«Основные составляющие счастья –
это когда тебе есть, что делать,
есть, кого любить, и есть, на что
надеяться»
мудрость жизни*
В поисках истин
Валентин проснулся неожиданно. Как будто его кто-то нечаянно толкнул. Однако, то, что побудило его проснуться, находилось внутри его организма. Возможно это, был, какой-то прилив в сердце, или особо волнующий кадр транслируемого мозгом сна. Он нередко просыпался вот так вот, спонтанно, не ведая, сколько времени, не зная, что делать и не помня причины пробуждения. Самым мучительным было то, что он действительно потерял ориентацию во времени. Не понимая, надо ли делать титаническое усилие над собой и продирать глаза, чтобы затем, кряхтя, вставать с постели, именно кряхтя, хотя он ещё совсем не старый человек, но как он сам считал себя – уже заметно поношенный, и идти будить дочь. Или можно расслабиться, потянувшись, повернуться на другой бок, блаженно закрыть глаза, натянуть одеяло до уха, так теплее, и поспать ещё хотя бы час.
Будильник стоял на 6-30 утра, и важно было понять сейчас больше или меньше этого часа икс. «А что если больше?» – мучительно пробежало в его сознании. – «Если больше, то надо вскакивать как ошпаренный, умываться, готовить завтрак, завтракать, одеваться на работу. Как всегда выходить на улицу раньше дочери и прогревать машину, чтобы везти её в школу на более-менее прогретой машине. И всего лишь потому, что фак-перефак сейчас зима, мать её, а машина дорогая и её надо поберечь. Стекла заиндевели, руль, зараза, настолько холодный, что его трудно держать голыми руками. Дочь, конечно же, начнет собираться раньше тебя, завтрак не готовит, а выйдет из дома позже тебя минут на десять, а ты все полтора часа от подъёма до выхода из дома сам будешь торопиться и её подгонять, а ей по фигу все мои потуги, и по фигу то, что по фигу. Просто поколение такое. Иной раз диву даешься, насколько разные вещи и события бывают по фигу у разных поколений людей. Пусть и близких исторически. Часто говорят о связи поколений, – что-то не видно. Хотя, чему удивляться? И.С. Тургенев «Отцы и дети» – читайте и обрящете. Все старо, как мир. А история не учительница, а надзирательница. Она не учит, а наказывает тех, кто не учит её уроки», – мысли путались, переплетаясь с утренними сновидениями и повернувшись на другой бок, Валентин в этот раз решил поступить грамотно, а именно не предпринимать никаких резких действий до той поры, пока ситуация не станет для него очевидной. И он снова уснул. Уснул, без зазрения совести, хотя, точно знал, что она у него есть.
Не подумайте, что он был лентяем, хотя, в определенной мере, это и так. Но не более, чем это встречается у любого другого среднерусского человека. Многие, и, прежде всего, западные мыслители видят корень наших проблем именно в нашей русской лени. Но они, как всегда, не правы. Они рассматривают это явление статично, не обращая внимания на его динамику и диалектику. Если пытаться дать определение, то в русской интерпретации это будет выглядеть как желание, стремление, выраженное вербально или письменно, что-либо сделать, но полное нежелание или отсутствие стремления предпринять какие- либо усилия для реализации этого желания или стремления.
И так, он все-таки проспал. Конечно, после ночных мучений с определением времени, Валентин не услышал, как прозвонил будильник.
На работу, в автосалон, уже входил, немного оправившись после утренней беготни в квартире, завтрака наспех, быстрого умывания и одевания кое-как, гонки спросонья а-ля Шумахер через пробки до школы и обратно.
«Шолом!» – поприветствовал он тех, кто уже находился на работе. «Шолом» – было одним из любимых его приветствий. Оно необычно, запоминалось, заставляя людей обращать на него внимания, и ещё как ему казалось неплохо ложилось на русский язык. У него имелся в запасе целый набор таких вот фраз – приветствий, которыми он пользовался в зависимости от настроения. Это всегда позволяло немного раскрасить жизнь, пусть на секунду, но вызвать чью-то улыбку, и самому в ответ улыбнуться. Валентин всегда имел свое особое мнение, считая, что многие слова, которые мы используем, приедаются от каждодневного употребления, и мы часто не чувствуем их вкуса, их мелодии, потому что говорим одни и те же слова и предложения, а Пушкина читаем редко, если, вообще, когда-нибудь читаем. Часто, не думая, что говорим и как говорим. А зачем? Зачем читать, когда Сергей Безруков нам покажет и Пушкина и Есенина, и что-то по мотивам Чехова с элементами гомосексуализма в интерпретации своего отца, хотя у Чехова упоминание о сексуальных меньшевиках отсутствует. Всем проще, и семья Безруковых с голоду не умрет. Словарный запас скуден. Сейчас такое время, что никто не читает, но все смотрят: видео-шмидео, дивиди, и т.д. Запас мыслей еще бедней. На 90% мы повторяем, то, что сказали другие. Но почему-то редко повторяем лучшее из уже когда-то произнесенного. Так что, использование такого рода словечек помогает нанести цветной мазок на холст жизни, и без сомнения, расширяет словарный запас индивида. К тому же, использование вот таких фирменных словечек позволяет наладить отношения с коллегами. А это важно, так как в большой компании внутренние связи редко работают оперативно, если вообще работают. Чаще всего, посылают, куда подальше, причем совершенно безнаказанно. – И в этом Валентин был уверен, и все это мог объяснить вот такими простыми рассуждениями.
– Шолом! – улыбнулся он младшему продавцу Леночке Смирновой и получил в ответ очаровательную улыбку. Несмотря на суматошное утро, день обещал быть неплохим. Оперативка прошла быстро, и это радовало, однако, хмурая погода за окном навевала некоторую грусть, хотелось чего-то особенного, и особенное не заставило себя ждать.
– К Вам пришли, и ожидают внизу, – сообщили по служебному телефону.
– Кто клиент? – поинтересовался Валентин и тут же получил ответ:
– Мужчина, не представился, просил, чтобы Вы подошли.
– Ясно, сейчас спущусь.
Спустившись в зал продаж, Валентин уже издали узнал Андрея, помощника Марии.
Андрей стоял у рецепшена, держа в руках красивую коробку, изящно перевязанную бантом. Узнав Валентина, он улыбнулся и протянул вперед руку для приветствия.
– Велено передать лично! – торжественно произнес Андрей, показав коробку.
– Ну, вот! – смущенно улыбаясь, протянул Валентин.
– Держите, не взорвется!
Бережно приняв доставленный от Марии груз, он тихо подметил: «Пахнет!!!» Вернувшись в кабинет, не мучая себя любопытством, Валентин быстро развязал туго затянутый бант и открыл коробку. Знакомый аромат шлейфом наполнил помещение, гармонично подчеркивая двусмысленность содержимого…
* * *
Раскрыв свой дневник, Мария застыла перед его чистой страницей, вспоминая последнее посещение профессора Клейнера. Удивительно, подумала она, как он точно подметил и допустил возможность существования прототипов близких для меня людей в той жизни, которую я вижу в своих грезах. А может это все бред, игра воображения? Но, тогда почему я так ярко, почти реально, прочувствовала того человека по имени Этьен, что теперь почти не сомневаюсь в духовной взаимосвязи наших ментальных планов? Я узнала в нем Валентина, на каких-то особых эфирных вибрациях, которые трудно описать словами. Это чувство, словно изначально уже было с тобой, просто кто-то невидимый скрывал его от тебя! И вот случилось озарение!..
О Господи! Все же это больше смахивает на бред! У профессора едет крыша, а я иду у него на поводу! Пора заканчивать эти игры с прошлым и с оптимизмом смотреть на свою жизнь сегодня и сейчас! Недаром говорят, что пессимист – это проинформированный оптимист. Меньше знаешь – легче спишь!
Однако все же странно, что Клейнер не захотел продолжить последний сеанс. Мне бы хотелось узнать об Этьене больше. Профессор слишком последователен! К сожалению, он хочет, чтобы все имело свой порядок! И судьба Беатриче и хронология событий, происходящих с ней. Вероятнее всего он считает, что это необходимо для его научного процесса?! И, может, он прав? А раз так, то кто знает, возможно, я и, правда, когда-нибудь доберусь до истины, предназначенной мне небом! Или судьбой, или хрен знает еще чем!
Не задумываясь больше над глубиной кармической мудрости, Мария просто стала записывать в дневник то, что сохранилось в ее памяти.
* * *
Утренний луч солнца проник в мою комнату, и уже через несколько минут в ней стало совсем светло. Свежий воздух коснулся моего лица, как только мне удалось распахнуть тяжелую оконную раму. Не спеша я умылась водой из кувшина, оставленного еще с вечера Раминой, затем надела платье и спустилась вниз в гостиную, чтобы прибраться и распорядиться о завтраке для синьора Вейда.
Хозяин сидел за гостевым столом, внимательно разбирая только что принесенную почту и, как мне показалось, был в хорошем расположении духа. Его безупречный внешний вид говорил о том, что он встал рано и уже успел поработать над собой. Заметив меня, он улыбнулся, пожелав мне доброго утра. Ответив ему приветствием, я стала раскладывать столовые приборы.
В последнее время мы часто беседовали на самые разные темы, и это удивительно сблизило нас. Я как всегда, с интересом, слушала Вейда, а он терпеливо объяснял мне смысл поднятой им проблемы. О его болезни никто не вспоминал, к тому же в последнее время ничего странного и необычного с ним не происходило. Мне нравились наши беседы, и подсознательно я уже ждала, когда наступит такой день или вечер, где он поведает мне нечто интересное.
– Синьорина! – обратился ко мне Вейд, – я хотел бы предложить Вам немного прогуляться по городу, пока еще не так жарко. Не откажите мне в любезности составить компанию, чтобы я мог хотя бы не долго порадоваться общению с Вами.
– Хорошо, – не раздумывая, согласилась я, – только мне надо взять накидку для прогулки.
– Я подожду Вас! – отозвался синьор, одарив меня продолжительной улыбкой.
Неторопливо мы шли вдоль набережной Арно, беседуя о недавней поездке Вейда в Верону.
– В этот раз Верона, – рассказывал Вейд, – произвела на меня особое впечатление, не смотря на то, что погода была неустойчивая, и сильно отвлекали дела, я не смог не заметить особенный успокаивающий ритм жизни, протекающий в этом городе. Нет суеты, все размеренно и чинно, все гармонично – дома, природа, люди. Удивительный город! – как-то особо восхищенно подметил он. – Вы были в Вероне?
– Нет.
– Жаль, это не так далеко от нас. Обещаю при первой же возможности показать Вам этот город.
– Благодарю вас, синьор, но это не обязательно.
– Вы не любите путешествия?
– Мне сложно судить об этом, я почти никогда никуда не выезжала, и находиться здесь и сейчас для меня обыденно и привычно. Однако не скрою, поездка с отцом в Венецию произвела на меня сильное впечатление. Я была очарована ее изысканным великолепием дворцовой площади и яркими контрастами окраин.
– Значит, путешествия все же Вам по душе, – заметил Вейд.
– Не знаю, не уверена, но иногда перемены необходимы для для новых впечатлений, новых знакомств. Мне кажется, это освобождает тебя от какого-то груза повседневности, раскрывая тебе новые горизонты мироздания.
Слушая мои рассуждения, Вейд улыбался, при этом, не останавливаясь, шел вперед, придерживая меня под руку.
– Согласен с Вами, – услышала я в ответ, – и потому смею сделать Вам одно предложение. Есть только маленькое условие…
– Какое? – удивилась я, подняв брови.
– Выслушав меня, не отвечайте сразу, вначале хорошенько обдумайте то, что услышите. Договорились?
– Хорошо, – растерянно пролепетала я, не понимая, о чем пойдет речь.
– Видите ли, Беатриче, в ближайшее время я планирую переехать в Париж, – мягким голосом, медленно проговаривая каждое слово, пояснил Вейд. – Надолго ли, не знаю. Не хочу загадывать, как получится. У меня там скромные апартаменты в центре города, а в 15 милях к востоку есть небольшое шато с уютным домиком и лужайками. После потери Синьоры Вейд, кажется, я совершенно разбит, и что скрывать, мое самочувствие оставляет желать лучшего, к тому же друзья и лекарь рекомендуют мне сменить обстановку, чтобы поправить здоровье и подлечить нервы. К сожалению, здесь мне все напоминает о моей супруге. Печаль гложет меня и тяжелым камнем давит мне на сердце. Я устал... Поймете ли Вы правильно меня, Беа, но я в каком-то смысле, хочу убежать от всего этого.
– Думаю, что понимаю Вас, – тихо заверила я.
– Спасибо Вам за это, у Вас светлая душа и неиспорченное жестокостью сердце. Вы очень милы и трогательны.
Уловив мое смущение, Вейд поспешил вернуться к цели его отъезда.
– В Париже есть неоконченные дела, которые я надеюсь завершить.
– Но, синьор, – забеспокоилась я, – если Вы уедете, к тому же на продолжительное время, то вероятнее всего необходимости в моей работе у Вас больше не будет? А значит … – от нахлынувшего на меня волнения я совсем растерялась, и замолчав на полуслове просто опустила глаза.
– Напротив, я хотел бы Вас попросить поехать со мной.
– С Вами?! – выкрикнула я от неожиданности.
– Да, со мной. Не смотря на абсурдность моего предложения, попытаюсь все расставить по местам: «Ваша семья не будет нуждаться ни в чем, я подготовлюсь к этому заранее, оставив все необходимое для обеспечения их жизнедеятельности. Ваш отец будет под присмотром лучших лекарей города, мать сможет нанять помощницу по хозяйству, а братья получат достойное обучение.
– Нет!!! – решительно заявила я, – это невозможно! Вы покупаете нас! Вы хотите предложить деньги, которых я не заработала?! Как это будет выглядеть! Зачем Вы унижаете меня подобным предложением?!
– Беатриче, позвольте мне все же закончить!
Еле сдерживая себя от возмущения, я все же замолчала.
– Если помните, я просил Вас не торопиться с ответом, и прежде все обдумать! Рассудите сами. Главное сейчас для Вас – благополучие Вашей семьи, которое я готов Вам дать! Мне же необходим помощник, сопровождающий меня и хорошо знающий мои предпочтения и привычки! Кто лучше Вас мог бы помочь мне в этом деле?
– Рамина! – твердо и быстро заявила я.
– Да, Рамина давно в моем доме и многое умеет, и понимает, и я благодарен ей за это, но ее возраст вряд ли сделает возможным ее путешествие. Вы же, Беатриче, молоды и полны сил, этот переезд будет Вам не слишком обременителен, к тому же Вы можете помочь мне не только по хозяйству, но и в работе.
Слушая его, я молчала, пытаясь осознать, что он говорит, однако эмоции переполняли меня, и я еле сдерживалась от необдуманных речей и поступков.
– Я понимаю, помимо всех прочих условностей, – не обращая внимания на мое замешательство, продолжал Вейд, – есть главное! Как Вы, юная незамужняя синьорина будете сопровождать в этом путешествии зрелого вдовствующего синьора? Да, получается не совсем хорошо, но как бы ни казалось это неприличным, прошу понять меня правильно! Я с радостью обезопасил бы Вашу репутацию, непременно предложив Вам руку и сердце, чтобы заткнуть все злые языки! Однако, к сожалению не истек срок траура по моей покойной супруге. Уважая наши традиции перед обществом, я вынужден дождаться окончания этого срока, после чего обещаю Вам, как только станет возможным, готов жениться на Вас, учитывая Ваше согласие, и постараться сделать Вашу жизнь достойной и счастливой.
Чувствуя слабость, мне казалось, что все это сон и я брежу! Неужели это происходит со мной?! О чем он говорит?! Что хочет?! И вообще, как он мог так быстро забыть свою супругу?!
– Но разве это справедливо по отношению к синьоре? – слабеющим от напряжения голосом спросила я Вейда.
– Ах, милое дитя! О чем Вы подумали? Конечно, я любил свою жену, и помню каждую прожитую с ней минуту, но жизнь идет дальше, мужчине тяжело переносить одиночество. Мне нужна забота, тепло, понимание, дети, наконец, которых не смогла подарить мне моя супруга. И что скрывать теперь?! Я полюбил Вас еще до ее кончины, всячески пытаясь заглушить в себе это чувство! Боже мой! Вы даже не представляете, как я мучил себя ночь напролет думая о Вас! Вы открыли мне новый мир, светлый и по-детски бескорыстный! В ответ мне хотелось стать лучше, и я благодарен Вам за это!
И то, что Вы сразу сейчас не сказали, что не любите меня, дает мне надежду на будущее!
Я глубоко вздохнула, мне хотелось возразить Вейду, я даже открыла рот, но Вейд остановил меня словами.
– Не стоит ничего говорить. Я хочу, чтобы к ответу Вы подошли осмысленно и без принуждения. Обратитесь к своей душе, обсудите это с родными. Я буду ждать! Любое Ваше решение пойму и приму с благодарностью. Отъезд в Париж я планирую через неделю.
Сковавшее меня оцепенение не проходило очень долго. Я больше не возмущалась, не проявляла бурных эмоций, а просто бродила по городу, держась за правую руку Вейда. Мысли путались. Пытаясь правильно понять его признание, я еле справлялась с одолевшей мое тело слабостью. А Вейд, словно не замечая этого, молча, шел рядом, думая о чем-то своем.
Незаметно мы подошли к Золотому мосту, известному многообразием ювелирных лавок. Торговцы зазывали, приглашая нас ознакомиться с их товарами.
– Давайте зайдем на минутку к одному ювелиру, – неожиданно предложил Вейд, – мне необходимо узнать, можно ли починить порвавшуюся цепь к моим часам?
– Ну, если это важно, давайте зайдем, – согласилась я, следуя за ним.
Приветливый хозяин лавки встретил нас широкой улыбкой.
– Рад, что заглянули ко мне! Проходите, не стесняйтесь! Синьор что-то хочет подобрать для синьорины? Есть прекрасные украшения, взгляните вот сюда...
– Синьор! Я хотел показать Вам вот эту цепочку, – перебил его воодушевленное красноречие Вейд, вынимая из левого кармана упомянутое изделие, – она требует небольшого ремонта! Вы занимаетесь подобными вещами?
– Ах, да, конечно, конечно, – немного расстроенно заверил торговец, – давайте посмотрим. Пока Вейд разговаривал с хозяином лавки, я машинально разглядывала разложенные под стеклом на зеленом бархате украшения. Кольца, серьги, камеи, от такого многообразия слепило глаза, но мой безучастный взгляд демонстрировал равнодушие, так как я все еще не могла отойти от нашей беседы с Вейдом. Какое-то чувство застенчивости и неудобства мучило меня изнутри.
– Вам что-то понравилось? – услышала я его голос.
– Ах, нет, не обращайте внимания! Я просто задумалась, вот эта камея напомнила мне брошь, которую носила моя мать, – тихо пояснила я, показывая на витрину.
– Синьор ювелир, покажите нам эту вещицу, – попросил Вейд хозяина лавки.
– Отличный выбор! Вы только взгляните, какая тонкая работа! – ответил торговец, протягивая камею Вейду.
Вейд покрутил ее в руках, как бы оценивая изделие.
Милое личико, вырезанное на тонкой раковине, обрамленное кружевным узором из золота, действительно напоминало мне ту брошь, которую мой отец некогда подарил моей матери и которую, к сожалению, пришлось продать в трудные для нашей семьи времена.
– Здесь открывается задняя пластина? – поинтересовался Вейд.
– Да, да, безусловно! Вы совершенно точно подметили! Вот так, смотрите! Внутри можно выгравировать что-нибудь на латыни по вашему усмотрению и желанию.
– М-да... Что скажите, Беа? – обратился ко мне Вейд, положив камею мне на ладонь.
– Она прекрасна!
– Позвольте мне подарить ее Вам!
– Что вы, синьор! – испугалась я. – Нет, нет! Я не могу! Вы не должны так поступать со мной!
– Чего вы боитесь? Поверьте мне, это ничего не значит! Мне просто хотелось, чтобы у Вас осталось что-то на память обо мне, только и всего!
– Прошу, Синьор, прекратите! Это невозможно! Я не могу принять столь дорогой подарок! – вспыхнула я, чувствуя прилив крови к щекам.
Не в силах перенести стыд и возмущение я поторопилась покинуть лавку, выбежав на улицу.
– Постойте, Беатриче, куда же Вы?! Ну, в самом деле, как дитя! Я вовсе не хотел Вас обидеть! Прошу простить меня, если я виноват! Есть вещи, которые мы делаем от чистого сердца, без всякой корысти и злого умысла. Вы должны понимать это и не судить меня слишком строго!
– Мне не за что вас прощать, – остановившись, тихо проговорила я.
Вейд осторожно взял мою руку, и медленно поднеся ее к губам, нежно поцеловал. Странное чувство охватило меня изнутри, внося смятение в моё неокрепшее сердце...
www.chaklin.com