В этой комнате – наполовину гостиной, наполовину кабинете – витали в воздухе звучные фантомы русского романса, потрескивали граммофонным электричеством, тянули аристократично гнусавым голосом ностальгически знакомые слова и с лихостью цыганской летели в танце цветастыми юбками, снисходительно выдавая в особо томные моменты виртуозный струнный перебор. Вот таким был привкус тишины в этом месте. Розен слушал, и слушал, покачиваясь взад-вперёд в обнимку с подушкой почти неразличимым в полумраке согбенным силуэтом в углу старого дивана.
Артемий Иванович шаманил у письменного стола – вокруг него тишина мигала зелёными столбиками цифр и длинными рядами компьютерных кодов. Наконец, он сложил в две стопки просмотренные книжечки в мягких обложках – все карты оказались дубликатами – и пальцем стянул очки на самый кончик носа.
– Первый раз вижу секретные протоколы к картам. Слышать доводилось, но в руках держать – никогда.
Розен шумно выдохнул, отложил подушку и сместился на край дивана, как будто готовился вскочить с него в любой момент.
– Их опечатывают, – пояснил он. – Каждый. И в сейфе хранят. И выдают только по истечении срока давности.
– Тогда откуда у тебя на руках дубликаты, как я понимаю, актуальных на данный момент протоколов?
Артемий Иванович подождал немного, но, поскольку Розен молчал и глядел на него непонятным стеклянным взором, осторожно предположил:
– Ты сам их делал?
Розен кивнул.
– С меня подписка о неразглашении?
Розен отмер и тихо засмеялся.
– Давай формальные моменты на потом оставим, – отмахнулся он. Энергично поднялся, не спеша, прогулочным шагом дошёл до письменного стола. Присел на краешек столешницы, так что Артемию Ивановичу пришлось теперь глядеть на него, задрав голову кверху. – Я сначала объясню кое-что.
– Внимательно тебя слушаю.
Артемий Иванович чинно сложил руки на животе и слегка сполз на сидении вниз, чтобы удобнее было смотреть на возвышающегося над ним собеседника. Но Розен поулыбался, снова вскочил и принялся расхаживать по комнате, выразительно жестикулируя в особо значимые моменты своего рассказа.
– Ты знаешь, у меня есть такие подопечные, которые сами себе давно уже карты делают, когда хотят вернуться. Но они всё равно всякий раз ко мне с этими картами приходят, потому что, чтобы достичь нужного результата, им нужен кто-то ещё, кто сделает что-то с тобой. Понимаешь?
– Типа собьёт машиной или, наоборот, потеряет для тебя свой кошелёк?
Розен беззвучно затрясся от смеха.
– Не обязательно так драматично. Например, кто-то должен сделать твою жизнь невыносимой в определённом плане. Это гипертрофирует твою проблему так, что ты не можешь её игнорировать.
Артемий Иванович недоверчиво прищурился.
– И связь такого рода оформляется секретным протоколом? Почему? Ведь у каждого в карте прописаны всего его родственники, друзья–враги, которые давят тебе на мозоли…
Розен замахал руками как мельница.
– Нет–нет–нет! В карте только характеристики, под которые могут подходить очень многие люди. И проявляться эти характеристики могут на разных уровнях в различных вариантах. А вот личный договор оформляется секретным протоколом.
– Клиент не должен об этом договоре помнить? – Артемий Иванович никак не мог взять в толк, к чему в этом деле такая строгая секретность. Многие подопечные помнили тех, с кем связаны по жизни, и радовались, встретив «родственную душу», а особо сознательные были благодарны и своему «личному врагу».
Розен весело поднял брови.
– Ты думаешь, что протокол секретный, потому что это какая-то тайна? – искренне развеселился он. – Нет. Суть в том, что здесь задействованы две и более карты – они связаны. И если эту связь нарушить, затрещат по швам очень многие судьбы.
Розен снова присел на диван и вдохновенно продолжил:
– Ты привык к тому, что карта – это полноценный, самодостаточный сюжет, но уровнем выше она уже превращается в одну из сюжетных линий и вплетается в общее повествование. Ещё уровнем выше она становится лишь эпизодом масштабной исторической эпопеи. Ты представляешь себе, какая нужна концентрация, когда эту общую для всех историю создаёшь?! И какими тонкими становятся связи между отдельными её элементами? Её очень легко нарушить. Поэтому такие предосторожности – не для того, чтобы никто не узнал, а для того, чтобы никто ничего не повредил.
Артемий Иванович разглядывал скромно сложившего руки на коленях Розена со всё возрастающим интересом.
– Герман, так ты в нашей Конторе в качестве агента под прикрытием? Или ты ревизор, раз уж с таких верхов к нам спустился?
Розен обиженно отмахнулся:
– Я сам по себе. Это у вас тут сплошные формализм и бюрократия – без бумажки ни шагу. У нас другие порядки.
– Любопытно. – Артемий Иванович задумчиво прикусил изнутри щёку. Потом усмехнулся каким-то своим мыслям. – Поэтому ты, ничтоже сумняшеся, и стажёра с пути истинного сбиваешь? Что он там должен у меня в архиве для тебя нарыть?
– Потом скажу, – ничуть не смутившись разоблачением, радостно оскалился Розен. – Пообещай, что поможешь.
– Так мне по регламенту не положено такому высокому чину перечить. Кто ты у нас – Тайный Советник?
– Отстань со своими чинами. Мы ещё не закончили разбираться с важным делом, между прочим, – ткнул в его сторону указующим перстом Розен.
– Действительно. Ну, давай тогда продолжим.
Артемий Иванович устроился в кресле поудобней. Розен с одобрением за ним наблюдал.
– Так вот, – принялся вещать он лекторским тоном, – память штука весьма коварная. Одни подопечные, попав сюда, совсем ничего не помнят, но очень хорошо чувствуют направление, в котором должны двигаться. Но сплошь и рядом попадаются те, кто не очень хорошо «забыл». Наше нынешнее дело – плод очередного такого сбоя. Тот, кто всю эту кашу заварил, «помнит» (не буквально, конечно), как там всё устроено. И пытается перенести весь алгоритм действия в физическую реальность, игнорируя тот факт, что здесь это превращается просто в игру – весьма опасную и вредную для тех, кто в неё вовлечён. Ты должен этого типа вычислить.
Артемий Иванович взял в руки несколько дубликатов, пощёлкал ими, неспешно пролистывая плотные страницы.
– Значит, ты сам связал наших подопечных, по их собственной просьбе с нашими нынешними подследственными? И Гранину ты сказать об этом побоялся, поэтому пришёл ко мне?
– Что?! – возмутился Розен. – Чего мне бояться? Я пришёл к тебе, чтобы ты поговорил со своим отцом!
– А сам ты не можешь к нему подойти? – изумился Артемий Иванович. – К чему такие сложности?
Розен с досадой цокнул языком.
– Наоборот: я упрощаю процедуру. Все важные вопросы всегда решаются в личном порядке и никак иначе. Запомни это, мой друг.
Артемий Иванович погладил пальцем корешки карт и, не поднимая на Розена глаз, хмуро заметил:
– Нехорошо ты с Петром Яковлевичем поступаешь.
Розен аж на месте подскочил от возмущения.
– Гранина я ничем не обижаю и другим не позволю. Я его, вообще, с собой заберу! Так что никаких планов на него не стройте!
– Ничего себе новость! – сдержанно удивился Артемий Иванович. – И кто будет вместо него?
– А вот ты и будешь, – мстительно выдал оскорблённый в лучших чувствах Розен. – Службу Безопасности упраздним – вместо неё создадим информационно-аналитический отдел внешних связей. Как раз совмещать тебе будет удобно.
– Герман, ты страшный человек! – поразился Артемий Иванович. – И зачем тебе Гранин?
– Нравится он мне. Жениться хочу, – с вызовом заявил в ответ Розен.
Артемий Иванович закрыл лицо руками и всхлипнул от смеха:
– Сдурел?
– А ты не задавай глупых вопросов, – смягчился тот. – И учти, я насчёт реформы Конторы не передумаю.
Артемий Иванович помолчал, пытаясь осмыслить неотвратимые перемены в своём положении, и после очень долгой паузы задумчиво произнёс:
– А ведь Гранин и сам недавно просился в отставку.
– Правда? – оживился Розен. Новость ему явно понравилась.
– Правда, – вздыхая, подтвердил Артемий Иванович. И усмехнулся, поправляя на носу очки. – Совет вам, да Любовь, – ехидно выдал он.
– Ты ещё успеешь сказать это в более подходящей обстановке, – благосклонно кивнул ему Гранин. – Но сначала – поговори с папой!