2
Перси осторожно пробирался меж домов и пробегал по переулкам, будто какой-нибудь преступник, внимательно следя за тем, чтобы на его голову не упал отколовшийся кусок стены или внезапно из-за угла не выскочил робот, или, того хуже, один из шайки Грэга. Конечно, их стало меньше после того, как они случайно наскочили на робота-полицейского, но они стали только злее, хотя, казалось бы, куда уж больше. Перси знал их уже давно: после смерти отца всё время вокруг него были толпы скрюченных, озлобленных и тощих людей. Они питались тем, что сами смогли добыть во время Раздачи или отобрать в течение месяца у соседей; Перси пристал к ним, и они помогали ему долгое время, научили красть еду, сбегать, прятаться в толпе. А потом, когда он подрос, заявили, что отныне всё краденое он должен поставлять им, где Грэг будет лично распределять еду. Перси ощутил тогда какую-то смесь страха и ярости; он заявил, что отныне они будут идти порознь, и убежал.
Правда, самому красть банки оказалось куда страшнее и сложнее, чем казалось на первых порах. И Перси понял: одному ему не справиться.
Он как-то раз спрашивал у мамы, ещё в детстве, когда с ней было всё в порядке, почему люди дерутся за еду, а не могут просто поделить её между всеми. Она ответила, и эти слова Перси запомнил на всю жизнь:
- Не все люди хотят делиться, милый.
Пита представляла собой небольшой городок, хотя мама часто раньше называла его “деревней” – значения этого слова Перси так и не понял. Таких городков всего было около пятидесяти, и жило там крайне мало народу - всё, что осталось от землян.
Вокруг Питы было ещё ничего: на пару километров на юг простирались пеньки: скрюченные, искорёженные деревья, какие-то чахлые растения, почти убитые пылью и засухой, колючки. Рядом ещё протекала речка, но с каждым годом она все больше мелела, и Перси даже догадывался, почему: если комнату, например, заполнить разным хламом, то места ни на что больше не останется. От речки там было одно название: так, скорее просто канавка, длинная, пыльная канавка.
Конечно, Пита не была таким уж особенным городком: здесь были и совершенно голые, пустынные земли, бывшие когда-то почвой (пару сотен лет назад), но давно уже потерявшие последние крупицы жизни; такие земли были везде, буквально на каждом шагу, вперемешку с мелкими, грязными морями, если вы вдруг захотите погулять по голой планетке Земля.
Хотя, конечно, далеко не уедешь, тут бы хоть внутри Питы нормально перемещаться: на каждом шагу стоят синие роботы-полицейские - мера предосторожности Целлы. Если вдруг решишь, что что-то ты недоволен всем происходящим, пойдёшь и начнёшь выступать за свержение “великого корабля”, последствия будут всегда одинаковые. Перси их уже не раз наблюдал.
К тому же, давным-давно создатель Целлы построил по всей Земле несколько САПК – Станций Автоматической Подачи Кислорода: это знали все в Пите, и, наверное, все на Земле. Мама рассказывала, что это произошло из-за экологической катастрофы, растительности ведь почти не осталось. Чтобы использовать кислород максимально эффективно, вокруг каждого города были возведены огромные купола, не позволяющие выйти ни ему, ни кому-то ещё. Была, конечно, вентиляция, но до неё добраться было почти невозможно: она высоко, а что изнутри, что снаружи, купол был гладкий и скользкий. Словом, не выбраться.
Перси остановился и поднял голову. В небе плыли редкие грязноватые, серые облака - ничего, что могло бы подарить надежду. Чудес не бывает.
Он вздохнул, скользнул в дом и крепко запер за собой дверь: хотя бы ради громких звуков. Сработало: в соседней комнате звякнула ложка, древняя, старая ложка, которая, как казалось иногда Перси, жила куда счастливее, чем все земляне, вместе взятые.
- Джеймс? Это ты-ы? - последние буквы мама чуть не пропела, но всё равно получилось странно.
- Нет, мама, Джеймса нет и никогда не существовало! Это Перси, - крикнул он и саркастично напомнил. - Твой сын, если ты не знаешь!
- Питер? - снова пропел женский голос.
Перси выдохнул сквозь зубы. Ну хоть так.
- Мама, я принёс еды с Раздачи, - Перси вошёл в комнату, но мама смотрела в другую сторону, будто бы ждала, что её сын вылезет из стены. - Еды, слышишь? Ты голодна?
- Эмили, золотце, подай мне вот ту чашечку, я налью Перси ещё чаю. Малыш, ты спал днём? - мама взглянула куда-то вправо, а потом - снова на стену.
Перси вздохнул и вытер нос, но тут же поморщился: кровь больше не шла, но прикосновения причиняли сильную боль.
Их дом представлял собой старый полуразвалившийся фургон, который ужасно защищал от холодов, а когда день был солнечный, раскалялся так, что невозможно было вдохнуть; сюда смогли поместиться только ящик, куда Перси складывал остатки провизии, невиданное богатство - настоящая плита, которая когда-то была у каждого, а теперь работала через раз и стала великой редкостью, бочка с мутноватой водой, которую Перси смог выменять на мясо в одной лавчонке на Рынке, мамино кресло - она с него не слезала - и пара одеял, рваных и тонких. На них Перси спал.
Мама подняла руку с ложкой, а потом стукнула ей о другую ложку, такую же старую, но всё равно куда более довольную жизнью, чем большинство людей на Земле; Перси подумал, что одна из них, вероятно, за чашку здесь.
- Эмили, налей ещё Марте, она любит чёрный чай с лимоном. Джеймс, ты видел когда-нибудь лимон? - она повернулась налево, где сидел её воображаемый друг.
- Мама, ты голодна? - снова спросил Перси. Он был терпелив; он привык.
- Что? - та наконец услышала его, и это показалось Перси небольшим чудом. Но все его надежды разбились, будто сосулька, сорвавшаяся с крыши, стоило маме продолжить. - Марта, ты что, не любишь чёрный чай с лимоном? Вот это досада.
- Мама! - что-то внутри Перси лопнуло, и он, опустившись возле неё на колени, крепко стиснул зубы. В груди болело, и ему хотелось заплакать, но что-то внутри этому противилось, и он с силой ударил об пол кулаком. Мама вздрогнула, но ничего не сказала, как ребёнок, который делает вид, что не замечает тебя, а потом выдаёт себя, потому что забыл или потому, что ты застал его врасплох.
- Джеймс, успокой Перси, а то он опять расплакался, - сказала мама немного озабоченно, как будто проблемы, сидящие у неё в голове, были реальны. Ну нет уж. Реально то, что происходит вокруг тебя, а не эти Джеймсы, Марты, Эмили и другие. Перси на секунду подумал, что сказал что-то важное, но это тут же показалось ему смешным. Конечно, это важно. Это важно для него самого, и это уже делает эту мысль особенной.
Перси сидел, не двигаясь, и слушал, как она стучит ложками, смеётся и разговаривает с выдуманными людьми, будто это Перси тут нереальный. Потом - он не знал, сколько прошло времени - но он встал, вытер лицо рукавом и отвернулся.
Он вытащил из карманов куртки всё, что успел схватить, и это показалось ему настолько обыденным, что он горько усмехнулся, всего на секунду, а потом заставил себя поставить банки в ряд и рассматривать их ещё минуты две, пока не отпустило. Чудес не бывает.
Две банки и один тюбик - больше, чем в прошлый раз. Если бы он не потерял так глупо крупу, было бы три. Щедрый улов.
Каждый месяц фермы по всему миру устраивали Раздачу. На фермах трудились только роботы - тоже синие – выращивали огромных, жирных, накачанных какой-то дрянью животных и пускали на мясо – Перси однажды рассматривал с мамой один кусок, когда она рассказывала, какие раньше были домашние животные - они так и не смогли определить, на кого это было бы похоже. Это были красные банки, их обычно разбирали быстро - но сейчас Перси, кажется, смог урвать одну.
Ещё были овощи или фрукты, и раньше мама всегда отзывалась о них нелестно - но Перси привык к их виду - серые кругляши, изредка похожие по цвету на зелёный или жёлтый - и к вкусу, или, точнее, его отсутствию. Это были зелёные банки - и сейчас у Перси в руках была одна такая.
Ещё были серые, там обычно лежала крупа, такая крупная и вызывающая рвоту только от мысли о том, что придётся это есть. Зёрна были блестящие и упругие, их почти невозможно было приготовить. Эту банку Перси упустил - а она иногда, несмотря на всю свою непривлекательность, спасала ему жизнь.
Ещё были тюбики, и в них обычно было молоко - от него потом обычно сводило живот, и Перси, скрючившись, валялся на полу пару дней, пока не отпускало. Иногда там попадалась соль, но это было очень редко, и Перси подозревал, что её просто однажды туда случайно подсыпали, вот и всё; но всё равно каждый раз он надеялся, что там будет она.
Перси скрестил пальцы - мама говорила, так люди делают, когда надеются на что-то - и открутил колпачок тюбика. Молоко.
Пока Перси включал плиту и пытался придумать, что можно сделать из того, что он сегодня стащил, мама мирно качалась в кресле и что-то напевала себе под нос. Наверное, если бы кто-то сейчас прошёл мимо без всяких намерений украсть у них еду, а так, просто потому, что шёл по своим делам, подумал бы, что это самая мирная на свете картина и всё в этой семье хорошо.
“А ведь когда-то так и было”, - подумал Перси. Он набрал пару комбинаций - и на плите взвился вверх чуть заметный, поблескивающий синим силуэт наподобие миски с длинной ручкой: Перси бросил туда небольшой кусочек мяса. “Забавно, - вдруг пришло ему в голову. - Здесь есть роботы, плиты, способные создавать голограммы, которые можно потрогать - это же так называется, верно? - но мы дерёмся за еду, а всё, что в итоге можем украсть - это какие-то чёрствые куски, которые нужно растягивать на месяц”.
Двести с половиной лет назад всё было совсем по-другому, если верить книжкам, которые остались у мамы: Земля, как казалось сейчас Перси, процветала. Но ресурсы истощились, пашни превратились в пустыни, реки и моря - в мусорку. Температура поднялась на несколько градусов, и растаяли ледники: тогда многие прибрежные города затопило, а несколько и вовсе исчезло. Участились кислотные дожди, цунами и другие стихийные бедствия, и всё это привело к тому, что пятьдесят девять лет назад группа учёных, входящих в правительство, построила огромную космическую станцию - Целлу - и отправилась на орбиту. И тогда всё изменилось.
Появились роботы-полицейские, которым разрешили нападать на людей - и тогда спрятавшееся на орбитальной станции правительство отсекло любую возможность бунтов.
Теперь целльцы ели синтетическую, наполненную всеми витаминами и необходимыми веществами еду - а земляне, умирая от голода, дрались за остатки консервантов.
- И почему роботы не могут передвигаться потише? - прошипел Марко, подныривая под бельё, растянутое через весь переулок. Людей вокруг не было, все попрятались по домам после того, как банда громилы наткнулась на робота: конечно, так им и надо, но несколько жителей тоже пострадало, и теперь все боялись и нос высунуть, чтобы случайно не быть записанными в “нарушители общественного порядка”.
Марко поразился виду этого городка: стены здесь были грязные, все в пятнах и разводах, всё везде крошилось, отваливалось, где-то он даже чуть не упал на кучу строительного мусора. Он даже не подозревал раньше, что люди могут действительно жить в чём-то, что может развалиться от любого, казалось бы, толчка.
Но что действительно его поразило, так это то, что люди дрались за еду. Он, конечно, про всякое читал, и не такое бывало, но всё это казалось ему каким-то преувеличением, будто историки решили немного сгустить краски, чтобы запугать потомков. Но это… За Марко действительно погналась целая толпа просто потому, что он украл банку с… С чем, кстати?
Марко достал из кармана добычу – на банке была широкая красная лента. Парень хотел открыть, но тут раздался металлический голос:
- Хозяин, мы долго ещё идти будем?
Марко фыркнул. Потом огляделся и сказал:
- Почти пришли.
Они остановились: дальше прохода не было, переулок оканчивался тупиком. Марко оглядел все эти измазанные стены и вытащил из кармана штанов небольшой пульт. Рука нащупала два продолговатых предмета – какие-то тюбики, он про них и забыл уже. Марко посмотрел на них и спрятал обратно – потеряет ещё. Робот стоял неподвижно за спиной, пока парень набирал комбинации, а потом всё же подал голос:
- Хозяин, что из сегодняшнего мне стоит доложить вашему отцу? То, как вы отключили робота и подменили его мной, или то, как вы стащили у Землян еду, или то, как…
- Ничего из этого, - оборвал его Марко и на секунду обернулся. - Если ты посмеешь доложить об этом моему отцу, пущу на металлолом. Скажи ему, что я нашёл несколько интересных камней в ближайших пещерах и целый день занимался их изучением.
Робот поскрипел, потом что-то внутри него запищало, и он довольно (насколько довольным может быть металлический голос робота) сказал:
- Ваше сообщение записано. Оно бу…
Договорить он не успел: Марко резко повернулся к нему и заявил:
- Даже думать не смей отправлять это отцу! - он сощурил глаза, и это злобное выражение лица отразилось в круглых зрачках робота. - Вот что: я ему сам всё скажу, если встречу. А если нет, то всё равно не отправляй никаких сообщений, ясно тебе?
Робот безэмоционально смотрел на него.
- Ясно? - грозно повторил Марко. Хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам, как говорится.
- Да, хозяин.
- Вот и отлично. Проверь-ка, не отключены ли датчики перемещения в комнате.
Робот поскрипел немного и отозвался:
- Система работает в норме.
- Плохо, - цокнул Марко.
Парень щёлкнул пультом, и из него выскочила иголка; парень подставил палец, и иголка, получив свою каплю крови, вновь исчезла в пульте. Анализ… телепорт признал хозяина.
В стене образовалась дыра: с другой стороны дома оказался пустой тёмный коридор с белыми светодиодными полосками, отчего немного слепило глаза. Марко оглянулся, чтобы убедиться в последний раз, не следит ли кто, и поставил ногу в проход в стене. Робот и не сдвинулся, и Марко проворчал:
- Ты следом, пошевеливайся.
А сам подумал: без этого можно было и обойтись.
Марко вошёл в дыру, и, стоило ему оказаться в тёмном коридоре с белыми отсветами на полу, резко и глубоко вдохнул, а потом зашёлся приступом кашля - астма. На глазах выступили слёзы, и внутри, в лёгких, вдруг будто стало слишком много воздуха, и этот воздух ударил в грудь; Марко, борясь с лёгким головокружением после перехода и стараясь не упасть на пол, трясущимися руками вырвал из кармана ингалятор. Резко нажал, вдохнул лекарство, и это ощущение было сродни тому, когда после долгой задержки дыхания наконец выныриваешь из воды. Марко покряхтел ещё немного, но тут в спину его толкнул прибывший робот, и парень точно бы накричал на него или заворчал, если бы не кашель. Отдышавшись немного, он вдруг почувствовал, что это подступает снова, и вдыхал так ещё два или три раза - пока всё точно не успокоилось. Марко ещё немного последил за дыханием, наслаждаясь тем, что дышит ровно и глубоко, без хрипов или свиста, а потом обернулся назад и нажал на пульте пару кнопок - дыра в стене исчезла. И не следа того, что только что с другой стороны здесь был переулок, грязный, в разводах и пахнущий – Марко почувствовал некую смесь отвращения и гордости – и правда рыбой. Теперь здесь только стена коридора, гладкая, ни пылинки, ни пятнышка.
“На Целле отличные уборщики”, - подумал Марко и почти физически ощутил наслаждение от вида чистого коридора или исправно работающей лампочки.
Словно читая его мысли, – а может, потому, что Марко секунд десять пялился в стену – робот решил нарушить молчание:
- Здесь хорошо убираются, не так ли?
- Замолчи, без тебя вижу, - тут же огрызнулся Марко. - Кому вообще дело до чистых стен, а?
Он выглянул за угол: никого в коридоре не было; тогда Марко закатал рукав: там, на коже, еле заметно светился полупрозрачный браслет. Марко прикоснулся к нему, и в воздухе перед ним повисли белёсые цифры. Пять тридцать; все, наверное, в столовой.
- Я должен посчитать это за риторическое восклицание или вопрос? - снова подал голос робот, и Марко чуть было не удержался от того, чтобы показать ему кулак - большой и полный недобрых намерений.
Целла - огромная космическая станция, разрастающаяся с каждым десятилетием всё больше и больше. Она слегка походила на корабль инопланетных захватчиков, и, когда Марко думал об этом раньше, он чувствовал себя всесильным властителем, строгим и беспощадным; но теперь, после того, что он увидел, такие мысли вызвали в нём смятение. Это было… неправильно, что ли.
Пятьдесят девять лет назад эту станцию создал дед Марко, Игрих Сытый. Он собрал группу учёных, с которой разработал чертежи и запустил станцию в космос: сейчас потомки этих учёных жили на Целле вместе с Марко, его сестрой и отцом. Учёные во главе с Игрихом оснастили Целлу солнечными батареями – в качестве источника энергии, системой автоматического опознавания приближающихся объектов и орудиями с антиматерией для борьбы с метеоритами и космическим мусором.
Затем они перенесли на станцию копии почти всех знаний, когда-либо записанных человечеством: большинство альманахов, энциклопедий, азбук, мемуаров, дневников, чертежей и нотных тетрадей… Игрих работал несколько десятилетий, прежде чем смог перенести черты культурных традиций большинства народов мира, а что нельзя было сдвинуть с места, сохранил в виде осязаемых голограмм. Он создал на Целле отсеки, в которых хранились разные типы почв, пород и растений - самая большая коллекция в мире, от которой, надо сказать, завораживало дух: полки тянулись высоко вверх и кое-где закрывали даже потолок. Колоссальная работа.
Зачем?
Он видел, что Земля умирает.
Изначально Игрих полагал, что, оказавшись на Целле, они примутся за разработку плана по спасению планеты, восстановлению её экосистемы, думал, что он и его соратники будут работать днями и ночами; но что-то пошло не так. Оказавшись в безопасном месте, Игрих почувствовал, что возвращаться не обязательно; что спешить некуда, что Земля ждала полтора столетия, так может подождать ещё немного. Так шли годы, десятилетия, пока население человечества не сократилось до одного миллиарда, затем – до ста миллионов, и потом всё уменьшалось и уменьшалось с каждым годом.
Игрих понял, что так дело не пойдёт, но внезапно обнаружил, что всей его команде очень хорошо живётся на Целле: большинство из них обзавелись семьями и ничего начинать уже и не хотели; да и сам Игрих постарел, у него выросла дочь; а между тем делать что-то надо было – эта мысль сидела в голове у него, как назойливая пушинка, которая щекочет тебя, а её никак не смахнуть. Тогда Игрих наконец разработал синтетическую пищу совместно с теми несколькими учёными, что поддержали его, и пустил её в производство на станции, оставив на Земле только фермы. Мама говорила, что для того, чтобы мяса было больше, выращивали помесь свиньи и коровы, но Перси всё равно не понял.
Вот и всё - все мысли, надежды и планы, и, возможно, жизнь Земли после адской работы наконец были скомканы самым простым, и оттого самым страшным существом на свете - ленью.
Марко перешёл в жилой отсек: здесь были и столовая, и спальня, и кухня, медицинская помощь и даже небольшой спортзал – правда, для жизни этого было явно мало. За спиной вдруг послышались шаги – Марко подумал, что это робот, но ошибся: у робота шаги обычно как скрежет альпинистского снаряжения по скале; эти же были мягкие, тихие. Парень обернулся и глянул на прибывшего сверху вниз. Надеялся, выглядело высокомерно, хотя сердце застучало очень уж взволнованно.
- Ты почти поспел к ужину, - проговорил отец.
- Что значит “почти успел”? - огрызнулся Марко. - Пять тридцать, вообще-то, я уже… - Пока это было у него в голове, это звучало куда убедительнее, но теперь неожиданно он вспомнил, что перед ним не робот и не тот смешной парень с Земли, а его отец - и осознание этого стало сродни чувству, когда несёшься, сидя верхом на прототипе робота, бегущего так, что ветер в ушах свистит, и вдруг понимаешь: через секунду упадёшь в реку.
А хуже всего было это: отец смотрел на Марко так, будто ещё немного, и он заставит его готовить ужин на всю Целлу в одиночку; парень мог лишь поежиться.
- И-извини, - пробормотал Марко, опустив голову, и хотел спросить что-нибудь, что сгладит углы, но отец его перебил, ещё раз строго взглянув:
- Я не твоя сестра и не весь остальной корабль. Меня ты своим глупым нахальством не проведёшь. Я ведь знаю, какой ты.
И он развернулся и пошёл в сторону столовой, и Марко ничего не оставалось, как, покраснев и посмотрев по сторонам, не видел ли кто, пойти следом.
- Где ты, кстати, был?
Марко нервно сглотнул.
- Приборы говорят, ты перемещался на Землю? - очень, очень безучастно спросил отец, но Марко от этого только больше похолодел: когда отец так говорил, это всегда означало, что тема серьёзная, и каждый неверный шаг - подписание себе смертного приговора.
- Э… Да, - очень робко пробормотал Марко и съёжился невольно, ожидая ответ отца.
- И чем ты там занимался?
Голос отца звучал всё холоднее, будто он опускал Марко всё глубже и глубже в океан, о которых рассказывали книги.
- Исследование, - наконец сказал Марко, ещё более робко, чем прежде. - Земных пород и почв. Помнишь, я как-то говорил, что у меня есть кое-какие наработки и отпрашивался? Это оно и есть. Надеюсь увидеть там что-нибудь, что подавало бы надежды на жизнь.
Отец усмехнулся молча, и Марко не понял, почему: потому, что считал эту тему слишком легкомысленной, или потому, что считал, что на Земле уже не может быть никакой жизни, кроме людей; правда, и те почти вымерли. Или потому, что понял, что это уловка.
В столовой было довольно шумно: ещё никто не приступил к ужину, все ждали их: отец с Марко прибыли самыми последними – впрочем, как и всегда. Два стола - огромные, чтоб вы поняли, метров пятьдесят в длину и два в ширину – занимали большую часть отсека. Каждый стол был квадратный, с прорезью внутри в виде квадрата поменьше, чтобы люди могли сидеть напротив друг друга. Здесь помещалась целая уйма стульев – людей на Целле тоже было немало – и столики со столовыми приборами, которых тоже был миллион, буфет, полка со сладостями на десерт и целая армия полочек поменьше. На последних располагались маленькие цветочки в горшках: Игрих решил, что детям не помешает научиться ухаживать за природой; но с тех пор таких горшков стало так много, что некоторые выбрасывали, как какой-нибудь хлам. Правда, первые цветочки капитана корабля и его детей всё же остались, да ещё и на самом видном месте.
Но только Марко увидел столы с едой, понял, насколько он проголодался за день. Он мельком проверил, не выглядывает ли банка с красной лентой и тюбики, принесённые с Земли, - он таскал её до сих пор, потому что роботам он такие вещи в жизни бы не доверил, - и набросился на жирного цыплёнка, который первым попался ему под нос. Несмотря на то, что Марко сейчас вообще не был в состоянии замечать что-либо дальше стола, следует знать: вся еда, что лежала здесь, была изготовлена в специальном отсеке Целлы и употреблялась в пищу вот уже многие годы. Но только целльцами.
- Все вас уже заждались, - добродушно сказал кто-то. – Вы бы поспешили хоть раз.
Марко глянул на говорившего так, что тот поёжился.
- Не смей разговаривать со мной в таком тоне, ясно? – произнёс он высокомерно. На душе скребли кошки, но так говорить надо было. Говорящий отвернулся, вжав голову в плечи: огрызаться было опасно, рядом сидел капитан корабля, и он только пробормотал что-то вроде «мелкий гадёныш».
Они приступили к ужину; здесь было всё: Марко и остальные, среди которых парень мимоходом заметил Марту, кидали себе на тарелки перец, помидоры, котлеты, рыбу, горошек, рис, брали новые тарелки и снова закидывали себе тарталетки, пюре, салаты, гречку, кусок лазаньи, персики, кусок арбуза и прочее, прочее, прочее, что только могли увидеть.
- Готов суп, вы будете?
- Да, налей мне тарелочку, я попробую!
- Отрежь мне кусок того пирога, говорят, начинку модифицировали сегодня…
- И мне ещё немного, только не переборщи, я всё равно не буду доедать…
Думаете, праздник? Да нет: обычный ужин.
Все вокруг нагребали себе в тарелки просто уйму всякой всячины, надкусывали пару раз и откладывали в сторону - чтобы попробовать другие любимые блюда. Так они немного наедались, потом продолжали до тех пор, пока не наедались совсем, и затем пока не наедались окончательно. Потом они наконец отодвинули в стороны тарелки, откинулись все на спинки стульев, и теперь Марко было так плохо, что он снова был неспособен замечать что-либо вокруг. Еды на столах будто бы стало в два раза больше оттого, что все откусанные, но не одобренные куски валялись возле тарелок, да и самих тарелок и ложек, вилок или ножей было так много, что из них можно было составить скульптуру величиной с целый отсек. Крошки и кусочки рыбы, сыра или огурцов, горошек и рис падали со стола и скатывались на пол, и с пола, пожалуй, можно было накормить ещё целую семью.
А потом всё, что осталось, то есть буквально два стола еды, сгребали в мусорку: брались за уголки скатертей, и эти скатерти вместе с содержимым отправлялись в мусоропровод.
Марко почувствовал, что он больше никогда не захочет есть; Марта лениво похлопала его по плечу – словно слышала его мысли и смеялась, но ей было слишком лень, чтобы сделать это в реальности – и тут из кармана куртки Марко показался тюбик.
Марко было плохо. Очень, очень плохо: ему следовало бы лежать и переваривать обильный ужин, но вместо этого он побежал в отсек с лабораторией, чтобы как следует проанализировать свой улов.
Проходя мимо, он заметил вдруг мужчину-учёного; возле него вился маленький ребёнок и страдал.
- Пап, мне скучно!
- Сходи, поиграй, - устало ответил отец.
- Не хочу! Я хочу другое! – девочка обвилась вокруг папиной ноги и повисла.
- Сходи, почитай что-нибудь. Столько книг, - устало ответил отец.
- Не хочу! Надоели книги! Мне скучно, пап!
Она вдруг слезла, остановила его и дёрнула за штанину:
- Пап, - тихо спросила она, - мы ведь уедем отсюда когда-нибудь, да?
Мужчина хотел ответить, но тут заметил Марко, что стоял всё это время на другом конце коридора; оба, и отец, и дочь, мигом стушевались и отвернулись, а девочка ещё и язык показала. Марко скривился и ушёл.
Банка с красной лентой открывалась довольно легко: пару поворотов – и готово. Марко в предвкушении отложил крышку в сторону, но то, что там оказалось, заставило его недоумённо нахмуриться: внутри лежал… Марко даже не понял, что это: просто какой-то серый кусок чего-то твёрдого и небольшого, как засохший пластилин или вроде того. Парень надел перчатки, взял щипцы и осторожно выудил кусок, а потом положил его на панель. Нажал пару кнопок на сенсорном покрытии, и через пару секунд над серой массой появилась полупрозрачная табличка с результатами. Марко не поверил своим глазам: это было… мясо? Вот это серое, даже не пахнущее, не сочное, даже не напоминающее по виду то, чем оно должно быть - мясо? Марко взял кусок в руки и повертел. И вот из-за этого за ним погналась банда головорезов, чуть не убила его, из-за этого погибла пара человек, попав под луч робота? Из-за этого люди дрались там, на площади? И вот это едят те, оставшиеся на Земле?
Он судорожно достал тюбики – молоко. Да ладно? Вот эта водица с плавающими белыми катышками, с остатками моющего средства и почти необработанная – молоко?
Это превзошло все его опасения, даже если раньше они казались пустяковыми.
Марко стало дурно. Ему показалось, что он съел так много, что его тянет к полу.
Когда парень наконец добрался до комнаты и лёг в капсулу-кровать, обнаружил, что Марта здесь давно уже валяется и сейчас, лёжа на спине в соседней капсуле, плела какой-то браслет. Она была рыжеватая толстушка (да и как тут не потолстеешь-то, с такими обильными ужинами) в синей бандане, и, кажется, тоже ещё не отошла от ужина. Марте было пятнадцать, она была всего на два года младше брата, но в плетении ремешков и завязывании бандан с ней никто не мог сравниться.
- Вот мы тут наедаемся, - лениво проговорил Марко, сам не замечая, как врезается в эту тему, как баран в новые ворота, - как настоящие короли.
- Ага, - так же лениво поддакнула Марта, и, раскинув руки в стороны, добавила, - а те люди на Земле, если они там остались, ужасно питаются, наверняка. Вот ты там был вроде сегодня, да? Они едят вообще?
Она повернулась на один бок, и её глаза, окружённые пухленькими щеками, прямо-таки засветились от интереса.
Марко повернулся к ней.
- С чего вдруг у тебя проснулся такой интерес? - выгнув одну бровь, подозрительно спросил он, старательно делая вид, что он ненавидит землян всей душой и что у него вообще на них аллергия. - Я там был, но какое мне дело до этих..? - Он махнул рукой, не зная даже, какое слово подобрать. - Я собирал образцы почвы, знаешь ли.
И он отвернулся. Внутри разгорался настоящий пожар, но не от того острого соуса, который Марко случайно кинул в тарелку в таком количестве, что испортил весь ужин. Парню хотелось рассказать сестре о том, что произошло сегодня, ведь это его так… поразило? Это было необычно и в какой-то мере чудовищно, ведь кто вообще в здравом уме начнёт драться за еду, да ещё и за такую? Почему они не раздают централизованно и каждому, как все нормальные люди?
- Ой, да ладно тебе, - протянула ехидно сестра. Кажется, её потянуло поговорить. - Они же такие бедные, я даже читала в паре отчётов прошлых лет, что они едят выращенные на фермах продукты, почти не наполненные питательными веществами. Зная, как выдохлась почва на Земле и сколько там осталось воды, можно понять, что, по сути, земляне питаются одними консервантами, - она хихикнула. - Ты видел кого-нибудь там, или приземлился далеко от поселений?
Марко хмыкнул и вновь повернулся к сестре.
- Ну конечно, я приземлился подальше от городов, зачем мне эти земляне, а? - прошипел он немного раздражённо, и сестра, подперев голову кулаком, протянула:
- Ааа.
Она помолчала немного, а потом вдруг произнесла:
- Хотя они там питаются не так уж плохо. У них есть еда, может, и вода есть, кто их знает. Пару десятков лет назад, когда создавалась Целла, у них даже была какая-то техника, да и дома там построены…
“Это было пятьдесят девять лет назад, Марта. Дома стоят без ремонта уже почти шестьдесят лет, потому что никто не может ничего сделать, и большинство зданий рушатся.”
- Так что неплохо они живут, - заявила Марта и тут же - что было очень некрасиво, кстати, - довольно рыгнула.
И это всё выглядело настолько иронично, что Марко не выдержал. Он не слышал, что неподалёку раздались мягкие шаги, ему было не до этого: внутри у него словно что-то лопнуло, и он, вскочив на кровати, посмотрел впервые на сестру своими настоящими глазами и сказал серьёзно, без нахальства, иронии или самовлюблённости, как было раньше:
- Да не живут они там хорошо, понимаешь? Мы тут едим каждый день просто уйму всего, откусываем и выбрасываем, понимаешь, выбрасываем всё это? А они там голодают… Да они же дерутся за неё, как звери дикие, понимаешь?
Марта глядела большими глазами, наполненными изумлением; но потом Марко заметил, что она смотрит не только на него, но и куда-то назад тоже, а там только дверь, значит…
- Хорошая речь, Марко, - хмыкнул отец, и лёгкие парня начали свистеть, как паровоз из хранилища в историческом отсеке. Марко закашлялся от неожиданности, и воздуха вдруг стало так много, но не там, где надо. - Ты с ними поосторожнее, знаешь ли, - продолжал отец, глядя прямо на Марко, прямо внутрь, как будто хотел его раздробить, как орех, глядя так холодно, что Марте тоже стало не по себе. Она смотрела, как её брат, обычно такой заносчивый и злой, выхватывает из кармана ингалятор и судорожно нажимает; вдохнуть никак не получается, и он бьётся тут чуть ли не в конвульсиях, дрожа, пытается вдохнуть лекарство, и отец на это смотрит так спокойно, будто ему всё равно, умрёт его сын или нет.
Но вдруг отец подошёл к кровати Марко, и, наклонившись, вкрадчиво сказал, как будто хотел предупредить:
- Ты ведь всё равно не сможешь им помочь, ты же знаешь. Не сможешь и не станешь, - сказал он, и Марте стало страшно. – Ты ведь не хочешь пропасть, как Артур? Наверняка он умер где-нибудь на Земле, попытался ещё раз попасть туда, но – увы, несчастный случай. Никто не знает, где он, Марко. Ты ведь не хочешь так же исчезнуть?
Марко, заливаясь слезами от приступа и кашляя, наконец смог вдохнуть, и этот вдох был похож на тот, когда ты выныриваешь из воды. Он смотрел прямо на отца, и ему тоже было страшно - как будто он стоит перед каким-нибудь чудовищем из книг. Только это было в сто раз хуже, ведь это чудовище было настоящее.
- Только мы, целльцы, достойны хорошей жизни и хорошей еды, - сказал отец. - Ты должен это понимать. Так ведь? Мы высшая раса. Мы умнее их, мы обладаем знанием, а они – нет.
Он говорил это так тихо и спокойно, что у Марко и Марты пробежали мурашки по коже. Затем он взглянул на Марту, совсем коротко - та вздрогнула и отвернулась, будто ничего и не видела - и вышел.
“Ничего мы не высшая раса, - как только стало легче, зло подумал Марко. - Мы все одинаковые”.
- Папа, папа!
К мужчине подбежала девочка лет семи в белом платье; в руках у неё раскачивалась какая-то книжка, большая, но тонкая, с рисунками и большой зелёной планетой на обложке. Мужчина остановился.
- Да?
- Пап, в этой книжке написано, что давным-давно люди обменивались друг с другом вещами, когда им было нужно что-то, и Марко решил, что мы должны делать так же с землянами! – заявила она.
К ним подбежал мальчик; ему на вид было лет девять, он весь раскраснелся и выглядел очень обиженным.
- А ну верни! – закричал он на сестру, протягивая руку. – Ты ябеда, зачем ты папе всё рассказала?
Он зло взглянул на девочку, но тут мужчина присел на корточки и внимательно посмотрел на сына. Они встретились взглядами, и мальчик, резко смутившись, отвернулся; его руки нервно комкали полы белой куртки.
- Ты правда так думаешь, Марко? – спросил мужчина; он протянул руку, и на ладонь тут же опустилась книга. Мальчик отвернулся, явно боясь встречаться с отцом взглядом, и кивнул.
Мужчина бесшумно встал. Взглянул на девочку, махнул рукой – из угла, железно поскрипывая, вышел робот.
- Поиграй с ней, - приказал мужчина и, поманив за собой мальчика, вышел из комнаты. – А ты – за мной.