Тангун

Глава 1.

Лето вступило в свои права, наполнило землю зеленью, а небо глубоким ультрамарином. Деревья переливались яркой листвой,  среди которых  уже проглядывали наливающиеся соком плоды. Над густой травой порхали бабочки,  в кустах выводили трели птицы, звенели тысячами голосов невидимые цикады. Вокруг жужжали мошки и надоедливые  мухи.
Борей сидел в беседке с высокими колоннами, вспоминая прошедшее  совещание. Вожди  племен  собрались,  но до единства мнений  было далеко. Все закончилось взаимными упреками, выплеснув из памяти вековые обиды. Получилось не совещание, а перепалка  претензиями, после  чего все недовольно  покинули  Чосон.
Дома остались только родственники и ближайшие друзья, чтобы поддержать  огорченного Борея,    наметить  план  на дальнейшее.
– Первый  блин комом,  – успокаивал   Мауль. – Порой племя собрать трудно, а тут речь о многих народах. Нация, как и человек, рождается в муках, и в данном случае, как говорит Хванун,  все должно  проходить  через великое  испытание. Хорошо,  что хоть откликнулись и собрались,  значит,  время поговорить по душам пришло.
– Арджуна прав, – с горечью заключил  Борей.  – Чосон слаб, чтобы объединить  племена  Приморья. И не обладает таким богатством, чтобы привлечь вождей. Может быть, рано заговорили об объединении, надо сначала найти общий язык, выявить острые углы и притереться друг к другу.
– Сколько для этого надо времени? – Мауль с сомнением кивнул головой. – Человек редко открывает свое сердце, как говорят  в народе,  для этого мешок  соли надо съесть, а тут племена  с разных мест, с разной  историей,  своеобразными верованиями. Притереть  их нашей  жизни  не хватит, потребуется тысячелетие. Я думаю, надо ломать старые племенные традиции,  создавать новые формы правления.
Борей промолчал, и теперь жалел об этом, нельзя опускать руки. Прав Мауль, мало надежды приручить диких вождей, надо создавать органы прямого правления, а для этого столько дел впереди, выпавшие  на их долю.
Солнце  опустилось  над самым  горизонтом, окрашивая редкие облака в пурпурный  цвет. Беседка  утопала в персиковых деревьях, склонившихся почти к самой земле тугими ветвями  с яркими  плодами.  В лучах  заходящегося  солнца Борей  не заметил,  как  в саду между деревьями  опустился огненный шар, лишь легкий  ветерок шелохнул деревья,  да неистово вокруг  залаяли собаки.
– Никто  нас не встречает,  – смеялась  Унне,  – значит, сюрприз удался.
Борей  заметил  их, когда они вышли  из тени деревьев и направились в его сторону.
– Унне! – только и смог промолвить отец, поднимаясь им навстречу.
Она подошла к нему, прижалась щекой к плечу, как всегда делала в детстве. Увидев Хвануна, топтавшегося сзади, Борей прижал и его к груди.
Весть о том, что вернулась Унне, мгновенно облетел дворец. Все побежали  в сад, служанки  стали искать  Маринэ, чтобы первым сообщить радостную весть. Мать обняла дочь, и обе заплакали  навзрыд.
– Как что – в слезы! – ворчал Борей.  – Радость какая выпала, а они  разводят  сырость.  Знакомься, мать, дочь приехала  не одна!
Хванун преклонил колени перед Маринэ, опустил голову в поклоне. Маринэ подняла его, провела пальцами по его щеке.
– Вижу, – сказала она, – что дочь прилетела  с божественным созданием.  Добро пожаловать  в  дом, в котором  дочь провела счастливое детство.
– Жизнь еще только начинается, – сказал Хванун, – надеюсь и дальше счастье не оставит ее и всех в этом доме.
Маринэ  приказала  собрать  на стол все,  что найдется съестного. Тут же созвали гостей, пир в честь приезда дочери с долгожданным мужем продолжался  до глубокой ночи. На следующий день стали приходить соседи. Им говорили,  что Унне гостила у брата, который  плавал на большом подводном корабле.
Но обман раскрылся быстро,  услышав радостное  известие, Мирык  спешно  прибыл  в Чосон  с Ироватой  и Тонхэсси, чтобы приветствовать сестру с мужем.
Шила в мешке не утаишь – весть о Хвануне,  сыне Повелителя Неба,  быстро распространялась по всему Кыктоню. Этому в немалой степени способствовал Мауль, перед которым Унне не скрывала своих тайн.
– Хванун сын Повелителя Неба, – говорил он всем встречным, – нельзя нам ударить грязью в лицо.
– Правильно, – соглашались  вожди племен,  – пусть он станет  нашим  государем,  земли  у нас  много,  всем места хватит.
В Чосон толпами потянулись люди со всех сторон. Только что разъехавшиеся вожди заспешили снова назад, приезжали с подарками, называли Унне Матерью Мира, клали перед ней низкие поклоны, прося избавления от болезней и ненастий. Вожди искали встречи с Хвануном, старались прикоснуться к его божественной руке. Тому скоро все это наскучило, да и Унне порядком  устала от столпотворения народа.
Выручил Мауль, который  пригласил  молодых  на гору Тхэбексан, чтобы провести там свадебный обряд Хвануна и Унне. Трехглавая  гора в дни бракосочетания выглядела прекрасно. Везде под деревьями были установлены  столики с яствами,  была слышна  приятная музыка.  Днем и ночью по тропинкам, где проходили паломники, небольшие  шары медленно  скатывались сверху, разбрасывая искры  света. Яркое  свечение устремлялось высоко в небо, полыхая в нем огненными перекатами. Сияние  горы доходило до самого Чосона,  и даже дальше, в небе над морем до восхода солнца не утихало зарево.
Вершина горы, обычно окутанная туманом, в эти дни кра- совалась пирамидами и башнями священного града Синси, откуда Хванун, повелевая  духами Ветра, Дождя и Туч, распоряжался 360 земными  делами.  Под священным деревом Тан у алтаря жертвенника духам восседал в белом одеянии белобородый  старик,  нараспев читая стих: «Да будет славен Повелитель Неба Хванин! Вновь зацветет Древо Жизни, Возродит его славный Хванун! Матерь Мира, Благословенная Унне, Вернет нам с Арктиды Золотой Век на Земле!».
Ночью в море неожиданно появилось свечение не менее яркое, чем на горе Тхэбэксан. Огненные шары один за другим медленно опустились на гору, где шли свадебные торжества. С легким звоном шары раскалывались, и из них появились Ар- гун со своими людьми. В Синсине все замерли от неожиданности, потом приветственные возгласы взметнулись в небо.
Аргун с Сухадрой подошли  к центру торжества,  где их приветствовали Борей  и Маринэ, Косиль  и Юко,  Масаинь и их многочисленные гости. Аргун обратился к виновникам торжества:
– Брат мой Хванун! Я получил приглашение на свадьбу Хвануна и Унне, решил прилететь со всеми своими людьми. Мы очень торопились, пришлось выжать все ресурсы виманов, чтобы во время оказаться здесь. Надеюсь, мы не очень опоздали?
Мирык и Тонхэсси повалились на колени перед родителями, признались в любви друг к другу и попросили благословения на брак. Решено было отпраздновать на Тхэбэксане две свадьбы. А где две, там и третья – боги троицу любят. Иравата предложил руку и сердце ненаглядной княжне Конджу, которая для вида попросила подумать две недели, но под напором Унне согласилась на свадьбу. Братец Го тоже заикнулся о своей помолвке, но выбрал неудачную пару – дочь своей служанки, которая когда-то играла с ним в куклы и уже успела дважды побывать  замужем.  Императрица Масаинь   разгневалась: «Что за балаган выдумал Когонь?». 
Братец  Го очень боялся материнского гнева, тут же отказался от своего предложения.
Мирык  и Тонхэсси, Иравата  и Конджу присоединились к Хвануну и Унне. Совместные свадьбы не возбранялись во все времена.  Пиршество разгорелось  с новой силой,  такого веселья еще не видела гора Тхэбэксан.
Информация с горы транслировалась прямо  на звезду Тхэильсон.  Отец Хванин  поздравил молодых, пожелав всем счастья  и веселого праздника. Поздравляли родителей  женихов и невест, поступали  подарки  виновникам торжества, поднимали тосты за всех присутствующих. Говорили  все красноречиво, потом стали разыгрывать призы за исполнение песен и танцев, предложили различные соревнования. Смех и музыка звучали несколько дней, но веселилась в основном молодежь.  Унне редко выходила  к гостям,  ей трудно было долго выдерживать однообразное положение  из-за большого живота.

Глава 2.

Несколько дней тучи почти беспрерывно лили грибные дожди. Наконец, выдалось безоблачное утро, поднялось жаркое солнце, быстро высушив сады и поля. Маленький Тангун смотрел  в окно  и не откликался на зов бабушки.  Маринэ хотела прогуляться с ним на свежем воздухе, может, сходить на речку, где внук любил побегать по траве.  Она нашла его за окном с видом на дорогу, уходящую прямо через степь за горизонт.
– Ты почему не откликаешься, я ищу тебя по всему дворцу!
– К маме хочу, – ответил мальчик  и грустно посмотрел на бабушку.
– Но мама далеко, – Маринэ  погладила внука по головке, – скоро она закончит учебу на далекой звезде и вернется.
– Нет, она близко! – Тангун топнул ножкой. – Она на горе, под моим деревом Тан, только ты не хочешь туда меня везти.
Маринэ  взглянула  на внука,  в его взгляде было столько недетской тоски и печали, что сердце ее дрогнуло.
– Хорошо, Тангун, – сказала она, – я сейчас же велю запрягать тройку, и мы на колеснице отправимся на твою гору.
Через  короткое  время  наскоро  собранный королевский кортеж выехал из  дворца Чосона в сторону горы Тхэбэксан. Мауль за последние  годы на средства храма пробил ровную дорогу, уложенную  каменными плитами, так что в течение одного светлого дня бодрая тройка лошадей домчала кортеж до горы. Еще засветло слуги подняли их на паланкине на вершину до дерева Тан, где их встретил неизменный страж жертвенника  духам. Старик еще больше сгорбился, седая борода взъерошилась, но взгляд его был как прежде бодр и светел.
– Я не библиотекарь, – начал он, – а старый ворон…
– Да ладно уж, – улыбнулась Маринэ, – знаем эти присказки.  Что, не узнал нас?  Вот внука привезла,  помолись за наследника Хвануна.
– Совсем старым стал, – пожаловался старик, – глаза ничего не видят. Так это Тангун так подрос? Как время бежит, не успеешь оглянуться, внуки уж на небе. Кажется, только вчера Унне девочкой стучалась в мир повелителя Неба. Верно, сын скучает по матери?
– Вот об этом и речь, – сказала Маринэ, – Тангуну кажется, что мать здесь рядом.
Тангун между тем подбежал к священному дереву Тан, обхватил ствол обеими  руками и прижался  к нему всем телом.
– А-о! – крикнул он, глядя  вверх во всю свою силу. Листья  дружно зашумели,  произнесли как  заклинание: «Тангун-Вангом!»
– Тысячу лет, – сказал  старик,  – черная  береза хранила дороги небесных духов, теперь она стала оберегом Тангуна, и будет служить еще тысячу лет. Пока она стоит, Тангуну ничто не угрожает. Вот только я свое отслужил, так что подумайте о новом хранителе алтаря. А пока идемте, я открою своим ключом ворота во дворец Синси, где отдохнете до завтрашнего дня. Пойдем, маленький Тангун, утро вечера мудренее, завтра увидишься со своей матерью в черном ящике по связи со звездой Тай-И.
Тангуну нравился  дворец Синси,  где можно  было разгуляться  по залам, смотреть на развешанные в стенах портреты отца и матери.  В помещениях гуляли   ручные животные, в больших деревянных кадках росли деревья и цветы, с которыми можно было поговорить о чем угодно. Особенно нравился зал театра, где было объемное изображение. Тангун обычно включал свадьбу родителей и смотрел, как отец и мать принимают поздравления и подарки. Тут он обычно засыпал, Маринэ поднимала его, несла в спальню и укладывала в постель. В этот раз, несмотря  на дальнюю дорогу, спать не хотелось. Маринэ  вернулась в зал театра и от нечего делать включила изображение, нажала в пульте управления  на первую попавшуюся кнопку.  Объемное  изображение высветило дворец повелителя Неба в тот момент, когда Хванун появился перед родителями и представил им Унне. Картина  заинтересовала Маринэ, она стала следить за развитием событий.
– Моя жена, – сказал Хванун, – прошу любить и жаловать.
– Вы, – Нюйва  неестественно улыбнулась,  – получили родительское  благословение, прежде  чем объявлять  себя мужем и женой?
– Нет, – беспечно  отвечал Хванун, – мы даже не успели сыграть свадьбу, торопились на Тхэильсон до магнитной бури в межзвездном  рукаве.
– Да разве это важно,  – сказал миролюбиво Хванин,  – наше благословение отпразднуем здесь, а вернутся, благословение родителей невесты отпразднуют там.
– Все не как положено, – фыркнула  Нюйва,  – свадьбу сначала справляют у невесты, а потом у жениха.
Может быть, Маринэ судила предвзято, но от ее взгляда не ускользнуло легкое пожатие правым плечом Нюйвы, правда в это время она поворачивалась в ту сторону.
Унне быстро  нашла  общий  язык  с младшей  сестренкой мужа Наталь. Трое ее детей от землянина быстро признали Унне своей, и на первое время они обучали ее разным дворцовым этикетам. Потом пошла школа начального обучения, а на среднем уровне Унне не выдержала. Маринэ долго смеялась, как Унне закатала по лбу персиком молодого учителя и потребовала от мужа возвращения домой.
Вспоминая, как Унне трудно рожала крупного  ребенка, а потом семь месяцев  кормила своей грудью, не признавая никаких кормилиц, Маринэ проникалась чувством благодарности к своему зятю Хвануну.  Он был внимателен  к жене, возвращаясь с поездок,  не забывал  о подарке,  всякий  раз стремился расширить ее образование, приближая ее познание к абсолютному знанию.
Настало время отнять Тангуна от груди, и Хванун убедил всех о необходимости учебы Унне в школе на Тхэильсоне. Ребенок при ней был бы большой помехой,  Маринэ настояла, чтобы Тангун остался при ней. Хванун заикнулся об особой ответственности, но Маринэ  не стала слушать зятя.
Неожиданно Тангун  оказался  легко восприимчивым к болезням, часто у него появлялся жар, не обходили стороной инфекции. Маринэ начинала лечить внука известным ей способом, но тут появлялся Хванун и заканчивал лечение по своим звездным рецептам. Что лучше помогало, одному богу известно, но в общем Тангун вытягивался и рос не по дням, а по часам.
Первое столкновение Унне со свекровью произошло через год пребывания на звезде Тхэильсон. Намечалось что-то вроде каникул,  когда Унне могла более свободно  распоряжаться своим временем.  Она поговорила  с мужем, чтобы он привез Тангуна на звезду, но Нюйва воспротивилась этому.
– Я не хочу, – прямо заявила свекровь, – чтобы сын этой женщины  появился в Нефритовом дворце!
Это было странно услышать от всегда спокойной богини Нюйвы.
– Что вам сделал мой сын? – вспылила  Унне. – Нефритовый дворец,  насколько я понимаю, дом дедушки,  и внук имеет право бывать в нем.
– Я так хочу, – отрезала Нюйва, – для Тангуна дорога сюда заказана раз и навсегда.
Унне проплакала весь вечер, Хванун не знал, как ее успокоить.
– Почему она так относится к Тангуну, – удивлялась Унне, – ведь она даже не видела нашего ребенка.
– Я виноват! – с горечью  отвечал  Хванун.  – Ты очень похожа на мою мать, земную женщину, и мачеха не может простить  этого.  Вспомни  мелкие  придирки к тебе, все это из-за моей матери.
– Соберемся  и уедем отсюда, – предложила  Унне, – мир не сошелся на нефритовом дворце клином, проживем своим умом.
– Этого сделать я не могу, – сказал Хванун, опустив голову, – чтобы ни случилось,  я поклялся не оставлять отца. Подумай, дети выросли, у каждого свой интерес, фактически он одинок.  Прошу тебя понять это, ведь ты тоже поклялась не оставлять меня ни при каких обстоятельствах.  Такие обстоятельства  настали,  мачеха никогда  ни единым  словом не упрекала меня,  но на моем сыне ее прорвало.  Наверное, стареет, боги тоже не вечны.

Глава 3.

Седьмой год Тангун рос под наблюдением бабушки, лишь изредка  общаясь  с отцом и еще реже с матерью,  из-за  чего сильно  страдал. Практически мальчик был одинок, и только в мечтах купался в безбрежной материнской ласке. Он выдумывал разные истории, в которых до хрипоты спорил с отцом, приводя неотразимые аргументы. Постепенно образ матери заменился абстрактным созданием, которое  всегда было с ним. Оно ненадолго воплощалось то в соседскую девчонку, прогуливающуюся со своими братьями в королевском саду, то в классную учительницу с ее длинными волосами  на макушке головы, а то иногда в цветочек,  который он срывал и прятал в укромное место в своей комнате.  Цветочек увядал, он выбрасывал его без сожаления, искал новый объект обожания. Почему-то бабушка Маринэ  никогда не становилась им, просто она была небольшой  его частью, с которой он не мог расстаться. Исчезни бабушка на какое-то  время, его несказанно бы удивило – такого он просто не мог представить.
Скоро Унне окончила  высшую школу,  и с радостью покинула мрачный  нефритовый дворец Тхэильсона. Хванун в управлении  земными  делами все меньше опирался на опыт отца, возможности передачи сигналов с круговой модуляцией намного  превышали  объем передаваемой  информации на звезды, были созданы устройства более быстрой ее обработки, так что у него появилось свободное время.
Хванун решил  заняться  образованием сына,  но ему для толкового объяснения не хватало наглядных пособий, учебников и опыта их интерпретаций, а самое главное – не было желания Тангуна усваивать научные премудрости. Обстановка вокруг была такая, что он не понимал главного – где можно применить на практике то, о чем толковал отец. Его окружали вожди племен  с копьями  с каменными наконечниками, бронзовые  ножи были для них в новинку, товар понимали только натурой, больше всего уважали физическую силу. Все усилия Хвануна оканчивались туманной рябью в голове сына, к тому же бабка Маринэ  и дед Борей  с ревностью относились к продолжительным занятиям. По их мнению,  занятия абстрактными вещами могли пагубно отразиться на хрупком здоровье Тангуна.
Унне после возвращения с учебы попыталась вернуть любовь сына,  но неожиданно натолкнулась  на его сопротивление. Нет, Тангун был приветлив, выполнял ее просьбы, но как-то механически, без души. Душа его была занята выдуманным  существом,  для материнских притязаний там не оставалось места. Его не интересовали домашние  дела, он предпочитал охоту, рыбалку и шумные игры со сверстниками на свободе. Назидательные уроки Унне ни к чему не приводили, только усиливали его отчуждение.
Тангуна пугало одно явление, во дворце в Синсине, иногда из воздуха появлялся дед с усами и бородой, который вначале внимательно смотрел на него, потом подзывал к себе пальцем. Погладив его волосы, дед взмахом руки показывал, что может быть свободным, и исчезал вместе с креслом.
Тангун как-то  рассказал  бабке Маринэ  о появлении незнакомого деда из воздуха. Та выслушала его внимательно, расспросила об одежде, в которую был одет призрачный дед. Поразмыслив, она успокоила внука, что не надо бояться этого деда. Скорее всего, это был Хванин, который таким образом навещал своего внука из далекой звезды Тхэильсон.
– В следующий  раз, – подсказала  Маринэ, – попроси  у деда игрушки.
Случай не заставил себя долго ждать, дед появился во дворце Чосона.  Тангун сам подбежал к нему навстречу, вежливо поздоровался и попросил игрушки. Дед улыбнулся, погладил его головку и испарился. Зато в своей комнате Тангун обнаружил все что может желать мальчишка его возраста. Больше всего понравилась удочка с небольшим  экраном, в котором можно  было наблюдать за рыбой,  хватающей крючок  с на- живкой. С этой удочкой Тангун часто ходил на речку Писоган1 и ловил рыбу больше всех своих сверстников.
Однажды вечером Тангун сидел на берегу, забросив крючок с грузилом подальше за стремнину, где течение кругами ска- тывалась к противоположному берегу. В  садке, спрятанной в траве небольшой заводи, было довольно много пойманной рыбы. Что-то там шуршало, послышался плеск воды, потом все затихло.
Поймав белянку, длиной меньше ладони, Тангун зако- лебался: посадить ее в садок или отпустить, – рыба сорная, мелкая и костлявая. Подумав, решил бросить в садок, на что-нибудь пригодится. Подойдя  к заводи, потянул шнур садка. Оно легко заскользило по воде. Тангун ахнул: шнурки были развязаны, в садке ни одной рыбы.
В траве  раздались хлопки о поверхность воды,  тихий детский  смех. Тангун  решил,  что это шутки сестренки  соседа, которая тут крутилась недавно. Он прыгнул в воду и поплыл в сторону шевелящейся травы на воде. Там что-то ойкнуло, в руки попалось скользкое тело. Оно вырывалось и царапалось, но Тангун крепко ухватил его и направился к берегу. Среди травы мелькали мелкие чешуйки, по которым Тангун понял, что это не соседская девчонка. Дойдя до берега, он убрал мокрую траву и с удивлением  обнаружил,  что в его руках оказалась девочка лет семи, одетая в чешуйчатый  костюмчик, плотно прилегающий к ее телу. Девочка смотрела на него с ужасом.
– Не бойся,  – сказал он, – я не сделаю тебе ничего плохого. Вот только хочу спросить,  зачем ты развязала  садок и отпустила мою рыбу?
– А это не твоя рыба, – вдруг смело ответила девочка, – Ты поймал служанку, которая по утрам мне подает тапочки, поэтому я развязала шнур в садке.
– Так это твоя служанка сейчас нырнула в глубину, оставив тебя одну?
– Нет, она не оставила меня, – девочка показала  на воду, – вон ее голова, она без меня не может уплыть в наш подводный дворец, иначе отец ее строго накажет.
– Так ты из подводного царства? – он удивленно почесал за ухом. – Кто твой отец и как тебя зовут?
– Я принцесса Асадаль, мой отец речное божество Чобэк, – после раздумья она добавила, – но ты нарушаешь этикет, расспрашивая меня, мужчина первым должен представиться даме.
– Вот так дама, – он рассмеялся, – ростом с ноготок! Ну, ну, не сверкай глазами, я пошутил, ты очень красивая девочка. Меня зовут Тангун, мой отец Хванун,  сын Верховного небесного владыки Хванина. Может, слышала о таком боге?
– Конечно, слышала,  – ответила она, – у нас во дворце висит икона  с этим богом, отец даже очень уважает его. Но про Тангуна я слышу  впервые.
– Вот как! – он присвистнул, – Я о вашем  подводном царстве тоже ничего не слышал. Почему тебя назвали таким страшным  именем – Асадаль? Верно, у вас под водой очень холодно и голодно?
– И ничего не голодно, – обыженно сказала девочка, – в реках сосредоточено основное количество живности морей и океанов. А океан, знаешь, какой большой? Намного  больше суши, так что у нас основной запас пищи. Меня так назвали для отвода нечистой  силы от этой пищи.  Отец говорит,  что реки Приморья и Чукотки могли бы прокормить всех людей на земле, только никто об этом не заботится.
– Как раз о Приморье заботится мой дед. Давай дружить, раз мы познакомились. Я часто прихожу сюда на рыбалку, теперь буду здесь каждый день. И ты приходи, будем с тобой встречаться,  рассказывать – ты о подводном  мире, а я о земном.
– Ты невежда! – она выпятила губки. – У нас тоже земное царство, только оно под водой, а вы живете на суше. Еще неизвестно, кто старше – водяные или сушняки. Говорят, земля дает урожай. Ничего подобного! Везде урожай родит вода! Так уж быть, я буду иногда приходить сюда, только ты не лови на крючок моих подданных. Если будет нужна рыба, я сама тебе буду их приносить, из тех, что мы разводим в аквариумах.
Вечером  Тангун  рассказал  бабке Маринэ  о подводном царстве  и своей  встрече  с принцессой Асадаль. Бабка  не удивилась, люди с подводными жителями встречаются часто, и даже обмениваются предметами  из металла на раковины, жемчуг и другие продукты моря. Тангун высказал особое удивление, что принцессе Асадаль всего семь лет, но рассуждает она как взрослая.  Дед Борей объяснил, что подводный  мир развивается быстрее, чем мир на суше.  Многие рыбы и осьминоги в два года уже становятся  взрослыми, а кальмары редко доживают даже до этого возраста.
– И как тебе показалась  принцесса Асадаль? – спросил Борей.
– Ей семь лет, – восхищенно сказал Тангун, – но она прекрасна,  словно только что распустившийся цветок лотоса, и, представьте, очень много знает.
Уходя ко сну, Тангун  грезил образом  новой  знакомой, а Борей так, между прочим, сказал Маринэ, что надо бы узнать больше о водяной принцессе. Там, под водой, сплошной матриархат, нравы  строже,  чем на суше, девочки  в семь лет уже обяза- тельно помолвлены.
Маринэ  высказалась еще откровеннее:
– Хорошо бы сосватать эту принцессу за Тангуна, девушки моря очень приятные и приветливые. Попросим содействия Мауля в этом вопросе!
Маринэ  не откладывала  задуманное  в долгий  ящик,  на следующий же день по своим связям узнала, что Асадаль единственная дочь речного божества Чобэка, еще не помолвлена, родилась в год лошади.  Помолвка затруднена  тем, что отец девочки, речное  божество  реки  Писоган2, общается  только с речным  божеством  реки Чхонха3,  у которого  три дочери. Будь у того хотя бы один сын,  Асадаль, несомненно, была бы давно помолвлена.
С этими сведениями Маринэ  выехала в Чундон к Маулю. Тангун впервые отказался сопровождать бабку, его перестали интересовать  представления в театре Синсин, где прокручивались трехмерные игры с фантастическими животными.
По утрам Тангун спешил  на речку Писоган, для вида захватив пару удочек. Солнце прогревало воду, и тогда появлялась Асадаль. Они весело обсуждали события  ночи,  что им приснилось, кто вечером был в гостях. Тангун или Асадаль вынимали из мешочка что-нибудь вкусненькое, захваченное тайком из кухни. Поев, они резвились на перекате, гоняясь за тенями рыб, наблюдая за полетом птиц, вместе отыскивали корни съедобных растений, собирали ягоды и грибы, жарили на костре. Ближе к обеду с сожалением расставались, потому что обоих ждали строгие учителя.
Глубокой осенью, перед первой порошей, Тангун должен был возвращаться в Синсин к родителям. Прощались с надеждой на раннюю весну следующего  года.
Рассказ Маринэ быстро решило проблему с Асадаль. Мауль хорошо был знаком  с речным божеством Чобэк,  который  в молодости служил мотористом на корабле «Славия». Узнав, что речь идет о сыне Хвануна, Чобэк с радостью согласился на помолвку.  Свадьбу согласились  сыграть через три года, когда Тангут достигнет совершеннолетия.
Три года прошли  незаметно, в Синсине праздновали совершеннолетие Тангуна и одновременно справляли свадьбу с Асадаль. По случаю этих торжеств на священную гору Тхэбексан спустился дед Тангуна, владыка неба и земли Хванин, не голограммой, а собственной персоной. На встречу с Хванином прибывали  старые его сподвижники, члены Совета высших сил. Совет был создан Хванином  перед отбытием  на звезду Тхэильсон, с тех пор не обновлялся. Члены Совета обладали абсолютным знанием, могуществом во всех трех мирах, могли путешествовать во времени. Они сканировали сознание разу- мных существ, контролируя развитие цивилизаций, чтобы не допустить самоистребления, как это случилось с Атлантидой.
С размахом, как всегда, явился Посейдон в перламутровой раковине, запряженной пятью разноцветными драконами. На раковине  радужными  красками светился  герб морского царя в виде трезубца.
Тихо, прячась в тень, прибыл ёмна-тэван Йама, грозный владыка подземного царства. Он выглядел плохо, на каждом шагу впадал в спячку, с трудом поднимал  слезящиеся глаза. Его всюду сопровождал Мёнбусин, который мог определять желание шефа по едва заметному движению его век.
Опираясь на посох, неспешно вымеряя пространство, своим ходом пришел Махадма. Но его медленная походка была обманчива, ни одно живое существо на земле не смогло бы догнать его, идущего шагом йога.
Хванин,  обнимая  семь прибывших старых сподвижников, хлопал каждого по плечу, с грустью отмечая,  что время работает не на них. Не то время,  подвластное  богам, обладателям фатальной Силы, повелителям душ и духов, речь об абсолютном  мировом времени, которое течет соразмерно с энергией  притяжения и темной  энергией  отталкивания, не подвластное земным богам.
Тангун был доволен, что торжество открывает дед Хванин. Бабка Нюйва отпустила его на Землю, и на том ей спасибо. Хванин поздравил  внука с совершеннолетием, подарил ему долгую жизнь на 1000 лет. Асадаль ему  понравилась, он похвалил внука за хороший  выбор,  а ей пожелал  здоровья  и много детей.
Хванун и Унне поздравили сына с бракосочетанием, согласно обычаю,  становящемуся настоящим мужчиной.  В подарок он получил меч, бронзовое зеркало и колокольчики, впридачу три тысячи верных духов – телохранителей.
Посейдон поздравил  молодоженов, преподнес  им традиционный подарок – жемчужину Мани поджу, исполняющую желания, ограждающую от бед, способную вознести владельца на небо.
От имени Йамы к молодоженам  обратился Мёнбусин.
– Ваш дед Йама поздравляет с совершеннолетием и бракосочетанием, без которого первое невозможно, а чтобы земная жизнь была долгой и счастливой, дарит вам гору – пирамиду, воздвигнутую им еще в молодости.  Дед спрашивает, как вы назовете ее?
– Асадаль! – не задумываясь, ответил Тангун. – Мы желаем деду Йаме здоровья и долгих лет жизни, пусть этот рог примет дед, а содержимое выпьет Мёнбусин!
Махадма  подарил  Тангуну  кристалл  знаний, который проетировал на экран в ярких цветах все важнейшие события земной истории.  Объем информации был настолько  велик, что хватил бы на весь  отпущенный срок жизни.
Унне к строгому одеянию  коричнево-фиолетового оттенка подобрала  ярко-красную сумочку, которая  бросалась в глаза с любого конца огромного  зала. Она успевала быть везде, принимая поздравления, одних подбадривая, где-то поддерживая  шутки,  отдергивая  слишком  расшалившихся. В сумочку она складывала  подарки, просматривая их ауру. Не все подарки  были от чистого сердца, сомнительные она отправляла в глухую затемненную комнату, чтобы потом почистить.  От матушки  Сонмундэ, хозяйки горы Халласан, поступила дудочка, которая вызывала бурю, а матушка Маго хальми   подарила  дольмен  с темным  духом, вызывающим засуху. От таких подарков  надо держаться  подальше.  Царь страны  Камак  нара   незаметно  сунул свой подарок  в руки Асадаль. Девушке понравился лунный камень, она спрятала в свои волосы,  не представляя его свойство.  Обгрызанный «огненными собаками»  кусок луны был настроен  на холод отношений со свекровью,  что обещало принести  в будущем немало огорчений в семейных отношениях.
Вечером, когда молодых оставили в комнате новобрачных, Асадаль сказала:
– Мы русалки,  наше  предсказание наиболее  точное.  Я твоя жена, если будешь меня слушаться, то станешь великим королем!
– А если не буду слушаться?
– Все равно будешь великим! – рассмеялась Асадаль.
На следующий  день состоялась  встреча сватов.  Речные божества Чобэк  и Хабэк кинулись  в ноги Хванину с благодарственными словами за исполнение их заветных желаний стать божествами рек. Хванин велел подняться, сказал весело Чобэку:
– Это я низко  кланяюсь  от себя лично и от членов моей семьи за прекрасную дочь Асадаль, которая рядом с внуком Тангун-Вангомом, словно  прекрасный жемчуг, радует взор всех, кто рядом с ними. За то, что стали речными божествами, благодарить  не стоит,  потому что это тяжелая  обязанность трудиться на благо подданных.
– Царства Чобэка  и его друга Хабэка у меня на хорошем счету, – сказал Посейдон, – во время вносят налоги, жалобы от подданных не поступают.
– Вот и прекрасно!  – заключил  Хванин.  – Добро пожаловать в Сансин, приезжайте сюда чаще - родство родством, а о личных встречах забывать нельзя.
Речные  божества тепло поздоровались с Хвануном,  особенно были рады встрече с Аргуном, с которым не виделись больше двадцати лет.
– Как «Славия»? – спросил  Чобэк,  – не вышли из строя моторы?
– Не только моторы, – ответил Арджуна, – весь корабль упокоился в центре пустыни в Австралии. И называется  он теперь «Улуру».
– Как же так, кто мог сотворить такое?
– Это долгий рассказ,  – сказал  Арджуна, – а виновник здесь, не будем указывать пальцем. Это бог с трезубцем в руках.
– Посейдон! – вырвалось у Чобэка.
В это время  Посейдон отправлял  в рот поджаренного в масле морского  конька.  Вдруг он поперхнулся, лицо побагровело, шея вздулась и заходилась буграми. Он выпустил из рук трезубец, который с грохотом упал на пол и покатился в сторону Чобэка.
– Неплохой  знак! – улыбнулся Аргун. – Однако прекратим разговоры об «Улуру», кое-кому это кость в горле, как бы свадьба не превратилась  в заупокойную  мессу.
Аргун первым  стоял  в списке  кандидатур  в члены  Совета высших сил, но Посейдон в этом вопросе был камнем преткновения. Его черный  шар при голосовании заставил Хванина отложить выборы, требовалось единогласие.
Перед возвращением на звезду Тхэыльсон дед, долго беседовал с внуком, отвечая на его вопросы.
– Почему Боги безучастны к судьбе отдельного человека? – спрашивал  Тангун.
– Миры по отношению к человеку лишены собственных намерений, не стремятся  кого-то уничтожить или возвеличить. Каждый сам кузнец своего счастья, возможности его не ограничены никакими внешними силами. Но если человек не понимает, что он хочет, боги ему помочь не могут.
– Почему одни добиваются всего играючи, а другим приходится отчаянно  сражаться с плохими обстоятельствами?
– Для успеха дела надо привлечь госпожу Удачу. – объяснял дед, – Надо оценить, что имеем, чего хотим и как этого достичь.  Возможности человека  безграничны, чтобы он ни пожелал – все возможно, Высшие силы никому ни в чем не отказывают.
– Почему же деду Борею  не удалось склонить  вождей к объединению, – вспомнил  Тангун провалившееся совещание, – с севера вохайцы, c юга  чунгу, с островов Восточного моря японцы – кругом враги, разве все эти угрозы не реальны?
– Борей внутренне не был готов к решению вопроса, – сказал Хванин, – тебе Высшие силы предназначили успех в создании государства, но помни:
Я Бог – есть мысль и устремления  всех людей, живших, живущих и которые будут жить на твоей земле. Мысль рождает намерения, которые ведут людей, нынешних и будущих. Они не меняются во времени, только шлифуются и оттачиваются, заставляя повторять как ошибки, так и достижения.
Государство – это ты и твой народ. Что нужно, чтобы государство развивалось  гармонично? Создай  сильную  власть, потому что самоуправление – лучший  способ  развалить  государство. Крепко  держи подданных  в руках. Идея воли опасна, она всегда ведет к хаосу и сеет вражду. Толпа рушит государство. Десять вольных граждан никогда ни о чем не договорятся. Равенства между ними быть не может, у людей разные начальные возможности. Еще никто не смог воспользоваться волей в разумных пределах. Кардинальные изменения государственного строя приводят к тому, что к власти приходит новая элита,  не имеющая  ни образования, ни знаний  по управлению  страной.  Всеобщее равенство и братство только разрушает государство. Но люди должны чувствовать, что они сами что-то решают в своей стране, должна быть иллюзия, будто народ сам выбирает себе правителей. Предоставь им нескольких достойных представителей наследственных династий. Народ должен иметь возможность свободно выражать свое мнение, но при этом оно не должно  поколебать  государственных  устоев и вертикаль власти. Не поддерживай касты, выбирай из народа таланты и помогай им реализовать себя. Только труд, саморазвитие и лояльность к власти ведут наверх – это серьезный стимул для работы на себя, а значит и на государство. Выдвигай патриотов, людей с государственным складом ума, чтобы они сначала пеклись  о благе страны,  а уж потом – о своих интересах. Достаточно допустить к власти карьеристов, и государство будет разрушено. Ни на миг не забывай, что ты король: разделяй и властвуй! Человек  обладает определенными качествами, с момента рождения  борется за свое здоровье – создай министерство здравоохранения, министром назначь Мауля. Человек  подрастает и учится, познает науки – создай министерство науки и образования, министром назначь деда Борея. Человек трудится – создай министерство промыслов и труда, министром назначь Косиль-вана. Человек  стремится  к определенному порядку,  который защищает  всеми способами  – создай министерство  порядка и обороны, министром назначь Аргуна. Человек интересуется  искусством  – создай  министерство культуры, министром назначь женщину, например, бабку Маринэ. Человек влюбляется, женится, создает семью, заводит детей – создай министерство семьи и брака, министром назначь Масаинь, она достойная женщина. Получилось  семь министерств – этого достаточно, не увеличивай правителей, будет меньше коррупции. Не обижай вождей племен, пусть они собираются в Совет старейшин и предлагают  необходимые  законы  на совещательном уровне. Ты король, принимай решения  самостоятельно, главный стратегический замысел  развития  страны  нельзя  доверять никому. И помни, что у тебя есть Дед – для всех Бог, который готов прийти на помощь в любое время в трудных обстоятельствах. И не только к тебе – ко всем!

Глава 4.

Аргуну удалось переговорить  с речными божествами.
– Вы были хорошими  мотористами, каким образом превратились  в речных божеств? Я не надеялся  встретить  вас снова.
Чобэк  рассказал, что, хорошо  заработав  на рыбацкой шхуне, друзья решили отдохнуть в Алмазных горах. Здесь они услыхали о Синсине, городе чудес. На пути к горе Тхэбэксан на реке Писаган лодку вдруг затянуло в водоворот. Не успели друзья разобраться  в обстановке, как  оказались  во дворце речного божества. Дворец был старый,  двери из гранитных плит открывались с трудом, окна покосились. Дворца прак- тически не было видно среди зарослей подводных растений. Речное божество предложило ребятам починить двери и окна, обещая щедро вознаградить  за работу.
Спешить  ребятам  было некуда,  а руки соскучились  по работе. Из-за ветвей и листьев растений со всех углов дворца на них тарашились, не моргая, глазастые существа. Однажды ради шутки Чобэк кинулся за одной рыбиной, которая особенно  боязливо  поглядывала  на них. Рыба шарахнулась  от него, но Чобэк изловчился  и поймал ее за плавник.  Рыбина металась,  била его хвостом по голове,  но Чобэк  держал ее крепко.
Что тут началось,  все существа речного дна бросились  на него. Удары лбами мелких рыб его только смешили, зубов у них не было, а от опасных уколов спинными плавниками он успевал уклоняться. Огромный морской сом подплыл к нему, сверкнул  рядами  крычковатых  зубов, сказал  человеческим голосом:
– Отпусти, так нехорошо обращаться  с принцессой Лу! Откуда Чобэк   мог знать, что в его руках окажется  прин-
цесса рыбьего царства?!  Он разжал пальцы,  рыба вильнула хвостом и бросилась за ближайшие  кусты.
Три дня было тихо, им во время приносили еду и необхо- димые инструменты. Чобэк  и Хабэк обтесывали  гранитные плиты,  подгоняя  под размер,  гнули петли.  На четвертый день принцесса Лу появилась среди зелени,  плавала вокруг них кругами, сверкая золотистой  чешуей. Чобэк поманил ее пальцем,  и она подплыла  к нему, преодолевая  страх перед человеком.  Только  тут он разглядел,  что голова Лу вполне человеческая, волосы заплетены в мелкие косички и уложены ровным пробором вокруг золотой коронки. Они вместе плавали по пещере, прятались в густых зарослях. На следующий день принцесса показала ему ближайщие пещеры, в которых были озера и свои подземные реки. Подводный мир оказался намного богаче, чем можно было представить, глядя на речную гладь из крутого берега.
Дворец речного божества Писоган преображался, хотя работал в основном Хабэк. Друг его все время проводил вместе с принцессой Лу, не появляясь на работу по несколько дней. Объяснение было простое – Чобэк искал необходимые материалы для ремонта в ближайших пещерах. Скоро принцессу потянуло  в устья небольших  речек и страсть устраивать там гнезда. Стало ясно, что дело зашло далеко, принцесса готовилась метать икру. Чобэк  попросил  своего друга посватать принцессу.
– Ты хорошо подумал? – спросил Хабэк. – Жена не ласты, с ног не скинешь. Как вы будете общаться,  ведь она немая, ни слова не может сказать по-человечески.
– У нее другой язык, – ответил Чобэк, – я быстро научусь разговаривать  на ее языке.
Хабэк отправился к речному божеству сватать принцессу. Консультантом в этом деле согласился стать морской сом, сопровождавший повсюду принцессу. На суше сват или сватья поступает  просто: поливает  двор и подметает  его веником. Под водой сват выдергивает  растения  и заравнивает дно, поднимая в воду ил. Подплывают к свату рыбы, спращивают, зачем он это делает.
– Скоро  свадьба,  – отвечает сват,  – надо приготовить место для танцев.
Отец принцессы Лу встретил Хабэка чернее тучи, отказался даже слышать о сватовстве к принцессе. Он вызвал ядовитых змей и громадных сомов, которые изгнали Чобэка и Хабэка из дворца – жадным оказалось божество, ни о какой плате за про- деланную работу и слышать не хотело. Ребята без сожаления покинули  дворец, но по пути их нагнала принцесса Лу. Они поплыли  к устью реки Убальсу, где принцесса приготовила в потаенных  пещерах удобные гнезда для жилья.  Здесь она снесла яйцо, из которого вылупилась Асадаль. Прошло совсем немного времени, как к жилью Чобэка с принцессой явилась делегация. Отец принцессы, прослышав о появлении внучки, сильно расстроился и представился в другой мир. Прибывшие высокочтимые речные  существа просили принцессу занять трон речного божества.
Вот таким образом моторист с корабля «Славия» стал божеством реки Писаган. Скоро представился случай, и Хабэк получил трон божества реки Чхонва.

После  свадебных  торжеств  Тангун  обнаружил  часть подарков  у себя в спальне.
– Мать занимается подарками, – спросил  он Асадаль, – зачем они здесь?
– Подарки нам, – ответила она, – пусть мать располряжается, но это мое!
Получилась неудобная ситуация, вернуть матери подарки – подвести Асадаль, но с другой стороны он точно знал, что не жадность движет супругой. Тангун не догадывался, что это лунный камень плетет интригу между невесткой и свекровью.
Впрочем, скоро стало не до мелких семейных  неурядиц. Тангун облюбовал место в Чандангёне  и затеял строительство столицы Вангомсон.  Его поддерживали Мауль, Косиль и Аргун, сюда были стянуты значительные запасы зерна и людские силы. Некстати прибыл вестовой от отца, приглашая Тангуна прибыть немедленно в Синси.
Гора Тхэбэксан встретила  Тангуна  туманом  и сыростью. Под деревом Тан сидел Старь, поглаживая реденькую бородку. Рядом в величественной позе лежал тигр.
– Как  библиотека?  – спросил  Тангун.  – Отчего такой срочный вызов от отца?
– Не ведаю, – ответил Старь,  – приехал Уссури с очень важным известием.
Тангун застал у отца весь состав Совета старейшин. Хванун кратко  объяснил, что в Хуа-Ся нештатная ситуация, 10 солнц три года в небе над страной вызвали невиданную засуху. Люди без урожая все эти годы, зелень выгорела, голод косит селения.
Уссури просил оказать помощь продуктами: зерном, лошадьми. Совет старейшин взвешивал, чем все это может обернуться для Приморья. Уссури просил помощи не безвоздмездно, обещал содействие в признании Кочосона, передачу ему части земель.
– Зерна у самих в обрез, – сказал Тангун. – Если Хуа-Ся в таком  тяжелом  положении, что даст признание нашего королевства, только пустой звук!
– Не забывай, – назидательно сказал Хванун сыну, – император Яо мне брат, тебе дядя. Мы обязаны  прийти  ему на помощь в трудное для него время.
Тангун опустил глаза, он мог идти наперекор всем, даже матери, но отца он слушался беспрекословно. За всю жизнь он ни разу не выступил  против  его воли,  так что потомки иногда считают Хвануна и Тангуна одним лицом.
По распоряжению Хвануна собрали все излишки зерна, тысячу лошадей с подводами. Косиль не пожалел даже свой семенной фонд. Все это двинулось с Кочосона на юго-запад, а для срочной  помощи  Аргун снарядил  виманы,  которые после рейсов  в бассейны рек Хуанхэ и Ганг становились бесполезными устройствами  без топлива.
Уссури с Иннэн вместе с сыном Уди приехали в Хуа-Ся отметить 25-летие коронации императора Яо. Перемены императорского двора были просто  ошеломительными. Многолетняя засуха поставила  страну  Хуа-Ся  на  край гибели.  Сыновья императора  отняли  у отца  богатства  и пировали, хотя все вокруг страдали от засухи. Император Яо  постарел,  жил  в простой  хижине,  крытой  грубым камышом. Столбы  и  балки  в  ней  были  сделаны  из неотёсанных стволов,  подобранных в горах.  Питался император грубой рисовой кашей и отваром из диких трав, носил одежду из пеньки, а в холодное время – накидку из оленьей шкуры. Посудой  ему служили простые глиняные горшки без украшений.
Император Яо встретил Иннэн со слезами, на все вопросы повторяя:  «Это я виноват,  что людям  нечего  есть… Это я виноват,  что людям нечего надеть».
Иннэн  пробовала   внушить  брат у,  что  в  тяжелых обстоятельствах  нет его вины, а его попустительство к детям рождает только преступления. Яо отвечал ей: «Это я довёл народ до преступлений».
С сыновьями императора разговаривать было бесполезно. На увещевание  тети о непочтительном отношении к отцу, старший сын императора  Дань-чжу грубо ответил:
– Вас только  тут не хватало! Уезжайте  скорее  в свой дикий край Уссуль!
Остальные восемь сыновей рассмеялись, стали повторять слова Дань-чжу. Они называли сына Иннэн дикарем и рыбьим отпрыском, травили всякими  насмешками. Уди не привык к оскорблениям, сжимал кулаки, но что он мог поделать – сыновья  Яо, двоюродные  братья по матери,  были старше его и намного сильнее.
Старшая  дочь императора  Э-хуан, наоборот, была  рада встрече с тетей Иннэн. Она была почти ровесницей Уди, так что дети быстро подружились. Уезжая из негостеприимной родины, Иннэн передала Э-хуан подарок – птицу чунмин из Синсина. Эту сказочную  страну  севера  во дворце  Яо называли  Чжичжи.   Подаренная птица  отличалась  тем, что в каждом  глазу у нее было  по два зрачка.  Она  была похожа  на петуха, пела,  как  феникс. Когда  она  взлетела на небо,  10 солнц  безжалостно  жгли её оперение, но она продолжала  полет.  Два зрачка  чунмин  позволяли видеть в нашем  и другом параллельном мирах и изгонять нечистую силу. Питанием птицы чунмин была нефритовая паста. Люди стали поклоняться чудесной птице, вырезали её изображение из дерева или выплавляли из металла и вывешивали его на крышу домов и ворота.  Злые  духи и оборотни,  увидев это изображение, пугались и убегали далеко прочь.
В провинции Шаньси на берегу реки Гуйшу жил слепой старец  Гу-соу. Он очень  переживал,  что бог не дает ему днтей. Однажды Гу-соу увидел странный сон. Ему приснился феникс с зерном риса в клюве. Феникс  дал Гу-соу съесть это зёрнышко и сказал,  что его имя Цзи  и он явился,  чтобы у Гу-соу было потомство. Проснувшись, Гу-соу очень удивился, так как ему принесли  мешок  риса из подводы,  прибывшей с Чосона.  Благодаря  подарку  семья  пережила  ненастье голодной  зимы, а вскоре у Гу-соу родился сын, которого он назвал  Шунь.  По преданию, в каждом  глазу у него было по два зрачка,  как  у птицы  чунмин.  Между  природной катастрофой над Хуанхэ, птицей  фениксом из священного града Синсин и рождением Шуня, родоначальника племени, просматривалась неразрывная связь.

Небо  развезлось  всполохами  солнца,  прямыми лучами прорываясь между островками  облаков. Невысоко над землей начал раздуваться оранжевый  шар, скоро из шара вытянулись голова и огромный хвост дракона. Короткими лапами дракон стал совершать загребающие движения, и шар стал приближаться к Тангуну. Он хотел отскочить в сторону, но тело не слушалось, содрогаясь в немом оцепенении…
– Тангун! Проснись, плохой сон приснился? – трясла за плечи Асадаль.
В  первое мгновение в сознании была пустота, но потом он увидел тревожное  личико жены. Тангун провел ладонью по лицу, словно отряхивая от себя ночное видение.
– Снова в небе оранжевый  дракон, во сне его жар испепеляет  мое тело.
– Видишь, – сказала Асадаль, – это Высшие силы торопят с коронацией, потому что взлет дракона  на небо – к смене императорской династии.
– Я готов к коронации хоть сейчас, – ответил он жене, – но ты не хочешь короноваться в Синсине. А строительство Вангомсона затягивается, нечем подвозить материалы. Уссури обещал вернуть лошадей,  отправленных в Хуа-Ся, но пока ожидания   напрасны.
– Лошадей не вернут, – сказала жена, – их давно съели, в Хуа-Ся голод. Извозчики, вернувшиеся оттуда, рассказывают ужасные вещи. Перед каждым селением гора костей животных, некому  присыпать  землей,  люди обезвожены, похожи на ходячие скелеты.
– Но нам от этого не легче, – вздохнул  Тангун.
Строителство  Вангомсона затягивалось  не только из-за нехватки  транспорта, не хватало живой  силы – строителей. Выход из положения нашел Аргун. Из запасных частей  виманов  его мастера  собрали  печи  по  выплавке металла,  изготовили  станки,  на которых стали  печатать монеты трех видов: медные, золотые и серебряные. На одной стороне  монет  была  изображена  голова  Тангуна,  отчего их стали  называть  танга.  На  другой стороне  были отчеканены соответственно черепаха, медведь и тигр.
Указом  Тангуна  отныне  запрещалось использование ракушек,  черепашьи  панцыри, материи, соль для расчетов. Требовались единые танги, причем 100 медных приравнивались к одному золотому, 100 золотых приравнивались к одному серебряному танга. Серебро  в то время  ценилось  больше, чем  золото,  его труднее  было  получить  в чистом  виде, а белый  цвет  олицетворял лепестки  цветов  – символ нежности  и целомудрия, пользовался большим  спросом.  К этому приложили руки женщины, используя  их в качестве украшения в одежде. Монеты имели в середине отверстие для нанизывания на шнурок, связки их носили на поясе.
Под давлением женщин вожди племен стали присылать  людей на заработки  танги.  Недастатка  в людской  силе не стало, люди приходили в Вангомсон толпами. Они вручную носили камни,  поднимали стены,  обжигали  глину под черепицы, получая за работу в день по одной медной танге. К середине осени строительство королевского дворца в основном  было завершено, так что в день рождения Тангуна З октября, «когда разверзлись небеса», был назначен день коронации.
В Вангомсон съезжались гости со всего Кочосона.  Днем солнце отражалось от многочисленных зеркал, установленных в стенах королевского дворца,  ночью  на столбах горели масляные светильники. В середине площади возвышался тридцатиметровый столб Соттэ, макушка  которого  была из алмазов. На площади установили три менгира, посвященных Самсону – Хванину, Хвануну и Тангуну.  С правой стороны площади  был установлен  девятиметровый столб,  на грани которого был изображен  золотой тигр – тотем города.
Тронный зал дворца был отделан из нефрита, традиционного императорского материала.  Туда прибыли  почти все вожди племен.  Хванун от имени  Совета  старейшин возложил  на голову сына корону, нарек именем «Тангун-вангом», вручил скипетр и шар. Вожди племен присягнули королю Кочосона, власть которого официально распространялась на Приморье и весь полуостров Чехэ.
Мауль  торжественно   провозгласил начало  нового летоисчисления – первого  года эры Тангун-вангома. Празднество началось  с торжественного шествия  учеников школы  Мауля,  которые  приготовили захватывающее выступление.
К сожалению, Тангун  быстро  покинул  празднество – Асадаль тошнило, стало рвать, она еле держалась на ногах. Поздравления принимали Хванун и Унне.
В последующие  дни состояние Асадаль не улучшалось, так что молодые  редко принимали участие в праздничных мероприятиях. Лекарства Мауля, проверенные на обычных людях, мало помогали Асадаль с ее особенностями подводного наследия. Воможно, ее состояние было естественным в любом другом месте, но  Асадаль упорно твердила, что вода с горы Пэктусан  ей не подходит, ей лучше на горе Пэгак в Асадале.
Торжества  продолжались в течении  семи  дней,  народ угощался едой и питьем. Столы ломились  от блюд, Хванун устроил фонтаны с нектаром и амброзией из Синсина. Гости из Китая  и Индии, переживающие десятилетнюю засуху, удивлялись богатому застолью.
– У вас золотой  век! – говорили  они  Тангуну.  –  У вас много зерна, вы можете оказать нам большую помощь,  чем оказывали до сих пор.
–  Конечно, можем!  – соглашался  Тангун.  – Мои подданные  сердобольны, готовы отдать продуты и одежды вплоть до последней нитки, но только везите это к себе сами. Мы отправили вам всех лошадей, у нас не осталось их даже на наши нужды.
– У нас тоже нет лошадей,  – говорили  просители, – но мы пошлем людей, и они на руках перенесут то, что вы нам дадите.
– Что можно  унести  на руках? – с сомнением сказал Тангун, – Даже на еду по пути не хватит.
– Это как сказать,  – смеялись  гости, – мы вышли к вам из Тибета и Индии, не взяв с собой даже горсточки  зерна, пересекли  земли, где свирепствует голод и нужда, но дошли до вас. Подарите  нам  самих себя,  и мы пронесем  вас на руках до своей родины, будьте уверены, живыми и в здравии представим нашим учителям.
Столица Вангомсон  бысро росла за счет посреднической деятельности  в торговле  между континентальной Азией и островным  миром  Тихого  океана.  Это  сказалось  на развитии  культуры,  испытавшей влияние  китайской и индийской цивилизаций, однако Тангун-вангом стремился сохранить свою культуру.  В первую очередь вместе с отцом и Арджуной была приведена к единообразию рисуночное письмо,  совмещенное с   йероглипами. С Маулем Тангун разработал обряды и молитвы,  наполненные национальным колоритом. Они  сохранились в Корее вплоть до XV века, когда королевский престол  занял  молодой  и энергичный король Седжон.
Танга стала основой  расчетов между купцами  не только на территории  Кочосона. Серебряные и золотые  танги  с изображением Тангуна-вангома найдены  в раскопках  на территории Китая, Индии и Средней Азии. Правда, портреты на древних монетах полустерлись, археологи приписывают их императору Яо или Индре. Однако слова «танга –тенги – деньги»,  пришедшие с 2333 года до н.э. с эпохи Тангуна-вангома,   прочно  вошли  в языковую  культуру народов Азии и Восточной Европы как символ новых экономических отношений в обществе.
Большую  часть  времени  Тангун  проводил  в Асадале, так что этот  маленький городок,  скорее  крепость,  стал второй столицей  Кочосона.  Здесь не было торговых лавок, бесчисленных мастерских, как в Вангомсоне. Река в Асадале была достаточно полноводная, Асадаль было удобно плавать к родителям в Писоган.
Беременность Асадаль  протекала  тяжело,  Тангуну было тяжело  наблюдать,  как  мучается   Асадаль. Он часто пропадал на охоте, ездил к берегу моря в Корё, где прабабка Чолла  угощала домашними пирогами, приготовленными по старинным рецептам.  Дед Гор учил искусству владения оружием,  Тангун  научился  метать копье  не хуже учителя. Или  он уединялся  в одну из удаленных  комнат  дворца, разбирая  древние  манускрипты с йероглипами, для чего вызвал во дворец принцессу  племени  йе Ми-ми, придумал для нее должность главного эксперта правильного написания официальных бумаг.
Читая трудные тексты, Ми-ми  восклицала:
– Кохау ронго-ронго!
Это  означало   «громко  кричать  (петь)  ровно  –  ровно, как складывается  одежда в платяном  сундуке». У Тангуна с пением  выходило туго – «медведь на ухо наступил!», часто Асадаль и Ми-ми потешались над его ошибками. Им достаточно было  взглянуть на дощечку с гравировкой крылатых людей, странных двуногих существ, лодок, лягушек, спиралей и других фигур, как членораздельное пение выливалось само  собой.  Тангун  упорно  трудился  над усвоением  иероглипов,  потому что их понимал  весь цивилизованный мир того времени.  Они  совпадали  с рисуночным письмом  Китая, клинописью Египта,  со 175 значками  иероглифов Индии, и даже дальше, с письмом на малайско-полинезийских островах и даже острова Пасхи.
У Тангуна  было довольно  много  свободного  времени, дела в королевстве  шли неплохо без его непосредственного участия. Борей, Косиль, Мауль и Аргун отлично справлялись с обязанностями министров, присылая  время  от времени отчеты о проделанной работе.  Тангун  доверил  деду Борею королевскую  печать, так что йероглипы  с подписью  короля исправно  зачитывались  на городских площадях.
К Тангуну  часто приезжали  родители  Хванун  и Унне. Они стремились  чем-то помочь Асадаль, но та замыкалась, выбрасывала  настои  и отвары,  привезенные ими,  а потом жаловалась  Тангуну,  что после их лекарств  ей только хуже. Лучше всего ей помогали водные процедуры, так что большее время дня она проводила на реке, где-нибудь в тихой заводи, в окружении  речных служанок. Тангун иногда составлял ей компанию, но ненадолго,  мир безмолвия его угнетал.
Пришло известие, что речное божество Хабэк приглашает все семейство  Чобэка,  включая  Тангуна  и Асадаль,  на годовщину  старшей  дочери  Люхва. Подводные  существа отправились к реке Убальсу с выходом в Восточное  море. Тангун  отправился  туда же на  королевской повозке  в сопровождении охраны.  Пока  дорога петляла  вдоль реки, где Асадаль ехала в раковине, запряженной четверкой сомов, Тангун выходил на встречу, но скоро дороги разминулись.
Тангун ехал прямо на юг через Долину Цветов и Камышовые Заросли. Вожди встречных племен старались устроить пышные приемы, однако Тангун торопился, принимал наспех знаки  почтения  и скорее двигался дальше, боясь попасть  в полосу ливневых дождей.
Стояла теплая весенняя погода,  днем буйство цветов и зелени радовало глаз, ночью огромные  звезды приветливо мерцали   сверх у,  освещая  Млечный   Путь.  Большая Медведица  всегда в пути,  недаром  это созвездие  иногда называют  Повозкой. Может  быть,  это  Лось  убегает от Гончих Псов,  а на горизонте  Охотник  с тремя звездами за поясом  натягивает  свой священный лук. От звезд зависят долголетие и сила деяний, они каждую ночь выстраиваются в сценарии, полные  радости  бытия.  Одна из ярких  звезд это он,  Тангун,  пришедший в мир людей.  Асадаль ему награда,  и скоро  она родит сына.  Первенец  будет сыном, он в этом  уверен,  потому  что он сын  бога,  а боги умеют заглядывать в будущее.
Достигнув пределов земли Восточной Пуё, Тангун решил дать всем немного  отдыха. Разбили  лагерь на берегу озера, заросшего высокой  травой. Одинокая хижина стояла напротив  небольшого  горного ручейка. Умывшись  и попив из нее, Тангун прилег на приготовленный воинами походный лежак и мгновенно погрузился в сон.
Утром  он  проснулся  от пения  птицы,  устроившейся на ветке дерева прямо  над головой.  Ее трель как  мелкий барабанный бой разносилась по всему озеру. Воин-охранник махал копьем,  стараясь  прогнать  ее с ветки,  но упрямая птичка перелетала на другую ветку, заливаясь пуще.
– Не трогай ее, – сказал Тангун воину, – пусть поет. Солнце  только  что поднялось  над горизонтом, бросая косые  лучи на высокие  деревья и скалы,  громоздившиеся вокруг поляны. Сквозь ветви и листву в глубину неба уходила синева,  прерываемая легкими  облаками, отсвечиваясь розоватой белизной.
Из  хижины  появились старик  со старухой.  Подойдя  к ручейку, они низко поклонились в сторону Тангуна.
– Приглашаем в гости! – сказал старик нараспев,  словно читая стихи. – Ночью не посмели  беспокоить, утро вечера мудренее. Войдите в дом, примите скромное  угощение.
Тангун  перешел  ручей по камням, направился в дом стариков.  Обстановка  в доме ему понравилась, вещей было мало, но имеющиеся предметы отличались добротностью.
– Да у вас не дом, а целый дворец! – сказал Тангун. – Кто вы, и почему живете одни на озере, вдали от людей?
– История наша длинная, – ответил старик, – откушайте угощение, а мы тем временем расскажем вам про свою жизнь.

Глава 5.

Озеро наше называется  Оби, когда-то оно было морем, на берегу жило много народа. У государя был единственный насдедник. Настала пора ему жениться, и по обычаю призвали знаменитых предсказателей. Те предрекли, что принц женится в неудачный год, и у него родится семь дочерей. Наследный сын действительно женился  в неудачный год в 7-й день 7-й луны. У него родились шесть дочерей, когда он стал государем. Государыня забеременила 7 раз, и все надеялись, что седьмым родится наследник. Но, как было предсказано, опять родилась дочь. Государь разгневался, приказал  бросить  ее в сад, но птицы прилетели и обогрели своими перьями, а ее рот, глаза и уши наполнили золотые  муравьи.  Тогда новорожденную поместили  в нефритовый ларец, дали нефритовую бутыль  с материнским молоком  и кинули  к дракону четырех морей. Тут ларец подхватила золотая черепаха и унесла в Восточное море, прямо  к хижине «Бабушке-благодетельнице Пири». Бабушка  была  рада девочке,  поместила  ее в миску  для подаяний, и девочку назвали  Пари-конджу. Она быстро подросла, стала спрашивать, кто ее отец и мать. Ей ответили, что ее отец – гигантский бамбук, а мать – дерево павлония на ближайшем холме. Девочка стала трижды в день ходить молиться к этому дереву, и благородное дерево передало Пари- конджу способность летать по воздуху. Махнет она рукой, и очутится на горе, махнет еще раз – опустится  среди цветов в долине.  В это время  родители  девочки  тяжело  заболели. Гадатели предсказатели им скорую смерть,  если не найдут брошенную ими дочь. Во все концы света направили ходоков в поисках дочери. Один из посланецев  государя обнаружил Пари-конджу, но она не поверила ему. Тогда  он протянул ей поднос, на котором были капли крови отца и матери, взял у нее немного  крови  из пальца.  Над подносом  образовалось облачко,  и все кровинки смешались  в одну. Пари-конджу решила  вернуться  к родителям,  но сначала  расспросила посланца, как их здоровье. Посланец не стал скрывать,  что они  больны  оба. Пари-конджу погадала  и узнала,  что их может спасти только святая вода из царства Мусансин. Долго странствовала она в поисках  святой  воды, пока  не попала в Индию,  где великан  Мусансин  жил на трех островах. По мановению руки она оказалась  перед великаном, чей лик был как поднос,  глаза-фонари, а нос-бутыль. Пари-конджу поведала великану о болезни родителей. Он обещал ей помочь приготовить  святую воду, для этого нужно три года носить воду со святого источника, три года заготавливать дрова и еще три года поддерживать огонь в очаге. Девять лет Пари-конджу исправно  несла службу у великана.  Видя старание девушки, великан  предложил  выйти  за него замуж. У них родились семь сыновей, и только тогда Мусансин  раскрыл перед ней секрет  получения  святой  воды. Пари-конджу вернулась  к родителям, которые к этому времени давно уже скончались, море превратилось  в небольшое  озеро,  на берегу которого уже никто не жил. Пари-конджу нашла могилы родителей, окропила  святой водой останки, и родители ожили.
– И вот доживаем свой век, – в заключение сказал старик,
– которое поддерживается силой святой воды. Каждый день возносим  молитву повелителю  Неба в ожидании, когда он снова призовет нас к себе.
– А где сейчас ваша дочь? – поинтересовался Тангун.
– Где же ей быть, конечно, рядом с нами.
Старик  взял  в руки два камня,  опустил  в воду озера и трижды ударил камень о камень. Поверхность воды с шумом расступилась,  появился великан  Мусансин, за ним  семеро богатырей, последней показалась женщина моложавого вида с длинными волосами. Все они низко поклонились старику. Великан воскликнул:
– Кто тебя обидел, отец? Тому не сделать последнего вздоха в этой жизни!
– Никто не обижал, – ответил ему старик. – У нас Тангун в гостях, поэтому  я срочно  вызвал вас. Прошу  оказать  ему королевские почести.
После приветствий старик пригласил всех за стол. Тангуна усадили на самое почетное место, по правую руку сел старик, по левую руку Мусансин, за ним  Пари-конджу и семеро сыновей.  Дочь старика не произвела сильного впечатления, сказалось  влияние  ее мужа Мусансина, который  явно  не вызывал  симпатий. Дети  тоже  не блистали  красотой,  у каждого был дефект: у кого-то  большие  глазища,  у другого нос кочергой,  ручища до колен с перепонками меж пальцев и так далее.
Появились гости, слуги подали  холодные  блюда. Скоро в домик  набилось  столько народа,  что яблоку некуда было упасть.
– Откуда столько  народа?  – удивился  Тангун.  – Ведь вокруг озера,  кроме  вашего  дома, мы не видим  ни одного жилища!
– Это все подводные  жители,  – отвечал старик,  – дочь своей святой водой оживила останки прежнего царства. Только  на суше им трудно – все же возраст,  предпочитают жить в пещерах под водой,  лишь изредка  выходя на берег погреться лунным светом.
– Моя жена – дочь речного царя, – сказал Тангун, – так она не боится  солнечного  света,  живет вместе со мной  на суше. Сейчас она с отцом плывет к речному божеству реки Чхонва, куда и я держу путь.
– Так вы едете к Хабэку! – воскликнула Пари-конджу. – Мы тоже приглашены на годовщину его дочери. Вот как мир тесен, у нас есть общие знакомые!
– Меня  заинтересовала ваша  способность побеждать смерть,  – обратился  Тангун  к дочери  старика.  – У нас в Кочосоне действует  школа  Мауля,  где готовят  паксу, приглашаю вас туда.
– Нам  со старухой  трудно разъезжаться  по гостям,  – отвечал старик. – А вот молодым, особенно внукам, надо бы посмотреть на мир, а то засиделись у себя в болоте.
Тангун покинул  гостеприимное озеро рано утром. Тройка мчала его по серпантину, которую указала Пари-конджу. Потом часто вспоминалась гладь озера, горный ручей, но больше всего пение птички над головой. Чудак часовой пытался отогнать ее, для него пение птички было просто писком, который мешал спать. А ведь птичка  прославляла его, Тангуна,  и великую страну Кочосон. Взять хотя бы это озеро, пустынное  на вид, но в нем обитает  семья  Пари-конджу, которой  доступны секреты  шаманизма – возвращения к жизни  с того света. Он,  Тангун,  установил  обряд чиногви21  на 49-й день после смерти человека,  в течение которого  душа покойного делает выбор своей  дальнейшей судьбы. Душе покойного нельзя ошибиться, поспешность дорого стоит,  но и тянуть опасно, уходящего в другой мир обязательно должен сопровождать опытный  шаман.  Шаману  не важно,  какую жизнь  прожил человек, важно каким духом он покидает мир. Душу мелкого вора притянет ад, а герой смело смотрит в глаза Богу, несмотря на то, что он украл у него огонь – он отдал его людям.
Тангун встретился с Асадаль у омута Унсим. Неожиданно она расплакалась и заявила, что больше не потерпит разлуки, обратно они вернутся домой вместе.
– Тебя же растрясет по дороге, – с улыбкой отвечал Тангун.
– А вдруг начнутся преждевременные роды!
– Пусть! – заявила  Асадаль. – Без тебя я теперь никуда ни на шаг. Если мне не изменяет память, у вас в роду вообще принято рожать в пути. Твоя мать Унне родилась у айнов, ты появился на свет чуть ли не по дороге к звездам.
– Не к звездам, – поправил  Тангун, – а в пути домой со звезды Тхэильсон.
– Какая разница? – вспыхнула Асадаль. – Если я разрешусь в дороге, семейная  традиция не будет нарушена!
Тангун  понимал  Асадаль,  сам он тоже скучал  по ней всю дорогу.  Но  ее желание  возвращаться вместе  ломал намеченный план, согласно  которому он на обратном  пути был намерен  встретиться  с девятью  вождями  племен  кая, населявщих юг полуострова.
Племена на юге были отсталыми,  занимались собирательством и рыболовством вдоль рек. Семьи строили небольшие  глинобитные домики,  крытые соломой, называемых  фанзами. Такой домик стоит, пока в нем живут люди, брошенный оседает под дождем и ветром и быстро от него не остается   и следа. Надо ломать такой уклад жизни, строить современные города, заниматься торговлей. В этом плане юг занимал выгодное положение для морской торговли.
Тангун  разделил  земли  Кочосона на  восемь  уездов, правители  которых  назывались  чинами.  Они наделялись большими  правами, фактически распоряжались жизнью подданных  от имени короля.  Отчеты чинов перед Палатой мудрейших  был формальным. Палата  мудрейших  обучала грамоте,  готовила  манифесты, эдикты  и   справки  для короля.  Чиновники делились  на девять рангов,  в высшие четыре  ранга  зачислялись вожди  племен,  к их именам добавлялись  эпитеты  «тэбу», а к  именам  остальных пяти  чинов  добавлялись  «нан/нян/ян». Наличие  ранга давала чиновнику право  на занятие  должности  в уездных управлениях, причем одно лицо могло совмещать несколько должностей, получая вознаграждения.
Тангун поддерживал Палату мудрейших, привлекал к работе уездных управ вождей  племен,  старался  ослабить племенную верхушку. Это не всем нравилось, росла и крепла оппозиция.
Встреча  с Пари-конджу дала повод  Тангу подумать  о централизации шаманской деятельности по всему Чосону, для чего следовало в уездных управах назначить соответствующих руководителей. Для этого намечалась встреча с вождями южных племен, но с намерением Асадаль придется отменить встречу.
Хабэк обрадовался  приезду семьи  Чобэка,  друзья давно не виделись.  Его дворец был прямой  противоположностью дворца  Чобэка  – никакой растительности. Огромный  зал дворца  сужался  и переходил  в полузатопленную пещеру с выходом  на море,  и все пространство было заставлено металлом, моторами и всевозможными колесами.
– Откуда весь этот хлам, – удивленно спрашивал  Чобэк,
– не забыл нашу старую профессию, все мастеришь  свои кареты?
– Это виманы,  – отвечал Хабэк, – выпросил у Арджуны. Здесь наверху у меня  небольшая  верфь,  строю рыбацкие шхуны на заказ. Взгляни на это, что скажешь?
На  сваях у самой  кромки  воды вдали от посторонних глаз стояло  сооружение, похожее  на  огромную  бочку  с прозрачными окошками.
– Какое-то жилище,  – неуверенно  сказал Чобэк,  только непонятно, почему оно полукруглой формы.
– Должен был догадаться, – довольно потер руки Хабэк,
– забыл «Славию»?   Это подводная  лодка,  только  каркас собран из дерева, осталось просмолить и поставить мотор с пропеллером. Лодка погружается  не глубоко,  но обычный человек сможет прожить в ней под водой несколько суток, пополняя воздух из цистерн на днище.
– И зачем тебе такая подводная лодка? – спросил Чобэк.
– Мы речные  божества,  прекрасно обходимся  в море без всяких посудин.
– Я думаю о том времени, – отвечал  Хабэк,  – когда запасы имплантатов закончатся, и нашим  внукам придется оставить подводный мир, вернуться на сушу. И тогда без таких подводных   лодок   им просто  не обойтись.  Хочу показать лодку Тангуну,  сейчас  она может пригодиться при охране морских побережий  Кочосона.
– Фантазер  ты, Хабэк! – сказал уверенно Чобэк. – Зачем Тангуну  подводная  лодка  из дерева,  когда  и парусников на всем побережье   раз – два, и обчелся.  На поверхности парусник движется силой ветра, а что будет двигать лодку под водой? Вакуумных моторов нам не построить,  для водяных двигателей надо совершенные катализаторы, которых в наш век бронзовыми топорами много не добудешь.
– Эту лодку, – отвечал Хабэк,  – будет двигать мотор на сырье, которое я вытапливаю  из камыша.  Что-то  подобное встречается  в болотах, просачиваясь жижей  из-под  земли. Местные  крестьяне  собирают  такую жидкую смолу за день бочку, пропитывают ею факелы,  после чего горят они очень долго.
– Ты говоришь  об углеводородном  сырье,  – отмахнулся Чобэк, – добыть его трудно, а энергии в лучшем случае втрое меньше,  чем в воде,  которая  находится  повсюду.  Дело за малым – катализатором, но он рассыпан по всей земле, надо научиться собирать его. Вот только дело это не сегодняшнего и не завтрашнего дня, людям хлеб нужен.
Хабэк обиженно  замолчал, хотя внутренне не был уверен в затее.
Перед днем рождения Люхва к подводному дворцу подъехал Посейдон на перламутровой раковине, запряженной четырьмя драконами. Хабэк от неожиданности растерялся, через мгновение бросился к дверце, при этом ногами поднял со дна ил, замутив воду. Посейдон чихнул, зажал нос и скорее выплыл к чистой воде.
– Э, братец! – обратился  он к Хабэеку, – как ты неловок со своими  ногами,  пора заменить  их нормальным рыбьим хвостом.
– Прошу  во дворец! – еле двигал челюстями  Хабэк.  – Большое  спасибо,  что откликнулись на наше приглашение. Если бы знали,  все дно заделали бы дерном,  чтобы ни одна пылинка  не поднялась.
– Вижу, что рад, – улыбнулся Посейдон, – ну, знакомь  с семейством, с гостями, показывай свое хозяйство.
Первым  высокому  гостю Хабэк  представил  Тангуна. Посейдон обрадовался встрече.
– Здравствуй,  внук  Хванина!  – обнял  он его. – А это твоя супруга, насколько помнится,  Асадаль? Вижу, скоро у вас пополнение!  Захаживайте  ко мне,  не забывайте  дядю, познакомлю с дочерьми.
– Чобэк,  отец  Асадаль,  – представил  Хабэк,  – мать
Асадаль, государыня Лу.
– Лу мог бы не представлять,  – смеялся Посейдон, – это моя племянница. Отец ее брат моей жены, очень набожный царь.
У Посейдона было хорошее настроение, весь вечер шутил с гостями, не отказался от легкой прогулки по реке Чхонва. Драконы  разогнались и пронесли  раковину  с Посейдоном на  максимальной скорости, какую  только  можно  было развить на излучине реки. Шквал  воды с брызгами окатил оказавшихся на  берегу случайных  рыбаков  и женщин, стирающих  белье. Они   очень  испугались, потому  что на воде никого не было, и не было понятно, откуда дождь среди ясного  неба.  В омуте вода вдруг с шумом  провалилась в подземелье, однако рыбы не успели  испугаться, как волны с реки снова наполнили озеро.
На дне омута Унсим  с восходом  луны накрыли  алтарь, на который  разложили  зеркало,  ножницы, нитки,  зерна в мешочках,  морских  звезд и коньков.  Морской шаман прочитал  молитву,  после  чего у  алтаря  поставили  Люхва. Гости  стали  подходить  к столу,  класть  на него  подарки. Посейдон положил как всегда жемчужины, Тангун высыпал золотые танги, женщины ложили кто веретено, кто рукоделие. Пари-конджу поставила  на алтарь склянку  с живой  водой, возвращающей жизнь.
Все ждали, что предпочтет в первую очередь именинница. Согласно  поверью  по предметам,  оказавшимся в руках именинницы, можно предсказать ее дальнейшую судьбу. Хабэк положил перед дочерью железный ключ, что символизировал бы тягу к технике, однако Люхва в первую очередь подобрала жемчуг – символ  красоты,  потом  потянулась  к мешочку  с бобами – быть наследникам высокопоставленными, схватила конька  – будет путешественницей. Дочь явно разочаровала отца, на блестящее железо даже не взглянула.
После шумного застолья Хабэк пригласил именитых гостей в свою мастерскую. Помощники день и ночь трудились над подводной лодкой: смолили, красили, сушили, поставили моторы с пропеллером. Лодка была готова к испытаниям, чем Хабэк хотел удивить гостей.
Тангун  выслушал  объяснение о технических  характеристиках подводной лодки, и как предсказал Чобэк, не выказал особого  интереса.  Зато Посейдон заинтересовано обошел корпус подводной лодки, молча уставился на название: «Славия». Если бы Хабэк догадался дать другое название  лодке, возможно, все бы обошлось.
Посейдон поманил пальцем одного из драконов,  шепнул что-то ему на ухо. Тот отошел к  трем остальным  драконам, потом они дружно подошли к лодке и с четырех сторон стали рвать дерево своими страшными зубами, молотить хвостами. Не успели гости ахнуть, как от подводной  лодки   остались одни разлетевшиеся щепки.
– Знаешь  ли ты, какова  судьба подводной  скалы  «Славия»? – проревел Посейдон. – Он сушится в пустыне, в цетре Южного материка. Я запрещаю употреблять это слово в моем царстве, даже в небольшом  омуте.
С налитыми  кровью глазами Посейдон сел в свою раковину,  драконы  подхватили  ее и в мгновение ока умчали в направлении устья реки в сторону моря.
Хабэк был удручен случившимся, но в подводном царстве не принято  долго грустить, тем более, что многие гости не были  свидетелями  ярости  Посейдона, продолжали  пить и веселиться,  восхваляя  хозяина,  его супругу и именинницу. После заката солнца  рыбы-иллюминаторы зажгли свои све- чи, по воде далеко разносилась симфония водяных струй и шелест речной волны. Круглая луна озарила мир призрачным светом, русалки на островах и в заводях запели жалостливые песни о прошлой  жизни на суше, расчесывая  свои длинные волосы.
Пари-конджу и Асадаль познакомились и быстро нашли общие  интересы  в вопросах  волшебства  и гадания,  держались вместе – водой не разольешь. Асадаль была не сильна в шаманских  обрядах, Пари-конджу тут же взялась обучить ее тонкостям камлания.
– Дорогой,  – обратилась  Асадаль к мужу, – ты не возражаешь, чтобы Пари-конджу возвращалась  вместе с нами?
– Не возражаю,  – ответил Тангун,  – и даже больше,  я приглашаю ее в Вангомсон, чтобы организовать управление над шаманами. Для Мусансина тоже найдется  дело, пусть возглавит управление подводным  миром.
Тангун напрасно беспокоился, что дорога растрясет Асадаль. Хабэк буквально за пару дней переоборудовал повозку, заменил  колеса  из своих запасов,  поставил  рессоры,  обил сидения перинами, ехать даже по ухабистым грунтовым дорогам стало сказочно  комфортно. Чобэк со всеми домочадцами и прислугой уплыли в обратный путь по воде, Асадаль и Пари-конджу расположились в кузове повозки  со всеми удобствами,  продолжая  уроки  по шаманству.  Тангун  ехал верхом рядом с Мусансином и семью его сыновьями.
Мусансин оказался хорошим собеседником, рассказывал Тангуну разные истории,  случавшиеся  с ним в Индии. Оказывается,  он был участником 18-дневной битвы потомков Куру, бесславно павших от рук Арджуны. Вместе с ними тогда погиб весь цвет царских родов севера и юга, сотни миллионов индийцев  пали на поле брани.
– А какова судьба Арджуны? – спросил Тангун.
– Арджуна с братьями  отказались  от власти,  – отвечал Мусансин, – говорили мне, что они добровольно  покинули Индию,  ушли на гору Меру и там погибли
Тангун  промолчал  об Арджуне, пусть со временем  сам узнает правду о герое.
На ночь устроили бивак у подножия гор. В темноте вершины исчезли из поля зрения, тут и там загорелись пастущечьи костры.  Вышла  круглая  луна,  и все предгорье  покрылось матовым светом с тенями.
Тангун  и Мусансин любовались звездным  небом,  когда вдруг над ними пронеслась  тень огромной  птицы с расправленными крыльями. Даже при лунном сиянии было заметно, что птица очень походит на человека. Она с шумом села на нижнюю  ветку ближайшего  дерева,  откуда стала издавать вопли,  похожие на крики пастухов во время гона лошадей. Огненные глаза птицы неотрывно следили за людьми.
– Что это? – тревожно воскликнул  Тангун.
– Летающий  человек! – отвечал Мусансин. – Не стоит беспокоиться, это разумное  существо. Их немного  в горах, они даже общаются с людьми.
– Раз они общаются,  значит, могут разговаривать?
– Больше мимикой и руками, – отвечал Мусансин, – их язык, похожий на клекот птиц, понять очень трудно. Однако у меня есть человек, который понимает  их язык.
– Пусть он с моими  воинами, – распорядился Тангун, – отправится  в горы и вступит в переговоры с племенем летунов. Мне они нужны для службы вестовыми. Заодно пусть разведает,  что за племя,  чем питаются,  откуда появились и другие подробные  сведения.
– Мне известно, – ответил Мусасин, – родом они с Тибета. Я был свидетелем, как боги спустились с неба и создавали там циклопов, кентавров, людей с рыбьими хвостами, с крыльями, как у летучих мышей. Договориться с ними будет трудно, они не признают ничей власти. Подобно птицам, они не знают границ. Попробовать найти с ними общий язык, конечно, стоит.
Наутро, когда разобрали бивак и двинулись дальше, пятеро воинов вместе с толмачом отправились в горы на поиски племени летающих людей.
Через пару дней подъехали  к перевалу,  откуда открылся чудесный вид на озеро Оби.  На берегу внизу уже был виден белый домик родителей Пари-конджу, окруженный зеленью. Спуск к нему серпантином предстоял не быстрый, так что решили передохнуть. Асадаль и Пари-конджу спустились с повозки, чтобы пройтись, разминая ноги. Тангун присоеденился к ним, слушал рассказ Пари-конджу об огромных полостях в земной  коре,  в которых  красивые  города с обитателями, владеющих разнообразными чудесами техники.
Тангун  усомнился  в возможность существования таких городов.
– Под землей  очень трудно дышать,  кроме  того, людям надо питаться,  а как выращивать пищу без солнца?
– Конечно, в подземных  галереях тепло,  но очень мало кислорода, – сказала  Пари-конджу, – человек  в них задохнется. Но там много других газов: углекислый, сероводород, метан, родон, – ядовитые для человека, но они могут служить основой жизнедеятельности существ подземной цивилизации. Недаром появление потусторонних сил в нашем мире сопровождаетя холодом и запахом серы.
Асадаль мало интересовал ученый разговор мужа с Пари-конджу.  Она смотрела  на клубящиеся кучевые  облака,  на синеву водной глади озера. Вдруг она вытянула руку в сторону поверхности  озера, удивленно воскликнула:
– Что это? Там словно дыра на дне!
Взглянув  в направлении, указанной Асадаль,  Тангун увидел у конца  длинного  деревянного пирса внушительное темное пятно круглой формы. В диаметре оно было не меньше тридцати шагов.
– Это колодец,  – сказала  Пари-конджу, – вход в подземный коридор. По нему мы спускаемся  в подводный  мир.
– Но в прошлый  раз, – удивился Тангун, – я не заметил на дне озера никакого колодца.
– Озеро  соединяется с подземными водами  моря  через этот колодец,  – пояснила Пари-конджу. – Мы вынуждены регулировать поток воды из озера, иначе оно быстро обмелеет, поэтому колодец снабжен каменной задвижкой.  Сейчас эту задвижку  отодвинули  в сторону,  чтобы подводные  жители могли выйти на сушу встречать нас.
Действительно глаза стали  различать  на поверхности колодца небольшие  черточки,  всплывающие из темной глубины.  Некоторые взбирались  на деревянный мостик,  шли по нему в направлении дома, большинство направлялись по воде в том же направлении.
Спуск по серпантину занял время, за которое на берегу уже собрались несколько сотен встречающих во главе с родителями Пари-конджу. Старики  обняли  дочь, потом Мусансина, внуков, трижды поклонились в сторону Тангуна. Он поспешил к ним навстречу, преклонил перед ними колени. Старик поднял его, сказал укоризненно:
– Государю  не пристало  ни  перед кем становиться на колени!
– Вы тоже государи,  – отвечал Тангун,  – но я намного моложе вас, обязан выразить почтение и любовь.
– Государство у нас одно, – сказал старик, – и народ один, и повелитель  один! Да здравствует  Тангун-вангом, король Кочосона!
Толпа  ответила   с радостью,  люди бросились  к Тангуну, подняли  на щит,  понесли  на руках к дому. Тангун  сверху с беспокойством огляделся  – как бы Асадаль не причинили вреда. Однко рядом с Асадаль стояла Пари-конджу и добрая сотня  воинов  охраны,  которые  организовывали коридор  к дому старика.
Во дворе накрывали столы, выносили  питье и еду, праздник  в честь возвращения Пари-конджу был в разгаре.  За столами сидели самые почетные гости,  молодежь устроила костры на берегу озера и веселилась  там в своем кругу. Туда не выносили  еду, но время от времени молодые подходили к родственникам сидящим за столами,  и получали от них кушанье.  Женщины собирались  в комнатах отдельно, к окнам подходили дети, матери и сестры выносили им вкусные куски. Где-то ближе к полночи  начиналась свалка,  все перемешалось, под музыку и песни  закружились  пары на берегу и в воде. Смех и крики отражались от берега и эхом разносились далеко по поверхности  воды.
Асадаль с Пари-конджу ушли на покой, Тангун присоеденился к группе под деревом, где слепой старик неторопливо вел рассказ о далеком прошлом  своего народа.

Глава 6.

В далеком  прошлом  озеро  было морем,  на берегу жило большое  племя  саро. Молодые  на побережье  также  разжигали  костры  и устраивали  соревнования в быстроте  и ловкости.  Всегда победителем  оказывался парень по имени Седжон26. Отец его был святой, а мать – дочь дракона. Пока были живы родители, Седжон горя не знал, веселился и гулял как все сверстники. Но скоро он стал круглым сиротой,  и в доме дяди его обязанностью стало заготавливать дрова. Уйдя как-то  за хворостом, в горах он повстречал странствующего монаха, который позвал его с собой. По дороге монах обучал юношу йоге и волшебству. Через несколько лет они оказались в Индии, где он стал называться  уль-ёрэ. Он  жил в Индии долго, а когда ему исполнилось 180 лет, вернулся на родину. Вместо моря осталось озеро, друзья детства и родные давно умерли. У одного именитого сановника было девять сыновей, но он очень хотел иметь дочь. Сановник обратился к уль-ёрэ, который помолился горному духу, и жена сановника родила дочь по имени Тангым. Когда ей исполнилось 13 лет, отца со всеми родными  отправили  в ссылку на север, и девочка осталась одна. Соседи сторонились дочери преступника, ей не с кем было общаться.  Узнав об этом, Седжон под видом монаха явился в дом, где жила Тангым. Она ничего не знала о нем,  не хотела пускать в дом, однако  монах волшебным спсобом открыл все 12 дверей. Тангым оказалась в последнем прибежище  – амбаре с рисом. Монах протянул жертвенный мешок, и она насыпала  рис. У мешка не было дна, и Тангым стала по зернышку собирать рис. Монах остался ночевать во дворе дома, а посреди ночи Тангым увидела сон, как зеленый и желтый  дракон  вылетели  через окно  на небо.  К утру ей приснился другой сон, в котором небесный  гонец доставил ей три жемчужины и положил ей в рот и на грудь. Утром она обнаружила, что монах спал с ней рядом. «Что все это зна- чит?» – в гневе спросила она. Тот ответил: «Драконы –это он и она, а жемчужины – их будущие дети». После этого монах исчез, сказав на прщанье: «Вот три тыквенные семечки, отдай их сыновьям, когда они спросят  об отце». Выяснилось, что родители Тангым-аги безвинно понесли наказание, вернулись домой. Скоро они узнали, что дочь беременна, посадили  ее в каменный ящик  на вершине  горы. Там она родила   трех сыновей, их рождение  сопровождалось золотым  сиянием, звуками волшебной  музыки.  Три лебедя спустились  с неба, обогрели младенцев. В семь лет мальчики спросили Тангым об отце. Она отдала им семена, мальчики посадили их в землю, стали поливать.  Из ростков  появились плети,  которые  по- тянулись в горы. Мальчики пошли за ними и в горном храме обнаружили  отца. После  ряда испытаний, в том числе «на кровь», отец признал  их сыновьями. В конце земной жизни они стали духами, пекущимися о благе детей, а сама Тангым превратилась  в Самбуль-чесок, которая  ведает рождением детей. Её изображения можно видеть на веерах шаманок.
Тангун  встал,  подошел  к слепому  старику  и вежливо сказал:
– Спасибо, кынабай, за интересный рассказ,  связанный с этим озером.  Я слышал  от дяди Аргуна о святом уль-ёрэ, который в Индии лечил людей от самых страшных болезней, поэтому его почитают воплощением Будды. Но то, что он из племени  саро и настоящее  имя его Седжон – никому не из- вестно. Тем более, имя его жены Тангым, думаю, придумано тобой под влиянием моего имени Тангун.
– Напрасно обижаешь, государь! – ответил старик. – Мы иногда меняем последовательность событий сообразно своему разумению,  но имена и сами события  излагаем так, как оно было. Просто, когда я услышал, что наш край осчастливил своим посещением государь Тангун, всплыла история о Тангым.
– Еще раз спасибо за чудесный рассказ.  – сказал Тангун, – Мы внесем имена Седжона и Тангым в список Касин для государственного жертвоприношения. Прими на память о нашей встрече золотой танга, в трудную минуту он пригодится.
Тангун пересказал  женщинам историю о Седжоне и Тангым  из племени саро.
– Вам повезло с рассказчиком, – сказала Пари-конджу, – даже я, живя на этом озере, не слышала легенду о Седжоне и Тангыме. Поговорите с моим отцом, если вас интересует эта тема, у него есть список 70 домашних духов с их историями.
Пари-конджу пригласила  гостей в подводный  мир озера Оби. Асадаль слышала рассказы подруги, но горела желанием увидеть все своими глазами. Тангун не любил подводные прогулки, но считал не удобным отвергать приглашение, притом не отправлять же Асадаль неизвестно с кем в мир безмолвия. Он натянул на себя цельнокройный костюм, защищающий кожу от соленой  воды, прицепил за пояс аппарат искусственного дыхания, прошелся по пирсу к темному кругу, со всеми прыгнул в воду. Сначала холод пощекотал  нервы, но тело быстро адаптировалось к новой среде. Колодец затянул ныряльщиков в коридор, в котором было не очень темно – светились какие- то минералы, вкрапленные в стены. Вода вынесла пловцов в обширную галерею, в стенах которой располагались ровными рядами ниши. Из них выплывали  люди, приглашали в гости. Пари-конджу знакомила Асадаль с некоторыми из них, в это время  Мусансин  показывал Тангуну техническую  сторону обеспечения жизни  под водой. В пещеры  подводилась  пресная  вода, действовал  мусопровод.  В островной  части был кусочек суши, там были расположены мастерские  с разными ремеслами.
– Галерея очень обширная, чем же она кончается? – спросил Тангун.
– Далее еще две галереи, – отвечал Мусансин, – в одной живут русалки,  а в другой мудрые существа с человеческим телом и рыбьей головой. Глубже начинается океан под континентом, туда нельзя, потому что оттуда нет возврата.
В одной пещере  Тангун обнаружил груду виманов.
– А это откуда? – удивленно спросил он.
– Предки  племени    саро вышли  из Индии, – отвечал Мусансин, – когда там начались  междоусобные  войны,  все племя переселилось  на этот полуостров.  Потомки их не сохранили секрет изготовления топлива, вот и лежат аппараты ненужным  хламом.
– Если предки саро были высокоорганизованны, – сказал Тангун, – они должны были оставить свои записи. Не сохранилась ли какая-нибудь их библиотека?
– Согласно преданию, – отвечал Мусансин. – на дне моря было несколько пирамид  разной  величины. Скорей  всего, в этих пирамидах  были оставлены  знания, но море ушло, пирамиды тоже исчезли.
Тангун покачал головой. Знание на землю принесли умные человеко-рыбы, а сами постепенно растеряли  их. И люди не сохраняют полученные знания. Почему деградация более скора на руки, чем трудное восхождение  к вершинам цивилизаций?
Возле кустов мелькнула  чья-то  тень. Тангун  осторожно раздвинул стебли растений, увидел круглое личико, невольно воскликнул: «Асадаль!»
– Я не Асадаль, – ответила девочка, – меня зовут Арён.
– Арён, умница! – сказал Тангун. – Сколько  тебе лет?
– Мне семь лет! – с гордостю ответила она. – Я уже обручена.
– Скажи мне, Арён, – очень серьезно спросил Тангун, – для чего ты появилась на свет?
– Для счастья! – коротко сказала девочка.
Тангун был сражен ответом – вот она, высшая философия! Пусть рушатся города, гибнут цивилизации, вчерашний бог с мотыгой в руке копает поле, чтобы засеять и накормить свое дитя, потому что оно  рождается для счастья!
Вдруг перед глазами Тангуна  предстала в муках Асадаль. Он встрепенулся  и помчался  к месту, где он оставил ее. Мусансин своей грузной фигурой еле поспевал за ним, с шумом распенивая воду.
Появилась Асадаль в окружении  подводных жителей.
– Что за паника?  – спросила Пари-конджу.
Мусансин  с шумом втягивал и выплевывал воду, никак не мог отдышаться. Это на поверхности рыбы могут разгоняться и взлетать в воздух для пируэтов, а под водой надо  двигаться медленно и чинно.
Тангун обратился к Асадаль.
– Представь  себе,  мы  встретили  девочку  по  имени Арён. Я спросил  ее, для чего она появилась на свет, и она без раздумий  ответила  – для счастья! Ей всего семь лет, и она так похожа на тебя, когда мы встретились  впервые в Писогане!
– И поэтому вы мчались, словно за вами гонятся сто духов?
Все дружно рассмеялись. Подводный мир жил весело, улыбки не сходили с их лиц, и выглядели все очень молодо. Может быть, за счет святой воды?
Гордостью Пари-конджу была пещера дельфинария, отделенная  от галереи массивной металлической дверью. Там оказались  не только дельфины  и акулы, но и морские  змеи. Тангун  не сразу заметил  в темном  углу в корытообразной чаше Имуги.
– Много  лет он лежит неподвижно, – поясняла Пари-конджу, – скоро превратится в дракона и вознесется на небо с волшебной  жемчужиной.
– Недавно  дракон  являлся  во сне,  – вспомнил  Тангун ночной  кошмар.  – Было  солнце,  появился огненный шар, который превратился в дракона,  стал приближаться ко мне, отскочить в сторону не было сил.
– И что было дальше? – спросила Пари-конджу.
– Ничего,  - ответил Тангун, - Асадаль меня разбудила.
– Сон к счастью, скоро родится сын, назовите его именем огненного дракона – Пуру33.
– Спасибо за совет, – в голосе Тангуна промелькнуло беспокойство, – уже много времени, Асадаль надо отдохнуть.
– Мужчины, мужчины! – Пари-конджу развела руками, – все вы одинаковы. Вы уверены, что женщине в ее положении требуется покой.   Но это не так, наоборот,  ей надо больше двигаться.  Асададь молодец,  не побоялась  пуститьсмя  вместе с нами в путешествие.  Я рожала семерых детей на море. Купалась и рожала!
Асадаль действительно устала, она мгновенно уснула, как только выехали от гостеприимных стариков  рано утром. В обед она не проснулась, не проснулась и вечером. Тангун забеспокоился, но Пари-конджу успокоила его:
– Пусть спит, сон важнее, чем еда. От голодания за сутки еще никто не умирал.
Повозка неторопливо катила мимо редких селений. Тангун не оповестил  о своем проезде,  так что никто не выходил им навстречу. Люди, занимаясь своими повседневными делами, с удивлением провожали королевскую процессию из повозки и трех сотен сопровождающих воинов  охраны. Никто  и подумать не мог, что впереди всадников едет сам король Чосона.
У озера  Конён, куда они  подъехали  под самый  вечер, вдруг увидели  столбы  дыма,  поднимающиеся вертикально вверх к небу. Вернулся разведчик  с сообщением, что горят дома какого-то селения.
Тангун  послал  к пожарищу  сотню всадников, остальные воины  стали устраивать  бивак.  Солнце  быстро  опускалась за вершины гор, надвигалась ночь. Нашли пещеру, располо- жили возле повозки, получился отличный  ночлег.
Сотник  со своим  отрядом  быстро  приближался к горя- щему селению,  на окраине  встретился бредущий  по дороге старик.
– Кынабай, – обратился  сотник,  – что за пожар в селе- нии?
– Хунго, чтобы было ему неладно,  свирепствует,  – от- ветил старик, – бандиты напали на селение внезапно, никто не ожидал. Да и некому защищать  нас, все молодые уехали на заработки в города.
Сотник велел старику идти дальше, встретить короля, сам с сотней ворвался в горящее  селение. Жители старались по- тушить горящие костры,  указали сотнику на бандитов. Они кинулись прочь, но их быстро изловили, связали по рукам и ногам и повели к биваку.
Тангун насчитал пятнадцать  связанных  юношей, еще со- всем молодых, самому старшему едва исполнилось двадцать лет.
– Кто из вас Хунго? – спросил Тангун.
Никто из разбойников не пошевелился. Старик подошел к одному из парней,  сказал укоризненно:
– Хунго, душа в пятки  ушла? Недавно  с   безоружными стариками ты был героем, а сейчас молчишь,  как трусливый лис! Отвечай его величеству, с тобой соизволит говорить ко- роль Тангун-вангом, сын  божественного Хвануна!
Парень, самый старший,  бросил пренебрежительный взгляд на старика,  схватился за живот в приступе смеха.
– Не смеши, дед! – проговорил  он. – Это король Чосона? Верно, такой же король из рода Хва36, как я Хунго из преис- подней! Пусть мне развяжут руки, тогда я стану отвечать на вопросы.
Старик  возмутился  наглости  мальчишки, Мусансин  го- тов был наброситься на парня,  но Тангун подошел  к нему, разрезал  мечом  веревки,  велел  подать  коня.  Воин  рядом подвел своего запасного  коня,  просунул руки в подмышки парню и легко подбросил  его в седло.
– Нищий опускает всех до своего уровня,  Король возве- личивает  до своего. Теперь ты свободен  и сидишь  на коне, стал равным мне. Отвечай, кто ты, почему поджег селение?
Парень  оказался  не тугодум, скатился  с коня  и встал на колени.
– Теперь  я вижу – вы истинный король! Я родился  в этом селении,  зовут меня Хунгон. У соседа была дочь по имени Порумуль. Мы любили друг друга с детства, триж- ды мои родители сватали ее, и каждый раз из-за бедности получали отказ. Тогда я и несколько друзей ушли в горы, стали вести разгульный образ жизни, грабить купцов и неправедных  богачей,  жестоко  расправлялись с нашими преследователями. Удача нам сопутствовала, богатства так и сыпались  в наши руки, но мы кроме продуктов питания ничего  не оставляли  себе. Я свою долю отправлял  роди- телям Порумуль  в счет выкупа невесты,  другие помогали родственникам, а у кого не было их – раздавали  добычу бедным. Мы не задерживались на одном месте, но нас на- ходили обиженные, мы стали называться  «народными  по- встанцами».  Вчера пришел  мой братишка  с сообщением, что Порумуль  выдали  замуж  за приезжего  богача.  Мы  с друзьями примчались в селение,  но муж Порумуль увез ее в Собёль. От отчаяния мы подожгли  дом богача, от него загорелись другие дома. При этом мы не тронули ни одно- го человека,  наоборот,  спасали  селян  от пожара,  только поэтому ваши воины смогли взять нас в плен.
– Это правда, что никто из селения не погиб? – спросил Тангун старика.
– Правда  – то,  правда! – отвечал старик.  – Я не видел, чтобы ребята кого-то  убивали,  вместе со всеми тушили пожар. Может быть, кто-то погиб в огне, но они прямо в этом не виноваты.
– Отец девушки уважаемый человек, – укоризненно ска- зал Тангун, – как ты посмел судить его, поджечь дом?
– А кто, как не я? Он мой должник! – отвечал Хунгон.
– Есть бог на небе, мы все в ответе перед ним. Надо было написать  жалобу в уездное правление, там бы разобрались  с твоим делом.
– Небо,  ох, как далеко,  – вздохнул юноша,  – пока туда или в уездное правление  дойдет жалоба,  примут  решение, вернется  возмездие  – виновный успеет сделать еще трид- цать преступлений. Нет уж, если кто виновен, я покараю его по своей совести и чести!
– Ты остер на язык, – сказал Тангун, – посмотрим утром, так же непочтителен к ожидающей тебя виселице.
Тангун велел разместить разбойников на окраине бивака, накормить ужином.  Подъехал к повозке  – там Асадаль все еще не просыпалась. Пари-конджу что-то хотела спросить, но Тангун  приставил  палец к губам,   молча отъехал от по- возки.  Старик  разжег костер  и готовил  место для ночного отдыха. Тангун спешился, передал поводья коня охраннику, сказал Мусансину:
– Вам следует отдохнуть, завтра будет трудный день, воз- можно с погоней.
Принесли ужин – вареный  рис с жареной  рыбой и овощами. Старик поел немного, вытер губы тыльной стороной ладони, протянул руки в сторону костра.
– Кушайте,  – сказал Тангун, – вы же целый день ничего не ели.
– На ночь нельзя, – ответил старик, – тяжело будет под- ниматься  в воздух.
– Как это, – не понял Тангун.
– Не стану скрывать,  – сказал старик, – с некоторых пор я не сплю ночами. Однажды, помолившись богам, вдруг по- чувствовал, что раздваиваюсь. Мое тело осталось лежать на земле, а мой дух начал подниматься в небо все выше и выше. Я услышал голос: «Хочешь увидеть будущее?». Я мысленно ответил: «Хочу!». Неведомая сила понесла меня на край зем- ли, я увидел долину реки Хуанхэ, где свирепствовала засу- ха. Но вместо иссушенной земли я увидел море, в котором погибли люди. Остались в живых только те, кто достиг вер- шины гор, без одежды и пищи. Меня понесло дальше, через вершины  Гималаев,  в бассейн реки Ганга. И там картина та- кая же, большая волна захлестнула землю, покрыв жилища, дороги, поля. Великие цивилизации погубила вода.
– Это был сон, – сказал Тангун. – Мне, например, часто снится дракон в небе, который направляется в мою сторону с угрозой.
– Если бы так! – вздохнул старик. – Однако такие полеты стали повторяться все чаще.  Я увидел гибель племен  Сре- динного моря, потоп захлестнул всю Энею. Осталась только Сибирь и середина Африки. «Когда это случится?» – крик- нул я в небо. И ответ последовал: «Уже началось!»
Старик  замолчал,  склонив  набок  голову, Пангун  прилег ря-
дом. Костер почти потух, но через дремоту не хотелось шевель- нуться,  чтобы  подбросить  дров.  Подошел  один  из сыновей Мусансина, стоящий  на карауле,  подбросил  пару поленьев. Пламя  снова  взметнулось  вверх,  и в его красноватом свете Тангун увидел тело старика, вдруг обмякшее, с потухшим взором. «Верно, дух его отлетел от тела, – подумал Тангун, – надо будет спросить, не угрожает ли Чосону этот потоп?»
Солнце  поднялось  из-за гор внезапно. В воздухе, напол- ненной  синевой,  доносилось  воркование дикого голубя, на горе  за  ущельем  курлыкали  каменные куропатки.  Тангун открыл  глаза, оглядел потухший  костер,  поискал  взглядом старика,  но на его месте сидел охранник, подперев  голову руками, с воткнутым в землю мечом. Увидев, что Тангун по- шевелился, подошел  Мусансин   с вестью,  что  проснулась Асадаль, справлялась о нем.
Тангун достал из кармана   золотую тангу, подбросил  Му- сансину.
– За хорошую весть!
– Скоро я буду богаче вас, – рассмеялся  Мусансин, опу- ская тангу в карман.
Мусансин  проводил  Тангуна  до повозки, сообщил,  что разбойники ночью  вели себя пристойно, не делали попы- ток бежать или что-то в этом роде. Утром старик с ними вел беседу, они признали свою вину. Выяснилось, что в горах их не мало, больше двести молодых парней.  Не совсем понят- но,  что заставляет  их собираться  и вести разбойный образ жизни.
– По поводу старика,  – вспомнил  ночной  разговор Тан- гун, – правда ли, что ему подвластно  расстояние, на кото- ром он обозревает и будущее?
– Ничего  странного, – сказал  Мусансин, – йог может путешествовать во сне и заглянуть в будущее. Время велико- го потопа  действительно приближается, последствия будут ужасными,  но Чосон будет под защитой Высших сил.
Асадаль встретила его ласково,  прижалась  щекой  к пле- чу. Женщины успели позавтракать, так что Пари-конджу со всем семейством направились к озеру искупаться.
– Поворкуйте без нас, – сказала  Пари-конджу, – остав- ляем вас двоих.
– Троих! – поправила Асадаль, затем обратилась к Тангуну,
– Говорят,  ты очень беспокоился, пока я спала. Могу тебя успокоить, у нас все хорошо! Мне приходится  спать за дво- их – ребенок  поменял  день на ночь, так что ночью сплю я, а днем спит он. Мне донесла служанка,  что ты поймал  раз- бойников и утром обещал их повесить?
– Это неправда,  – рассмеялся  Тангун,  – за всю жизнь я убил одного голубя, и то случайно – стрелой во время тре- нировок  у дяди Аргуна. Я не собираюсь  никого  вешать,  и вообще  лишать  жизни  всякой  твари могут только боги, их создавшие.  Но разбойники подожгли селение,  за это долж- ны понести наказание.
– Просто так сожгли, – удивилась Асадаль, – из-за озор- ства?
– Нет, конечно! – Тангун поморщился, – Причиной была несчастная любовь. Парень  был из бедной  семьи,  девушку родители выдали замуж за богатого – старая история.  В от- чаянии  парень собрал друзей, нагрянул  и поджег дом бога- ча, в результате сгорело все селение.
– Трогательная  история  и старая, как этот мир! – вздох- нула  Асадаль.  – Я хочу встретиться  с этим  решительным парнем. До того, как вы его повесите!
Тангун удивился,  как быстро в сердцах сказанная угроза стала известна  Асадаль. Между тем она накрыла  стол, смо- трела, как он жует холодное мясо,  заедая горячей  кашей  и тонко нарезанным луком. Тангун  всегда ел с охотой, прич- мокивал  и чавкал,  стучал  костью,  вытряхивая  мозги,  по- казывая,  что еда  ему приятна.  Он предпочитал  брать пищу руками,  чтобы с пальцев  стекал жир,  который  он вытирал мягкой  лисьей  шкурой.  После  еды на груди халата всегда оставались пятна, и Асадаль удаляла их индийской ватой.
Вернулись шумные и веселые Мусансин  и Пари-конджу с детьми, свежие после купания. С собой они принесли пан- цирь черепахи огромного  размера.
 

Глава 7.

Пари-конджу заявила тоном, не терпящим возражения:
– Этот панцирь  черепахи, которая вырастила в своей го- лове красную яшму, выплюнула  изо рта, и родилась  Дочь– Солнце.  Взгляните  сюда, на канавках  между шестигранни- ками  остался  еще  налет  золотистой  яшмы.  Этот  подарок озера Конён  повелителю  Тангун-вангому и его прекрасной супруге Асадаль!
– Подарок  немного  великоват,  – добавил Мусансин, – в карман не засунешь, как золотую тангу.
Асадаль понравился панцырь, она сразу воскликнула:
– Какой  прекрасный подарок,  вот и люлька для нашего малыша!
Два  воина  привели  Хунгона,  поставили  на  колени.  За ночь парень отдохнул, вымылся в ручье.
– Совсем  еще мальчишка!  – удивилась Пари-конджу. – Он совсем не похож на главаря разбойников.
– Мы не разбойники, – выпалил  Хунгон, – а народные повстанцы!
– И против кого вы восстали? – спросил Тангун.
– Против  несправедливости, – парень  обвел всех непо- корным  взглядом,  – вот вам пример:  ваше высокоблагоро- дие поставили  меня на колени и ведете допрос, а ведь вам я ничего плохого не сделал. Разве это справедливо?
– Я король,  – Тангун  чуть повысил  голос,  – а ты пре- ступник, который поджог целое селение, оставил людей без крова.
– Наказать  преступника – не сдавался Хунгон, – благое дело. Что может быть страшнее,  чем оставить несчастными двух людей на всю жизнь? Мы подожгли дом преступника, не думали, что ветер разнесет огонь на все селение, не хоте- ли этого.
– Тем не менее,  пожар случился,  – сказал Тангун, – ви- новник  должен понести наказание, не так ли?
– Ваше наказание не будет сильнее, чем это сделает наша совесть. Мы не пожалеем наших сил, отстроим дома заново. Оставьте нас на свободе, и через год у озера Конён восстанет селение краше прежнего.
– Почему-то я верю этому парню, – сказал Мусансин, – Давайте освободим  их на год, пусть исполнят  свое обеща- ние. Местные  жители сказали,  что в горах не менее двести бездельников. Я хочу встретиться с ними, кто захочет, пусть вступит на королевскую  службу. Мне нужны молодые пар- ни.
Асадаль внимательно слушала ответы Хунгона, попроси- ла переговорить  с парнем с глазу на глаз.
Тангун неохотно отошел от повозки к кромке утеса, остальные  последовали  за ним,  стали любоваться  видом на озеро. Оно было довольно  внушительным, противополож- ный берег едва просматривался через легкую дымку над во- дой. Тут и там в небо устремлялись  перелетные  птицы,  жу- равлиный  клин медленно плыл в сторону восхода  солнца.
«Народные повстанцы! – думал Тангун. – Это что-то но- вое в государстве. Скорее  всего, это проделки  вождей пле- мен, которые таким образом высказывают неповиновение чинам уездных управ».
Между тем Асадаль попросила парня встать с колен и по- дойти поближе, но тот упрямо продолжал стоять на коленях.
– Кто твои родители, – спросила она, – чем они занима- ются?
– Отца зовут Санхо, а мать – Матта. Земли своей нет, поэтому весной они поднимались в горы, на спинах таскали глину, чтобы засеять небольшую  делянку рисом. Редко уда- валось получить урожай, чтобы хватило до следующего уро- жая. Отец работал зимой дровосеком  и охотником, был са- мым бедным в селении.  Но сейчас все переменилось, наша семья самая богатая.
– Мать Матта, случайно не из Писогана?
– Да! А откуда вы это знаете?
– Ты копия матери! – рассмеялась она. – Мне сразу бро- силось это в глаза. Я Асадаль, дочь речного божества Чобэ- ка, а мать мою звали принцесса Лу. Это ни о чем тебе не го- ворит?
– Принцесса Лу – родная  сестра моей  матери,  об этом она часто говорила.  Значит,  вы мне приходитесь  двоюрод- ной сестрой?
Хунгон поднялся с колен, приблизился к Асадаль. Страж- ники бросились ему наперез, к Асадаль поспешили Тангун и Мусансин.
– Не трогайте его! – сказала Асадаль. – Он мой брат! Тангун не сразу понял,  что мать Хунгона и мать Асадаль
– близнецы-двойняшки. Матта не выдержала  самадурства отца и ушла из дома, с тех пор о ней не было никаких  изве- стий. Мать Лу часто сожалела, Хабэк был бы такой хорошей партией. Эти сожаления прочно врезались в память Асадаль, и при виде Хунгона вдруг всплыли с особой силой.
Бивак  свернули,  королевская процессия двинулась к се- лению.  Хунгон,  старик  и  Мусансин  выехали вперед разы- скать родителей  парня  и подготовить их для встречи с Аса- даль. Многие селяне после бессонной ночи уходили  к род- ственникам, так что их могло не быть на месте пепелища.
Пожар не оставил целым ни одно строение,  сильный  ве- тер разносил  искры  во все стороны,  поджигая  камышито- вые крыши домов. Люди ходили по пепелищу в надежде от- ыскать сохранившиеся вещи, с тревогой встретили появив- шихся  всадников. Узнавали  старика,  который  кричал  им, чтобы не боялись, на помощь к ним едет сам король Чосона.
Под обвалившимися балками  откопали  три обгоревших тела стариков и одного ребенка.  На этом фоне встреча род- ственников не была радостной.
Указом  Тангуна  старик  назначался старостой  селения. Обычно старосту выбирал на два года сельский  сход, но на- значенный королем становился пожизненным старостой.
Старику оставили полтора сотни медных танги – больше сгоревшие  дома не стоили,  если не считать каменный дом отца Порумуль. Богач был прежним старостой, пренебрежи- тельно относился к Санхо и Матта, смеялся над сватовством за свою красавицу  дочь. Теперь, видя возвышение Хунгона, который  оказался   принцем  и стал приближенным короля Чосона,  очень сожалел,  что поторопился со свадьбой доче- ри. Богач из Собёля на поверку оказался  сыном кочующего циркача.
Тетя Матта устроилась  в коляске  на место Тангуна,  оно все равно пустовало, дядя Санхо и ребятишки уместились в повозке  с провизией. В таком виде королевский кортеж тро- нулся  из погорелого  селения.  Ехали вдоль озера  мимо  за- рослей камыша,  дорога петляла параллельно береговой ли- нии. Женщины, то одна, то другая говорили без умолку. Тетя Матта страшно удивилась, что отец умер – она считала, что любое божество,  в том числе речное,  бессмертно  и должно жить вечно.
– Ты очень похожа на мать, – обратилась  она к Асадаль,
– глядя на тебя, я чувствую, словно не расставалась со своей сестрой.
– Значит,  и на вас похожа, – смеялась  Асадаль, – вы же близнецы, поэтому  и сердце у меня  ёкнуло,  когда увидела Хунгона, он вылитая ваша копия.
– Не только внешнее  сходство, – сказала Пари-конджу,
– при встрече близких людей говорит кровь. Кровинки род- ные  смешиваются и ровно  светятся,  неродные  пузырятся и отталкивают  друг друга. По этому признаку  шаман  легко устанавливает родство впервые встретившихся людей.
– Да, это правда, – согласилась  Матта, – даже растения с одного колоска уживаются на маленьком клочке, с разных колосков  выживают друг друга.
За окном коляски быстро проплывали заросли прибреж- ных трав, среди которых важно проплывали белые лебеди.
– Я бывала раньше на этом озере, – сказала Пари-конджу,
– на этом берегу гнездятся  белые лебеди, а на другом чер- ные, словно договорились  поделить озеро.
– Смотрите! – воскликнула Асадаль, – вон на мыске сре- ди травы сразу три лебединые  гнезда. Обычно  каждая пара занимает большую площадь,  не пускает рядом других птиц, а тут рядом три гнезда!
– Верно,  это лебеди с одного выводка,  – сказала  Пари- конджу,  – так легче защищать  птенцов,  можно  по очереди дежурить. Лебеди умные птицы, недаром они самые при- ближенные  к богам.
– Тангун их очень любит, – сказала Асадаль, – правда, не только за красоту, но и за трапезным  столом.
– И мой Санхо тоже не равнодушен к лебедям. – добавила Матта.
– А я слышала,  – назидательно сказала Пари-конджу, – лебедей едят только персоны  королевских кровей   и молодожены.
– Жалко видеть лебедя на столе, – заметила Матта, – лебеди в паре долго живут вместе, и если один погибает,  дру- гой в тоске взмывает в небо, издает гортанный крик и кам- нем падает вниз  на камни.  Мой  Санхо  и дети ели лебедя, когда было голодно, но я всегда воздерживалась, хотя кровь у меня королевская.
Тангун  ехал впереди,  размышляя над  словами  старика. В бассейнах  рек Хуанхэ и Ганга после многолетней засухи, унесшей  жизни  многих  народов,   надвигается   потоп,  ко- торый потребует еще больших жертв. Так решили  Высшие силы,  и хотя это вне его понимания, должно  быть на бла- го Земли.  Пока  ненастье  не коснулось  Чосона,  надо торо- питься с преобразованиями, ломать сопротивление вождей племен и укреплять уездные управы, строить города – в них сила! Хочется все сделать быстро, но нужно терпение.  Сила и терпение – удел королей!
Впереди дорога разветвлялась, одна продолжала  петлять вдоль берега озера, другая уходила прямо к подножиям гор.
– Не  сворачивайте  к горам,  – предупредил  Хунгон,  –
вдоль озера путь длиннее, но безопаснее.
– Ты прав,  Хунгон,  – ответил  Тангун,  – но нам  нужно торопиться, итак задержались.  В Вангоме  и Синсине дела, которые ждут срочного решения.
– Тогда попрошу вас не ехать впереди, – настойчиво про- изнес Хунгон, – пусть  сначала следует сотня воинов. В этих горах неспокойно, особенно  после того, как здесь побывал главарь народных повстанцев  Санси43.
– Вот как! – удивился  Тангун.  – Бандит  присвоил  себе священное имя?
– Он меняет свои имена,  – сказал Хунгон, – вначале он был временем  отдыха – Ондольси42, теперь стал временем гор– Санси.
– Он, как я вижу, человек с юмором! – улыбнулся Тангун.
– Но поставить впереди себя сотню на лошадях, значит ды- шать поднятой  ими пылью. И не в моих правилах  тащить- ся позади войска,  но не беспокойся, Хунгон, – впереди нас опытные разведчики, которые не пропустят опасность.
– Самое  опасное  место,  – сказал  с тревогой  Хунгон,  – седловина  горы Кымчхвон,  за ней дорога на ровном  месте менее опасна.
– Ты что-то знаешь об этих местах? – спросил Тангун. Хунгон не успел ответить,  из ближайшей  каменной гря-
ды  просвистели  несколько  увесистых  булыжников. Они не причинили никому  вреда, но один из них попал в пере- кладину  коляски,  послышался треск  и  испуганные голо- са женщин. К каменной гряде поскакала  первая  сотня  из охранения Тангуна, но, не успев развернуться во весь фронт, остановилась в нерешительности.  Из-за  валунов стали вы- скакивать  мужчины  в разношерстной одежде с пращами  в руках, их было не меньше двух тысяч. Пока расстояние превышало дальность полета камней,  но приближаться против такого количества пращников было опасно.
Из коляски показалась Пари-конджу. За девять лет служ- бы у Мусансина и последующих два десятка лет совместной жизни  с ним,  когда появились девять сыновей, она много- му научилась,  но до сих пор ей не приходилось  применить опыт общения  с сиренами  на практике.  Сейчас она быстро оценила обстановку, сделала несколько пасов длинными ру- кавами своего пестрого халата, привлекая внимание, потом запела негромко:
Слушайте песню птицы сирин! Вы устали! Ложимся и спим! Сон навевают мои  слова, Путает ноги степная трава! Спите! Вам хочется спать! Спите! Не надо вставать!
Спать! Спать!
Голос Пари-конджу становился все сильнее,  слова эхом отражались  от гор, возвращались, липкой  массой опутывая слух и зрение всего живого. Пращники ложились  на землю и мгновенно засыпали.  Засыпали  и воины  Тангуна,  толь- ко те, до кого дотрагивалась  Пари-конджу, бодрствовали  и удивленно взирали вокруг.
Тангун и Мусансин  беспрепятственно прошли  за камен- ную  гряду,  стараясь  не  наступить  на  спящих  пращников. Там  они  обнаружили  два  небольших  камнемета, которые выпустили  первые  булыжники. Конструкция их была про- ста, булыжники  помещались в лунки  на конце  доски,  ко- торая  оттягивалась  вручную в горизонтальное положение. Выпрямляясь, доска  натыкалась  на  упор,  завернутый  не- сколькими слоями шкуры для смягчения удара, а камень со свистом вырывался  из лунки и летел в сторону противника.
Возле одной установки сидел воин средних лет, обхватив руками голову, меж пальцев его проступала кровь.
Тангун дотронулся до его плеча, спросил:
– Что с вами, отец, кто это вас так разделал?
Воин взглянул на Тангуна, приподнялся на колени и стал кланяться.
– Санси,  будь ему неладно! – проговорил  воин.
– А где он сейчас?
– Недавно   с  несколькими подручными   ушел  отсюда. Он обманул нас, будто идут бандиты племени  кая. Мы сде- лали  несколько выстрелов,  но потом  увидели,  что это во- все не бандиты.  Я участвовал  на вашей  коронации,  узнал вас. Крикнул  ребятам,  чтобы не стреляли.  Санси  пришел  в ярость,  ударил меня  железным  посохом  по голове. Но  тут пращники стали валиться  на землю один за другим. Санси вынул  из-за  пояса  блестящий  алмаз  величиной с детский кулак,  который  защищает  владельца  и уничтожает  врагов, но кристалл не действовал. Испугавшись, они тут же унесли ноги, скрылись  за эту гору.
– Почему  ты служишь  бандитам?  – спросил  Тангун.  – Опытный  стрелок мог бы найти честную работу.
– Жадность  сгубила! – вздохнул воин.  – Санси  хорошо платит,  по любому поводу достает из кармана  танги и раз- брасывает по сторонам,  успевай только подбирать.
– Откуда у него танги? – удивился Тангун. – У меня каж- дая на учете.
– Учет учетом, – философски заметил воин, – река пол- на воды, а по сторонам бегут ручьи, кто же их учитывает.
Тангун приказал  поймать Санси.  Мусансин  с сыновьями и лучниками  поспешно двинулись  к горам. Много  пресле- дователей и не требовалось на узких горных тропах.
Мусансин  знал самое главное: у бандита алмаз, который он добыл в долине Голконды у себя на островах вблизи Цей- лона, и передал его браминам  богини Кали. Алмаз способен запоминать всех, кто держал его в руке. Мусансин  зондиро- вал в горах с частотой колебаний алмаза,  и тот отвечал ему слабым  сигналом.  По нему отряд быстро  настиг  беглецов, окружил и заставил сдаться.
В памяти  Мусансина остались  воспоминания о братоу- бийственной войне в долине Ганга, погубичшей  миллионы людей. Потом засуха унесла неимоверно больше жертв. За- вершил  черное дело Шивы  великий  потоп,  после которого остался в живых едва ли только десятый житель. Голод гро- зил убить последних жителей благодатной долины.
Арджуна спас народ, перебросив на виманах зерно из Чо- сона и других северных регионов. Брамины подарили алмаз Арджуне, который  привез  его в Чосон,  положив  в качестве подарка  в день  коронации Тангуна.  Хванун  наделил  кри- сталл защитными свойствами  и водрузил на вершину Соттэ. Каким  образом он оказался в руках бандита?
Тангун  ждал  Мусансина, удобно  расположившись  под навесом вместе с Маттой, Пари-конджу и Асадаль. Служан- ки  разливали  чай,  женщины   обсуждали  последние  ново- сти, о которых узнавали совершенно непонятным образом. Всех волновал  великий  потоп,  который  начался  с запада, захлестнул  реку  Ганга,  перекинулся на  многострадальные реки Янцзы  и Хуанхэ. Последняя река разлилась  особенно сильно, погубив очень много людей.
– Откуда это вам известно?  – удивлялся  Тангун. – Даже наши послы  пока об этом сообщают очень скупо.
– А звезды на что? А ветер? – смеялась  Пари-конджу. – Надо уметь не только смотреть, но и видеть – звезды мигают на небе, сверху говорят о том, что было, что есть и чем инте- рес закончится. Надо уметь слушать ветер, он всюду бывает, многое можно узнать через него. Сейчас я слышу, муж воз- вращается с добычей, скоро будет здесь.
– И что за добыча? – спросил  Тангун. – Верно,  поймал бандита.
– Да нет, что-то блестящее  и твердое, весь в зеркальных гранях.
Подъехал Мусансин  с сыновьями, Санси  лежал поперек животом  вниз  на запасной лошади.  Один  из сыновей  Му- сансина  грубо сбросил его на землю, подал Тангуну его по- сох, выкрашенный под бамбук. Санси окинул Тангуна злоб- ным взглядом, но молча встал на колени.
– Санси,  – обратился  к нему Тангун,  – это псевдоним, или имя, данное родителями?
– Как назвали родители, это их дело, – высокомерно от- вечал бандит,  – другим до этого нет дела. Зовите  меня как все – Санси.
– Кто твои родители? Чем они занимаются?
– Отец мой господин Чхивон, между прочим, возведен- ный вашим  указом в звание  халлима. Однако  мои дела – это мои дела, он к ним отношения не имеет.
– Вспоминаю такого,  – промолвил  Тангун,  – секретарь Чипхёнджона, поэт с большим дарованием. «И как квадрат и круг несовместим, так сын с отцом враждуют меж собой». Значит, о тебе так сказано?
– А дальше? – Санси  произнес  гнусаво, подражая  стар- ческому голосу – «но недалек  путь бренной  нашей  жизни, когда всему настанет вдруг отбой».
Тангун был удовлетворен, по крайней мере, появилась за- цепка, чтобы раскрутить проверку королевского окружения.
– Что заставило  сына  почтенного  отца  податься  в раз- бойники?
– Мы не разбойники! – возмутился Санси. – Вожди пле- мен называют нас «народными повстанцами».
– Слышали! – Тангун усмехнулся. – И сколько насчиты- вается вас, «народных повстанцев»?
– В каждом уезде по два – три тумена  обученных пращ- ников,  так что вам их быстро не одолеть. Скоро наши роли могут поменяться.
– Вот как! – Тангун рассмеялся. – Значит,  ты претендуешь на королевскую  власть?
Однако,  было над чем задуматься, выходит, в уездах созданы бандитские  формирования, противостоящие разрозненным ополченцам из управ. Вожди племен  обеспечивают связь  между отрядами  барабанами  соттэ,  и руководит ими сверху кто-то непосредственно из ближайшего его окружения.
Подошел  Мусансин, положил  перед Тангуном  алмаз ве- личиной  с детский кулак. На фоне синевы неба и вод озера сияние кристалла спорило с яркостью солнечного  света.
– Каким  образом алмаз Мусансина попал к вам в руки?
– Очень просто! – Санси самодовольно  оскаблился. – Я незаметно пробрался к Соттэ в Вангомсоне, усыпил охран- ников,  взобрался  наверх и снял  кристалл.   Он верно слу- жил мне все это время,  но сегодня  он почему-то  перестал защищать.
– Последний вопрос,  – Тангун  внимательно посмотрел на Санси,  – откуда у тебя танги,  которыми  ты покупаешь бандитов и швыряешь  горстями толпе?
– Я заработал, – сказал Санси, – можете мне поверить! По заданию  председателя  Совета старейшин я написал  трактат
«Правила отношений чиновника с народом». Трактат очень понравился председателю, он выложил мне 100 серебрянных танги за мое молчание, я обменял их на 100 ман48  медных.
Трактат,    представленный   председателем    Совета   под своим именем  Бомбо  вызвал много шума и споров,  но все же Тангун  подписал  указ о возведении  его в звание  тэбу. Опять  обман,  связанный именно  с председателем  Совета старейшин. Недаром  дед Борей  недолюбливает  этого  выскочку. Сейчас накопилось достаточно  нитей,  чтобы выве- сти мошенника на чистую воду.
Тангун кивнул головой Мусансину, что он может забрать пленника для дальнейших  допросов.  Асадаль зевала, ей хо- телось спать. Пари-конджу и Матта тоже изъявили  желание отдохнуть.
– Вы уж укладывайтесь основательнее, – сказал им Тангун, – скоро выедем отсюда. Надо спешить, чтобы попасть домой до праздника Чхусок50, родители уж верно беспокоятся.
Выехали на дорогу уже к вечеру, решили ехать по ночной прохладе.  Тройка  бодро взяла  старт,  гремя  переливчатыми колокольчиками. Солнце  ушло за горизонт,  светлая полоса еще маячила слева, но скоро стало совсем темно.Тангун ехал рядом с коляской, впереди  вдоль обочины  дороги скакали всадники  с факелами. Свет от них высвечивал  дорогу, про- гоняя черноту ночи, которую человеческое воображение на- селяет  разнообразными существами:  великанами и карли- ками,  демонами  и ангелами,  гибридами  людей,  животных и птиц. Согласно  поверьям,  после захода солнца  на дорогу выходят гоблины  и ночные  духи. Гоблины  уничтожают  все живое,  что попадается  им на пути, не разбирая  стариков  и молодых.  А ночные  духи подстерегают  путника,  вскакива- ют ему на плечи,  отчего ноги его подгибаются  от тяжести. До самого рассвета нечистый  дух царапает  спину когтями, нашептывает гадости и гонит путника  вперед,  не разбирая дороги.  Слабый  не доживает  до утра,  сильный  может  до- ждаться первых лучей солнца или услышать звон колоколь- чиков, прогоняющих злобных духов, но поседевшие волосы не дадут забыть в течение всей жизни о пережитом кошмаре.
Тангун отмахнулся от дорожных страхов, направил  мысль на  более  приятные  вещи.  Скоро  самый  яркий  и любимый праздник Чхусок, который справляют в середине осени, ког- да летняя жара уже спала, а зимние холода еще не наступили.
В Чхусок люди наряжаются в новые осенние  наряды,  по- этому принято  дарить друг другу одежды. Не зря существует еще одно название дня – Кави, что значит «день ножниц». Во дворце за месяц до праздника бабка Маринэ отбирала дворо- вых девушек на соревнование в прядение  из волокон  льна и конопли. В день Кави   определяли, кто больше напрял,  по- бежденная  партия  выставляла  победившей рисовое  вино  и еду. Из льняной  ткани шили одежду для всех членов семьи, живущих с ними  родственников и батраков,  так что швеям приходилось  много трудиться. В качестве подарка женщины получали праздничный наряд ханбок – жакет с удлиненной юбкой, а мужчины халат с вышитыми орнаментами.
Под самое утро, когда сон смежил глаза, и было непонят- но,  где воспоминание, а где реальность,  ворвался  тревож- ный сигнал заднего охранного отряда. Королевская коляска остановилась, Мусансин   поехал  назад  выяснять, что  там случилось. Скоро  к Тангуну доложили,  что их нагоняет  от- ряд конницы со знаменами южного уезда.
Дверца коляски распахнулась,  женщины  одна за другой выпорхнули   на  землю.  Последней за  Маттой  спустилась служанка,  при каждом ее шаге по трехступенчатой  лесенке коляска содрогалась как от урагана. Асадаль подошла к Тан- гуну, губами пощипала  его щеки – дурная рыбья привычка, от которой он никак не мог ее отучить.
– Что случилось, почему остановились? – спросила Аса- даль.
– Сигнал  с юга, – ответил Тангун,  – Мусансин  выехал туда выяснять  причину.
– Что-то серьезное? – встревожилась Пари-конджу.
– Нет,  – успокоил  женщин  Тангун,  – ничего  серьезно- го, сигнал  был один раз, иначе  он должен  был прозвучать трижды.
Скоро  возвратился Мусансин, с ним  прибыли  Суро   с братьями  и девять  вождей  племен  кая. Суро приблизился к Тангуну,  упал к ногам  и стал целовать  землю перед ним. Тангун велел подняться, обнял правителя как родственника.
– Великий  король, – сказал Суро, – мы ожидали вашего приезда,  приготовились встречать  на горе Пукквиджи. С сожалением пришло известие,  что приезд к нам по важным причинам не состоится.  Но если король  не идет к горе, то гора идет к королю! Так решил  народный  сход, и вот здесь мои братья и вожди всех девяти племен,  чтобы  приветство- вать великого короля в нашей гостеприимной земле кая.
– Мы рады, что народ кая предан своему королю, - ответил Тангун.
Суро  и  сопровождающие его  люди  поклонились Асадаль, вручили подарки.  Женщинам понравились вышивки шелковыми нитями.  На одном из них Асадаль узнала себя, только  верхняя  половина  человечья  с довольно  хорошим портретным сходством,  а  нижняя   заканчивалась рыбьим хвостом. Среди подарков  выделялся  особым блеском  золотисиый  сундук, но Тангуну больше всего понравились картины с видом на море и плывущие  на нем корабли  с треугольными парусами.
– Вы умеете строить такие корабли? – спросил Тангун.
– Есть у нас мастера, которые все умеют. – отвечал Суро, – Приплывают также корабли с островов,  предлагают свои услуги, да пока со средствами туговато.
– Средства будут, – заверил  Тангун,  – нам непременно нужно строить корабли для торговли,  рыбной ловли, защиты берегов от непрошенных гостей.
Воины  быстро  соорудили  на  берегу речки  навесы,  повара разожгли  костры  под походными  котлами.  Не успело солнце взойти над горными вершинами, как в биваке поставили  походные  столики,  подали  холодные  и горячие  блюда. Шумное  утреннее застолье в честь неожиданных гостей продолжалось до полудня.  После  краткой  передышки  подали сытный  обед, в дело пошли  крепкие  напитки. Захмелевшие  стольники отходили  подальше  в кусты,  листочком камыша щекотали горло, освобождаясь  от съеденной пищи, долго полоскали горло водой из речки. Облегчившись, шли обратно  к столу отведать следующие  блюда. Отказаться  от еды было нельзя, чтобы не обидеть хозяина застолья.
Асадаль не отходила от Тангуна, продолжала прислушиваться к его беседе с гостями,  удивляясь  его доверчивости. Этот Суро казался  ей хорошим  лгуном,  а Тангун  поддакивал  ему. Не показав  себя на посту управителя  Южного Чолла и острова Чеджудо, он добивался передачи в его ведение всего Чолла и даже Кёнсана и просил впридачу тысячу золотых танга, для изготовления которых требовалось не менее 20 кг чистейшего золота. На эти средства Суро клятвенно обещал построить верьф, заложить 16 судов и подготовить 1000 обученных моряков.
– Для постройки верьфи лучше годится восточный берег, – рассуждал он, – там меньше островов и ближе к  Японии, куда будуть плавать суда по торговым делам. Мы умеем ладить с морем, даже в простом корыте доплываем до дальних островов.  У нас есть утесы, которые  погружаются  на дно и бороздят дно моря, которые  плавают до Индии. А гора Северной Черепахи после совершения ритуала сообщает о событиях, которые происходят в мире.
– И в чем заключается  этот ритуал? – спросила  Пари-конджу.
– Ритуал простой, – отвечал Суро, – нужно взять с гребня горы несколько пригоршен земли и, танцуя, петь песенку: «Эй, черепаха, эй, черепаха! Высунь голову! А коль не высунешь, Поджарим  и съедим!». Накануне после  исполнения ритуала  раздается  страшный грохот, и с неба спускается веревка фиолетового цвета, к которому привязан красным  платком золотой сундук. Последний подарок мы  доставили прямым ходом к вам.
Пари-конджу подошла  к сундуку,  произнесла заклинание, и крышка  сундука открылась  сама собой. Внутри сундука люди увидели красивые детские одежды, прощитые золотыми нитками, а в середине лежало золотое яйцо, круглое как солнце.  На скорлупе  рисуночными иероглифами было написано, что яйцо следует разбить в момент рождения  наследника короля.
Асадаль  восхищенно потрогала  одежду,  наклонившись над судуком, и не заметила,  как из ее волос выпал лунный камень.  Крышку  сундука закрыли, с большими  предосторожностями внесли в королевскую  коляску.
Отъезжая от королевского бивака, Суро низко поклонился Тангуну, спросил:
– Как  быстро  будет решение  о верьфи  на берегу Восточного моря? Как-то  я плавал на своем корабле вдоль берега Чосона,  и мне понравился залив, который  называется Ульсан,  там можно  развернуть  строительство  больших кораблей.
– Ждите! – ответил Тангун. – С моей стороны  проволочек не будет, однако деньги выделяет Государственный Совет, куда будет спущен ваш проект.
Распрощались с гостями  тепло,  вроде  все остались  довольны.  Тангун  проводил  Асадаль  до повозки.  Ступив  на ступень лесенки,  она обернулась и спросила:
– Неужели  Вы дадите этому проходимцу  землю и золотые танги?
– Там видно будет, – неопределенно ответил Тангун, – но корабли строить надо, и кто-то должен этим заниматься.
– Знаете,  – доверительно  сообщила  Асадаль,  – я чувствую приближение родов, и мне хочется скорее попасть  в Синси.  Вы обязаны  открыть в доме отца праздник Чусок, а ваши родители должны дать имя нашему ребенку.
Тангун благодарно пожал руку Асадаль – неужели противостояние  закончилось, и Асадаль примирится с матерью? Он велел ведущему отряду взять курс прямо  к горе Тхэбэксан. Именно туда, к алтарю под священным деревом Синдансу, к отцу Тангуна Хванину съезжались все его сподвижники на праздник Чхусок. Праздновали неделю, прославляя повелителя  Неба  и его потомство,  потом   гости устремлялись в Вангомсон, где начинались приготовления к 3 октября – праздику дня рождения Тангуна.
Гора Тхэбэксан всегда встречала Тангуна сиянием  от яр- кого солнца, однако на этот раз ее трехглавая вершина была окутана  черными  тучами.  Добравшись  до вершины  горы, Тангун  с удивлением  отметил,  что алтарь  под священным деревом Тан и ворота Синсина никем  не охраняются, веч- ный страж Старь не вышел к нему навстречу. В Обители ду- хов была только мать Унне и бабка Маринэ, они обрадова- лись появлению Тангуна с женой и гостями.
– Отец уехал на Памир, – сказала Унне, – там возникли какие-то проблемы по связи со звездой Тхэильсон, но скоро должен вернуться.
Маринэ  отослала Унне заниматься устройством прибыв- ших гостей, осталась с Тангуном  наедине.  Что-то  ее волно- вало, руки ее подрагивали.
– А где остальные гости? – спросил  Тангун. – Здесь уже должны  быть дяди Борей,  Косиль, Гор, Мауль,  Арджуна, а их не видно.
– Крепись, внук! – сказала  Маринэ.– У нас  неприят- ности,  не  знаю,  с чего  начать.  Неделю  назад  Арджуна  с братьями  ушел к горе Меру, сказал,  что его призывает  бог Шива.  С ними ушел и дед Старь. Они больше не вернутся. С уходом Арджуны сразу воспрянули  «народные  повстан- цы». Три дня назад совершено  нападение на управы. Пять управ полностью  разгромлены, никого  не оставили  в жи- вых, в двух убили чинов, но атаку отбили. Только в южном уезде управа уцелела,  потому что никого  не оказалось  под рукой, некого было убивать. Все твои деды разъехались по уездам восстанавливать порядок.
Тангун  не сразу понял  масштаб  разгрома,  королевской власти был нанесен  чувствительный удар.
– Это дело рук вождей племен! – простонал Тангун.
Он  обхватил  голову ладонями, бессильно  опустился  на ступеньку лестницы, ведущей к трону.
– Ты король  – лицо  страны,  не показывай отчаяние!  – сказала  Маринэ. – Это только первые  шаги,  все трудности еще впереди.
Вечером по распоряжению Тангуна было арестовано  все руководство Совета старейшин. При ночном допросе на оч- ной ставке с Санси  председатель  Бомботэбу  вынужден был признаться о  планах  организации нападения  на  уездные управы и захвата королевского дворца. От планов убийства короля  и его семьи или о захвате королевской власти Бом- ботэбу решительно открещивался.
Наутро  следующего  дня в тронном  зале собрались  лой- яльные  члены  Совета  старейшин и все руководство  Пави- льона мудрецов. Выслушали сообщение секретаря Павильо- на Чхивона,  который  доложил,  что сигналы о готовящнмся нападении на уездные управы поступили  давно, о чем было доложено силовым ведомствам. Арджуна разрабатывал план противодействия, но враги вспользовались его поспешным отъездом,  отсутствием  короля  и ускорили  нападение, что было неожиданно. На совещании было принято  решение  о создании  Королевской Комиссии по выявлению  участни- ков нападения на уездные управы,  которую возглавил  Му- сансин.  Все в зале вздрогнули,  когда великан  громовым го- лосом провозгласил:
– Мой король! Я приведу на аркане  к твоим ногам всех вождей племен, а не подчинившихся – зарежу.
Не успело закончиться собрание,  как к Тангуну подошла Унне, прошептала ему на ухо:
– У Асадаль началось,  воды отошли!
Новая  знакомая Пари-конджу поместила  ее в бассейн  с водой,  никого  из бабушек не подпускала.  Тангун бросился за Маринэ, но бабка заявила:
– Все правильно, Асадаль полурыба, где же ей находить- ся во время родов, как не в воде.
Время  шло  в томительном ожидании, Тангун  ходил по комнате,  не находя себе места. Наконец, через дверь донесся детский  крик.  Тангун  не выдержал,  вбежал в комнату  с бассейном. Асадаль лежала в воде, рядом Пари-конджу об- мывала крохотное тельце, издающее вопли.
Матта  держала  сундук с открытым  дверцем,  подошла  к
Тангуну.
– Возьмите яйцо, – сказала она, – разбейте! Мы женщины не решаемся на это.
Тангун выхватил с сундука яйцо,  казалось,  оно само соскочило  на руки. Резко надавил большим  пальцем на скорлупу. Послышался легкий хлопок, и из яйца вырвалось светящееся кольцо,  похожее на солнце. Оно  медленно поплыло по воздуху к ребенку, образовало нимб вокруг его головы.
В это время в комнате  вошел Хванун, он взял с сундука одеяльце,  протянул  Пари-конджу. Она обернула  ребенка  в одеяло, Хванун взял его и поднял над головой, весело крикнул:
– Эра Тангуна продолжается, пусть имя наследника будет Хэбуру!
Вечером Хванун и Тангун,  сидя за низеньким столиком с нектаром и амброзией, обсуждали  сложившуюся ситуацию в стране. Они пришли к выводу, что причина  неурядиц в отсутствии  в структурах королевской власти, в частности в уездных управах, народных представительств. Эти представительства  должны защищать  интересы  народа,  обладая равными  правами  с управами. Сразу встал вопрос о третьей стороне  – арбитре  в случае возникновения споров  между двумя ветвями власти. Им должен быть независимый судья, руководствующийся законами страны.
Тангун  удивился,  для  утверждения  стабильности опять выступила  сакральная тройка,  как  Самсон, как  три  девы предсказательницы, ткущие нить человеческой  судьбы, как трехглавая вершина Тхэбэксана.
Тройка  – символ  стабильности всего сущего. Павильон мудрецов, Совет старейшин и Король – тоже тройка,  представляющая власти  Чосона,  и для стабильности в управлении надо правильно распределить  обязанности и ответственность  каждой  стороны.  Он, король,  должен проявить терпение,  обладать силой, но не размахивать ею. Он подмял под себя Совет старейшин, а это делать нельзя,  Это и привело к трагическим событиям с уездными управами.
Тангун  на следующий  же день освободил  арестованных членов Совета старейшин, отпустил Санси,  отозвал Мусансина в столицу и объявил об амнистии  «народных повстанцев». Был обнародован указ  о торжествах в честь рождения сына Хэбуру в дни празднования Чхусок. Напряжение в обществе начало спадать, все занялись  подготовкой к торжествам двойного праздника.
В Вангомсон  начали прибывать важные гости. Их встречали Борей  или  Мауль,  размещением гостей занимались Маринэ  и Пари-конджу. Унне и Асадаль торопили  швеев с подготовкой мужских  халатов и женских  ханбок для всего двора и для подарков,  особенно  тшательно  продумывали одежду для наследного принца.
Жители Вангомсона вывешивали на столбах и стенах домов  снопы из злаков, во всех дворах выпекали   рисовые лепешки и в бочках настаивали  рисовую брагу.
Праздник начался с поминания предков, почтение к ним – залог   благосостояния. Во всех семьях старшие  сыновья подносили жертвоприношения, повторяя  благодарственные молитвы.  Только после этого хозяева и гости садились за праздничный стол.
На крыльце  дворца был установлены  столы, за которым сидела вся королевская семья. Гости кланялись в ту сторону, клали подарки, славили наследного принца, желали ему здоровья и счастья.
Обязательный атрибут  праздника –  колядки.   Двое  сановников накрылись круглым соломенным матом,  изображающим панцирь, приделали  черепашьи  головы и хвосты и медленно двинулись из дворца к богатым домам, из богатых к бедным. Появление ряженых всюду приветствовали криками:  «Черепаха  с моря  пришла!  Горло  надо  промочить!», открывали  двери и радушно  угощали  колядников и их сопровождающих, которые складывали  подарки в мешки.
В праздник проходили  соревнования по борьбе  – «сырым», победитель получал звание богатыря и уносил с собой моток ткани, меру риса или теленка. Любимым развлечением было перетягивание каната,  в котором  принимали участие до несколько тысяч парней. Канат такой длины возили на волах, все участники получали подарки.
Лучники  демонстрировали свое искусство,  поражая  цель на приличном расстоянии. Девушки  при этом вознаграждали стрелков  хвалебным  пением, вокруг победителя  кружили хоровод.
Дети тоже принимали активное участие в соревнованиях, из дерева вырезали  повозки  и вызывали  детей из соседней улицы или даже деревни. Выигрывал тот, кто сохранял свою повозку в целости, сколько бы его ни толкали соперники.
В торжествах приняли участие представители «народных повстанцев», которые  особенно  рьяно  прославляли Тангуна и наследного  принца.  Замечательную  оду написал  поэт Чхиван, секретарь Совета старейшин, который до этого был в оппозиции.
После праздника в течение недели погода менялась  – то дождь, то солнце, а потом проливные дожди пошли не переставая. За месяц выпала многолетняя норма осадков, реки вышли из берегов и затопили большинство селений у побережий.
Королевский дворец в Асадале был на возвышении, вода не причинила особого вреда. Тангун и Асадаль смотрели из окна на разлившуюся  реку, поток воды разлился  до самого горизонта, ворочая  вырванными деревьями,  камышовыми крышами  домов,  барахтающимися животными, которых некому было спасать.
С разных концов  стали поступали  тревожные  сведения. В Вангомсоне затопило половину домов, в некоторых уездах вода унесла все запасы пищи. Над страной нависла реальная угроза голода, особенно сильно пострадали более равнинные южные уезды.
Асадаль беспокоилась за родителей,  и не напрасно. Пришло сообщение, что в Писогане дворец подводного божества смыло водой, и часть устья реки поглотило море. В Асадаль прибыли  Чобек и мать Лу, стали размещать пострадавших у горы Пэгак.  Вечера они проводили  в королевском дворце, на радость Асадаль. Маленький Хебуру привязался к ним, поскольку дед с бабой носили его на руках.
– Оставьте его, – говорила Асадаль, – скоро год ребенку, он должен научиться ходить.
– Ничего, – отвечала мать Лу, – когда побаловать ребенка, как до года, а там не успеешь оглянуться, пойдет сам по земле.
Хэбуру так и не научился ходить, но бегал. Встанет на ножки и с места в карьер, не успеют дед или баба поймать внука, обязательно набьет шишку на лбу, не умея остановиться перед препятствием.
С Древнего  Чосона  корейцы  отмечают  три важнейшие даты человеческой  жизни:  годовщину  рождения, когда по обычаю  ребенку  приписывают два года, свадьбу и юбилей в 61 год. Свадьбу справляют  родители,  юбилей – дети, эти праздники взаимообусловлены – без свадьбы детям отменяется юбилей. Получается, что годовщина со дня рождения – главнейший праздник, который справляет весь род.
Несмотря  на тяжелейшее последствие наводнения, унесшего почти  четверть населения страны,  Тангун  объявил  о торжествах по случаю годовщины  со дня рождения  наследного принца.
Род Хванов велик, дед Хванин прислал на торжество своего сына Хэмосу. Он спустился с небес в колеснице, запряженной пятеркой драконов, в сопровождении восьми белых лебедей. Они скинули  свои перья и превратились в прекрасных фей – дочерей Хванина. На их пути в разноцветных облаках звучала музыка, эта небесная  симфония сопровождала все дни праздничных торжеств.
Хванун и Унне прибыли  в самодвижущейся коляске, доверху наполненной подарками из волшебного города Синси.
Дед и бабка Тангуна  – Борей  и Маринэ, были частыми гостями,  на этот раз привезли  из Чосона  всех своих детей и внуков. Приехал из Когурё постаревший Гор, который принял звание  короля,  но до сих пор не был женат. Очевидно,  над ним тяготел венец безбрачия, как в свое время над королем Хондо, могла возникнуть проблема с престолонаследником.
Косиль, прибывший с семьей,  внимательно изучил по дороге местность вокруг Вангомсона и Асадаль, сделал Борею ряд полезных советов по упорядочению сельскохозяйственных угодий, у него хоть побелели виски, сохранился острый взгляд на окружающую природу. Вместе с Косилем  прибыл из Йерога Садиха с молодой женой Соинь. Женитьба явно пошла ему на пользу. Ввместо суховатой, как жердь, финуры, он приобрел стать дородного мужчины с округлившимся животом.
Мирык и его жена Тонхэсси выглядели очень молодо,  словно время  не властно над ними.  Попрежнему рядом  с сестрой всегда находился Иравата, но теперь со своей супругой Конджу. Она впервые  выехала так далеко от Чосона,  с трудом выдержала дорогу, головокружение от ходулей не прошло с годами. Ее братец Когонь был женат на принцессе из Йерога. Кохан,  старший  сын Косиля, все же женился  на Ми-ми и жил в Асадале.
Что за чудесный праздник – годовщина  со дня рождения ребенка! С древних времен в течение тысячелетий процедура совсем не изменилась. Ранним  утром Хэбуру одели во все новое и поставили за столик, на который родители положили деньги, ручку, ножницы, расческу, чашки с рисом, хлебцами и бобами.  Считается, что все эти вещи имеют сакральное значение.  Все родители желают, чтобы их ненаглядное чадо взял деньги – будет жить богато. Неплохо, если возмет ручку – будет умным, и т.д.
В это время все присутствующие  кладут на столик  свои подарки.  Хэмосу  выложил  на столик  горсть  жемчужин, многочисленные деды и дяди клали драгоценности, шелка, красивую  посуду и всевозможные игрушки.  Что первым поднял Хэбуру – история умалчивает, а мы придумывать не будем, для нас это не столь важно.
После процедуры угощения имениника накрыли столики в большом зале, сели за пиршество. Такие же столики поставили в саду и даже вдоль дороги, слуги не успевали выносить мясо, рыбу, рисовые лепешки, жареные бобы и сладости. На столике стояли кувшины с вином, рисовыми брагой и водкой. Народ весело проводил время в течение всей недели.
В зале дворца  начались  речи,  выступающие  поздравля- ли Тангуна  и малолетнего  наследного  принца.  Желали  ему долголетия,  отменного  здоровья,  богатства,  спокойствия в стране, но странно! – никто не пожелал много детей. И так получилось,  что Хэбуру, став правителем  страны Северный Пуё, до старости был бездетен. Он молил духов гор и рек о наследнике.
Однаждый он подъехал к озеру Конён  и увидел на берегу большой камень, источавший слезы. Когда перевернули камень, под ним нашли дитя, похожее на лягушонка, который отливался  золотистым  цветом.  Хэбуру счел его наследником, посланным Небом, и назвал Кымва, но это уже другая история.

Эпилог.
Заканчивая сказ о Тангуне отметим, что до ХIII века миф сохранялся  где-то на периферии и был мало известен.  Но когда Корё переживал трудности внутренних неурядиц и иноземных  нашествий, этот генеалогический миф был взят на вооружение  для консолидации страны. Есть весомые аргументы того, что автором текста мифа мог быть монах Мёчхон, который  в Согёне   в 1135 году поднял мятеж. Именно с этого времени  Тангуна стали считать общим  предком  корейцев и поклоняться ему как божеству.