Заметка А. Турчаниновой «Привет из прошлого Поповки!» о визите в Нижнепоповскую сельскую администрацию гостей из города Кемерово была опубликована в белокалитвинской газете «Перекрёсток» 25 сентября 2018 года. Речь в ней шла о встрече с Олегом Ивановичем и Александром Ивановичем Поповыми, представившимися потомками основателей хутора Поповки. А посетили братья далёкие края, чтобы, по их словам, уточнить некоторые сведения, изложенные в заметке, случайно подвернувшейся в Интернете. Будучи автором этой заметки, хотел бы, в свою очередь, кое-что добавить к тому, что «доподлинно известно» гостям.
Сама заметка, правда, в тексте никак не обозначена, но строчки из неё абсолютно узнаваемы. К сожалению, это не редкость, когда источник информации используется без всяких ссылок. Сельская администрация поместила материал с сайта Нижнепоповской школы на свой ресурс, и его в Кемерово, видимо, приняли за первоисточник. Вследствие этого, возможный дистанционный обмен информацией не сложился, хотя мог бы. Ну, что же, как говорится, «за неимением гербовой, будем писать на простой».
Начнём с того, что фамилия Попов – одна из самых распространённых не только в России и не только на Дону, но даже и в Белокалитвинском районе. Поповы всегда жили и сейчас живут, в том числе, и в Поповке, как собирательно называют современные хутора Верхнепопов и Нижнепопов, представляющие собой единую административную единицу. Безусловно, кто-то из этих людей может иметь отношение к основателям хутора. Но надо учитывать, что за время его существования, по самым скромным подсчетам, появилось не менее десяти поколений людей, то есть около двух тысяч лиц только в последнем поколении, если считать, что в каждой семье имелось по два ребёнка. Даже если взять половину от этого числа, с поправкой на войны и прочие факторы, то потомков всё равно много. На самом же деле, в прошлом семьи были гораздо больше, ибо только так они могли обрабатывать землю и обеспечивать свои жизненные потребности. По этой причине семьи часто жили вместе, не дробясь. Заметим также, что потомки, по понятным причинам, могут иметь различные фамилии.
Совершенно понятно, в силу изложенного выше, что достоверно проследить генеалогическое древо предполагаемых основателей хутора в наше время совершенно нереально. Генетическое родство с теми или иными людьми в такой дальней ретроспективе можно только предполагать. И именно в области предположений, причем не всегда достоверных, лежит почти всё рассказанное гостями.
На сайте школы написано, что Поповка не намного моложе Белой Калитвы, а в газетной заметке журналист предпочла написать «намного», учитывая, что Поповка, якобы, основана в 1805 году (год основания Новочеркасска), а Белая Калитва в 1703-м. Здесь надо разобраться в понятиях. Начнём с того, что, как известно, в этом мире всё относительно. Шутники, к примеру, спрашивают: «Три волоска – это много?» Кто-то, представляя себе лысину, им отвечает: «Вовсе нет». «А в супе?» «О, а в супе много, даже чересчур». Так и здесь.
Спросите, когда основана станица Усть-Белокалитвинская, и вам скажут, что в 1703 году. А рабочий посёлок Белая Калитва? Тогда же. А когда основан город Белая Калитва? И опять же, в 1703 году. Вот в том-то и дело. Ефим Дорогальный сотоварищи основал не станицу, а хуторок, который только после длительного времени стал полноправной станицей. И вот, вскоре после того, как в месте слияния Северского Донца и Калитвы выросла станица, как раз и появился хутор Поповский – так он назывался. Год его основания указан предположительно. И при этом стоит иметь в виду, что датой основания населённого пункта считается первое его письменное упоминание. Люди же обычно поселяются в облюбованных местах гораздо раньше этой даты.
Ну, а теперь рассмотрим поближе версию основания хутора, предложенную гостями из Кемерово. Итак, «один из них рассказал, что узнал от своего отца, что их предки – вдова и мать двоих сыновей, не желая отдавать своих детей в рекруты на 25-летнюю армейскую службу, покинула Воронежскую губернию (эти факты ранее не были известны)». Учитывая, что заметка приведена под рубрикой «Легенды и были родного края», я не стал бы так уверенно утверждать, что это именно «факты». Скорее, всё-таки «легенды».
На въезде в Нижнепопов установлен щит с названием хутора и краткой информацией о том, что хутор-де основан вдовой казачьего есаула в 1805 году. Мне точно не известно, откуда взята такая подробность и эта дата, но даже и на первый взгляд, такая информация совершенно не вяжется с утверждением о бегстве потенциальных рекрутов из Воронежской губернии.
Казаки служили все поголовно, а рекрутские наборы проводились для других сословий, называвшихся податными: мещане, крестьяне и т.д. Наборы рекрутов проходили не повсеместно, а поочередно в западной и восточной полосе. Так что, в пределах полосы, убежав от одного набора, можно было попасть в другой. Как говорится, из огня – да в полымя.
Иногородние на территории Области Войска Донского брались в рекруты на общих основаниях. Надо отметить, однако, что в это число попадали не все, а только небольшой процент населения, персональный состав при этом относился на усмотрение местных общин. В рекрутской системе допускалась замена лица, отдаваемого в рекруты, другим человеком. Ещё Петром I был издан указ, разрешающий лицам всякого сословия (даже крепостным) отдавать вместо себя в рекруты купленных людей. Единственного работника в рекруты не забирали. Исходя из этого, можно утверждать, что уклонение от набора в рекруты одного из сыновей вряд ли могло быть единственной причиной переселения на Дон людей, предположительно, не бедных и не крепостных. Не будем забывать, что после восстания Кондратия Булавина принцип «С Дона выдачи нет», собственно и послуживший поводом для восстания, более не действовал. Но нелишне, однако, заметить, что в Воронежской губернии тоже издавна жили донские казаки, мало того – эти места многими исследователями считаются родиной донского казачества.
В «Географии Российской империи» за 1835 год, в разделе «Об обитателях государства, их языках, вере и упражнениях» сказано: «Народы славянские: 1) Россияне, владеющий народ в Российском государстве, живут везде в России. 2) Казаки, как суть: а) Донские, живущие по обеим сторонам Дона, начиная от Воронежа до Азовского моря, по Донцу, Медведице, Хопру и Бузулуку... Хопёр – это левый приток Дона, крупнейший после Северского Донца, протекающий, в том числе, и по нынешней Воронежской области. Оттуда и могла переселиться вдова есаула Попова в станицу Усть-Белокалитвинскую. По крайней мере, для этого имелись веские основания.
После русско-турецкой войны 1768-1774 годов на Северном Кавказе по предложению князя Потёмкина создавалась Азово-Моздокская линия укреплений для защиты южных рубежей Российского государства. В связи с этим, хопёрским казакам было предписано покинуть родные места и переселиться на Кубань. В среде хопёрцев это вызвало протестное движение против насильственного переселения, которое переросло в крупное восстание 1792-1794 годов, подавленное карательными отрядами генерала Алексея Щербатова. Он же позже был председателем следственной комиссии.
В ходе следствия оказалось, что все бузулуцкие, хопёрские и медведицкие станицы Области Войска Донского не приняли войсковых грамот и отказались от переселения. Князь Щербатов признал их виновными и около пяти тысяч человек подверг наказанию кнутом, из-под которого немногие вышли целыми. Десятая часть попала в Сибирь. Есаул Рубцов, которого считали главным виновником бунта, получил 251 удар кнутом и в тот же день скончался. Заметим этот факт.
Восстание против принудительного переселения, получившее название Есауловского (кстати, из этой станицы происходит известный сообщник К. Булавина Игнат Некрасов), охватило и многие донские станицы.
В феврале 1794 г. на усмирение бунтовщиков, собравшихся в станице Есауловской, двинулся отряд казаков в 1000 человек во главе с наказным атаманом, генералом Андреем Мартыновым. К ним подоспел князь Алексей Щербатов с 5 полками под командою полковников Буткевича и Ребиндера и 4 батальонами пехоты, 2 эскадронами драгун, 4 полевыми орудиями, а также три Чугуевских полка под начальством генерала Матвея Платова. Силы были явно неравными.
6 июля последовали репрессии: 48 старшин и 298 казаков были закованы в цепи и сосланы в Оренбуржье, 1645 человек наказаны плетьми. Но бунтовалиё отнюдь не все.
По данным Воинской экспедиции об отношениях разных станиц к выселению на Кубань, отмечено, что указы – первый известительный и второй подтвердительный, приняли беспрекословно и составили списки выселяемых казаков 17 станиц: Золотовская, Губская, Траилинская, Нижне-Михайловская, Качалинская, Иловлинская, Казанская, Нижне-Кундрюченская, Усть-Быстрянская, Екатерининская, Усть-Белокалитвенская, Гундоровская, Митякинская, Луганская, Букановская, Остроуховская и Островская. После колебаний, к ним присоединились еще19 станиц, в том числе Калитвенская и Каменская. Были такие, что колебались, а 49 станиц открыто взбунтовались. В итоге переселить удалось только треть от запланированных 3000 человек, причём из непокорных станиц на Кубань отправились только 644 человека.
Зато старшин и казаков, которые с Дона были сосланы в Оренбуржье, оказалось значительно больше. Только по делу от 1796 года «О переселении на земли ОКВ преступников из казаков Войска Донского с отчислением их из оного» в Оренбуржье было переселено «всего 437 душ, а обоего пола 578 человек. Для конвоирования переселяющихся донцов-бунтовщиков назначены были Уфимские и Табынские казаки».
Основную часть переселившихся составляли не простые казаки, а хорунжие, есаулы, сотники, судьи, старшины и их семьи. Это, к слову говоря, тоже были репрессии и связанные с ними тяжёлые испытания, о которых в старину были сложены песни, но сейчас об этом не принято говорить. Ну, и, как во всех других подобных ситуациях в противостоянии с властью, здесь нельзя не увидеть отсутствия согласия между казаками.
Оставим на время тему переселения и проследим путь вдовы с двумя сыновьями, в соответствии с газетной заметкой, дальше. «С помощью плота она вместе с сыновьями сплавилась по реке Северский Донец и спустилась в устье реки Калитвы». Не будем придираться к такой «мелочи», как то, что Северский Донец не протекает по территории бывшей Воронежской губернии. Конечно, путешественники могли начать свой вояж с Дона, а затем попасть в Северский Донец. Правда, тогда бы им пришлось проделать долгий путь против течения, что совершенно нереально. Ну, еще остаётся речной вариант переселения откуда-нибудь с Белгородчины или с территории нынешней Украины. Но если отвлечься от достоверности самой версии сплава по Северскому Донцу, то можно признать, что такой способ заселения новых земель действительно существовал. Плот вполне можно назвать транспортом цивилизации.
В своё время знаменитый норвежский путешественник Тур Хейердал утверждал, что первопоселенцами в Полинезии были люди, приплывшие на плотах из Южной Америки, потом их поглотила вторая миграционная волна – выходцы из Азии, плывшие через северную часть Тихого океана. И норвежец доказал техническую возможность этого, проплыв через Тихий океан на тростниковом плоту Кон-Тики. В его команде, между прочим, был известный советский врач, путешественник и телеведущий Юрий Сенкевич.
Подобный способ переселения имел место и в наших краях. Сплавляясь по течению рек, люди, в первую очередь, искали свободные плодородные земли. При этом плот строился чаще всего из бревен, предназначенных для постройки будущего жилища. Бывало, что для этой цели разбирался дом на прежнем месте, чтобы потом собрать его на новом. Везли с собой также и всё, что можно было поместить на плоту: живность, скарб, сельский инвентарь. Всё нажитое, однако, забрать с собой не было никакой возможности. Это только на библейский Ноев ковчег помещалось «всякой твари по паре», а реальный плот – совсем другое дело.
Однако «поплывём» дальше. Попав каким-то чудесным способом в устье Калитвы где-то в районе нынешнего парка имени Маяковского, «неподалеку братья построили церкви и стали там попами, отсюда и фамилия Поповы». Само по себе это утверждение настолько фантастическое, что его можно было бы вообще не комментировать. Вероятно, кемеровские гости плохо знакомы с географией и историей наших мест. Никаких церквей «неподалёку» от устья Калитвы никогда не было, и быть не могло. Чтобы построить церковь, надо не только иметь потенциальный приход, то есть необходимое количество жителей, строительные материалы и работников, но еще и решение властей на отведение земли, а также согласие церковных управителей. Это всё требует немалого времени.
Достаточно вспомнить хотя бы историю строительства Троицкого храма в хуторе Дядине. Первое прошение о строительстве каменной церкви местным обществом было подано в 1882 году, через 4 года сооружение было завершено. Но еще 10 лет прошло в трудах и беспокойстве, пока были выполнены все требования. Только после этого церковь была, наконец, освящена и начала действовать.
Несколько слов о фамилиях. В России они массово стали появляться ближе к концу XIX века в ходе переписи, но в нашем случае утверждается, что вдова уже имела эту фамилию в начале века. Это вполне возможно, но фамилии священников обычно складывались из названий церквей и христианских праздников (Рождественский, Успенский), а также искусственно образовывались от церковно-славянских, латинских и греческих слов. Самыми звучными из них стали те, что были переведены с русского на латинский и получили «княжеский» суффикс -ск-. Так, Бобров стал Касторским (лат. castor «бобёр»), Скворцов – Стурницким (лат. sturnus «скворец»), а Орлов – Аквилевым (лат. aquila «орёл»). Фамилию Попов могли получить дети и внуки священника, но никак не он сам. Это, однако, противоречит местной версии о том, что Попова была вдовой есаула. Как ни странно, все эти «несовпадения» никого не озаботили.
Надо сказать, что версия с вдовой казачьего есаула при всей её расплывчатости, всё-таки представляется гораздо более достоверной. Трудно допустить, что в то время иногородние переселенцы могли бы основать на казачьем Дону отдельный хутор по собственной инициативе. Но дело не только в этом.
Упомянутое выше переселение казачьих семей с Хопра на Кубань происходило обозами, на подводах. При этом недвижимое имущество, предметы хозяйства переселенцами распродавались, чтобы на новом месте всё заново приобретать. Вполне возможно допустить, что и вдова есаула с сыновьями отправилась в путь вместе с переселяемыми на Кубань семьями, а потом повернула в сторону Усть-Белокалитвинской. Возможно, у неё были попутчики.
Вспомнив судьбу есаула Рубцова, можно предположить, что и смерть есаула Попова тоже могла быть связана с восстанием.
Можно допустить, что вдова есаула приняла решение с обозом переселяемых уехать из родных мест, но не на Кубань, полную опасностей. Ей вполне могла приглянуться тихая и покорная власти, обжитая станица Усть-Белокалитвинская, которая уже выполнила переселенческую разнарядку. К тому же переселение части усть-белокалитвинских казаков на Кубань неизбежно становилась причиной продажи их куреней по приемлемым ценам. Вот так вдова есаула Попова могла попасть в станицу. Разумеется, это всё предположения, но они не противоречат историческим фактам. Купив в станице жилье, обжившись, Поповы могли переселиться на то место, где потом и возник хутор Поповский. Называть хутора фамилиями владельцев было в то время обычным явлением.
Кстати говоря, переселявшиеся на Кубань бывшие запорожские казаки тоже нередко оседали на территории Войска Донского. Например, в Таганроге, в приазовских станицах и хуторах.
На основе предполагаемого переселения вдовы есаула Попова на речку Калитва, наверное, можно было бы написать остросюжетный роман, полный драматизма, но пока мы продолжим рассуждения о заметке в газете «Перекрёсток».
Дальше – больше. «Они основали рядом два хутора – Верхний и Нижний Попов». Не будем придираться к названиям, которые появились уже в советское время. И суть даже не в том, что, на скорую руку «построив церкви» и «служа попами», братья основали между делом еще и два хутора. Не мелочась, по одному на брата.
На деле, естественно, всё было не так. Основан в начале XIX века был хутор Поповский, располагавшийся на месте нынешнего хутора Верхнепопова. Ещё и во второй половине 1970-х годов, когда мы получили распределение в Нижнепоповскую школу, на Верхнем Попове можно было видеть очень старые постройки, летницы, крытые пластушкой, каменные изгороди и типичную беспорядочную застройку по принципу «где казак шапку кинет». Нижний Попов был уже и тогда другим, более современным, с относительно прямыми улицами и с преимущественно добротными домами.
Заселение хутора Поповского изначально было обусловлено тем, что он находился на возвышенности. В то время половодья были обычным делом, и территория нынешнего хутора Нижнепопова была подвержена масштабным затоплениям. Когда, в результате хозяйственной деятельности, половодья умерили свой натиск, началось заселение хутора Нижне-Поповского, а хутор Поповский стал Верхне-Поповским. Позже названия утратили «казачье» звучание и трансформировались в Нижний Попов и Верхний Попов. Нижний Попов был привлекателен, в частности, тем, что вдоль балки, проходящей по краю хутора, располагались земли, удобные для огородов, называвшихся на украинский манер левадами. Там близко располагались грунтовые воды, и можно было рыть так называемые «колодезьки», что позволяло вести поливное земледелие. Когда «на бугре» трава жухла от жары, внизу можно было еще долго пасти скотину и заготавливать сено. Уже первые поселенцы вырыли на Нижнем Попове питьевой колодец, сохранившийся и до сих пор, но уже не действующий. Наверху же вырыть колодец было невозможно из-за глубокого залегания грунтовых вод.
Вообще, массовое заселение хутора Нижнепопова началось в 1920-е годы XX века, и было обусловлено коллективизацией. В 1928 году в этой местности была впервые организована коммуна имени Мусабекова из 16 семей, приехавших из Баку, и беднейших жителей окрестных хуторов. Образец коммуны, пример коллективного труда, его практический результат убеждали лучше, чем горячие призывы агитаторов. Уже в 1929 году, когда в станице завершалось строительство моста через реку Калитва, коммуна была реорганизована в три колхоза. В хуторе Верхнем Попове был организован колхоз имени Емельяна Пугачёва, в котором первым председателем был Фролов Иван Петрович. В этом колхозе, позже переименованном в колхоз имени Суворова, председателем какое-то время работал местный уроженец, Герой Советского Союза Борис Иванович Быков. В хуторе Нижнем Попове, тогда ещё очень небольшом, был организован колхоз имени Степана Разина, а в хуторе Дороговском колхоз «Красный Лиман», первым председателем в нём был Медусенко Семён. Так что, никаких единоличных основателей у Нижнепопова не было.
«Также стало известно, что в 30-е годы прошлого столетия семью Поповых раскулачили. Их заставили покинуть родные края, сослав в Пермский край». Это практически единственное утверждение, с которым нельзя не согласиться, ибо такие события действительно имели место, и Поповы были отнюдь не единственными из «раскулаченных». Причём, заметим, основным контингентом раскулаченных семей на Дону были казаки.
Выселение и переселение казачьих семей не раз имели место и в имперские времена, чему пример – рассказанное выше. Но бывали и добровольные переселения, причем, даже в Сибирь. В 1890 г. 16 семей таких переселенцев – 65 донских казаков из станиц Еланской, Милютинской, Усть-Медведицкой, Чернышевской и Калитвенской – с разрешения администрации Сибирского казачьего войска основали в районе станицы Усть-Каменогорской новый поселок – Донской. Несмотря на запрет и отсутствие поддержки, донские казаки нередко пытались переселиться в Степной край самовольно.
Показательной в этом отношении является история переселения в Сибирское казачье войско казаков станицы Ермаковской, позже ставшей родиной ростовского губернатора В.Ю. Голубева. В октябре 1892 г. 35 семей казаков этой станицы (251 чел. обоего пола) направили в войсковое хозяйственное правление Сибирского войска прошения о зачислении их в состав последнего. «Причины, побудившие нас к перечислению из своего места жительства в Сибирское казачье войско, заключаются, главным образом, в недостаточности земель, угодий, в ежегодных неурожаях, последствием чего является голодуха и невозможность заняться хозяйством», – писали они. Решение вопроса затянулось почти на год, и когда этим людям «не из чего стало жить», часть семей весной 1893 г. самовольно отправилась в Семипалатинскую область. Им, благодаря настойчивости, удалось остаться на новом месте. Немало появилось позже желающих отправиться и на Кубань, когда первые поселенцы стали сообщать на родину о прекрасных условиях жизни на новом месте. Переселение на Кубань с Дона тоже пришлось запретить.
Достоверно также утверждение кемеровских гостей о мельнице, существовавшей на реке Калитве в районе хутора Верхнепопова. В нём, между тем, нет ничего нового, ибо это место и сейчас именуется «мельницей» или, опять-таки на украинский манер, греблей, то есть плотиной. Здесь местные рыбаки часто ловят рыбу.
Я вовсе не думаю, что братья Поповы имели целью ввести кого-либо в заблуждение. Они так, в силу своих возможностей, представляют себе историю своих предков. Ну, и на здоровье, хорошо, что их это волнует. Удивительно другое: ни у кого не появилось и тени сомнений в достоверности этой истории, красочно изложенной на газетной странице. Это заставляет о многом задуматься. О реальном уровне образованности, который проявляется, в первую очередь, через критичность мышления, о состоянии краеведения, о читательской активности населения.
Если материалы о событиях войны время от времени еще можно встретить в местной печати и в краеведческих обзорах, то другие периоды местной жизни благополучно забываются, обрастают небылицами. Стираются в памяти имена, события, детали и приметы тех или иных, часто сравнительно недавних, периодов истории. Именно забота о достоверности исторической памяти и есть основная задача настоящих заметок.
Великий российский учёный Михаил Ломоносов в своем научном труде об истории славян заметил: «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего». История страны, как река из ручейков, слагается из истории хуторов, станиц, сёл и городов. И каждый такой ручеек должен нести в великую реку времени чистую, не замутнённую вымыслами воду. г. Белая Калитва Ростовской области