Салочки со смертью

Алексей Улитин
Салочки со смертью
1
Как и ровно три месяца назад, тринадцатилетний мальчишка по имени Юра вновь убежал из своего дома, чтобы испытать себя. Как и ровно три месяца назад, он сделал это в самом начале часа Крысы - в любимое время озорников, заговорщиков и всех прочих неординарных личностей - без часа полночь. Как и ровно три месяца назад в небольшом пролеске, где он решил остановиться, лежал снег. Ничего удивительного, ибо сейчас была середина февраля. Впрочем, последнее в настоящее время значения не имело.
А имеет значение только один факт: он находится здесь, именно в том самом месте, куда он сбежал в прошлый раз. Благодаря мощнейшему на памяти взрослых блокирующему антициклону, снегопада за это время не было от слова вообще. (Слово "блокирующий", которым он сразил всех на уроке по предмету "Окружающий мир", было выдумано не им, а узнано от отца).
Поэтому, след от кострища (небольшую ямку с давно остывшей золой) он нашёл довольно быстро в свете индукционного фонарика а-ля "летучая мышь". Чуть больше, чем полминуты энергичных, размеренных, полукруговых покачиваний светильником, и в тусклом, почти магическом его сиянии, чёрный круг на белом снеге был зафиксирован глазами на счёт раз-два.
Вот он! Дошёл! Перед тем, как сбросить с плеч небольшой рюкзак со всем необходимым, Юра вытянул обе руки над ямой и замер на несколько секунд почти в абсолютном молчании. И, если, согласно песне, "древние рощи полны голосов", то современный бор хранил своё таинственное и величественное безмолвие. Лишь слабо-слабо, едва уловимо на его слух, как часто говорил отец, "трещал мороз". Значит, точно всё хорошо!
Старый складной табурет - две загнутые металлические трубки, скреплённые двумя же болтами и полотном тёплой материи в качестве сидения - был приведён в рабочее состояние акцентированным разведением ладоней рук в стороны. Начало привалу было положено. Затем Юрий сделал десяток-другой шагов к поваленной в незапамятные времена сосне. Наклонившись к её корням, он потянул вверх за кончик белого брезента, который, как оказалось, покрывал углубление в земле. Пусть эта маскировка была весьма незатейлива, но всё же давала ему веские основания считать это место самым настоящим схроном. В нём лежало всё необходимое для этой ночи. Сухие поленья, предварительно разрубленные на четыре части, хворост и обтёсанные лучинки для розжига костра, початый коробок со спичками. Целое богатство для человека, решившего провести зимнюю (и не только зимнюю) ночь в лесу. Приятным дополнением служили две пары скрещенных между собой (наподобие Андреевского стяга) болтами стальных пластин (по два на пару) и стальной же прут, лежавшие отдельно.
Через пару минут над местом былого очага, по обе стороны от него встали самые настоящие "козлы" (с ударением на "о"). Всего лишь раздвинь пластины, да и закрепи ключом две гайки, чтобы эти пластины не "ходили". Какие тут проблемы?
С азартом и со знанием дела Юра начал возводить столовую для огня в виде хотя и примитивного, но вполне надёжного "шалашика". После чего, оглядевшись по сторонам, он чиркнул спичкой. Вспыхнуло яркое пламя, как бывает, если при приготовлении спичек самостоятельно, добавить в смесь краску "серебрянка". Источник огня был поднесен к самому основанию вигвама. Сначала огонь охватил скомканный лист бумаги, следом занялись хворост и лучинки. Через минут пять около зимнего костра, над которым висел на железном пруте котелок со снегом, уже было тепло. Жар требовал себе 
постоянной дани, и мальчик то и дело выполнял его желание, подбрасывая четвертушки поленьев в самый центр пламени и наблюдая за тем, как жадно лижут дерево живые красно-оранжевые языки, местами приобретающие жёлтый оттенок.
Тот древний мудрец, который сказал, что на огонь можно смотреть вечно, был, оказывается, дюже прав. Пламя согревает, оно показывает, что можно не стесняться жить полной жизнью, то и дело стараясь дерзко вырваться из предписанных тебе ограничений. При первой же представившейся возможности, как и полагается юному. К тому же... К тому же этот свет, это тепло гонят прочь, в окружающую тьму, все невесёлые и крайне несвоевременные мысли вроде: "А что дальше?", "А зачем я здесь?", "А что будет, если..."
За спиной Юры треснула ветка, заставив его вздрогнуть. Скорее всего, это ничего не означает, а если и означает, то, вероятнее всего, вовсе не страшное, но... Но осторожность, как водится, никогда не бывает излишней. Кто-кто, а Юркий осознавал это хорошо. Один раз он уже ошибся. И, хотя у пояса, в кожаном чехле с застёжками покоился охотничий нож (на этот раз он подготовился лучше и не ушёл из дома безоружным), он всё же отошёл в тень деревьев, прихватив рюкзак, чтобы увидеть, кто (или что) решил нарушить его полуночное уединение. Уже через полминуты послышались сначала шаги, затем и шёпот:
; Эй, Космонавт, ты где прячешься? Я, это... пришёл...
; Дьюк, ты? - Юрий вышел на свет пламени костра из-за сосен. - Ты решился, да?
; Ага! - коротко подтвердил немногословный  парень с фамилией Индюк (не Индюков!), который был хоть и старше Юрки на целый год, но всё ещё опасался лишний раз засветиться в разговорах.
Оно и понятно! Ведь обладание такой фамилией означает каждодневный вал насмешек с подколами (в том числе и крайне матерными). Так было раньше. Сейчас же... отчасти благодаря стоящему перед ним "Юркину" (друзьям можно и так), прилюдно сказавшему, что "Дьюк" - означает "Герцог", обладающий правильным характером парень начал вписываться в коллектив сверстников. После дружеского рукопожатия Юра, оглядевшись по сторонам, будто кто мог  их  послушать, задал первый из серьёзных вопросов:
; Ты один?
Тот по своей привычке, замялся, и беглец решил спросить своего товарища ещё один раз...
2
; Ты один? - повторил я вопросу своему тёзке, понимая, что он может ввести в ступор.
; Один, - тихо подтвердил мне Юра.
; И твоё решение?
Ответа на этот вопрос я ждал с нарастающим нетерпением.  Неужели, как и в тот раз, всё снова будет зря? Одна ошибка у меня была, и мне бы не хотелось её повторения. Но он  посмотрел мне прямо в глаза и, не отводя в сторону взгляд, сказал уверено и спокойно, хоть и не многословно:
; Я - готов!
Ну, городской, да ты для меня свой в доску! Не то, что некоторые исконно деревенские, как оказалось на самом деле. И это очень хорошо! Хотя, постой!
; А ты принёс? Всё сделал?
Вопрос был непраздный. Возможно, очень возможно, что ответом будет "Нет". Я, конечно, был готов и к такому развитию событий, но мне очень хотелось бы иного. До мурашек! И мой тёзка меня не подвёл.
; Да! Вот, смотри, всё правильно?
С этими словами он протянул мне свёрток из материи, представлявший собой прямоугольный треугольник. Я принял его из рук моего... ДРУГА и аккуратно развернул. Да, это было как раз то, о чём мы договаривались. С этим свертком я подошёл к котелку, в котором в кипящей воде плавали мелко порезанные дольки свёклы. Теперь нас будет двое! Никакой ошибки быть не может!
Как же здорово узнать, что твой выбор верен. Хотя, нет! Правильнее будет сказать так: осознать! Узнал-то я, наверное, ещё года два с половиной назад, когда он вместе с родителями и старшей сестрой появился в нашей деревне. Как узнал? Очень просто! В отличие от всех прочих городских, (что до него, что даже после) он не в такой степени страдал смартфонной болезнью, как они. Конечно, она у него была (куда без этого, и у некоторых наших наблюдалась), но всё же... Что делали все остальные городские ребята (да и девчата тоже)? Понуро ходили, наклонив голову к земле, ежеминутно мыча по-кровьи: "Мне ску-у-учно!". Он же почти сразу спросил: "Есть ли грибы?", кивнув на лес. Да и в лесу он хорошо ориентировался, глубоко ходил, съедобные грибы знал, ядовитых не брал, чем тоже заслужил моё (и не только моё) уважение. Когда же он увидел мяч, подбежал и задал абсолютно правильный вопрос: "В какой команде играть?". Словом, нормальный парень, настоящий! Вот бы тогда нам с ним... Хотя нет! И я был мал возрастом, да и просто не представлял себе, что можно и ТАК. Всё изменил случай четырёхмесячной давности.
Тогда мой отец, отец Юры и ещё один односельчанин решили наведаться в мёртвую деревню в пяти верстах от нашей.
Мёртвая деревня... Вот не надо, не было в ней ни зомби, ни вампиров. Просто в ней никто не жил. И давно, ещё лет за пять до моего рождения. Покинутые деревни тоже умирают. Умирают, как и покинутые всеми одинокие люди. Кого этим сейчас удивишь? А удивить есть чем! Произошло, как я понял из разговоров взрослых, следующее.
Стояли две деревни: наша и "Живая" (ныне мёртвая). На одинаковом расстоянии от трассы, с примерно одинаковым количеством населения, каждая со своей школой. В самом начале 90-х годов прошлого века в чьих-то головах возникли мысли о том, что если отказаться от всего советского и вернуться к дореволюционному, то заживём "как баре".
Прямым результатом стало закрытие Краснопахарьской сельской школы (от советского названия "Красный пахарь" жители соседней деревни тоже отказались) с переводом учащихся в нашу. А двухэтажное здание (как самое красивое) решили переделывать в храм. Но гладко оказалось лишь на бумаге и в мечтах. По шесть километров пересечённой местности туда и обратно, оказались для школьников слишком серьёзным фактором для того, чтобы их родители сменили местожительство. Вслед за ними устремились и семьи с дошкольниками, если у них не было возможности выехать в город. Бессемейная молодежь тоже разъехались кто куда, особенно когда выяснилось, что с роспуском колхоза доказывать право на землю выйдет крайне дорого и долго. Через пару-тройку лет в той деревне остались лишь глубокие старики, полуразвалившиеся дома, да и здание, переставшее быть школой, но так и не ставшее храмом. А с последним стариком умерла и соседняя деревня.
С тех самых пор прошло полтора десятка лет. Храм нашей деревни разместился в одноэтажном здании старого клуба (никто не захотел повторно вставать на грабли), а в ту деревню иной раз наведывались взрослые. За дровами...
Именно эта поездка изменила многое, если не всё в моей жизни. Но тогда я этого не знал, а просто сидел на снегоходе позади отца (я его уломал взять и меня с собой, благо место для меня было) и глядел вперёд. Туда, где в свете двух фар виднелись сугробы, а между ними до дна замёрзшие протоки. И это было круто!
Вот сидишь ты на заднем сидении снегохода и слушаешь это пение, этот рёв мотора! Сидишь и подпрыгиваешь иной раз вместе с железным конём, готовый подвывать от восторга, ибо сейчас ты - настоящий король этой местности! Ладно, это я так… Короли – взрослые, а я, стало быть, принц! Сидишь и чувствуешь себя неким первооткрывателем из прошлого. Тем, который с таким же азартом обследовал на своей лошади новые земли, полные сокровищ (а в зиму дрова - сокровище) и опасностей в виде диких зверей и кочевий (а заброшенная деревня схожа с кочевьем) аборигенов. И чем ближе становилась деревня, тем сильнее билось в груди моё сердце, предвещая что-то такое...
В-общем, меня ожидают самые настоящие приключения! Стоит только нашим снегоходам остановиться, а мне спрыгнуть.
3
; Стоит только нашим снегоходам остановиться, а мальчишке - спрыгнуть, он начинает дышать своим особым, мальчишеским воздухом, не тем, которым будем дышать мы, взрослые.
; И что делать? - спросил мой отец упавшим голосом, не предвещавшим мне ничего хорошего. По крайней мере, для меня. - Отказать собственному сыну в самый последний момент?
(Папа, я прошу тебя, не надо так со мной!)
; Исключено, - возразил ему его же тезка Антон. - Тем более в таком возрасте и в таком деле!
- Я сейчас боюсь того, что он будет носиться вокруг нас. Он нам будет мешать, поэтому...
; Поэтому его надо будет сразу нагрузить по полной программе, - обрывает моего отца такой замечательный человек, как дядя Антон. - Придумать нечто такое, что по максимуму оправдает ожидания подростка, в рамках минимизации вреда всей нашей группе.
Эту часть разговора моего отца с отцом моего городского тёзки я подслушал (клянусь вам!) совершенно случайно. Они, думая, что я во дворе, обсуждали детали предстоявшей поездки, в то время как я стоял за ширмой кладовки, зажимая ладонями рот, чтобы случайно не выдать себя.
Что я там, в кладовке, делал? Открою секрет: на одной из полок, позади почти пустого ведра с засоленными два года назад грибами, лежала маленькая хохломская шкатулочка, в которой я прятал от сёстры ровно три десятка (сейчас уже на пять меньше) очищенных семечек. Просто хотел подкрепиться, ха!
; Ну, - рассмеялся мой отец. - Это как раз просто! Пусть он наши снегоходы сторожит! Чем не дело?
От такой подлянки со стороны моего... моего...  я едва не заплакал! По мнению взрослого человека, к тому же отца, возможно, это выглядело очень даже правильно, как проявление отцовской любви и заботы, но вот с моей... С моей это выглядело самой страшной, немыслимой несправедливостью, проявленной по отношению ко мне. Тем более, родным отцом! Вместо чувства свободы, к сердцу подкрадывалось диким зверем чувство отчаяния узника, увидевшего в конце подкопа вместо простора свежеустановленные прутья решётки. Да я же...
; Упаси Боже доверить ему это! Не высидит! Ты бы сам как поступил?
Я этого не видел, но почувствовал (даже через ширму) как потерял дар речи мой отец
; Ну, - продолжил допрашивать его собеседник. - Как?
; Дёру бы дал! - признался мой папа. - Просто назло...
; Назло маме отморожу уши! - с добрым смешком проговорил спаситель моих надежд. - Правда в данном случае речь о папе пойдёт!
Похоже, до него дошло...
; Вот поэтому, лучше снегоходы оставить на пять минут без охраны, или поручить это Михаилу, чем ему, - продолжил заступиться за меня друг моего отца. - А для твоего сына дело всегда найдётся, коли ты решил его взять с нами! Например,...
Что найдётся "например" я так и не услышал. Взрослые продолжили разговор уже во дворе, затворив за собой дверь. это было не важно! Моя душа ликовала! Ликовала всё время нашей поездки, и продолжила своё пиршество позитива уже на месте, даже когда снегоходы остановились.
; Юрка!
; Да! - радостно отзываюсь на обращение.
Спрыгнув с заднего сидения, я делаю пять глубоких шагов и полушутя вытягиваюсь в струнку перед негласным, но истинным командиром нашего своеобразного "разведотряда". Полушутя, но тут же натыкаюсь на его очень серьёзный взгляд и понимаю: все шуточки надо отбросить в сторону. В конце концов я здесь только благодаря ему.
; Вот так уже лучше!  - одобрил он изменение моего поведения. - А теперь, смотри!
Я оборачиваюсь в ту сторону, куда указывает его рука с фонариком и начинаю отслеживать своим взглядом то, о чём мне он говорит.
; Вот, вот и вот — гнилушки!
; Ага, - отвечаю я, глядя на три дома, ветхих настолько, что у них покосились не только крыши, но и стены.
; Около них походи, аккуратно посмотри, но внутрь...
; Не войду! - соглашаюсь я.
; А что посмотреть, знаешь?
От подобного вопроса я вздрагиваю, осознавая, что не так всё просто, как казалось мне изначально. Через пару мгновений, сложив один и один, я утвердительно киваю головой.
; Отлично! - И вот в эти пять ты тоже не суйся.
; Крыш нет, хоть стены стоят, - быстрее заданного вопроса отвечаю я. - И следующий за ними не интересен. Посреди крыши гигантская дыра. К тому же, это последний дом перед школой. В нём пол сгнил уже давно... Даже в прошлый раз в дом не заходили, лишь частично разобрали снаружи.

; Правильно мыслишь, кадет, - хвалит меня мой командир (мне понравилось его так называть), намекая на неоднократно штопаную форму воспитанника кадетского класса, которую я одел под зимнюю куртку. Форма, которая осталась мне от моего двоюродного брата...
Будто прочитав мои невесёлые мысли, друг отца снова включает свой фонарик и водит им по стене и окнам заброшенной школы.
; Хочешь туда?
Я на эти слова смог только утвердительно кивнуть. Умеет же сосед угадывать желания мальчишек. Кто бы отказался-то! Назовите хоть одного!
; Прекрасно! Хотеть я тебе запретить не могу! Потому и говорю: Иди! Только под ноги смотри внимательно. Особенно на пороге. Мало ли какой ржавый гвоздь... Удачи!
Едва он отводит руку от моего плеча, я сразу перехожу на лёгкий бег, по крайней мере до того момента, пока я не доберусь до гнилушек. Вот бегу я, а в голове молотом почему-то бьётся мыслью слово, сказанное мне едва ли не последним. Гвоздь, гвоздь, гвоздь...
4
; Гвоздь!! - едва не ору я, резко затормозив на ходу и каким-то чудом  не плюхнувшись лицом в землю (и на тот самый распроклятый гвоздь) по инерции.
Может мираж? Ах, если бы... И в самом деле, в шагах сорока от первого гнилого дома (и в двух от себя) я вижу в свете фонарика нагло торчавшее остриё на шляпке прямо посреди дороги. Я его подбираю и тут же отбрасываю в сторону.
Тьфу ты! Мало того, что он ржавый насквозь, так ещё и гнутый весь. Короче, даром он никому не нужен! А вот откуда этот гвоздь появился на дороге, я уже понял. А осознав, сплюнул! Этот урод с пятой линии и тут постарался. Это он (сам два месяца назад хвастался) в прошлый раз подбегал к этим гнилушкам с целью (по своей жадности) добыть себе гвоздей. Набрал он их, судя по похвальбе, аж тридцать штук, да только вот шесть по дороге посеял. Значит где-то впереди ещё пять.
; Ладно, проехали, - говорю я сам себе, стараясь выбросить из сердца нахлынувшую черноту так же, как я выбросил ржавый гвоздь буквально полминуты назад. - То есть, прошли.
Я и в самом деле перешёл на шаг. И вовсе не из-за гвоздей. В конце концов, говоря о них, наш сосед имел ввиду совсем другое...
Вот и первая гнилушка. М-да, вблизи выглядит ещё хуже, чем издали. Окружённое даже не забором, а частоколом из высохших (и давно сгнивших стеблей малины) здание (назвать его домиком язык не поворачивался) представляло жалкое зрелище. Через прореху между этими стеблями я увидел лишь ряд глубоких следов на снегу, который тянулся от самой прорехи к стене дома. Так и есть! Дядь Женя, который на каблук правого сапога сделал набойку в виде ромба... Вон она в следе как отпечаталась...
Постояв с минуту, я пошёл дальше. У других гнилушек не было и следов, а лежал лишь чистый девственный снег, поэтому я и стоять рядом с ними не стал. А вот в первый дом без крыши я зашёл. Просто так, ради интереса. Сугубо мужского. То есть мальчишеского, то есть... неважно! Просто зашёл. А вдруг там что-то и есть…
В четырёх стенах не было НИЧЕГО. Даже обломков шифера. Даже мотка провода. Даже крошек кирпича из печной кладки. Даже матицы. Куркули, жившие здесь увезли ВСЁ!
В следующих четырёх крыши и правда рухнули. Причина случившегося читалась в черноте, которую просвечивал мой фонарик. Пожар изнутри! Причём произошедший очень и очень давно.
Вот в следующий дом я бы залез с удовольствием, если бы не знал, что из него вывезли всё уже в прошлый раз. Итак, остаётся школа.
Перед входом (двери не было) я останавливаюсь и провожу понизу чернеющего проёма несколько раз фонариком. Гвоздей не было. И "гвоздей" тоже. Значит можно входить, но сначала...
Убедившись, что нет и второй опасности, я перешагиваю через порог и поворачиваю налево. Луч фонаря высвечивает старую деревянную дверь, над которой изрядно поглумились и время, и люди. В верхней части двери зияет дыра, явно пробитая здоровой кувалдой из чистого ухарства. Другого вменяемого объяснения у меня просто не существует. Проём был не вырублен топором, а именно выбит, причём очень давно, судя по слою пыли около полураскрытой двери. Подойдя ближе, я заметил что посередине, а не в верхней её части, к двери привинчена табличка. А вот над ней точно поиздевалось время. Оно не пощадило почти все буквы, большую часть из них просто стерев, а часть превратив в арабские письмена. Тем не менее, в этой абракадабре можно было прочесть вполне осмысленное: "...ём... да... ем... ок"
Возможно, что городского жителя это бы смутило, но не меня. И у нас почтовое отделение располагалось в школе. Поэтому данная галиматья расшифровывалась просто: "Приём и выдача писем и посылок".
Носком ботинка я пнул дверь. К моему удивлению, та отозвалась мне скрежетом запора - поистине магическим звуком! Ведь это означало, что прямо за этой дверью находится самая настоящая сокровищница! Судя по тому, что металл замка менее тусклый, чем табличка, мой мозг предположил самый простой вариант. Старый замок сломали кувалдой явно до того, как деревня умерла окончательно, и его успели сменить на новый, но, по безденежью, никто не сменил дверь. О, как я пожалел, что ничего не взял с собой! Вот ведь я дурень! Раздосадованный на свою оплошность, я поворачиваюсь к двери почтового отделения спиной и иду по коридору вперёд. Ничего-ничего, вот я ещё сюда вернусь, да ещё не один и…
И я замираю на месте, со смесью удивления и ужаса на лице. Наверное, именно такое выражение было и у Робинзона, когда он, как и я, увидел прямо перед собой отпечаток, оставленный неизвестным. И пусть передо мной не жаркий песок, а холодный пол, да и след явно от крепкого зимнего ботинка, а не голой ноги, он остаётся отпечатком! Причём, относительно свежим! След вёл в помещение, которое было когда-то школьным кабинетом. Едва я поравнялся с проёмом в стене, как я сразу обнаруживаю ещё один признак присутствия чужого. Чугунный котелок, наполненный золой, стоял прямо посередине комнаты, на котором лежит стальная спица. Проведя фонариком из стороны в сторону,  тёплый спальный мешок, аккуратно сложенный в углу. Человек, здесь есть человек! Вернее, здесь был человек, а теперь его здесь нет. Да где же он?
Я подбегаю к окну, понимая, что он, неизвестный, скорее всего вышел тем же путём, каким и вошёл. А то, что он оставил вещи здесь, означает одно - он ушёл ненадолго и рассчитывает вернуться!
Заметил, вот они! Две дорожки следов, одна из которых ведёт прямо к окну, а вот вторая от окна к заднему двору ближайшего к школе дома. Недолго думая, я спрыгиваю вниз и бегу по следам неизвестного... мальчишки, так как размер его обуви схож с моим. Вот встреча- то будет! Ну, же, скорее... И я снова замираю на месте, как вкопанный. Прямо передо мной открывается чёрная яма. Едва свет моего фонарика достигает дна, то на меня, стоящего на снегу, смотрю из глубины я сам, с улыбающимся лицом мертвого человека.
Хочется кричать от ужаса! И очень сильно! Но не могу. Вместо этого я, кажется, падаю. Точно, упал. Последнее, что успеваю сделать, так это поджечь зажигалкой фитиль ракеты и вытянутой рукой воткнуть её в снег вертикально вверх. Последнее, что увидеть - небо, полное свинцовой пелены без просвета и... Вспышка!
 5.
Вспышка - это первое, что я вижу над собой, едва приоткрываю глаза. Ой, нет, их две! Странно, неужели двоится? И отчего во рту такой странный вкус? Ай, больно!
Почему моей щеке так больно?
; Та-а-амм! - отзываюсь я этой боли.
; Юр, Юра, ты как! Что с тобой?
Отец, это точно отец! Его голос говорит со мной. Я всё ещё лежу, о глаза открыл полностью. Так, а вот теперь понятно, почему двоится вспышка. Это два фонарика светят мне прямо в лицо, а привкус во рту - это в меня тёплый травяной чай из термоса влили без спросу. Да и боль... это меня в чувство приводили, ха! Всего-то пошлепали ладошкой по щеке...
; Пап, я в по-по-орядке! -  отвечаю я.
Скорее всего, мне это всё привиделось! Просто вообразил себе (а я умею!)  в заброшенной школе не весь что. Дурачась, сюда козлом прискакал.  Панику поднял. И что я им скажу? Про свой глюк? Примерно как у Пушкина:
" Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
Тятя, тятя, наши сети..."
Не, лучше соврать: поскользнулся и затылком приложился. Поворчат и забудут через час. Но едва я пробую встать, как что-то твердое упирается в мой живот. А потом чуть выше начинает упираться ещё такое же второе, плоское и длинное, будто тупой нож.
; Что же это такое? - думаю я. – Неужели, всё правда?
Моментально я вытягиваю перед собой руку и вновь произношу: "Там-м-м!" Дядя Антон, ну тот, который сосед нам, резко разворачивается, делает пару шагов к яме, наклоняется и...
; Верёвку, тёзка!
Холод в его голосе почувствовал даже я.
; Кто там? - спросил мой отец.
; Парнишка лет пятнадцати. Затылка у него считай, что нет. И проём в подвал глубиной метра три с зацементированным основанием.
; Он от школы шёл! - на этот раз я говорю исключительно по делу. - Там спальник зимний, котелок и... (достаточно быстро нахожу что ответить) и угли в нём!
; Молодец, Юркин! не зря в разведку ходил. Знать бы ещё нам, какая сволочь накрыла это отверстие равным полиэтиленом, я бы ему...
; Почему обязательно сволочь? - спросил подошедший Михаил. – Вроде как понимающий хозяин здесь жил. Основательный.

; А я не о хозяине, Миш, - ответил наш старший сосед. - О нём и слова дурного сказать нельзя! Только вот укрыл так проём не он. Посмотри слева от себя, видишь?
Ага! Хотя обращались не ко мне, но я тоже решил посмотреть. Вот они! Шесть торчащих из снега досок, скреплённые поперечной рейкой. И выступающая железная скоба, в которой угадывалась ручка. Крышка. Рядом с ней торчал такой же набор из досок, только уже без скобы.
Дядя Антон, закончив объяснения, сбросил конец веревки вниз, пристегнулся к её началу карабином (не оружием!) и, сложив вдвое страховочный трос, начал вязать узел Бахмана в классические четыре оборота. Глядя на все эти приготовления, я невольно хмыкнул, что не осталось незамеченным со стороны взрослых.
; Ты хочешь знать, почему я страхуюсь? – спросил меня он и, дождавшись утвердительного кивка моей головы, продолжил. - Во-первых, чтобы ты ещё раз уяснил, как это делается, а во-вторых, он (палец тёзки моего отца красноречиво показывает в раскрытое чрево подвала) думал примерно так же, как думаешь ты сейчас. Почему? Так он же на последних пяти шагах, утратив осторожность, подпрыгивал, а не шагал...
Ой! А ведь и в самом деле всё так и есть... Расстояние между последними шагами  увеличилось, а сам след стал менее чётким. Только сейчас я смог сложить два и два, чтобы понять, каким образом происшествие было раскрыто. Самая большая жуть была в том, что я тоже вряд ли бы удержался от соблазна сделать несколько прыжков. И, наверное, сделал бы их, если бы не увидел впереди себя чёрный зев провала. А Антон Константинович продолжал расписывать, как по нотам, операцию по подъёму тела.
; Константиныч, (это он моему отцу) держи трос! Первым делом я спущусь, обмотаю тело, поднимусь по веревке, и мы вдвоём вытащим бедолагу. С этого всё и начнётся...
; А что дальше? - неожиданно для самого себя спрашиваю я.
; Полицию вызовем! - с усмешкой отвечает мне друг отца. - Они приедут, благодарность объявят! За проявленную бдительность!
; В смысле? - в полном недоумении я вновь задаю достаточно глупый для подобной ситуации вопрос.
Вот как будто бы первого мне было мало! Снова глупость сморозил! Неужели произошедшее со мной так сильно повлияло на меня?
; Просто отвезём к себе и похороним, как полагается... - тезка отца всегда без обид отвечал и на самые пустяковые вопросы. - Значит так, я спускаюсь, а вы вдвоём: Серёга, Юркий, посмотрите по сторонам, и (это он уже только мне) вот, держи! Сумеешь справиться? И да не убоишься ты ужасов в ночи...
В ночи... да будь она не ладна эта ночь, когда 12 дня по часам. Ну да, обыкновенный полдень через два с половиной года после Однодневной Ядерной войны. Суда! Расплаты! 
А я, обыкновенный тринадцатилетний русский парень, держу сейчас в своих руках автомат Калашникова, вглядываюсь в окружающую нас серь, имея в качестве бронежилета то, что я взял в качестве трофея в том школьном кабинете. Книгу. Книгу того мальчишки, имя которого мы обязательно вырвем из безвестности. Книга, название которой и автора я так и не прочёл, но которая явно о мальчишках. Или мальчишке, который, как и я, сжимает в руках оружие. Я её обязательно прочитаю! Наверняка, это интересная, хотя и очень странная книга.
 6
Очень странная книга! Вот как в воду глядел! Это поистине необыкновенное чувство: держать книгу, написанную ДО ТОГО, как предсказанное в ней сбылось. Ой, вру! Наоборот, не сбылось! Нет, опять не так сказал! То есть сбылось не так, как было написано. Но сначала…
Сначала Андрея К. (так звали моего, как оказалось, погодку, фамилии которого мы так и не узнали) мы похоронили следующим утром. Похоронили на кладбище по Православному обычаю, хотя на его шее не было крестика ни на цепочке, ни на гайтане. Просто так было нужно. И наш сельский батюшка полностью с нами согласился. Все данные о нём мы узнали из наполовину сгоревшего удостоверения школьника, а все его вещи (котелок, зимняя куртка с зимними же ботинками и спальный мешок) поступили на баланс уже нашей школы.
Книгу я тоже хотел почти сразу отдать в школьную же библиотеку (я читаю быстро), но... не смог. Я даже не успел прочитать трети от первой её части, как прервал чтение и снова посмотрел на обложку. Потом снова стал читать, но быстро перестал и вновь долго глядел на обложку. То, что привлекло моё внимание на обложке, как оказалось, несло почти сакральный смысл, и это было необходимо обдумать. И очень тщательно. Думал я долго. Сначала вечер, затем весь следующий день, а потом ещё полдня. Несколько раз я продолжал чтение и останавливался вновь. Мысль о том, что моя жизнь может вновь обрести какой-то иной смысл, кроме как вырасти, а уже там думать, полностью захватила меня. А ещё я понял, что один не справлюсь. Мне, как и в книге, нужна помощь взро... старшего! Своего отца я из списка сразу исключил. Но кто тогда, если не... Антон Константинович! Человек, которого зовут так же, как и моего отца. Наш сосед! Кто, если не...
Я быстро забежал на кухню, спросил на ходу: "Мам, можно к тёзке?". Получив от неё утвердительный кивок головы, я мгновенно оделся, прихватил с собой книгу и побежал в соседний дом, где жил мой друг Юрка. И его отец. На этот раз мне нужен был именно он.
Ух, ты, бывает же так! Только занёс кулак постучаться во входную дверь, как она сама открылась, и на пороге появился Юрин отец.
; О, кто к нам прибежал! Здорово, разведчик! (я ощущаю правой ладонью крепкое мужское рукопожатие) А мой Юркин в школьным дворе засаливает всех, с минут десять назад! Так что догоняй!
; Нет, я к вам, Антон Константинович! К вам! И по делу! По очень серьёзному делу!
; Насколько серьёзному? - спрашивает меня наш сосед, выходя на улицу и затворив за собою дверь.
; Оно связано с тем, что произошло два дня назад! Я хочу...
Ой! Вот о таком я читал только в книгах, натыкаясь на выражение "режущий, как ножом, взгляд". Теперь же это я почувствовал на себе самом. Будто невидимый скальпель раскрыл мою грудную клетку, а все биения моего сердца внимательно рассматриваются в эти мгновения. И, по мере этого изучения, с лица моего собеседника исчезает улыбка, уступая место полной серьёзности. Затем передо мной вновь открывается входная дверь.
; Входи! Одежду и обувь - по местам! И на второй этаж. В мой кабинет.
Такого я не ожидал. В этом кабинете даже друг мой Юрка был лишь пару раз и на тех "прожарках", после которых тот не мог следующий день сидеть на уроке, (Как будто мне от моего отца не доставалось). А так кабинет предназначался лишь для самых серьёзных ВЗРОСЛЫХ разговоров один на один.
Когда я робко заглянул за порог этой почти запретной комнаты, её хозяин кивком головы предложил сесть напротив него. Я постарался пройти эти несколько шагов как можно спокойнее, хотя сердце стучало так, будто я пробежал несколько километров. Сев на стул, я к своему ужасу понял, что не знаю, с чего начать этот разговор. Из полного замешательства меня вывел сам Антон Константинович.
; Ну, Юркин, коли ты пришёл ко мне сам, покажи, что ещё кроме ножа (который твой по праву) не пошло в школьный фонд. И расскажи, почему эта книга взбудоражила тебя настолько сильно, что ты сам пришёл ко мне.
; А как вы догадались про книгу? – единственное, что я нашёлся выдавить из себя.
; Да ты что вчера, что сегодня ходишь сам не свой. Да и рубашка твоя топорщится. Под ней - книга! Так?
; Так, - соглашаюсь я, аккуратно вынимая свой трофей. - То есть — вот!
Всё! Книга уже лежит на столе, Антон Константинович протягивает к ней руку и вдруг останавливает это движение. Вместо этого он вырывает часть листочка из блокнота и пишет две строчки из пяти слов и протягивает его мне. Я спокойно беру его, разворачиваю, вглядываюсь в буквы и...
Что? Как?! Этого не может быть! Мгновенно в  моём горле образовался ком, который с заметным бульканьем уходит по пищеводу вниз. На части блокнотного листа, в двух написанных строках указаны автор и название моей книги.
Олег Верещагин.
Никто, кроме нас!
Но как он мог узнать это, не перевернув выцветший почти полностью переплёт?
; Да, вы правы, - вновь соглашаюсь я. - Может, вы знаете, чего я хочу?
; Я знаю, ЧЕГО ты хочешь. Только скажи, а ты точно ли хочешь ЭТОГО? Понял ли ты, что ЭТО - не игра?
На мгновение я немею. Хочется сказать как можно убедительнее, но я просто не понимаю, как это сделать. Могу лишь сделать два утвердительных кивка головой, хотя зубы начинают работать как молотилка.
; А ты до конца прочитал, чем дело кончилось? - отец моего друга-тёзки перешёл на шёпот. - Осознал ли ВСЕ последствия?
; Замолчите! - приказываю я своим стучащим зубам и, едва они умолкают, я бросаю слова, как будто делаю одиночные выстрелы:
; Да! Прочёл! Осознал! Решил! НАДО! - последнее слово я неосознанно выделяю своим голосом, но именно от этого...
; А ты понимаешь, что ты, Юрий Антонович, являешься не только сыном моего друга, но и другом моего сына?
; Понимаю, – как можно твёрже говорю я, польщенный тем, что ко мне обратились как к равному. - И помню. Только я помню и понимаю ещё и другое: если не мы, то кто? Никто, кроме нас...

 7
; ... Никто кроме нас! - после того, как клятва была произнесена, меня с моим другом (или уже побратимом?) потянуло вместе орать только что сочинённую нами же кричалку.
А почему бы и нет? Горящий костёр в ночи, общий котелок со свёклой на двоих, это незабываемое и это не передаваемое словами чувство единения, когда ты настолько счастлив, что по твоему лицу текут искренние слёзы. Дозволительные для мужчины слёзы, применительно к данной ситуации - разрешённые. И я, Юра Антонович, сын своего отца, крепко сжимаю руку своего собрата (вот как это называется!), Юркина Антоновича, отец которого является не только нашим соседом, но и побратимом отца моего! До кучи, наши отцы ещё оба Антоны Константиновичи, что только придаёт данной ситуации ещё большую сакральность.
Будто бы ТО, что случилось, было предрешено заранее. Когда в одном и том же месте, в одно и то же время случай (или ТОТ, кто пользуется таким псевдонимом) сводит разных людей, чтобы они вместе изменили реальность. Не знаю, как у Юрки, а у меня, Юркина, было именно такое ощущение.
А сейчас, когда мы бежим друг с другом рядом, я размышляю над тем, как же всё у нас так сложилось. Когда началось? У костра ли полтора часа назад или всё же при первой нашей встрече?
Тогда, насколько помню, первыми НОВЫМИ для нас людьми, которых мы встретили ПОСЛЕ, как раз оказались Антон Константинович с женой и двумя детьми.
Сначала короткими рукопожатиями обменялись наши отцы, и даже вроде как, формально. Но совершенно неожиданно они оба удивлённо переглянулись (лично я это хорошо запомнил!), сначала мой отец, а потом и его, то есть наш новый знакомый. И вдруг они захлопали друг друга по плечам (мне потом папа сказал, что взрыв веселья вызвал ответ нашего нынешнего соседа на вопрос "Антон, а по батюшке, как?")  и замахали нам руками, приглашая присоединиться. А ещё я тогда подбежал к мальчишке моего по виду возраста (он, кстати, ко мне тоже!), крепко сжал его протянутую ладонь, и сказал :
; Привет! Я - Юра! А тебя как зовут?
На что сначала получил ответ.
; Ух-ты, и меня также! Здравствуй, тёзка!
Через секунду он, повернувшись к отцу, весело кричал:
; Папа, папа! Представь, моего нового друга зовут тоже Юра...
После чего наши отцы, несмотря на царивший вокруг нас постапокалиптический (кажется, так это называется) ужас, в голос расхохотались, не в силах сдержаться...
Ой, нет! Как правильно сказал священник на похоронах Андрея "... я был ребёнком, я  говорил как ребёнок, думал как ребёнок". Ничего тогда начаться не могло! Ни-че-го! У нас даже не было бы книги. А, даже если бы была, я просто не понял бы слова из неё. Их значение. Их вес...
Нет, нет, ещё раз нет! Всё началось именно три дня назад! Для нас двоих началось! Когда я брёл по улице, раздосадованный неудачей (мой друг, увы, оказался, по старой песне, "вдруг"), а навстречу мне шёл столь же нахохлившийся Юркин. Как оказалось (какое совпадение!), примерно по той же самой причине...
Именно тогда "пазл и сложился окончательно", как сказал бы в подобной ситуации мой отец. И вот я бегу рядом со своим другом в ночной (по часам и правда ночной) темноте и мне, то есть нам, абсолютно не страшно! В конце концов, как там поётся в песенке детской?
Если с другом вышел в путь,
Если с другом вышел в путь,
Веселей дорога!
Без друзей меня чуть-чуть,
Без друзей меня чуть-чуть,
А с друзьями - много!
И пусть рядом со мной сейчас бежит только один друг (он же побратим), страх исчез. А чего бояться-то? Нас же двое! Да и боль в большом пальце уже сошла на нет.
Куда это мы бежим? Да просто решили обежать нашу деревню кругом. Чтобы "локтевую обкатку" пройти, как бы сказал Антон Константинович, уже не мой, а Юркина отец. Пройти с полкилометра к лесу (на самом деле больше, ибо надо попетлять между едва заметных ветошек) сможет каждый. Даже за полночь. Развести костёр тоже. И съесть варёной свёклы из ОБЩЕГО котла. Вот... вот порезать себе палец так, чтобы выступила кровь (а как ещё побрататься?) уже нет. Но мы с этим оба справились!
Хорошее это дело - ночная пробежка! Вот бежишь ты, чувствуешь тёплое дыхание своего... уже брата и думаешь, можно ли с ним пойти, скажем, в разведку! Каков ОН будет в деле? А самое главное... каков ТЫ сам?
Это тебе не Гришку Крайнова тузить, чтоб потом с ним разойтись, оделив друг друга фонарями. И не на спор прыгать через ограду старого палисадника до тех пор, пока один из спорщиков не запнётся и не приложится носом о землю так, чтобы к нему надо было прикладывать самый настоящий лёд. И это каждый может! И подставить свою ногу игроку другой команды, когда играешь в футбол, так, чтобы заработать если не пенальти, то штрафной. А вот по-настоящему? Вопрос вопросов!
Итак, нам остался один поворот и мы... Впереди, метрах в шести, возникает, будто из-под земли, какой-то чёрный столбик, слышится очень тихое "тэнк" и Юра, Юркий, (Побратим!) оседает на мёрзлую землю (Почему?) а я по инерции делаю несколько шагов, моя ладонь, сжатая в кулак с размаху натыкается на этот самый столбик. Я ещё успеваю непомерно удивиться, поскольку этот столбик оказывается чем-то живым, обернутым в материю, после чего я слышу ещё раз это странное "тэнк" и тоже оседаю на землю. Сознание ещё мгновение продолжает борьбу, за которое я успеваю подумать: "Какого? А-а-а..."
8
; Какого? А-а-а...
Сознание вернулось ко мне не сразу. Полное сознание. Ибо частичное точно было, когда меня волокли вместе с Юркиным... Юркий!
Преодолев небольшую боль, я приподнялся и огляделся по сторонам. Я, то есть мы (мой побратим приподнимался с железного настила буквально в полуметре левее меня) находились внутри транспортного средства, а рядом с нами...
; Ай!
Я получил достаточно сильный тычок стволом автомата в спину. Позади нас на скамейке сидел взрослый человек среднего роста без лица. То есть лицо у него было, но оно было закрыто чёрной шерстяной шапочкой с прорезями для глаз и рта. Правда и на глазах красовался огромный бинокль с красными светофильтрами вместо линз. Прибор ночного видения! Вот как это называется! Рядом с ним сидел такой же "призрак".
Я попытался перевести руки вперёд и (Ай!) не смог! Они были связаны узлом куском прочного шпагата.
; Сидите, щенки!
; Не щенки, - зло поправил его дальний "призрак" - Ягнята! Мя-я-со!! Хэк!
Ближний "призрак" достал его прямым длинным тычком.
; Сказано же, не тявкать без разрешения! Твой номер десятый, тля! Мы - волки! Ник решит!
Хотя в моей голове всё ещё ощущается гудение, мой разум пытается вспомнить всё, что знает о волках и сопоставить с фактами. Итак, волки…
Хищники? Ну да, по поведению они явно не вегетарианцы. Ходят стаей? Тоже верно. Их как минимум пятеро. Почему пятеро? Двое в салоне, один водитель, и минимум двое там, на месте. Строгая иерархия? Вот как сейчас вспомнил урок «Окружающего мира»! Все эти "альфа" "беты", "гамма", "омеги". Вот дальний точно был из категории последних, почти НИКТО. Причём, (это вызывало у меня полное отвращение к нему), тот даже не подумал огрызнуться, не возражал против своего статуса, хотя был при оружии. Вот ближний к нам (мы с Юркиным уже сбились в группу, представляя собой двухголовое нечто) был уже интереснее. Не "альфа", иначе бы решал он, но, судя по панибратскому именованию решающего, вполне себе "бета" - особь.
Куда нас везут? Как далеко? Как долго? Зачем? Ой! Транспортное средство остановилось, на меня повалился Юрка. Вроде как по инерции, а на самом дел, чтобы успеть шепнуть мне на ухо конец клятвы из двух слов, а я… Я ответил ему тем же. Едва я замолчал, как почувствовал, что меня схватили за плечо, приподняли подвели к боковой двери и… И на хорошем пинке выпроводили из самодельных аэросаней! Я смог спрыгнуть на ноги, правда, в приседе, а вот Юрка повалился в снег. Но его тут же рывком руки грубо приподняли и как и меня потащили вперёд, к костру, вокруг которого сидело очень много людей. Часть из них посторонилась, освобождая нам проход. Всё теми же пинками нас поставили на колени и лишь после этого развязали нам руки. Как же они затекли-то…
Тот, из наших похитителей, кого я моментально определил, как «омегу», обежал костёр и с заискивающим полупоклоном обратился к сидящему в центре седоватому мужчине лет шестидесяти, показывая правой рукой на нас:
; Вот они, босс! Вот они, эти два куска ходячего мяса! Мы не тронули их, ваш первый ку-у-со-очек…
; Лев, или Тля, как тебя надо было правильно маме назвать, если бы нам нужно было мясо – я бы так тебе и сказал! Не, мне и всем нам нужно от них совершенно другое, совсем...
Вспышка яркого света на мгновение ослепляет и меня, и всех присутствующих, заставляя прикрыть глаза. Едва они привыкают к тому, что нас освещает целая батарея из прожекторов, прикрепленная к самодельным аэросаням, я сразу замечаю, что на тыльной стороне ладони у многих из них отсвечивают татуировки. Причём…
; Юрк, - слышу я шепот своего тёзки. – Да это же – зеки!
; Ага, - также шепчу я. – Зоопарк на выезде! Смотри – негр, да и этот (киваю в сторону «омеги») недалеко от них ушёл.
; Да этот к тому же ещё и…
Мой друг произносит такое слово, которое его никак не красит (а ведь он…), но которое является самым верным определением для этого человекоподобного существа. И в этом смысле тоже. А я, пока все присутствующие находятся рядом со мной, стараюсь их пересчитать. Так: четверо, двое кавказцев, четверо, таджик, негр, (реальный негр!), опять четверо, босс с двумя телохранителями и НЕ человеком, семеро, и держащие нас сзади двое. Ой, ещё же кто-то свет включил… Тридцать! Много! Для нас очень много!
; Стойте! Николай! Стойте все! – голос, показавшийся мне знакомым, летел из темноты со скоростью стрелы, пущенной из самострела. – Удача! Невероятная удача! Я сейчас!
Буквально через полминуты к двадцати девяти фигурам присоединилась последняя, тридцатая. Человек средних лет подбежал к костру и злорадно крикнул:
; Ну, чё, огольцы? Кто из вас меня сдал, когда я Светку крал? У, мерзавцы! С пользой провести время не дали!
Теперь я понимаю, почему мне знаком этот голос. Это же... Евгений с пятой линии, тот самый, который…
; Сволочь! – неожиданно для меня выстрелил ему в лицо словом Юрка. – Сколько лет притворялся хорошеньким! Потребовалась БОМБА, чтобы сорвать эту маску с твоей истинной хари! Жаль мой отец промазал по тебе, тварь! Мы уж думали, ты скопытился, но такого червя как ты трудно убить!
Но тот, довольный тем, что мы стоим перед ним на коленях, повернулся к главарю этой банды и начал вести речь:
; Вот они, эти оба! Два Юры, оба Антоновичи, оба – мои враги! Оба являются первыми по старшинству сыновьями двух лидеров данного посёлка! Крепкие орешки их отцы, придумали, как обезопасить посёлок. Целая система сигнализации окружает его. Да и жизнь они нормализовали… Для всех! А не только для самих себя. И именно это мешает нам уже вторые сутки сделать на месте этого посёлка нашу базу! Но эти сорванцы попались! Они все секреты знают! Задумайтесь, Николай, то есть босс, пара выбитых у них зубов и всё наше! А сестра вот этого (он ткнул пальцем в моего тёзку) по уговору моей будет, вместо Светки!
; А за Свету… ты ответишь! – бросил Юра. – И за сестру,…(следует смачное  и сочное определение сволочи)
; Что? Щенок! Да я тебя… - наш бывший односельчанин, который оказался редкостной гнидой, в три шага-прыжка оказался рядом с нами, резким движением руки рванул молнию на его зимней куртке, занёс кулак и…
И закричал страшно изменившимся голосом, отпрыгнув на пару шагов назад, к костру, с неподдельным ужасом в глазах, с дрожащим выставленным указательным пальцем, направленным в сторону моего друга и брата. Точнее в сторону его шеи, на которой повязан галстук. Красный галстук. Пионерский, как и у меня.
9
Красный галстук. Пионерский, как и у меня. Да, мы с моим другом – пионеры! Может быть, первые пионеры нового постъядерного мира. Дети Света! Казалось бы это просто слова, произнесенные впервые пару часов назад. А ведь они оказались абсолютной правдой! Вон как покорёжило этого мерзавца, когда он увидел ГАЛСТУК! Шарахнулся, будто нечистый от креста. Он отпрыгнул так, как будто незримый боксёр нанес ему хороший апперкот. Да и с лиц многих сидящих у костра слезли улыбки. Как мне сказал недавно отец, когда я ему задал в сомнениях вопрос? «Слова имеют силу. Символы имеют силу. Но, только в том случае, если ты веришь сам!» Мгновения мистического ужаса прервал сам зачинщик.
; Босс, да он шутит!!! Вот вам Крест, шутит! ( И напоказ перекрестился) Обыкновенные мальчишки, и те еще шалопаи! Я же их по посёлку помню. Вот увидите, стоит нам только дать вот этому (палец негодяя показал на Юркина, не на меня) дать по шее пару раз, он и галстук снимет и нас в посёлок проведет вместе со своим приятелем! Жить то всем хочется, и им тоже…
; Ты тут не божись, Иуда! – прерываю его я. – ОН тебе точно не поможет и не ответит! Ты ЕГО предал! В тот самый миг и час, когда связался с этими людоедами.
; Что? И ты старших перебиваешь? Может быть, ты тоже — пионер?
; Да! ПИОНЕР! – нечто, заглушающее мой разум, заставляет меня расстегнуть воротник зимней куртки и предъявить на всеобщее обозрение мой галстук. – Я. Вас. Не боюсь!
; И я – тоже! – вторит мне мой друг.
; Вот оно! – проговорил главарь, сплюнув себе под ноги. – Началось.
; Что, не нравится? – в один голос спрашиваем вместе я и Юрка.
; Именно поэтому я и сохранил тебе твою никчёмную жизнь, - начал обращаться к нашему бывшему односельчанину главарь. – История, рассказанная тобою неделю назад, настолько меня встревожила, что я собрал всех своих, и поспешил сюда. Сколько раз мы брали штурмом отдельные дома в деревнях, вырезая всех, кто находился в них? И ни разу соседи не приходили на выручку, предпочитая руководствоваться словами: «моя хата с краю». Здесь же дело объединения зашло слишком далеко. Вот оно, самое страшное доказательство – красные галстуки этих мальчишек! Так ты говоришь, деревня окружена целой системой сигнальных устройств?
; Да! Когда я удирал от преследования, надо мной трижды взлетали разноцветные звёздочки, треск стоял такой, что и мёртвый пробудился бы. Ой, и окопы там тоже есть… два, ой четыре! А раз они их прошли тихо, то они знают путь!
Ну не гад ли, а? Ведь и в самом деле вокруг нашей деревни в два ряда стоят самые настоящие заграждения, установленные после того как со склада полностью разорённой военной базы взрослые (в их числе и мой отец) сумели вывезти с десяток ящиков разнообразных сигнальных мин, отвергнутых иными мародёрами. Дальше – проще! Из них был сделан самый настоящий лабиринт из проходов и тупиков. Не зная секретов, к нам пробраться в ночное время невозможно (как и в дневное), поскольку иные сигнальные мины поставлены на неизвлекаемость. Именно это нас пару раз спасало от сверхнаглых одиночек, пытавшихся потребовать с нас дани. Но самое страшное, что эти секреты мы ПРАВДА знаем, и поэтому…
; Вот и узнай от них! Даю полчаса! Иначе…
Не успевает главарь сказать о том, что будет иначе, как этот Иуда с радостным «Давно мечтал» подбежал к нам. Не останавливаясь, он с разворота (держись, Юркин!) ударил кулаком моего побратима в лицо. Я пытаюсь вскочить на ноги, чтобы хотя бы укусить мучителя, но меня резким рывком сзади снова ставят на колени. Через мгновение кулак этого бывшего односельчанина врезается с размаху уже в моё лицо, отчего моя голова начинает гудеть как футбольный мяч от хорошего пинка. Едва шум прекращается, как Юрка (от очередного удара) падает на моё плечо.
; Продержись, брат! – шепчет он мне разбитыми губами. – Молчи и держись!
; Помню клятву! – шепчу ему я и пытаюсь вжать подбородок в плечи, чтобы следующий удар пришёлся не по зубам.
Бесполезно. Угадав моё желание, этот зверь в человеческом облике ударом снизу по подбородку заставляет мои зубы скрежетать. Минут десять протекли в одном темпе: удар по моему лицу чередовался с ударом по лицу моего друга. Просто удары. Без затей. Без слов. Через каждые полминуты на меня обрушивался очередной, а в промежутке между ними такой же удар получал и мой собрат. Где-то на третьем ударе у меня потек кровью нос. Но это было не страшно! Страшно было другое: ядовитой змеёй в сознание вползала мысль о том, что это можно прекратить. На слёзы боли я уже не обращал никакого внимания, направив все помыслы, чтобы отбросить от своего сердца эту шипящую гадину.
; Ю-урк! – снова услышал я шепот. – не сейчас… ещё немного… станет легче… вот увидишь… услышишь... надеюсь, вспомнишь и поймёшь…
; Брат, ты о чём? – впервые я обращаюсь к своему другу именно таким образом, сплюнув кровь, повернувшись к нему. - Что я должен вспомнить, что понять?
Боже, а ему досталось гораздо сильнее, хотя число ударов было одинаковым. Видимо его отец насолил ему гораздо больше моего. Но, странное дело, Юркин нашёл силы, чтобы на мгновение улыбнуться, и, кажется, прошептать: «Све-тик». Но это тут же исчезло, как только вновь Евгений повернулся к нам.
; Ну что, кончились игры в «молодую гвардию»? Говорить будем? А то я могу повторить.
Тьфу! Наши плевки слились в один. Кажется, кто-то из нас попал. Вон как он в удивлении рот раскрыл и провёл своими пальцами по щеке. Едва осознание достигло его далеко не умного мозга, то удивление сменилось необузданной яростью.
; Ах, вы, твари!
Первый же его удар (прямо в левый глаз) отправляет меня в нокаут, очнулся я лишь от того, что слышу целую серию ударов, направленных в Юрку. Первый, третий, пятый, седьмой… На седьмом (или всё же шестом?) я слышу:
; Боль-но! До-воль-но! Хва-тит!
; Что?  - кулак нашего истязателя замирает в воздухе. - Ну-ка, повтори!
; Хва-тит! Проведу! Не бейте!
; Нет, нет, нет, ну нет же! Юрка, ну как же та- то, а? - вою я про себя.
Не от боли вою, хотя боль сильная. От отчаяния! Ведь буквально два дня назад я впервые за долгое время поверил в то что невозможное возможно. Что слова, символы и идеи действительно могут что-то для кого-то значить. Что я не один. Поверил и в то, что будущее есть, а не закончилось после первого взрыва первой же ракеты  атомной начинкой. неужели всё это ЛОЖЬ?
; Сам проведёшь? - Евгений в полном недоумении даже опустил руку и раздал кулак. - А почему? Чего ты хочешь?
; Жи-ить!  Забьёшь же!
; Я забью тебя и так, щенок!
; Не-а, - утерев кровь отвечает мой... (нет, наверное уже не...) тот, кто стоит на коленях рядом со мной.  Вы же не пройдёте без проводника! Что вам наши метки? Мимо них пройдёте! Вы не найдёте веточку Судьбы, вы даже не знаете, что такое камень присяги!
10
Камень присяги! От этих слов, произнесённых моим побратимом по крови, меня передёргивает и, с выражением полного удивления и ужаса на лице, я оборачиваюсь к нему, пытаясь прочесть на его лице: неужели всё так и есть? Скорее всего, моё искреннее поведение было столь красноречивым, что проникся даже подошедший главарь.
; Так-так, значит свою-то жизнь мы всё же любим больше, чем жизни других, даже родных?
; Це-ню, - по слогам проговаривает Юрка. - И проведу. Всех! Только вот его оставьте здесь, у костра. Живого!
; А-а, - протягивает Николай, глумливо улыбаясь, будто лицезреет клопа, которому сейчас нехило прилетит тапком. - Типа в благородство поиграть захотелось? Ню-ню! Ладно, в конце концов....
В конце концов меня пробивает на "ха-ха". Представляете себе? Вы избиты в кровь, а начинаете хохотать так, что вас и не остановить...
; Юрка (ха-ха!) да ты представляешь, что будет, когда эти тридцать рыл (ха-ха!) пойдут за тобой след в след? Да по одному узкому проходу? Обязательно, (ха-ха!) какой-нибудь умник света представление устроит! А по второму-то они без проводника не... Ай!
Буквально за какую-то минуту на меня обрушивается град ударов кулаками и ногами. Будто бы все четверо: главарь, Иуда и два обыкновенных козла постарались вернуть мне ту разницу между полученными ударами, которая была у меня и Юрки. От последнего у меня уже нет сил даже увернуться. Кажется, (не кажется, а точно!) мне выбили зуб. В довершении всего к моему лицу поднесли зажигалку.
; Ну что, ты и вправду герой?
Я нехотя слабо качаю головой из стороны в сторону.
; Какой я герой! Герой бы вас всех тут...
Хрясь! Словил ещё один.
; Тогда проведёшь? Вторым путём проведёшь?
Честно говоря, я уже и вижу (с такими то фонарями!), и слышу очень плохо, но понимаю о чём мне кричат и киваю дважды, на этот раз, к собственному ужасу, утвердительно.
; Утрите им лица и в машину киньте. И сами собирайтесь! - приказал Николай. - Эй, все! пять минут на сборы! И в дорогу!
; Это что же? - непомерно изумился наш давний знакомый. - Мы, значит, на листах, а они, как баре поедут?
; Они поедут так, как я сочту нужным! Впрочем, ты отчасти прав, и поэтому ты и Тля поедете вместе с ними в брюхе, чтобы им поездка малиной не казалась. И Гориллу с собой возьмите!
; Но... - от подобной перспективы лицо Евгения вытянулось.
; Ты не ценишь мою добрость? В таком случае, воспринимай это, как приказ!
; Но слушать их вопли...
; Так заткни их чем-нибудь, чтобы правда не вякали!
Нас вновь грубо подняли на ноги, с ненавистью заклеили рот клейкой лентой и повели. Вот чует моё сердце, что этот Николай не только из отморозков (тутуировок аж три и все разные!), но ещё и бывший военный. И не из рядовых. И даже не из сержантов! На что способен сержант?  Держать в повиновении десяток человек что в походе, что в бою. Кулаками. Боевой машиной распорядиться. Тупо-глупо ворваться в деревню на предмет пострелять и стырить. Но не более того.
А здесь? Три отделения, то есть взвод, хотя и не являются ЧАСТЬЮ, но в то же время, уже не ТОЛПА. Разведкой не пренебрегает. Планировать... может. Лейтенант. Наверное, так. Эх, недаром мне отец говорил и ДО (только я его тогда плохо слушал) и ПОСЛЕ - примечай и анализируй! Осторожнее!
Нас просто вталкивают в эту самоделку (бывший десятиместный автобус) на трёх лыжах. Две длинные по бортам, а третья, то есть первая (короткая и ведущая) находится впереди, Заталкивают так, будто мы, а не они, преступники. Чтобы не нарваться на пинки, мы сами отползаем, пока не упираемся спинами в стенку между нами и водителем. Вслед за нами в салон запрыгивают трое. Вот так и знал, что под "Гориллой" именуют именно негра!
Лента настолько крепко склеила нам рты, что мы не в силах разжать губы. Вот ведь гады! Нам бы сейчас... Хоть минуту!
; А ну по углам раздвинуться! По углам! - это уже Тля решил проявить паскудный характер. – Ишь, чего вздумали? Вместе держаться? Не дам!
С этими словами он пощёчиной  заставляет меня исполнить приказание.
; Это тебе за меня, гадёныш! - объяснил мне положение вещей этот шкет, которому на вид не больше восемнадцати. - Шее больно было!
Ах, вот как оказалось! Значит тем маленьким чёрным столбиком, по которому я саданул кулаком, был он! Неужели я и правда могу? А это ещё что? Как не тускл свет от лампы в салоне, но я вижу, как Юрка, изогнувшись, выставил на моё обозрение связанные руки, вытянул указательный палец и начинает то водить им горизонтально, то делать вид, будто стучит по воздуху. Через мгновение пантомима продолжается: дважды проводит им горизонтально, а затем сгибает его в фаланге и будто ударяет подушечкой один раз.
Азбука Старины Морзе! Так, вспомнить, срочно вспомнить! Ведь недавно на уроке безопасности было! Вторая – точно буква «Г», а вот первая… не разглядел. Вот Честное Пионерское не разглядел! Если только не… ну конечно же! Тире и три точки! Буква»Б»! Наш девиз! Лови ответ, брат! Я с тобой! Сгибаю свой палец, обозначаю удар, дважды провожу им горизонтально, а затем повторяю сигнал наоборот, выводя заветное: «Всегда Готов!»
11.
Всегда Готов! Надо же, истинный смысл этих слов доходит до меня лишь сейчас, когда я и мой кровный брат сидим избитые, а напротив нас сидят наши враги. Лишь сейчас! Камень Присяги! Я хорошо помню этот рассказ, который нам читали в лицах на уроке древней истории. Он о мальчике и лабиринте, окружавшем его родной город. А ещё он о варварах…
Совершенно неожиданно мы остановились. Хотя шум работающего мотора еще слышен, но движения вперёд уже нет. Сейчас будет дана команда «на выход». Чтобы приободрить выпавшего из нашей реальности Юрку я сначала чуть-чуть дотягиваюсь до него подошвой ботинка (интересно, что ему снилось, если он сейчас улыбается?), а когда он вновь начинает пристально смотреть в мою сторону, вновь вывожу пальцем сначала черточку и три точки, а потом туже комбинацию наоборот. А что нет? «БЖ» - «Будем жить!» Самое то, что нам нужно! Ведь мы же знаем секреты НАШЕГО лабиринта! Прежде чем двери открываются, он успевает сначала три раза ткнуть пальцем, а затем дважды повторить комбинацию из трех горизонтальных штрихов и двух тычков. Чего? Какое ещё «С88»? Что за ерунда?
; А ну давайте, выползайте, чтоб вас! – снова тычет стволом автомата в мой бок «Тля». – Бистро, бистро!
Ох, зря он так, зря! Не смотря на мой возраст. Я прекрасно понял, что он копирует слова и манеры фашистских солдат-конвоиров, причём достаточно бездарно. Он даже на них не тянет. Но мы с Юркиным всё же подчиняемся его команде, чтобы не дразнить гусей зазря, и спрыгиваем на белый снег. Как далеко мы от наших домов? Метрах в трехстах от первого заграждения.
; Ну что, Вали Котики новоявленные, пора вам настоящими сволочами становиться! – главарь всей этой шушеры, передёрнув затвор автомата, встал прямо перед нами. – В Иванов Сусаниных играть будем?
Стоявшие слева и справа от него все остальные бойцы, приехавшие на двух здоровых надувных бобинах, вполголоса засмеялись. В эти мгновения я успеваю оглядеть их ещё раз. Трое бойцов с трубами одноразовых гранатомётов и двое пулемётчиков сразу бросаются в глаза. Все остальные вооружены обыкновенным стрелковым оружием. Но их много. Очень много.
; Отдёрнете мне кляп! – во весь голос пытаюсь заорать я.
; Отдёрнуть? – этот Николай по моему мычанию уловил смысл сказанного. – Вот чего точно не будет, так это снятия кляпов! И даже более того…
Я замер в ожидании очередной подлости. Что же будет?
; «Тля», «Жук», (меткую же кличку вы прицепили этому нашему Иуде) ко мне! А, вы уже здесь? Поскольку вы с нашими проводниками уже успели подружиться, то я решил, что вы поладите друг с другом! Вот верёвки, две по полметра каждая. И проводников, замечу два, да и вас – тоже двое. Вот поставим мы вас в пары, и вы пойдёте дорогу смотреть. Руки им придётся развязать, но никто не помешает вас с ними связать! Есть возражения?
Эта тирада была встречена вновь одобрительным смехом. Всех, кроме меня, Юрки и двух наших потенциальных палачей.
; Хорошо, - согласился Евгений. – Только мне (красноречивое указывание пальцем на моего тёзку) отдайте вот этого! 
Через минуту, когда нас связали с нашими потенциальными палачами, в наши спины вновь ткнулись стволы автоматов. И мы пошли вперёд. Шаг, шаг, еще шаг. Когда их число перевалило за две сотни, мы резко остановились и стали пристально вглядываться в темноту. Проход мы заметили сразу, но перед этим надо было…
Я красноречиво показываю перед собой рукой, привлекая внимание. Юра делает тоже самое в трех метрах правее меня.
; Что там? – спрашивает сзади Николай. – Почему остановились?
; Они застыли и показывают пальцами перед собой.
Через полминуты сильная мужская рука отталкивает меня в сторону. Николай не лениться присесть на корточки и лично посмотреть.
; Ох, ведь! – воскликнул он в восхищении. – Дешево, топорно, но, блин, эффективно! А самое главное, не извлечешь без шума. Да и сапёров у нас нет. Проход тут? Давайте дальше, и смотрите у меня!
А что делать? Встаём, идём, ведём…Шаг, шаг, шаг. Я падаю,(так надо) и медленно поднимаюсь. Ещё шаг, стоп! Вот она! Вот она вторая наша линия заграждений. И два прохода сквозь неё наискосок справа и слева. А прямо за нами стоит колонной ВСЯ банда. Я смотрю на друга и вопросительно киваю ему. Пора, брат? И он мне утвердительно кивает – пора! И сам, по-дружески оттолкнув меня плечом, заворачивает направо, предоставляя мне возможность проследовать лишь налево. Если бы посмотреть на наш путь сверху, то получилась бы латинская буква «Y». Ну же, просто сделать пять десятков взрослых шагов и… Там, по настоянию моего отца тоже проложили растяжки сигнальных мин. Как самый последний рубеж безопасности посёлка. Я ползу навстречу своей судьбе и НИ О ЧЁМ не жалею, хотя «длинный поводок» в виде той же верёвки сейчас был бы весьма кстати. Но, чего нет - того нет.   
12
Чего нет – того нет! А есть (я специально оглянулся) ровно тринадцать «людей в белом», следующих за мной. Трое стоят рядом с главарём на пересечении трёх палочек. Значит, за Юркой тоже следует его «чёртова дюжина». Правда, там движение что-то застопорилось. Настолько, что из тройки бодигадов вправо срывается одна из фигур, чтобы ускорить движение. Что ты задумал, Юрк? Ведь я тебя вроде как понял! Твой план заманить их в два боковых прохода. Так, чтобы ни один из членов банды (этого страшного порождения, этого метастаза СТАРОГО мира) не смог убежать, когда начнётся «фейерверк». Ради этого я и упал, преграждая своим телом дорогу лучу системы тревоги. И я прекрасно знаю, что там, впереди, в метрах ста пятидесяти от нас, все наши силы самообороны уже заняли (или занимают) свои боевые позиции. А в десяти – та самая проволока, дёрнув за которую…
Взрыв! Страшный взрыв Как раз посередине правого прохода…
; Юрка! – ору я, срывая липкую ленту и едва сдерживая слёзы. – Зачем?
Часть бандитов, шедших рядом с ним отбрасывает в стороны. Их тела задевают за такие же проволоки, провоцируя срабатывание сразу десятков сигнальных мин. Мне тоже пора! Зацепляюсь, за такую же рядом с собой и, пока мой сторож, оторопевший от неожиданности, ослабил хватку на веревке, рвусь из всех сил вперёд.
Страшный вой бьёт по моим ушам – то включились сразу три «ревуна» воздушной тревоги – наследие войны восьмидесятилетней давности. Моя «чуйка» немедленно приказывает мне: «Ложись!», и я на полном ходу падаю вперёд, зарываясь лицом в снег. Этот точно не радиоактивный, а то, что вновь пойдёт кровь – плевать! Шквал огня из обыкновенных (невидимых) и трассирующих (ещё как видимых) пуль проходится над моей головой слева направо и справа налево. Будто гигантский крестьянин-невидимка решил опробовать в воздухе косу. Глухо ухают ещё три или четыре взрыва, причём один на НАШЕЙ стороне, то есть на стороне защитников посёлка. Кто-то рядом со мной начинает стрелять, кто-то, истошно крича, в страхе бежит, причём назад, натыкаясь, как мы с Юркой и планировали, на новые проволоки в заграждении.
Юрка! Я понял! Понял, что означало твое «С88». Тот самый Светин («С») поцелуй («88»), свидетелем которого я невольно стал за день до её гибели. Брат, сейчас, когда твоя Душа понеслась в Рай к возлюбленной, замри и оглянись на дело рук своих, ибо оно того стоит! В свете очередной вспыхнувшей осветительной ракеты я вижу большую воронку, вокруг которой валяется с десяток вражеских трупов. И две воронки поменьше. Одна на центральном проходе (двое) и одна ближе ко мне (также двое). А ещё я вижу, как падают ещё два трусливо бегущих… ТРУПА, оседая в чистый снег. Кто-то из налётчиков ещё пытается сопротивляться, огрызаться короткими отсечками в три патрона, кто-то затаился, очевидно рассчитывая отползти, когда...
И тут я поднимаюсь и делаю короткий рывок  вперёд, помня тех двух секундах, которые у меня есть. Эти короткие мгновения, требуемые на смену магазинов, что я, что самые понятливые из оставшихся в живых, решили использовать с толком — на движение, правда они - назад. Эх, понеслись салочки, где в роли входящего - сама Смерть! Кого сейчас засалит? Меня или...
Не рассчитал! Прямо за моей спиной раздаётся очередной взрыв, от которого у меня закладывает уши, а сам я реально (вот не поверил бы, скажи мне кто о таком!) пролетаю по воздуху лишние полметра, ударяюсь спиной о бруствер и скатываюсь вниз окопа. Спасён!
 Но, не успеваю я перевести дух, как в мой окоп сваливается НЕЧТО. Вместо лица — чёрная маска зомби, одетое в зимний маскхалат, рычащее на меня диким рыком. Едва ЭТО шлёпается сверху на меня, я к ужасу понимаю, что прекрасно чувствую лежащую на мне... ОДНУ нижнюю конечность упавшего, а вот вторая(после колена) отсутствует напрочь.
- Ты, тварь! - слышу остатки когда-то человеческой речи в рыке монстра, узнавая в ней голос «Тли» и к ужасу наблюдая за тем, как он пытается пытается вставить в свой пистолет очередную обойму. - Ты же меня мёртвым сделал, сосунок! Но я тебя достать успею!Вытяни руку, брат, ОН прямо перед тобой! - звучит в моих ушах голос Юрки и я, повинуясь приказу старшего товарища, посвятившего меня в пионеры, приподнимаюсь в положение сидя и вытягиваю правую руку вперёд, сразу обхватывая ЭТО ладонью.
«Людей сейчас осталось столь мало, что их просто так убивать нельзя!» - кажется, так было сказано недавно в одном из взрослых разговоров,свидетелем которого я стал. Но передо мной - не человек! Монстр, зомби, ТРУП!
И падали трупы в белых халатах,
Похожие на птиц и на людей.
Как же сейчас пришлись кстати строки этого старого стихотворения! Именно они, да мой кровный брат подсказали мне решение. Вот почему моя рука вытаскивает нож противника из его ножен и за всей силы наносит удар в бок. А потом ещё один, и ещё... Он уже давно повалился на меня, а я на полном автомате наношу очередной удар и с каждым из них выкрикиваю:
; За Юрку! За Юрку! За Юрку!
Бью, а слёзы душат меня. Душат от осознания того, что вот ещё день назад нас было двое, а вот теперь... Теперь, наверное, снова могу сказать себе самому одну фразу: «Ты — один!»
Эпилог.
; Ты один? - вновь задаю я своему приятелю серьёзный вопрос.
; Нет! - с радостью отвечает мне славный парень Александр Индюк. - Не один! Со мною Ромка Лапин, Владимир Пашкевич, Вадим Черентаев, Олег Смирнов, Петя Сидоров и даже девочки: Лена Шарова и Маша Петрова, ну та, которая сестрёнка Светы, тоже хочет быть с нами. А самое главное: каждый из них понял и осознал, какова ЦЕНА той клятвы, которую они произнесут. И каждый решился ЕЁ заплатить...
 И в самом деле, вслед за ним к костру выходят ещё семеро ребят, держащие в своих руках сложенные вдвое заветные свёртки, которые в развороте образовывали строгий равнобедренный треугольник с основанием в сто, а боковыми сторонами в тридцать сантиметров. Я с трепетом ( О, как я теперь понимаю твой трепет, Юрка, которому удивлялся тогда) принимаю их и вместе со своим галстуком опускаю в тот котёл, в котором варится свёкла так, чтобы один из концов моего остался на поверхности. 
А затем я просто приглашаю их в круг у костра и сажусь рядом сам. На мгновение я прикрываю глаза, чтобы мои будущие собратья не увидели моей слёзы, хотя то была слеза радости. Скупая слеза. 
Хотя, сначала, в ту самую ночь, когда мой отец брезгливо снял с меня поверженного врага и отбросил его в сторону, когда я услышал его ликующий возглас: «Юркий! Сын, ты живо-ой!!!», когда он, иной раз наказывавший меня за всевозможные проделки ДО, крепко обнял меня так, как когда я приносил в дневнике пятёрки в старое время. И как я разревелся на это. Как самая настоящая девчонка. И отец не стал меня сдерживать, говорить, что столь горькие слёзы не достойны мужчины, ибо в тот момент я был ВПРАВЕ! А потом, когда среди трупов нашли всё ещё живого Николая (единственного из всех, я потом убедился лично!) и моя мама почему-то принялась что-то кричать, мой отец и отец Юркина, обнаружив в аэросанях моток веревки метров в пять, моментально сообразили из одного конца настоящую петлю, накинули её на шею главарю и перебросив оставшуюся часть её через перекладину старых футбольных ворот, установленных в незапамятные времена,  рванули за свободный конец...
Как я провёл первые дни — я помню крайне смутно. Какими-то урывками. Как вместе с Юрой хоронили ещё двоих НАШИХ (один как раз под выстрел гранатомёта попал). Как нехотя уходила боль физическая. Как я смог слабо улыбнуться, хотя бы внешне, когда две одноклассницы принесли мне по небольшому стебельку незабудки прямо в классе, куда я пришёл день на девятый после похорон. И как я, надышавшись цветочным ароматом, после уроков прибежал на кладбище и оставил их между могил Светы и моего кровного брата (их похоронили рядом). По одной ли, как вечно живым, или как и полагается, просто две...
Потом, в ночь сорокового дня я увидел во сне Юрку, который, весело улыбнувшись, сказал мне одно слово: «Завтра!». Я как на следующий день стеснительный Саша Индюк подошёл ко мне и сказал:
; Я тоже хочу стать пионером! Как ты! Как он!
Точно помню, как вечером того же дня я постучался в отцовский кабинет и заявил, что хочу сказать что-то важное. И как наш с ним разговор затянулся аж до самого вечера. Что ему говорил я. Что он говорил мне. Слово в слово. И вот этот момент наступил.
Тихо говорит костер, треща поленьями, а я, подойдя к котелку, вытаскиваю свой ГАЛСТУК, на глазах у всех повязываю его себе правильным узлом и говорю, мерно, как по метроному чеканя слова:
- Тьма упала на нашу планету! Скрылось Солнце! Исчезла Луна! Планета кажется мёртвой. Без ВЕРЫ! Без ЛЮБВИ! Без НАДЕЖДЫ! Но это не так!   
При этих моих словах с треском взлетел вверх язычок огня. (Случайно, клянусь, я это не подстроил!) А я продолжаю:
- Мы, Дети Света! Мы, видевшие Солнце! Мы, помнящие звёзды! Мы, хранящие пламя ЛЮБВИ! Мы, хранимые нашей ВЕРОЙ! Мы дадим миру НАДЕЖДУ!
С этими словами я подхватываю один за одним окрасившиеся галстуки и продолжаю:
 - Примите же эти галстуки, окрасившиеся в одной кипящей купели из моих рук, как символ того, что мы единое целое! Что теперь общее для нас дороже личного. Отныне и довеку!
Они подходят ко мне по одному, забирают тот галстук, ставший уже ПИОНЕРСКИМ, который им достаётся, и, повторяя мои движения повязывают его себе. Почти всё сделано. Кроме одного. Я достаю свой нож. Пора!
; Вы видите отличие моего галстука от вашего? Вот оно, на левом конце. Пятно крови того, кто принял меня в пионеры. Мы братья не только по воде, но и по крови! На правом у меня ничего нет, но будет! Каждый, кого я приму в пионеры, оставит свою каплю крови на моём галстуке, также как и я оставлю каплю своей на вашем. И вы со временем, когда придёт ваш срок, поступите также.
И вот я стою перед ними, смотрю им в лица и замечаю, какой радостью, каким счастьем горят их глаза. Да неужели мы вместе не справимся? Справимся, прав мой отец!
На земле обожжённой, распятой,
(Гвозди — сотни нейтронных грибов!)
Речи старые слышаться клятвой
У немногих людей меж гробов.

Все светила в свинцовой вуали,
От людей они спрятали взгляд.
Мы, отбросив сомненья, печали,
Выживаем, пройдя через Ад!

Пятый ангел вструбил очень громко,
Вся планета погружена в ночь.
Нам из мерзлого пепла позёмка
Не страшна. Можем всё превозмочь!

Помним, молот имея да камень,
Можно град возвести на земле.
И судьбы этот страшный экзамен
Мы сдадим назло всякой хуле!

Меж двумя мы живём временами,
(Солнце скрылось надолго в надир!)
Но зубов скрип мешая с делами,
Строим новый, неведомый мир!
 А сейчас, надрезав себе палец (ничего, заживёт!) я подойду к каждому из ребят, чтобы приняв их клятвы словами и кровью, вскинуть руку в пионерском салюте и в первый раз сказать им «Будьте готовы!», чтобы услышать заветное: «Всегда готовы!». И одинокий удар колокола со стороны нашей деревни подтвердит, что она ИМ услышана.
21.02.2019, 3.03.2019, 7-13.03.2019
(В рассказе использованы тексты Михаила Танича «Если с другом вышел в путь», Павла Шубина «Разведчик» и Алексея Улитина «Между двух времён».
Автор выражает признательность Олегу Верещагину за три великолепные наводки и Веронике Светлояровой за поддержку.)