Тянулись долгие месяцы ожидания. Ответов не было. Я работал, верил, надеялся. За всё время, что я ждал, я смог раза три сходить к роднику и раз выбраться в соседнее село, в храм. Было лето. Шла заготовка древесины. Трактора, пилы, лесовозы ломались от непосильной работы. И только люди, вернувшись из делянок, успевали петь, пить, гулять, заводить детей. По вечерам был и я свободен. Только успеть уже никуда не мог... Остальное меня интересовало мало, да и не звал никто в свою компанию полицая. Фронтовики-то и то никого не интересовали, было их в шестидесятые, да и в начале семидесятых ещё много, не в диковинку. Грудь их по праздникам серебром украшали редкие боевые медали. Юбилейных ещё не было и в помине. Были они тогда не чем-то диковинным, слово «ветеран» ещё не означало «старик», и вспоминали о них от случая к случаю, к очередному юбилею, чтобы провести в школе очередной урок мужества. У меня никогда не было зависти к ним, идущим из школ с таких уроков. Я прекрасно понимал, что проверку на мужество не выдержал. Кроме нас, полицаев, кроме пленных, были и те, кто подрывал себя и врагов последней гранатой, оставлял себе последнюю пулю. Я не видел этого сам, но знал, что такое было. Тот же Мишка Власов во второй раз не сдался бы в плен, да и в первый раз попал туда, не имея возможности сопротивляться. И я сам в сорок втором в плен попал без сознания. Но до сих пор не знаю, что бы стал делать, если бы не валялся контуженым, а имел выбор… Но это тоже был не самый большой подвиг.
Сколько умерло от голода и тяжёлого труда тех, кто не выбрал лёгкого пути, кто остался верен присяге, кто остался в лагере? Сотни тысяч… Может быть, именно они и есть - самые славные герои войны, самые неизвестные к тому же. Солдат, идущий в бой, на возможную смерть, может погибнуть мгновенно, может быть ранен и вынесен с поля боя. А может и остаться целым и невредимым. Что с ним случится, он не знает, а потому надеется на лучшее. А вот пленный знает свою судьбу наперёд: голод, холод, работа, истощение, смерть. Бесславная смерть. Смерть, не замеченная среди тысяч, сотен тысяч других смертей, случившихся вчера, сегодняшних и тех, что будут завтра… Вот они знали свой удел и осознанно шли на смерть - такую растянутую во времени казнь, имея возможность выбрать себе более лёгкую и менее голодную участь. Но они не сделали этого…
И из наших пяти сотен вышло к Павлову только двадцать. И всё. Сколько из тех, оставшихся, дожило до конца войны? Не удивлюсь, если никто. Если из всех нас, стоявших тогда фронтом перед полковником-искусителем, до Победы дожили только я и Мишка. А теперь остался только я…
Но писем всё не было. Екимовна хворала, я работал.
Сидя в кабинете следователя, я изучал затейливый путь мухи по потолку. Судя по кривулям, которые она выписывала, муха была пьяна. Следователь был незнакомый и явно не милицейский. Зачем-то я опять потребовался серьёзным органам. Несколько лет уже меня никто не трогал, и я стал забы-вать о их существовании, но вот напомнили.
Я смотрел на муху, и мне было смешно. Следователь, работающий явно первый год, строил из себя следака-аса. Я уже двадцать минут своей задницей нещадно эксплуатировал милицейскую табуретку, а он ещё ни разу не поднял на меня глаз. Как же, изучает документы. Проходил я это всё в сорок седьмом, когда этот «ас» под стол пешком ходил. Ну да ладно. Мне же проще. Но, в самом деле, пишу уже два года, а ответов по Капке и Коле нет. Никаких. Раньше такого не было. Полгода не отвечали, бывало. Но не два же… Уже три раза посылал повторные запросы. Тишина. Может быть, это «приглашение» как-то связано с моими поисками и молчанием поискового бюро?
- Итак, гражданин Заходин, Вы, используя государственный токарный ста-нок, государственную же электроэнергию, производили людям трубы для получения воды, - почти визгливо начал «ас». Вот уж никогда бы не подумал, что у такого красномордого здоровяка голос чуть ли не бабий. Даже муха от такой неожиданности, рассерженно жужжа, улетела в окно. Ну и ладно. Теперь в потолок всё равно смотреть не дадут. Спасибо, муха, и на том. Прощай. Если свидимся, так я тебя не узнаю. Не обессудь, если что…
Но следователь уже брал быка, как он думал, за рога. Моё мнение по этому поводу от следовательского отличалось:
- Давно ли Ваше почтенное заведение стало интересоваться тем, откуда у трудового народа лишняя трёшка на бутылку, гражданин следователь?
- Это кто это здесь трудовой народ, а, Заходин? – глаза следователя явно показывали, что такое обращение им в диковинку.
- Никто, гражданин следователь, - быстро согласился я.
- То-то! – он считал, что первый бой остался за ним, а я, смеясь про себя, что за мной. Мне начинал нравиться этот парень – с ним было весело.
- Так что ты можешь сказать по существу вопроса?
- Коммунистическая партия, советское правительство хотят, чтобы наш народ жил всё лучше и лучше. Для повышения благосостояния населения и удовлетворения его бытовых потребностей на заводах необъятной нашей Родины было налажено производство водяных насосов, - за моей политической «перековкой» лично следил освобожденный парторг нашего леспромхоза, и передовиц «Правды» и «Известий» мною перечитаны тонны. А память у меня всегда была хорошей… Вот и «брешу, как по писаному», благо органы трубы не интересовали – ради них не послали бы даже начинающего следователя. - Для улучшения бытовых условий жизни в частности. Для монтажа этих механизмов требуются трубы, по которым вышеозначенные приспособления и повышают жизненный уровень приобретяще… приобретёвше… (ну, русский язык любого академика в угол загнать может)… купившего на трудовые сбережения это чудо советской науки.
- Грамотный, да? Тебя этому у полицаев учили?
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/03/14/946