Одна из курсантских проделок едва не переросла в грандиозный скандал.
Стоял слякотный день. Из-за эпидемии гриппа увольнения в город были в очередной раз запрещены. В кубриках накапливалась грозовая энергия. Утром я заступил дневальным по роте, по курсу дежурил Саксофонов. Он, приплясывая, прогуливался по коридору, то и дело поддергивая брюки. Его тараканьи усики задумчиво шевелились. По роте ходил слух, что во время снятия пробы на камбузе он игриво шлепнул молодую повариху по ягодице, та, недолго думая, шарахнула его черпаком по голове, причем одна макаронина прилипла к козырьку фуражки. Якобы в таком виде он налетел на заместителя начальника академии по строевой части… И тут зазвонил телефон.
– Товарищ курсант, возьмите трубочку, – Саксофонов ласково улыбнулся, снял фуражку и стал изучать козырек.
– Дневальный по роте курсант Носов у аппарата!
– Ты чего так орешь? – спросил мой постоянный партер-спарринг матрос кадровой команды Братановский, заступивший дежурным по КПП.
– Хочу понравиться начальству. Чего звонишь?
– Тут пришла старушка, по виду графиня. Пришла она с коллективным письмом-жалобой на развратные действия курсантов. Ревенко, насколько я знаю, на месте. Он мастер гасить скандалы.
– Добро.
Я кратко изложил услышанное Саксофонову. Тот резко побледнел и шепотом спросил:
– По поводу развратных действий упоминаются только курсанты? Или офицеры тоже?
– Конечно.
– Значит так, я ушел проверять несение караульной службы. Ушел двадцать минут назад. Ясно?
– Так точно.
– Доложите о заявительнице начальнику курса.
Павел Григорьевич сидел в своем крошечном кабинете. Светлая прядь упала на лоб, серые глаза отливали сталью.
Я доложил строго по уставу.
– Развратные действия, говоришь. Интересно. А где дежурный?
– Убыл проверять несение караульной службы.
– Заявительница на КПП?
– Так точно.
– Бегом к ней. Веди старушку ко мне. Прояви подлинную флотскую галантность. На участника коллективных развратных действий ты не похож.
Старушка и в самом деле напоминала графиню из фильмов о революции. Изящная шляпка с вуалью, ветхое пальтишко, сшитое хорошим портным еще в начале столетия, резиновые ботики с аккуратными заплатками. Старушка наверняка помнила Чехова, а судя по суровому взгляду, вполне могла бросать бомбы в царских министров.
Я снял бескозырку, щелкнул каблуками и четко сказал:
– Мадам, позвольте вас проводить к начальнику курса.
– Зовите меня Вера Павловна. – Она протянула руку для поцелуя. Я изысканным движением (так тогда мне казалось) приник губами к почти истлевшей лайковой перчатке. Вера Павловна с изумлением глянула на мой штык-нож:
– Палаш был бы вам больше к лицу. Палаши носили гардемарины.
– Совершенно с вами согласен, мадам, – я сделал полупоклон и прищелкнул каблуками.
Из-за спины старушки Братановский показывал мне большой палец, мол, давай, лепи горбатого. Все правильно.
Позже выяснилось, что развратные действия совершаются уже неделю и всегда в одно время – в 22.30. Суть злодеяния состояла в следующем: напротив казармы, на углу улицы Рузовской и Клинского проспекта, возвышался доходный дом, построенный в начале двадцатого столетия в модном тогда стиле модерн. Населен он был такими же обломками империи, как милейшая Вера Павловна. Курсанты первой роты, живущие на втором этаже Рузовки, на этот раз превзошли самих себя. Сразу после вечерней поверки в означенное время в кубриках, где окна смотрели на улицу, они раздвигали оконные занавески, зажигали свет и, сбросив тельники и кальсоны, по команде начинали голяком скакать на панцирных сетках коек. Зрелище было захватывающее.
Ревенко хорошо понимал, что при умелой подаче скандал может приобрести разрушительную силу, и с присущим ему обаянием ублажил старушку, пообещав сурово наказать проказливых мальчишек. Якобы Вера Павловна, слегка порозовев, сказала, что ничего не имеет против проказ молодых гардемаринов, – случалось такое и в дни ее молодости, но общественность взволнованна.
Расправа была жестокой. Зачинщики и организаторы «балетного действа» по мере освобождения мест отправились на Садовую, где со времен Лермонтова находилось исправительное заведение. На том инцидент был исчерпан.
Продолжение следует.