Вернёмся к предкам. В Саратове переселенцев разместили по казармам, баракам и даже по соляным складам. Организаторам переезда пришлось бороться с коррупцией местных властей. Чтобы деньги не уходили в пустое отменили суточные и стали снабжать немцев напрямую продуктами, одеждой, семенами, скотом, утварью и орудиями труда.
По всему Саратову выросли склады, куда отовсюду свозились партии ржи и пшеницы, сгонялись приобретённые по дешёвке табуны скота, в сараи складывалось сельскохозяйственное оборудование, провиант - всё для передачи приехавшим колонистам. В принципе так оно и должно быть, но сэкономленные деньги после этого забирали не местные коррупционеры, а те, кто выше.
Удивительно, но за 250 лет отношение чиновников к казне почти не изменилось. Если чиновник себе любимому ничего не упрёт, то это до сих вызывает у людей удивление как что-то из ряда вон выходящее, как подвиг, на который не каждый способен.
Сначала хотели разместить колонистов в степи на левом берегу Волги, но там шастали кочевники. Они с нетерпением ждали, когда прибудет добыча. Встречи с ними были плачевными. Нападали и грабили. Во время набегов на немецкие степные сёла погибло 438 человек. Многие из них погибли после изуверских истязаний.
В википедии на странице истории Астраханской губернии есть такие строки « В 1763 г. по высочайшему указу поселено на Волге, около Астрахани, 65 семей лютеран, образовавших поселение Визенталь, время и обстоятельства уничтожения которого неизвестны.»
Понятно. Вырезали полсела, а самых здоровых продали в рабство как скотину на базаре. Думаю, что Екатерина была в первые годы слишком далека от своего российского народа и понятия не имела, чем отличаются калмыцкие кочевники, и джигиты Кавказа от русских дворян Петербурга. Думаю, что русские советники объяснили Екатерине недостатки её радужных планов и как всё можно исправить, чтобы планы были максимально приближены к реальной жизни и к реальным возможностям государства.
Бандитские формирования, как сейчас их обозначают, боялись лишь регулярной русской армии. В 1776 году, то есть через десять лет после прибытия наших предков в Россию, майор Гоголь, отец великого писателя Николая Васильевича Гоголя, с небольшим отрядом в 20 гусар и 200 крестьян с двумя пушками освободил колонистов, попавших в плен. Профессиональные навыки боевых действий позволили майору разогнать целое войско в тысячу человек и освободить пленников. Это была самая первая встреча колонистов с семьёй великого писателя.
Статистика не указывает сколько колонистов было возвращено домой, сколько было ранено, сколько попало в плен, сколько было продано в рабство на азиатских базарах. Среди возвращённых были также и беременные женщины, и женщины, успевшие нарожать в неволе детей от насильников. Поэтому неудивительно, что среди «чистокровных» российских немцев встречаются лица с монголоидным разрезом глаз.
Сделаю небольшое отступление и забегу вперёд. Монгольская народность калмыков была нашими соседом по Волге. За двести лет межнациональные отношения с этим народом наладились. В первой половине двадцатого века у нас с ними была общая судьба. Этот народ с Волги во время войны тоже выселили. Всех до одного. При выселении погибло около половины депортированных калмыков.
На немецком съезде в Москве я познакомился с выдающимся калмыцким поэтом Давидом Кугультиновым. Во время войны его сняли с фронта и сослали на Алтай. В ссылке он жил в Бийске. В некотором роде мы земляки. В своём замечательном выступлении он убеждал нас не отступать и бороться за нашу родину на Волге, за сохранение самобытности нашего народа:
"Волга нашёптывала вам в ваши колыбели совсем другие мотивы, совсем не те, что напевал Вашим предкам батюшка Рейн...»
Я был против этой борьбы. В ту минуту в Поволжье, на родине моих предков, проходили многотысячные антинемецкие митинги. Возмущённые россияне несли плакаты, оскорбительные для любого российского немца: "Мосты взорвём, но немцев на Волгу не пустим!" "Лучше СПИД, чем немцы!" Во время перерыва на сцену вышла русская женщина другим с плакатом, призывающим нас не уезжать, многие делегаты не смогли сдержать своих слёз.
Я был против этой борьбы. Насильно мил не будешь. Те, кто организовывали многочисленные антинемецкие митинги, были сильнее Горбачёва и Ельцина. Они играли на патриотических чувствах русского народа, на незнании нашей истории и легко собирали в райцентрах Поволжья по 50 тысяч демонстрантов, которые готовы были даже под дождём и снегом простаивать по несколько часов. И мне не важно знать каким способом и почему людей взбаламутили. Важен сам факт таких событий.
В то время в Карабахе под пулями погибали дети, в Сумгаите резали армян, а в Фергане в арыках плавали отрубленные человеческие головы. Я поехал на съезд не как турист, а как делегат, которому мои выборщики доверили свои голоса. А доверили они мне потому, что я их убедил в том, что время не пришло, что общество не готово решить наш вопрос, что немецкую голову могут так же легко снести, как и голову турка-месхетинца в Фергане, голову армянина в Баку или голову узбека в Оше.
И не русский народ в этом виноват, а те зарубежные силы, это ведь конкретные люди, хотя нам имена их неизвестны. У них был план, была программа уничтожения СССР. В этом плане нам отвели роль заложников. Сегодня, спустя тридцать лет, когда на Донбассе русские убивают русских, а в Украине русскую речь превратили в речь врага, легче понять то, что с нами тогда происходило. Лишь немногие всё понимали. Нам в то время объяснить это людям было очень трудно