София Николаевна Карамзина

Надежда Секретарева
      Письма Софии Николаевны к брату оставляют тягостное впечатление - если так думали и писали о поэте и его жене друзья, то чего же ожидать от врагов, правда, враги не оставили письменных свидетельств недоброжелательства. Или это привычка к злословию принятая в светском обществе, или желание выделиться причастностью к трагическому событию жизни поэта, ревность и зависть.
      "Сказать тебе, что в точности вызвало дуэль теперь, когда женитьба Дантеса сделала её невозможной, - об этом никто ничего не знает. Считают, что на балу у Воронцовых... раздражение Пушкина дошло до предела, когда он увидел, что его жена
беседовала, смеялась и вальсировала с Дантесом. А эта неосторожная не побоялась встретиться с ним опять в воскресенье у Мещерских и в понедельник у Вяземских" - интересно, кто считает? На бале у Воронцовых ни Карамзины, ни Вяземские не были, Наталья Николаевна не вальсировала с Дантесом, а танцевала контраданс - манерный групповой танец, где визави постоянно меняются, зачем Софья Николаевна сгущает краски, даже не стесняясь приврать...
 Карамзины-Вяземские считают виноватой во всем Наталью Николаевну, хотя усердно приглашали и Пушкиных и Геккернов.
       "Его несчастная жена в ужасном состоянии и почти невменяема, да это и понятно. Страшно об ней думать".
       "Я рада, что Дантес совсем не пострадал и что, раз уже Пушкину суждено было стать жертвой, он стал жертвой единственной: ему выпала самая прекрасная роль, и те, кто осмеливаются теперь на него нападать, сильно походят на палачей" - а на кого походят нападающие на его жену? конечно, С.Н. об этом не задумывалась
      "...я видела несчастную Натали, не могу передать тебе, какое раздирающее душу впечатление она на меня произвела: настоящий призрак, и при этом взгляд её блуждал, а выражение лица было столь невыразимо жалкое, что на нее невозможно было смотреть без сердечной боли...Бедное, жалкое творенье! И как хороша даже в таком состоянии!" - то есть горе не испортило её красоты, а должно было... я  не могу понять этого пассажа Софьи Николаевны - это уже за гранью.
      "На нее по-прежнему тяжело смотреть, но она стала спокойней и нет более безумного взгляда. К несчастью, она плохо спит по ночам... бедная жертва собственного легкомыслия и людской злобы! Дантеса будут судить... мне бы хотелось, чтобы ему не было причинено ничего дурного и чтобы Пушкин остался единственной жертвой"
     "...она уже не была достаточно печальной, слишком много занималась укладкой и не казалась особенно огорченной,... она была рада, что уезжает, это естественно,но было бы естественным также выказать раздирающее душу волнение - и ничего подобного, даже меньше грусти чем до сих пор" - С.Н. обвиняет вдову в отсутствии желания выказывать показные раздирающие душу волнение и огорчение... так ведь она не на сцене.
"Затем она сказала мне нечто невообразимое...что является ключом всего ее поведения ... того легкомыслия, той непоследовательности, которые позволили ей поставить на карту... жизнь Пушкина даже не против чувства, но против жалкого соблазна кокетства и тщеславия, она мне сказала:"Я совсем не жалею о Петербурге, меня огорчает только разлука с Карамзиными и Вяземскими, но что до самого Петербурга, балов, праздников - это мне безразлично."
О! Я окаменела от удивления... мне казалось, что она сошла с ума, но ничуть не бывало, она просто бестолковая, как всегда" - и что же тут невообразимо кокетливого и тщеславного?, если Н.Н. не жалеет оставлять город с его дворцами, праздниками и балами,воспоминания о которых отравлены Геккернами, вполне естественно, что она будет жалеть о разлуке с людьми, которые взяли на себя труд считаться друзьями. Или она должна была сказать, что будет скучать по Зимнему и по Аничкову? - этих слов ждала Софья Николаевна, фрейлина Двора, странно по меньшей мере.
       "Ведь даже горесть, которую он оставлял своей жене, и этот ужас отчаяния, под бременем которого, казалось бы, она должна была пасть, умереть или сойти с ума, всё это оказалось столь незначительным, столь преходящим и теперь уже совершенно утихло!- а он-то знал ее, знал, что это Ундина, в которую еще не вдохнули душу... успокойся за нее: еще много счастья и много радостей, ей доступных, ждут её на земле" - странное пожелание для вдовы, матери четырех крошечных детей, как же плохо они, Карамзины-Вяземские, относились к Наталье Николаевне, завидуя успеху Пушкина и красоте его жены. 
      В письмах Софьи Николаевны возникает злоязычная, завистливая, эгоистичная девица, наблюдающая мир сквозь флер романтичности, как действо на сцене, не стесняясь приврать и как только можно очернить жену поэта...
      Искренняя забота и тревога о Дантесе вызывает удивление, чем он так близок Софье Николаевне, почему она трепетно опасается за его судьбу - лишь бы он не пострадал, то ли это влюбленность старой девы, то ли близорукость, но скорее всего давнее недоброжелательное отношение к Пушкину.