Волчье племя.
Грунтовая дорога делала резкий поворот у толстого векового лавра и шла вниз до святилища, до которого оставалось совсем немного пути.
По дороге к храмовому комплексу великим богам Аполлону и Дионису двигались странники. Летом святилище принадлежало Лучезарному волку Аполлону, зимой же отходило его дикому собрату - Дионису. Это был целый храмовый городок, выросший на месте древнего храма пеласгов.
Когда-то здесь правили драконы Пифон и Дельфина. Говорят, сам храм тогда был из перьев и воска. Потом его заменили на бронзовый. Потихоньку он менялся, увеличивался, украшался, а когда это место завоевал Аполлон и его жрецы, стал совсем большим. У храма появилось собственное казнохранилище. Люди стали прибывать сюда не только за пророчествами, но и по денежным вопросам.
У храма был свой стадион, своё театр, свой ипподром, была собственная храмовая школа, где готовили волков Аполлона. Раз в четыре года жрецы проводили Пифийские игры, в честь победы Аполлона над драконом Пифоном.
Дни, когда Пифия делала предсказания, откровением снисходящим на неё от Аполлона, в Дельфах было не протолкнутся от паломников. В обычное же время, кроме юродивых, жрецов и волчат Аполлона, во всём храмовом комплексе никого не было. Всё было тихо и спокойно. Мирно светило солнце. Росли деревья священного лавра, источая вокруг свой аромат. От него кружилась голова, а в теле ощущалась необыкновенная лёгкость. Были, конечно и те, кто не воспринимал запах Аполлона, и аромат лавра лишал их силы, но таких было немного.
Вот и сейчас, по грунтовой дороге шли путники. Они не были паломниками, хотя, непосвящённый мог бы их за таковых и принять.
Впереди шёл светловолосый худощавый юноша, ведя на верёвке серого осла. Его голые ноги уверенно ступали по пыльной грунтовой дороге. Юноша был облачен в бежевый от дорожной пыли хитон, который был лёгкий и прозрачный. Но он не унывал, весь его бодрый вид говорил, что он ещё столько же может пройти, не испытывая усталости, и даже, получая от этого удовольствие. Он шёл, подняв лицо к небо, вглядываясь в его синеву своими голубыми глазами и пел, чистым голосом, сильным и высоким.
Следом за ним шёл другой осёл, на котором был груз в виде большой деревянной коробки покрытой домотканым покрывалом. За гужевым ослом шёл мужчина уже солидного возраста, сухой и поджарый. Край его короткого, шитого по кругу, дорожного плаща был наброшен на голову, чтобы защитить её от солнца, вместо шляпы. которую в одном из переходов унесло ветром в реку, где она бесславно и сгинула. Из-под полы плаща торчала только всклокоченная борода, отросшая за время пути. Ближе к лицу она всё ещё оставалась чёрной, а дальше, спускаясь на грудь, была полностью седой. На нём было длинное одеяние их шерстяной ткани грубого плетения. В дороге она поизносилась, на подоле не хватало кусков, а из дыр торчали остевые нити... Удобная и мягкая для тела ткань была совершенно не ноской. в то же время, её было не жалко выкинуть, по завершении путешествия.
Это был Никомах, лекарь и философ. Именно он вёз в Дельфы сына басилевса Македонии, Филиппа, юного Сурика. Всю дорогу юноша почтительно обращался к учителю “Аристотель”(самый лучший). Ему самому было приятно так его называть, какая-то гордость зарождалась при этом в сердце юноши. Он начинал ощущать себя каким-то особенным, избранным, что ли.
Входя на мостик, ведущий с грунтовой дороги в храмовый комплекс, словно рубеж обычного Мира и божественных чертог, юноша ощутил горячее покалывание, пробежавшее по всему его телу. Толи иеры Аполлона и Диониса тут поставили заклинание, то ли какие-то вещи нп мостике сами проверяют входящих, по принципу: свой-чужой. Его пропустили, значит признали своим. Юношу это обрадовало. Не сказать, чтобы, он боялся этой проверки..., так волновался.
Перейдя барьер, разделяющий жреческий мир и обычный, юноша приободрился, даже развеселился и закрутил головой во все стороны. Не столько для того, чтобы осмотреть постройки, утопавшие в зелени, сколько пытался найти прибывшего сюда раньше него Приама. Встретить сразу кого-то из своих было бы благожелательно.
К мосту, из зелени, отделилась одинокая фигура юноши, возраста Приама. Но, это оказался не он. Это был незнакомый парень, одетый в одну хламиду, тонкую, дешёвую. Лицо его было настороженным, хитрым, небольшие глазки бегали из стороны в сторону. В Македонии, Сурик не привык к таким лицам. Юноша всунул ему в ладонь жетон на размещение, и показал, в какую сторону идти, сам же занялся ослами, грузом и Никомахом, вернувшимся домой.
Сурику не было страшно, оказаться на новом месте. Ему было интересно. Его не смущала незнакомая обстановка, в которой он оказался. Нависающие над головой деревья со сплетёнными кронами, здания, спрятавшиеся в зелени, которые совершенно были не видны постороннему глазу. Не смущало даже то, что он поначалу заблудился в землях Аполлона, и к нужному месту его выводил отловленный им малец.
Это он уже потом узнал, что в Дельфах движение правостороннее. Всё время сворачивать надо направо, и ни в коем случае не ходить налево. Он пробовал, и схлопотал молнию в голову... второй раз уже пробовать не тянуло.
Вся храмовая территория была многоярусной, будь то дома, расположенные на земле или насыпи и остатки горных пород, возвышающиеся над кронами деревьев. Всё время поворачивай направо. Право - сторона счастливая, приносящая удачу. От моста вправо стоял двухэтажный домик, где жили и учились лучники. На первом этаже у них были учебные помещения. Там делали луки, варили клей, сами делали мишени. Тут же была трапезная. От основной части здания её отделял деревянный подиум, из довольно приличных досок. В остальной же части тоненькие досочки были уложены прямо на землю. Да и вообще трапезная была выносной частью их здания. Комнаты для лучников были выше, на втором этаже. С дворика туда надо было подниматься по лестнице. Рядом с лестницей бил ключ. Для украшения, рядом вкопали треснутый пифос. Он, конечно же, был уже не пригодный, но посидеть на нём можно было, болтая в воде ногами. Перед трапезой ноги и руки мыли здесь, в этом ключе.
Лучники жили по двое в небольших чистых комнатах. В их помещении стояли по две кровати по стенам, а между ними располагался деревянный сундук для вещей. Соседом Сурика оказался довольно приятный парень, его же возраста. Его отец был флейтист, а сам юноша учился в Дельфах.
После очередного землетрясения, когда рухнул второй дом для лучников, их уплотнили. В коридор их помещения поставили ещё кровать. Теперь входить в комнату приходилось бочком. Темноволосого парня, который был обладателем этой кровати звали Фетталис. Сурик и с ним быстро нашёл общий язык. В тесноте, но не в обиде. Хорошо всё ещё так закончилось. Вот, говорят, после одного из землетрясений в Лаконии рухнул Палестр, погребя под собой всех учеников и учителей. А у них обошлось без жертв. Видимо, сам Аполлон предохранил. Хоть и называют Аполлона губителем, а своих он охраняет и бережёт.
Когда не было занятий, юноши троицей бегали по верхней дороге смотреть представления в храмовом театре. Они смотрели сбоку, с высоты дороги. Сцена хоть и была далеко, но видно было. А звук... Хорошая акустика позволяла не пропускать ни слова. В сам театр часто не набегаешься, ещё сочтут бездельниками, а наказания в храме строгие, хоть и красивые. Розги ещё никто не отменял, поэтому в храме они были в ходу. А ещё тут наказывали жемчугом. Только вслушайтесь как звучит: наказывали жемчугом.
Выглядело это так: провинившегося юношу коленями ставили на речной жемчуг, которого в Дельфах было в изобилии. Речной жемчуг мелкий. Бывало, на колене он попадает на определённые точки, и ноги отнимаются. Без помощи ты потом ни ступить, ни до кустиков дойти не можешь. Во всём зависишь от друзей. А если их нет... Без друзей в Дельфах никак. Не спроста это единое братство волчат. Через какое-то время ногам возвращается подвижность, но до этого.... Очень, очень это дело Сурик не любил, и старался не попасться на наказание жемчугом.
С Приамом Сурик в Дельфах почти не общался. Родич жил среди будущих казначеев. Жалко конечно парня, из-за сломанной спины для армии он не годился. Суждено ему богами навсегда оставаться калекой. Сурик же в Дельфах нашёл для себя новую семью. Это дома его Филипп как сына не признавал, и был он при отце сиротинушкой. Тут же, как он были большинство. Кого матери от правителей нагуляли, кто не желанный ребёнок, у кого родители жрецы Аполлона или Диониса, а у кого и вовсе один из родителей раб. Тут же все они были на равных. Все перед богом равны, все его служители.
Здесь, в Дельфах, Сурик впервые ощутил, что он никому ничего доказывать не должен. Он не должен доказывать, что достоин быть сыном басилевса Филиппа. Он не должен доказывать, что его мать - достойная женщина. Он не должен доказывать, что он такой же, как его братья и родичи. Он был самим собой. Сурик просто наслаждался жизнью, в этой лавровой роще, окружавший самый, пожалуй, древний оракул.
Юноше всё нравилось в святилище. Он не пропускал занятия. К нему относились не как к сыну басилевса, признанному или нагулянному, ни как к человеку правящей семьи. В Дельфах на него смотрели как на дорогое дерево, дорогой кусок древесины. который надо было ещё вымочить, высушить, обточить... прежде чем из него выйдет безошибочно разящий лук. Юноши были заняты занятиями целыми днями. То это были спортивные тренировки. То стрельба из лука. Сурику больше всего нравилось стрелять вслепую. Глаза лентой завязывают, и ничего сквозь неё не видно.... Вот на звук, на малейший шорох спускать тетиву, в ощущаемую каким-то иным зрением цель. Вот это юноша полюбил, и не только потому, что у него лучше всех получалась попасть, но и сам процесс. Сначала конечно не получалось, но, когда он понял, увидел невидимую цель, попал в неё.... Такая радость его обуяла, что словами не передать. Ощущение возникло не столько огромной силы, сколько власти... Что нет ничего скрытого перед ним, что никто не спрячется от его разящей руки. Он почувствовал власть смерти даже над самым тайным, или точнее, что перед Ликом Смерти нет ничего тайного, всё ей подвластно, а он её проводник.
В свободное от занятий время, юноши сами делали себе оружие, мастерили луки. Считалось, что есть один ингредиент, который в Дельфах было не достать. Вот с его помощью лук сделать, тетиву в нём вымочить, оплёточку.... и луку тому сносу не будет, и мазать не будешь... Вот очень Сурику хотелось такой лук для себя сделать.
И ещё Сурику тяжело в Дельфах было от того, что с женщинами общаться запрещалось. Жрецы говорили, что женщины от учёбы отвлекают, благочестия лишают. Юношей же учили подчинятся, чтобы потом уметь подчинять себе, их учили политике и её составляющим: военному делу, хозяйствованию и красноречию, их учили идти к цели прямым путём, как стрелок, когда видит мишень. Женщины же в этом скорее препятствие.
Политику в Дельфах у них преподавал Никомах. Знакомый Сурику ещё с Македонии. Он, подобно мастеру, обучающему ремеслу школяров, обучал их монотонно, ступень за ступенью, пока образование, которое давали Дельфы не стало их сущностью. их мышлением, их кровью. Неопытные ещё юноши как аксиому впитывали в себя высокие премудрости Аполлона, развивая в себе всё самое лучшее и самое высокое. угодное светлому богу и отрицая всё в себе низменное, свойственное его стихийному брату Дионису. Вот и учили их в братстве быть жрецами Аполлона, уменье подавлять свои страсти, перестать быть юношами и наконец повзрослеть, рассудительно и зрело смотреть на жизнь, а эмоции и страсти оставить служителям Диониса. Во всём жизнь в братстве шла по регламенту, по разумности и воздержанию. А какое воздержание при женщинах.
Вот одно из таких нарушений устава Дельфов и для Сурика было связанно с такими страстями. Юность брала своё и искушение соблазна женского тела преодолеть он не мог. Хотя бы посмотреть.
Вот так, раз в знойный летний день, он пробегал по лесу, ощущая себя волком свободного племени. А лес для волков - дом родной. Вот в ликийском храме Аполлона, юных жрецов выпускают в лес, где они как волки живут, проходя жреческое испытание. У них же для того, чтобы единиться с волком такого не требовалось. Волк был в каждом из них, кто избрал своим богом Аполлона.
И вот, как молодой волк Сурик прохаживался по лесным тропам. Шёл вдоль реки, наблюдая за следами животных. Где-то подходила к водопою молодая косуля, Вон следы побольше, кто-то подводил своего коня к реке. Сурик слушал пение птиц, дышал запахом сочной зелени, запах лавра из Дельф почти не доходил, сквозь пение птиц он услышал тихий, серебряный женский смех. Сурик быстро, таясь в тени деревьев, заскользил на звук, так, как это могут делать только волчьи охотники, молниеносно и незаметно. На самом берегу он замер, прячась за деревьями, вжимаясь в их стволы, он начал подглядывать за купающимися девушками.
Обряженные, с длинными распущенными волосами, не скрывающими их очаровательные округлости, они были притягательны. Юноша не заметил, как созерцание поглотило его. Для него ничего не существовало в этот момент кроме этих очаровательных хрупких и желанных фигурок, веселящихся в воде. Засмотревшийся, он не заметил подошедшего к нему сзади мужчину. Сурик ничего не замечал вокруг.
Кто-то подошёл сзади, и схватил юношу за светлые волосы, и тут же чужая рука сжала шею.
Сурик ударил в ответ. Ударил сильно быстро в самое больное место между ног. Нападавший согнулся. Сурик отбросил его на землю и придавил своим весом, что бы не вывернулся. Оттренированные стрельбой из лука пальцы впились в горло поверженного противника. Он сдавливал, сдавливал пока глаза мужчины не закатились. Сурик поднялся, криво сплюнул, и опять припал к дереву, боясь упустить дивное зрелище. Ничего не видевшие и не слышавшие темноволосые прелестницы продолжали плескаться в чистых водах реки.
Но в Дельфах это не поощрялось. Сурик никогда и никому не рассказывал о своей распущенности. Ведь именно так его поведение трактовалось в Дельфах.
Никомах не однократно повторял своему ученику: в душе бывают три направления — страсти, способности и устои, и добродетель соотносится с одним из этих трех направлений. Страстями, и переживаниями, которыми властвует Дионис, называются влечение, гнев, страх, отвагу, злобу, радость, любовь, ненависть, тоску, зависть, жалость — вообще все, чему сопутствуют удовольствия или страдания. И этого надо избегать, воспитывая в себе лучшее. Сурик из-за всех сил старался изжить из себя все эти Дионисовы влечения. Но у него не получалось. Учитель учил его перевести свои страсти в свои способности. К способностям Никомах относил то, благодаря чему мы считаемся подвластными этим страстям, благодаря чему нас можно, например, разгневать, заставить страдать или разжалобить. Аристотель учил юношу нравственным устоям, например, владеть своим гневом: если Сурик гневался бурно или вяло, то Никомах называл это дурным, если же мог держаться середины, то называл это хорошо. Точно так и со всеми остальными страстями юношу учили ими владеть в угоду себе и нравственным устоям, принятым в Дельфах.
Второй раз, когда Сурик не смог себя сдержать и нарушил устои и правила братства было связанно с добычей порошка для тетивы лука.
И опять страсти оказались сильнее его добродетели. Ему хотелось славы и почёта. Юноше очень хотелось быть лучшим лучником братства, а для этого, как он считал, ему был просто необходим лук с обработанный тайными средствами тетивой.
За первые полгода, проведённых в Дельфах, Сурик набрал треть лишнего веса. Очень уж хорошо их кормили сытно и вкусно с точки зрения вечно голодного юноши. Сурик всё ещё надеялся поучаствовать на Букефале в скачках. Вот и пришлось ему опять садится на свою диету, чтобы исполнить мечту. Остаток еды он продавал собратьям. Так, что деньги у него водились. Но и этого не всегда хватало.
На палестре, при храме, где занимались лучники, всегда было не протолкнуться. Ребята тут встречались просто потрепаться, между делом, позаниматься, поддерживая в тонусе тело, но большинство приходило всё-таки ради занятий. Тут отрабатывали бег, прыжки, борьбу. Каждый занимался тем, что ему сейчас необходимо, именно ему для самосовершенствования своего тела.
Есть у них парень, сын мима, вот он может незаметно и тихо выбраться из храмового комплекса Дельфов и достать для остальных необходимое. На одном из занятий Добытчик отозвал Сурика в сторону. Следом за Добытчиком Сурик спустился к двери из Палестра, дальше завернул направо в тёмный проход. Добытчик в тряпице протянул ему заветный порошок. Сурик, не веря своим глазам развернул тряпицу, понюхал. Действительно, порошок для лука. Вот тут он испытал такую радость.... С одной стороны, он тайно нарушил правило братства, с другой.... Вот он, перед ним желанный порошок, и теперь тетива на луке будет раз в десять более упругая, чем у остальных. Но и деньги Добытчик заломил не малые. У Сурика столько не было. Ему пришлось писать расписку для матери, чтобы рассчиталась.
Волшебный порошок юноша засунул в карман, пришитый изнутри хитона. на заднице. Там никто не найдёт, и как ни в чем не бывало, возвратился на палестры.
Этим же вечером Сурик усовершенствовал свой лук и на первое же поручение храма вышел во всеоружии.
Их небольшой отряд послали в лес, убить монстра, пугающего охотников. Сурик командовал пятёркой своих собратьев. Молодыми волками они бежали по следам могучего зверя. По сломанным веткам и катышком помёта найти его не представляло труда. Бежали волчьим ходом, выстроившись в две цепочки.
Кроны деревьев уходили высоко вверх, создавая из веток зелёный полог. Ровные, прямые голые стволы напоминали храмовые колоны. Пространство просматривалось далеко. Так, что из далека они заметили движение в кустах. Огромное мощное животное копошилось там, полностью скрываемое зеленью. Юноши пригнувшись настороженно перебегая с места на место, приближались к зверю. Рядом с кустами был огромный валун. Как раз с подветренной стороны. За него они и спрятались. Притихшие, они ждали команды от Сурика.
Огромный матёрый кабан в холке чуть ли не с Сурика мирно копошился в кустах. Он ел. Гигант поглощённый своим занятием, ничего не видел и не слышал вокруг. Его огромные челюсти устрашающе смотрелись на усиленном, мощном переде. Тощая задница была повёрнута к юным охотникам, огромная голова, с довольным похрюкиванием ковыряла землю.
Сурик сделал знак ребятам, и они быстро, и не заметно для гиганта, спутали ему задние ноги прочной верёвкой. Не дожидаясь, когда кабан сообразит происходящее, Сурик запрыгнул на него.
Зверь впал в ярость. Он начал атаковать напавших на него людей.
У Сурика с собой были полые короткие стрелы с обездвиживающим ядом. Сидя на спине, он сразу пяток воткнул в бок кабана. Ему перекинули железную сеть, которой надо было опутать монстра. Ребята действовали слаженно и согласованно. Как назло, в храм зверя надо было доставить живым.
Чтобы успокоить зверя Сурик ещё всадил в него стрелы и спрыгнул на землю. Прыжок оказался не совсем удачным. Он потянул грудную мышцу. Зажимая рукой боль, он юркнул в сторону от костедробящей головы монстра.
- Что сердце?
- Кабан задел?
Послышались сочувственные вопросы со всех сторон. Сурик отмахнулся от них. Поднырнув под тушу. Он одним движение оскопил кабана. Зверь взвыл и повалился на бок. То ли неудачно повернулся, и стреноженные лапы его завалили, то ли наконец яд от стрел, через кожу проник до сердца, то ли просто, лишившись своих причиндалов, зверь просто впал в шок.
-Как будем транспортировать? - поинтересовался у друзей Сурик возвышаясь над тушей. Он один из всех был в лёгких кожаных доспехах, на остальных были только хитоны или хламиды. Юноша гордо поднял свою светловолосую голову, попадая в струю ветерка, от чего его волосы начали красиво развиваться. Сурик знал, что это ему идёт. Тут в Дельфах он считался красивым, и многие из собратьев шли за ним только ради его красоты. И он это знал, оттого и красовался перед ребятами. Здесь в Дельфах это поощрялось.
- Забирайте, - Сурик несколько утрируя жест, подсмотренный им у Алеся, подарил мальчишкам эту тушу. Сверху от положил отрезанные у кабана яйца. - И вот это в придачу.
Живой кабан надрывно, на одной ноте выл у него под ногой.
Охота на хищников были приятными заданиями даваемые Храмом. Но были особые - карательные поручения. Если во время Священной войны такие поручения исполнял басилевс Македонии Филипп, то получал в оплату оружие, теперь его сын делал это бесплатно, будучи одним из братства.
Они шли по следу. Обученные собаки вели их. Со своими псами были братья храма, специализировавшиеся на них. Собаки взяли след ещё от храма, след воров, укравших у Аполлона золотую чашу. За такое святотатство одно наказание - смерть. Неприятное, но необходимое поручение. Волки бога всегда карали преступников, чтобы другим не повадно было.
Они шли по горам. Шли не один день. И вот преступники были настигнуты.
Сурик замер на краю небольшого обрыва. Под ним располагалась маленькая зелёная долина, укромная и скрытая. Собаки привели сюда, а теперь юноша и сам, своими глазами увидел четыре кибитки, спущенные на землю, спрятавшиеся в этом скрытом месте. Была середина лета. Зной, жара. Дельфийские братья шли, не привлекая внимания. На Сурике был короткий доспех, даже без наплечников, так прикрывающий грудь и солнечное сплетение. Снизу белая тряпка обвивала чресла создавая штанишки. Под босыми ногами камни рассыпались, грозя создать камнепад. Отряд осторожно спускался вниз.
Сурик до конца по склону спускаться не стал, подражая Ильке, своему родичу, спрыгнул прям на крышу одного из домиков, деревянную, пологую, спрыгнув с крыши, он выбил дверь и ворвался во внутрь. Бородатой мужчина прикрывал собой женщину с грудным ребёнком. В руках у Сурика уже кривой меч, такой же короткий, как лаконский, только ещё более кривой, почти как серп, которым жнут колосья.
Быстрым движением он вспорол мужчине живот. Мужчина покачнулся, открывая жену. Сурик одним ударом снёс ей голову. Надрывно кричащий свёрток выпал из её рук. Сурик ударом ноги отослал его на улицу, к собакам. Быстро обшарил домишку. Ничего. К моменту, когда он вышел на улицу, собаки уже разорвали свёрток, расправившись с ребёнком. Одна из них сунула нос в руки Сурика. Юноша погладил псу нос, почесал пальцем переносицу. Он всегда хотел собаку, но отец дома не позволял, и тут в Дельфах он собаками не занимался. А так приятно рядом иметь такого преданного друга. Друга, полностью соответствующего уставу братства, делающего для своего друга гораздо больше чем для себя...
- Нашёл!!! - заорал один из собратьев, вытаскивая из вороха тряпок золотую чашу. Сурик брезгливо усмехнулся, переступая через кровавый свёрток. Собратья ещё раз все обыскали и начали стаскивать в одно место. Потом всё придадут огню.
Где-то в это же время Сурик получил разрешение на свободный выход из земель Дельфийского храма. В это время он сам передавал послания Аполлона для его жрецов, разбросанных по всем землям.
Делалось это просто, Сурик писал записку, когда на пергаменте, когда на осколке керамики, а когда просто на коре дерева и клал в определённое место закладки, из которого потом послание забиралось адресатом. иногда, даже кора дерева, на котором была написана записка имела значение.
В соседнем городке Сурик даже завёл себе пассию. Встречались они недолго и это ни во что не вылилось, только обид и разочарований в жизни прибавилось.
Всё это дало возможность Сурику посетить Ифес, где учился его родич Илька. Сначала, он отослал братцу слёзное письмо, что бы тот с ним встретился... Вляпался Сурик в Дельфах в неприятности, и никто кроме кузнеца не мог уже его спасти. Аполлон грозный бог, будет карать - мало не покажется.
Корабль шёл от порта к порту, медленно передвигаясь вперёд. Когда, наконец, Сурик спрыгнул на причал города, не успел осмотреться, и тут же затараторил:
- Это Ифес?
Получив положительный ответ, глаза его заблестели, и говорить он стал в два раза быстрее, отловив добрую женщину, готовую объяснить молодому иностранцу дорогу по городу.
- Ифестион где? А как мне туда? Как быстрее? Сколько это займёт по времени? Ага, понял... Общежитие обойти.... Ну я побежал.
Он тут же снял сандалии, что бы не мешали, не цеплялись. На удивлённый вопрос милой женщины, Сурик рассмеялся:
- Быстрее добегу...- пояснил юноша ей.
С места он взял быстрый старт, словно бежал на стадионе. Только коленки и пятки засверкали. Только одна мысль в голове случала: Илечка ждать не любит. Развернётся и уйдёт.
Не спроста он вперёд себя послал письмо, в котором оговаривал место встречи и время. А вот день... Если сегодня не успеет Илечку там застать, то придётся искать его по всему незнакомому городу, или ждать до завтра. Он обговорил встретиться в полдень у Ифестиона, в котором Илечка учится.
Сурик мчался по незнакомому городу согласно объяснению, как олимпионик на стадии, сокращая углы, перепрыгивая низкие оградки придомовых владений.
Илька ещё стоял у храма, сложив руки на груди, он ждал. Видя, что родич его заметил, Сурик остановился, присел, чтобы обуться. Теперь уже Илька не уйдёт. Он изменился. Грозным таким стал, взрослым. А ещё бороду отпустил, к такому просто так не подступиться. Вон как брови хмурит, глазом сверкает....
- Ну что, подлиза, пришёл? - усмехнулся кузнец, разглядывая радостного взлохмаченного парня. По Сурику было сразу заметно, что он рад встрече. Ильке даже как-то неудобно стало, но виду он не показывал, напустив на себя суровый вид осведомился:
- Показывай, чего припёрся?
Радостно подбежавший Сурик застрекотал:
- Барышничать не умеешь? - юноша полез за золотишком, привезённым из храма. Он и дома, в Македонии, подворовывал у своих, сын Филиппа, не оставил эту привычку и в храме Аполлона, так тянул по мелочи, у паломников, у собратьев... Если дома отец раздавал всё, что сын сороки притаскивал, то в храме об этой Суриковой привычке не знали.
- Щас научу тебя барышничать, - Илька с размаху привычно дал подзатыльник. Не обижаясь, что кузнецу толкнуть золотишко не получилось, Сурик полез в другой карман. Достал оттуда механизм, замотанный в тряпицу. Что-то округлое, яичко не яичко, что-то с колёсиками, шарнирами...
- Дай посмотрю, - Илька протянул руку. Сурик поспешно сунул механизм, пока кузнец не отказался.
- Илечка, посмотри... Сломал я... Нечаянно...
Кузнец достал из-за пазухи линзу и всунув в глаз стал рассматривать.
- Тонко... Умно.- рассмотрел он диковину. - Украл?
- Подержать взял в храме... И вот сломал, - Сурик сокрушённо вздохнул.
- Как украл, так и верни. Делать не буду, - Илька убрал линзу назад и попытался вернуть механизм Сурику.
- Не погуби!!!- взмолился юноша, падая к ногам кузнеца. Сурик молил, просил, обнимал ноги...
Илька был вынужден согласится, что бы не позорится. Что о них подумают о стоящих вот так перед храмом. Что подумают о всей Македонии...
Сурик тут же вскочил и поплёлся громко, шмыгая носом за кузнецом в квартиру Лиаппа. Хорошо, что у Ильки не было глаз на широкой спине и он не видел той победной ухмылки, что освятила лицо дельфийца. Кузнец, в простоте душевной, всё ещё числил родича за Македонией. Нет, Сурик уже стал Дельфийцем, а актёрское мастерство в Дельфах не только преподавали, но и поставлено оно было на высоте. Сурик уже научился пользоваться игрой, чтобы управлять людьми. Так гордый и надменный Илька, повинуясь его капризам начинал исполнять его желания. И это Сурика радовало...
Если Ильке все предсказывали великое будущее, Сурик будет с ним, чтобы самому стать Великим. Он докажет, что он истинный последователь Аполлона, который ради своей цели будет играть, будет убивать, но добьётся славы и величия.
После этого он не однократно приезжал в Ифес к Иличке.... Не часто удавалось застать родственника в такой ситуации, как сейчас, тот был осторожен, но, всё же удавалось, и тогда Сурик получал своё. Слишком хорошо он знал о щепетильности Ильки относительно данного слова, так основное было заставить родича дать это слово. А для этого любые методы хороши. При этом он прекрасно знал, догадайся Илька, как обстоят дела, он бы шею родичу свернул. Но именно в этой опасности, в этой пляске на жале стрелы и был весь Сурик.
Вскоре юноше предложили войти в тайное братство Аполлона, и он, не будь глупцом, согласился. Братство всегда помогало своим продвинутся вперёд. Это огромная сила, мощный тыл, на который можно опереться.
На месте старого храма, который был давно-давно, сохранилась тайная пещера. Не зная места найти её было невозможно. Сурик облазивший всю территорию храма, в поисках чего-нибудь особенного, так и не смог её отыскать. И вот тут, его подвели к самому её входу. К самому сердцу тайного учения Аполлона.
Из очень узкой расщелины шёл слабый золотистый свет. Свет пламени огня или костра, как решил Сурик. И он пошёл на этот свет.
Он шёл на этот жёлтый свет по узкому проходу. Шёл в самое сердце святилища. Нет, не то, куда впускали паломников, даже не то, где давала свои предсказания пифия. Шёл в тайное, скрытое от всех чужих место. Место, где жил сам бог.
Узкий проход привёл его к круглому, как кратер, провалу, заполненному непроницаемым дымом или паром. А может это выходили какие-то испарения земли. Но за ними дна этого провала видно не было. А ему надо было идти вперёд. Вот так шагнёшь в этот туман и провалишься в пустоту. Туда, откуда нет уже возврата. В самый Тартар. Но шагнуть было необходимо. Этот шаг - это доверие братству. И Сурик сделал этот шаг, шаг в пропасть, который разделял его прошлую жизнь с наступающей, жизнью в братстве. Он доверился и почувствовал почву под ногами, надёжную и устойчивую. Свет шёл от одной из ниш подземного храма. Он был настолько ярок, что резал глаза. Фигуры жрецов на его фоне были тёмными, плоскими силуэтами.
Сурик встал в центре круглого кратера, повернувшись лицом к свету.
- Принесёшь ли ты клятву верности братству? - послышался голос сверху, из освящённой светом ниши.
Сурик прикрыл глаза. Он почувствовал, как у него вытягивается лицо, превращаясь в морду волка. Как подгибаются и худеют ноги, становясь задними лапами. Как вытягивается хвост, а потом опять сокращается до волчьего обрубка. Сурик завыл, высоко, натяжно... Как волк воет на луну.
Он чувствовал себя поджарым лесным хищником, наделённым белыми отточенными клыками, идеальным слухом, и волчьим смирением, признающим иерархию стаи.
- Пойдёшь ли ты в свете луны в другие земли и страны? Что бы разносить Аполлоново слово, начало и действие?
Сурик ответил воем, соглашаясь на служения братству. Он подал руку подошедшему к нему служке, и он нанёс на запястье тавро братства серебристо-золотистую луну и несущуюся к ней стрелу.
- Светоносный да примет тебя в свою стаю. Да побежишь ты следовыми дорожками куда ходит Он.
Со всех сторон разнеслась песнь Ночному Светиле. Волками завыли все жрецы, находящиеся по нишам храма. Их вой соединялся в единый хвалебный гимн вождю их стаи, бледному волку - Аполлону.
Сурику вынесли волчью маску. Теперь это его лик.
- Маска - это облик. Потеря маски- потеря своего облика. Потеря облика - потеря братства - прозвучало сверху, и Сурик это услышал, понял и запомнил. Потеря этой маски для него теперь будет обозначать Смерть.
Он надел на себя лик. Юноша знал, хоть и не видел этого, что все жрецы стояли в своих ликах, образуя единую стаю.
- Теперь ты одной крови с нами, стаей волков Аполлона. Волчьих народов много, нас же ведёт Аполлон. Мы не прощаем другим богам унижение нашего бога.
Общий одобрительный вой разнёсся по пещерному храму. К одобрению примешивалась и радость, стая пополнилась ещё на одного члена, сильного, амбициозного и молодого, который стремился стать лидером этой стаи.