Все люди равноценны – но вовсе не тождественны. В этом разнообразии – сила и богатство человеческой общности. В нем же коренится источник проблем: индивидуальные различия порождают иллюзию неравноценности. Люди не могут жить рядом, общаться и сотрудничать на равных – просто потому, что мы не одинаковы. Все это понимают, поэтому и мирятся с нарушениями своих естественных прав.
Грусть и жалость вызывают методы, которыми общественность пытается одолеть эту проблему. Размазывая сопли по щекам, стихийные моралисты призывают друг друга быть «добрее и честнее», чтобы не «создавать страдания» себе и окружающим. Они готовы на что угодно – лишь бы не признавать практической ценности науки – да еще такой занудной, как философия.
Философия решает эту проблему на раз-два, просто разделяя понятия равенства и равноценности. Для этого применяется критерий естественного права, который отделяет его (право) от неестественного – со всеми вытекающими отсюда практическими последствиями. В лаконичной общедоступной форме этот критерий формулируется «Правилом вахтера» и звучит так: «Обязанность дает право», – с ударением на любом из существительных имен. Соответствие между правами и обязанностями – это так же просто, как вся философская премудрость; которая достаточно обстоятельно регулирует применение этого критерия. Долг как крайнее проявление обязанностей определяется Правилом старшего брата: «Можешь, – значит, должен». А предел права (то есть, «власть») устанавливается «Правом сильных» (слышали о таком?): «Сильный отвечает за слабого».
Поэтому трезвый отвечает за пьяного, умный – за дурака, интеллигентный – за жлоба, труженик – за лодыря, честный – за подлеца, добрый – за злодея… Больной – за здорового. Сильный отвечает за слабого – это и есть та обязанность, которая единственно дает естественное право власти.
Неопределенным остается понятие «соответствия». Какое именно право дает вот эта конкретная обязанность? Какую именно ответственность принимает на себя человек, получивший определенные права? Конечно, философская наука подробно и обстоятельно трактует диалектику необходимого-достаточного, а отдельным курсом обучает студентов логически увязывать причину и следствие. Но повторять все эти тривиальные вещи на своей странице – значит выслуживать репутацию зануды. К тому же, у нас другая тема; к ней и перехожу… Пропуская все детали и забегая наперед, прямо скажу читателю, что вся эта философская премудрость не снимает вопроса, а только упрощает его – настолько, что в нем невооруженным глазом обнаруживается совсем другая проблема – проблема меры.
И здесь мы вплотную подошли к либеральной концепции свободы, которая (концепция) возникла еще на заре Просвещения, и с тех пор считается естественной. Свобода человека не должна препятствовать свободе других людей – и иного ограничения не имеет. Но, возникнув, эта идея сразу же породила и проблему: где заканчивается свобода одного человека и начинается свобода другого? Со времен Бэкона и Юма прошли столетия, и сегодня мы готовы дать определенный ответ на поставленный вопрос. Но вначале заметим, что на протяжении этих столетий человеческая мысль подходила к его решению как-то… не с той стороны. Это ведь не вопрос свободы, и даже не вопрос права. Это проблема меры, а она решена еще в античной Греции. Как известно, мерой всех вещей является человек, и только он вправе соизмерять и межевать. Не общество и не окружение, а он сам.
Это ведь только так кажется, что если человека не контролировать, то он будет раздвигать границы своей свободы до бесконечности (до «беспредела»), посягая на права окружающих. Нет, ограничивая их права, он ограничивает и свою свободу – принимая на себя соответствующие обязанности. И где проходит рубеж того и другого (а это единая граница, согласно Правилу вахтера), решает только он сам. Это и есть т.н. «свобода выбора»: если хочешь избежать ответственности, ограничивай свои права – и наоборот. Тоже, между прочим, философия – только другая. Это жизненная философия личности, над которой наука власти не имеет, – а значит, и заканчивается ее долг. Здесь предел научной компетенции.
Но есть еще долг науки перед собой. Философия естественного права так и останется бесплодным умствованием, лишенным практического содержания, – если не будут указаны пределы ее истинности. Другими словами, пора автору объяснить, где и почему возникает противоестественное право, которое Достоевский деликатно называл «только свинством».
Мы действительно все очень разные – и в разных ситуациях отвечаем друг за друга: мужчины за женщин или женщины за мужчин; горожане – за крестьян, или наоборот… Мыслители и труженики – друг за друга... Без особых душевных усилий мы начинаем командовать в привычной для себя ситуации, если окружающие, допустим, растерялись. Или уступаем другим ответственность – тоже без всякого принуждения. Обстоятельства сдвигают в ту или другую сторону гибкую ситуативную границу прав и обязанностей. Это и есть так называемая «компетенция» – а вовсе не штатное расписание, как многие считают.
Противоестественное право начинается там, где возникает «некомпетентность», – то есть, шизофреническое раздвоение этой единой границы; когда права начинают беспрепятственно расширяться – независимо от сужающихся обязанностей. И этот процесс действительно может зайти очень далеко (и нередко заходит), порождая массу проблем и для самого человека, и для его окружения. Если его не взять под компетентный контроль. Смысл и содержание такого контроля указываются философским «принципом ЛТП»: «Кто не способен себя ограничить, тот не достоин свободы».
Философия достоинства – тема сторонняя для нашего эссе, поэтому ограничимся замечанием, что речь идет просто-напросто о человеческой слабости, которая естественно порождает «право сильных». Свинство или не свинство, но когда человек теряет чувство меры, он теряет и свободу выбора. Кто-то сильный должен сделать такой выбор за него.
Основной закон противоестественного права записан на стене заброшенного здания в центре Новой Одессы: «Не что не истено все дозволено». И никто даже не подумает его забелить, поздно. Более дипломатичная форма этого призыва прозвучала в эфире «Что? Где? Когда?» в конце восьмидесятых: «Дозволено все, что не запрещено», – и для многих это было откровением. «Как! Уже?» – ахнул восхищенный телезритель – и в результате мы имеем то, что мы имеем. А чего здесь неправильного? – удивится читатель.
Вместо ответа на этот простой вопрос я задам свой, сложный: чего правильного в принципе права: «Незнание закона не освобождает от ответственности»? Как может человек отвечать за нарушение правил, которых он не знает? Между тем, всех устраивает такое положение вещей, и Уголовный кодекс изучают только юристы… ну, и преступники. Закон только устанавливает только нормы нравственности и карает за их нарушение. Но мораль шире и выше нравственности. Живи по совести – и ты никогда не будешь иметь проблем с законом. А если идешь против… чти Кодекс, и очень внимательно. (Ну, то есть, так мыслится по идее – а на практике случается всякое.)
Запретительное право необходимо всякому цивилизованному обществу как защита от дурака и негодяя, готовых дозволить себе все что угодно, без всякого предела – как только будет можно. Но цивилизованность не в том, что запрещает закон, а в том, что разрешают себе граждане.
Николай Бердяев верно заметил, что идея свободы находится в непримиримом противоречии с идеей справедливости. Беспредельная справедливость несовместима ни с какой формой свободы, и обратно. Но не надо надеяться, что, отказавшись от справедливости, мы взамен приобретем свободу… или обратно. Исходя из идеи безграничной свободы, Шигалев, помнится мне, заключал беспредельным рабством – это закономерно и логично. Противореча друг другу, свобода и справедливость бессодержательны друг без друга; и обе являются нормами естественного права. Естеству противоречит беспредел.
Ничего нового я читателю не сказал… Во всяком случае, не собирался. Все мы подсознательно понимаем справедливость и категоричность «Правила вахтера», а большинство им бессознательно руководствуется – как принципом своей жизненной философии. Но подсознательное понимание – это только чувство, замкнутое в человеке, если он затрудняется называть вещи своими именами. Чувство обладает высокой дисперсией и поэтому изолировано в обществе. Только осознанные поступки создают конструктивные отношения между людьми и ограничивают энтропию. (Но здесь, опять же, начинается философия понимания-общения-одиночества, углубляться в которую недосуг.) Другими словами: понимать мало, надо еще и знать. Знание – сила.
И вот в порядке жизненной философии… Ну, тут же нет науки, тут литературный сайт, правильно? Так вот, в порядке жизненной философии, я вот что хочу сказать… И не только хочу, а просто-напросто обязан, иначе тема публикации не будет раскрыта.
Нельзя переупрямить или перехитрить Природу, ну нельзя. Бессмысленно спрашивать: «Кто виноват?» – пока нет ответа на вопрос: «Что делать?» Ну, это знают все. Пришло время предоставить читателю дополнительную информацию по этой тематике. Бессмысленно отвечать и даже спрашивать: «Что делать?» – пока не выяснено, «что происходит». Или, допустим: «Почему все так, а не иначе?» Именно в такой последовательности следует задавать означенные вопросы в трудных случаях. Когда возникает проблема понимания.
Поймите нас правильно – ни автор, ни философия не собираются навязывать читателю никаких правил, обязательных для исполнения. Мы просто пытаемся понять: «Как оно есть на самом деле, что происходит, и почему все так, а не иначе?» – и ответы сообщить читателю, исключительно на предмет конструктивной критики.
Каждый истинный принцип умеет себя соблюдать, и Природа сама заботится об исполнении своих законов. На самом деле, никто никогда не спрашивает: «Кто виноват?» – до тех пор, пока не выяснит, «что делать». Просто его ответ может быть бессознательным или глупым. Критерием глупости выступает, естественно, практика. Но глуп не человек, глуп ответ. Человеческая глупость возникает, когда мы держимся за глупые ответы, вопреки, мягко говоря, практике. Да еще и навязываем их окружающим – но это уже дурость. И то, и другое проявляется именно в трудных случаях, вместе с проблемой понимания. (Что такого сложного я говорю? Не понимаю.)
«Не понимаю, почему хорошее решение не приводит к хорошим результатам. Что происходит?» – примерно так рассуждает умный человек. Он осознает проблему и задает себе вопрос, который и нужно задавать первым в трудных случаях, призывая логику на помощь практике. Вот вам и вся философия… трех вопросов.
«Готовый ответ лжив в любом случае», – так говорил Лукьяненко. Если человек мыслит, он задает себе все вопросы, которые нужны для правильного решения или умного мнения. Это и называется «ответственностью». Иметь свое мнение – это естественное право человека, дарованное ему Природой. Но оно же и обязанность; и если человек с ней не справляется, то он, естественно, теряет и право. Природа об этом позаботится.
2019