатных ситуаций.
1941 год. Кобрин. В пятидесяти километрах Брест. Мне пять лет. Взрывом вышибло стекла. Семьдесят лет спустя я побывал в Кобрине. Дом, в котором мы жили, сохранился, сохранились и суворовские пушки у памятника первой победы над Наполеоном, цела и брусчатка, по которой отец навсегда уходил в штаб 14-го механизированного корпуса.
Гвинея. Ожидается военный переворот. В столице введено чрезвычайное положение. Внешне все спокойно, лишь на улицах и в переулках замерли зеленые громоздкие бронетранспортеры. Вилла на берегу океана, где живут наши военные специалисты, по черепичной крыше медленно движется хамелеон, на его полупрозрачном тельце отражаются изломы черепичных плит. Каждый вечер сад с манговыми деревьями подвергается нападению крыланов, матросы их ненавидят, после попадания помета этих летучих негодяев рубашку уже не отстирать. Выставлены дополнительные посты, по вечерам на противоположной стороне залива полыхают костры, у костров поют и пляшут рыбаки из племени су-су. К счастью, переворот не состоялся, единственная неприятность: членов группы поразил шейный миозит. Божье наказание за нескромность. Сезон дождей, рядом с гостиницей образовался ручей, гвинейские женщины купаются в нем нагишом, стирают белье. Сложены они превосходно, и, пока «фиат» объезжает ручей, спецы напряженно вертят головами.
Сомали. Мы с начальником Медицинской службы ВМФ генерал-майором медслужбы Потемкиным вылетели в эту страну, расположенную на Африканском Роге. Цель: проверить состояние медицинского обеспечения в пункте материально-технического обеспечения в Бербере, а заодно принять построенный для сомалийцев госпиталь. Наша «туристическая проездка» обернулась войной, которую впоследствии назовут сомалийско-эфиопским конфликтом. В день нашего прилета сомалийская сторона ввела в действие танковые бригады, в пустыне Огаден развернулось полномасштабное сражение, в котором с обеих сторон участвовали советские танки, да и советники тоже были наши ребята. И случалось, выпускники академии имени Фрунзе воевали друг против друга.
Главный военный советник дал нам свой самолет, но лететь не рекомендовал, собьют. Притихшая Харгейса, где посадили самолет, рывок на автобусе по раскаленной баскалии, зонтичные акации, крошечные лани дик-дики. Взлетно-посадочную полосу в Бербере дважды бомбили штурмовики, наши матросы спешно рыли окопы в полный профиль, мы в торжественной обстановке открывали госпиталь, а наша военно-морская база готовилась к эвакуации. Чистой воды паранойя! Из-за бездарных политиков миллиарды долларов пошли кошке под хвост. На обратном пути на наш «лендровер» дважды выходил в атаку эфиопский истребитель, но почему-то не выстрелил. В Могадишо летели как неопознанная цель – сомалийцы, с которыми у нас уже испортились отношения, умышленно не дали оповещение в ПВО. И тут пронесло.
Эфиопия. По другую сторону линии фронта. Наша группа прибыла в Аддис-Абебу. Цель: подписание соглашения с эфиопской стороной о строительстве пункта материально-технического обеспечения на острове Нокра архипелага Дохлак в Красном море. У меня дополнительное, весьма деликатное задание: найти медико-биологическую лабораторию США namre-5, брошенную в спешке американцами во время военного переворота в стране, и дать оценку ее деятельности. Мне фантастически повезло, лабораторию я нашел на второй день, американцы спрятали ее под крышей института Пастера. Меня едва кондрат не хватил, когда я увидел оборудование лаборатории, подержал в руке ампулу с культурой лихорадки Марбург, смертность от которой превышает смертность от легочной чумы. «Референт», обеспечивающий мою работу, горестно вздохнул: «Я эту долбаную лабораторию ищу третий месяц…» – Я усмехнулся: «Рыбак-новичок в первый раз обязательно поймает большую рыбу».
Завершив переговоры, вылетели в Асмару, а затем вертолетом над позициями эритрейских сепаратистов на Нокру. Дикий, обугленный остров, остатки итальянской тюрьмы, зной. Единственный колодец, к которому можно подойти только с автоматом, – змеи. Воду на этот веселый остров придется возить водолеями из блокированного сепаратистами Массауа. Переход на морском буксире до Массауа. Сепаратистам противостоит подразделение наших десантников, усиленное танками, – раздувшиеся от жары трупы в бухте, лихой переезд на джипе в офис порта, щелканье снайперских пуль по мешкам с песком – полоса соприкосновения метрах в восьмистах, затем минометный налет. И опять повезло. Единственный пострадавший – я. Хотел взять в качестве сувенира гильзу от американского крупнокалиберного пулемета, сунул, дурак, только что отстрелянную гильзу в задний карман брюк и обжегся.
Мозамбик. Наша группа в составе пяти человек едет на «уазике» по джунглям на остров Мозамбик. Нужно проверить, как живут моряки гидрографической экспедиции. В стране идет партизанская война. Не поймешь, кто с кем воюет. Нас охраняет худенький паренек, совсем мальчик, в камуфляже, весь увешанный гранатами, на коленях – Калашников. Дорога с выбоинами, за окошком дикие заросли, в пересохшей речке два крокодила терзают зебру. На одной из колдобин у мальчишки охранника срывается с пояса граната и катится под ноги руководителю группы. Жуткое ожидание взрыва. Охранник спокойно шарит под сиденьем, достает гранату – чека на месте – и цепляет ее на пояс. Делаем вид, что ничего не произошло, хотя, судя по запаху, кому-то все же придется срочно сменить нижнее белье.
Вьетнам. Самый разгар вьетнамо-китайского конфликта. В провинции Лонгшон артиллерийская канонада. Тайфун. Перелет в заминированную Камрань. Изнурительная работа, риск, гигантское строительство в тяжелых тропических условиях. Тропическая малярия, «панцирная грудь», лихорадка Денге. И печальный конец: потеряны все наши базы в Бербере, на Нокре, в Камрани. Да и базироваться нечему. Флот развален.
В Афганистане и Чечне я побывал уже в другом качестве. В Афгане – с группой литераторов, в Чечне – в качестве руководителя фронтовой писательской бригады.
Продолжение следует.