Славянская уния Святовита

Анатолий Цой
                Достигнуть правды и гармонии в душе народа.
                Велимир, Троицк
Глава 1.
Кузя

Глобальное похолодание климата, начавшееся три тысячи лет назад, особенно сильно повлияло на жизнь в Исане1. Невысокие горы когда-то были покрыты густыми лесами, где водились тигры, туры, а на реках даже крокодилы. С наступлением холодов образовалась тундра, и канули в небытие ореховые, дубовые, березовые и ясеневые рощи, лишь по оврагам и низинам карликовые деревья прижались к земле. Только ели да сосны еще пытались выстоять от холода северного борея.
На опушке леса на берегу говорливой речки Исы2 был вырублен из сосен добротный сруб, в котором жил Кузя3. В молодости он был статным парнем, лучшим рулевым на ладьях от Оби до Таймыра. Конунги4 судов с охотой брали его в команду, уважая недюжинную силу и безобидный нрав.
Проплавал Кузя лет двадцать, но богатства не нажил. Пришел на море голым соколом, превратился в общипанного ворона, без угла и пристанища. Переметывался с ладьи на ладью, спуская заработанные деньги в портовых заведениях.
Изменили жизнь Кузи две памятные встречи.
В первой встрече приобрел он камушек. С виду обычный, обточенный морскими волнами, подарил старец из ледяного острова. Тогда его ладья пристала к острову пополнить запас пресной воды и переждать надвигающийся шторм. Пока команда перекатывала бочонки на ладью, Кузя решил подняться на вершину горы, чтобы осмотреться. Там среди ледяных торосов встретил странного вида старика небольшого роста, в холщовой рубашке, льняных брюках с босыми ногами.
– Ты откуда здесь, старина? – удивленно спросил Кузя.
– Откуда – оттуда?! С мельницы, конечно. Мельница хорошо мелет, дай пшеницу.
– Откуда у меня пшеница? Рулевой я. Вон, видишь, на море, возле устья ручья, ладья стоит. В такой одежке разума лишиться можно. Пойдем со мной, будет тебе пшеница.
– Сейчас, я только ношу захвачу.
Старик исчез за торосом, откуда появился с мешочком со своим скарбом. Кузя хотел помочь ему, взялся за ношу, но не смог сдвинуть с места, не то что приподнять.
– Чем ты набил ношу? Тяжесть, словно камни в ней.
– Камни и есть, – отвечал с улыбкой старец, – можешь посмотреть.
Кузя взглянул в мешочек, увидел там камешки, гладкие на вид. Видно, не одно столетие точили их волны моря.
– И зачем тебе такой груз? Камней ведь везде много, оставь их здесь.
– Не могу! Зарок дал носить мешочек с собой.
Старик взвалил мешочек на спину и легко зашагал за Кузей.
– Меня все зовут Кузей, как тебя величать прикажешь, старик?
– А меня так и прозывают Старь уже много тысяч лет.
«Видно, ума лишился, – пожалел его Кузя, – от холода день годом считает. Непонятно только, откуда сила у старика таскать такую тяжесть?»
Команда корабля подивилась старику без теплой одежды, среди льдин. Повар поставил перед ним еду, он поел немного хлеба, больше ни к чему не притронулся. Проплавал он не долго, рассказывая удивительные сказы про богов да волшебников, но Кузя то ли не слышал, занятый делами, то ли рассказы были ему не интересны, поэтому не запомнил. Старик ушел с ладьи со своим мешочком, подарив Кузе на прощание небольшой камешек на золотой цепочке.
– Храни мой подарок, – сказал Старь, – это неразменный камешек, он всегда будет у тебя в руках, когда ты вспомнишь о нем. Камень прибавит тебе знание о жизни деревьев, ты сможешь читать по кольцам настоящее и прошлое, а со временем и будущее, если очень постараешься.
С Марфой Кузя встретился на пирушке у дружка детства Никиты. Друг познакомил их, весь вечер обхаживал обоих. Статная девушка со строгим пробором русых волос сразу приглянулась Кузе.
После званого ужина, когда гости начали расходиться, Никита уговорил Марфу остаться ночевать. Постелил ей в своей горнице, через некоторое время толкнул скучающего среди оставшихся гостей Кузю, строго сказал:
– Иди, тебя Марфа ждет. Только не балуй, она дева справная, а я в ответе перед ее отцом, потому что родня он мне.
Кузя вошел в горницу, ему сразу в глаза бросилась широкая дубовая тахта, на которой лежала Марфа, накрывшись шерстяным одеялом. Рядом с тахтой над низеньким столиком горела лучина, бросая вокруг трепетные блики. На столике лежало ожерелье из ярких камней, похожих на яхонт7. Камни переливались в полумраке розовым оттенком, сохраняя тепло молодого девичьего тела.
Марфа, натянув одеяло до подбородка, смотрела на вошедшего Кузю голубыми васильками вопросительного взгляда. Кузя подошел к тахте, осторожно присел на край, взял в руки ожерелье.
– Видно, отец ничего не жалеет для дочери, – сказал он, перебирая камни, – наверно, много товару отдано за это ожерелье?
– Это у меня наследство от матери, – сказала Марфа, – а у нее оно от бабки.
– Хорошо иметь родителей, – сказал Кузя, – а я рос один, ни отца, ни матери. Только бабки чужие колотили, как помню, ни за то и ни про что: недоглядел за щами в печи – получи, съел лишний кусок – еще шлепок. С тех пор зарок дал: не обижать понапрасну.
– А девушек за косу не таскал понапрасну? – с улыбкой спросила Марфа.
– Зачем бог дал девчонкам длинные косы? – улыбнулся в ответ. – Добро, если с омута спасать, лучше длинной косы не придумаешь. А в остальном разе – чтобы мужики таскали жен за косы, самой природой так придумано.
Кузя положил ожерелье на столик, потянулся руками к волосам девушки, они были такими мягкими. Марфа закрыла глаза, тело ее напряглось до дрожи…
После бурной ночи Марфа безраздельно завладела морской душой Кузи, всю жизнь перевернула. На берегу моряцкое время скоротечно, через два дня Никита с Кузей уже шли сватать к отцу Марфы, а через месяц отгуляли свадьбу.
Отец Марфы был хозяйственный мужик, держал склады в портовом городе на Оби. Его товары с охотой раскупались в Ирии и на Таймыре, заморские купцы с далекого Запада были частыми гостями. Он предложил молодым работу, обещая передать скоро все дело в их руки. Посмотрел Кузя на мрачные бараки, походил с аборигенами ханты8 да манси9 между стеллажами с товарами. Приелись эти товары, всю жизнь Кузя имел дело с ними на ладьях. От лестного предложения стать торговцем отказался, попросил средство на приобретение ладьи, чтобы продолжить моряцкое дело.
Тесть пожал плечами, не ответил на просьбу. Кузя без обиды воспринял отказ, с молодой женой двинулся на Исан добывать камни, которые высоко ценились в богатых городах Ирии и Таймыра.
Много времени прошло с тех пор. В молодости Кузю звали другим именем, но никто об этом уже не помнил, да он сам стал забывать его. Кузей он стал здесь, на речке Иса, где обзавелся своим добротным сосновым срубом. Он оставил прежнюю работу по добыче драгоценных камней, когда умерла Марфа. Она не мучилась, тихо ушла во сне после недолгой болезни. В одночасье отзвенел колокольчик.
Осталась от нее дочь Шура10, сейчас где-то на Ра, ловит свою птицу счастья с новым мужем, конунгом Всеволодом. Одному богу известно, не мает ли ее лихо на чужбине? Рано, четырнадцати лет не было, вышла Шура замуж за мастера по камням. Родила она сына Мико, но не застал сын отца, завалило беднягу в шахте. Откопали всем миром уже без дыхания. Внук пять лет растет у деда Кузи.
Очень баловал Кузя дочку, но никуда от себя не отпускал, словно чуял, что спорхнет птичка далеко от дома. Так оно и вышло. Прошлым летом мимо Инты проходила дружина князя Святовита, который спешил на Итиль по своим ратным делам. В Инте остановился на два дня, давая своим спутникам передохнуть среди северных красот природы.
В большом доме Кузи стал на постой конунг Всеволод. Кузя быстро нашел с ним общий язык, так как оба знали толк в ладейном деле. Команда конунга два дня беспробудно бражничала, угощая крепчайшей медовухой хозяина дома и соседа Михайло, тоже потомственного помора. За крепкими напитками Кузя не заметил, как конунг уговорил его дочку. Это объявилось в последний день перед уходом дружины из Инты, когда конунг и дочь повалились перед ним на колени, прося благословения.
– Да как же, господи, я останусь один, доченька? – причитал Кузя.
Конунг Всеволод проявил твердость характера, не отступил, пока Кузя не благословил их. Дело молодое, а как иначе?  Кузя потребовал оставить ему внука Мико. Ревела Шура, но ушла с веселым конунгом, оставив Мико на попечение деда.
Прошел год, как Кузя с внуком живут в опустевшем доме. О работе по добыче камня с внуком нечего и думать, кормились они за счет леса. Вязал Кузя корзины, с кузовом в одной руке и за руку с внуком в другой, уходили они в глушь деревьев. Не тот лес, что раньше был, но все равно возвращались с грибами, ягодами, иногда встречались орехи. Порой лес баловал их медом диких пчел из дупла старых деревьев. Много ли надо старому да малому, когда в доме полки ломятся от добра, никому не нужного. Бабка Нюра11, живущая напротив, встречала их вопросом:
– А ну-ка, кажите мне кузов, чего добыли. В лесу-то нонче очень уж ведро. И как это с малым дитем не страшно ходить в лес-то?
Бабка Нюра пересказывала, что в соседнем селении люди пропадают: там медведь задерет, али лесовик, нет-нет, да выдернет из-под ног тропинку. Страшно ходить в лес с ножичком для грибов – не дай бог, что случится.
– У меня, – весело отвечал Кузя, – от напастей свое средство имеется, оно вернее служит, чем оружие. Ступая в лес, извещаю об этом Чура12. Не забываю оставить на пне горбушку с медом лесовику, с ним у меня полное понимание. Так что лес нам дом родной, среди деревьев покоен за себя и за внука даже больше, чем за забором дома.
А понимание языка деревьев приходило постепенно. Однажды наткнулся Кузя на запутанный след белой грибницы по контуру ели, увлекся распутыванием. Внук погнался за бабочкой – она с куста на траву, с травы на куст – и заблудился. 
Поднял голову Кузя от земли, а внука рядом нет. Покликал – без толку, растерялся, где искать внука? Подошел к ели, обнял ствол, погладил пальцами кору. И словно ветерок подул в нужную сторону. Пошел туда, и так от дерева к дереву, скоро вышел на внука.
Ель13 – дерево с умом. Ты к нему с добром, а оно добром и ответит, здоровье подарит, счастье приманит, да беду верно отведет. Внук, оказавшись один в незнакомом месте, тоже не испугался, смотрел на ветки елей, те махали лапами в нужном направлении, навстречу деду. Так вместе они одолевали лесную грамоту.
Скоро Кузя убедился, что все деревья гудят не просто так, переговариваются меж собой на своем языке, передают весточки и запоминают, что вокруг происходит.
Самое точное дерево – дуб14, но его с наступлением холодов мало на Исане осталось, да к тому же трудно с ним заговорить. А сосна15, особенно молодая, рассеянна. Она много внимания уделяет своей верхушке, играя с солнцем, что внизу творится и не заметит. Клен16 же вертопрах, обязательно преувеличит – приврет. Ему мало доверия, проверять его надо по другим деревьям.
Любил Кузя старые пни, особенно осенью, в холодную погоду. Соберет ядреных опят с березового пня, да срежет с нее гнилую верхушку. Откроется гладь щеки с годовыми кольцами. Вспомнит Кузя про камушек, что подарил ему Старь, а он уж в ладони. Погладит поверхность камня, почувствует тепло, накроет ладонью те кольца, и долго держит, чтобы пальцы задеревенели, вошли в сродство с деревом. А в кольцах вся история местности, что происходило вокруг дерева. Все можно увидеть в картинках, красках, да звуках, что запомнило дерево.
Вот яркое солнце освещает своими лучами разросшуюся крону дерева, а внизу бегают весело трое ребят: Егор, Двугор да Заруба. Женщина, еще моложавая, смотрит с улыбкой на шалости детей, собирает смородину в лукошко, иногда окрикнет по именам.
Небо покрывается тучами, первые крупные капли дождя загоняют всех под густую крону ели. Сразу становится прохладно, дети жмутся к матери. Она обнимает их, прислонится к шершавому стволу, и старается согреть детей своим теплом. Ближе всех к матери Егор, может оттого, что чует материнское сердце беду над его головой.
Но вот дождик перестал капать, выглянуло солнце. Лес, умытый прошедшим дождем, стал ядреным, словно упругости прибавилось в ветвях. Можно снова побегать, покликать друг друга, да за бабочками погоняться. Глядишь, и грибница откроется с коричневатыми шляпками. Бегают дети, зовут друг друга, а лес вроде вторит им благожелательным эхом.
Сколько же лет прошло с тех пор? Кузя насчитал больше сорока лет, почти полвека. И где сейчас эти дети, давно уже ставшие взрослыми? И об этом дерево расскажет. Двугор на Итиле ладьи водит. Егора в молодости волки зимой загрызли. Заруба и сейчас на окраине Инты живет во главе большого семейства, хозяйство поднимает.
От деревьев Кузя узнавал, какой зверь прошел, куда направился, насколько опасен человеку, оказавшемуся у него на пути. Все записано на кольцах круг за кругом, только надо чувствовать да понимать язык дерева. Кузя мог читать мысли дерева даже по обломанной веточке. Возьмет его в руки, а в голове возникает картинка, что происходило совсем недавно, какой прошел зверь. При желании обозревал окружающую местность глазами этих животных.
В лесу все живое связано между собой особыми лучами. Многим помог Кузя в Инте найти пропавшие вещи, отыскать заблудших животных. А унести чужую вещь, что бывало прежде, и вовсе забыли. Стоят деревья вокруг жилья и дорог немыми свидетелями преступлений, рассказывают Кузе все подробности даже о самых незначительных предметах. 
Правда, иногда, некоторые ветки не показывали прошлое, словно заколдованные. Тогда он брал на руки внука, и глазами ребенка проникал в прошлое заговоренного предмета. Детские глаза зрячее, видят то, что не всегда под силу взгляду старого человека.
Кузя, к примеру, не различал лесовика, только чувствовал его присутствие. Внук же видел, подходил и гладил шелковистую шерсть, и лесовик от удовольствия ухал филином или блеял барашком, Мико заливался веселым смехом.
Не всегда можно тревожить память деревьев, никчемное любопытство наказывается, если потревожить память просто из любопытства, то целый день потом кружится голова. Беседовать с деревьями нужно только по великой нужде.
Самое дальнее событие Кузя смог сведать через годовые кольца старого орешника, когда-то росшего на склоне Медвежьей горы. Лет пятьдесят назад в него ударила молния, от дерева остался пень в два обхвата, с боков появилась молодая поросль – жив был корень. Пень Кузя очистил, гладкая щека была прорезана более тысячами колец. В удачливые годы кольца были толще, их дерево помнило дольше, в лихолетье кольца едва намечались, словно о них дерево старалось скорее забыть. Что же увидел Кузя в кольцах орешника из глубины веков?

Первыми европейцами на Ра были потомки ар-Аби. Трон бога Осириса изображался печкой, подтверждая, что он выходец из холодного севера, с того края, где через четыре тысячи лет родится сказка о Емеле, получивший от щуки алгоритм управления этой печкой как транспортным средством. Еще одно свидетельство, что древние арабы выходцы холодных северных земель – не львы, а камышовые кошки,  которых они приручили как воплощение бога Солнца. На новоселье в новые дома они обязательно пускали первой кошку, эти священные животные способны видеть и отгонять нечистую силу. Этот обычай переняли все народы у арабов. Не странно ли, что на земле царства львов египтяне вручили мандат представлять главного бога Амона именно коту – более слабому животному. Перекличку с этим мифом мы находим у Пушкина, потомка африканского племени, помните – «кот ученый на дубе том». В связи с этим вполне уместен вопрос: не ошибка ли представлять Сфинкса в образе льва с человеческой головой? Уж очень мала размером голова льва для этого хищника, а вот если представлять его котом, то геометрические пропорции приходят в норму.
Арабы, во главе с божественным Осирисом на троне в виде печки, жили в Гиперборее, где занимали высокое общественное положение. Они первыми научились обжигать кирпич и глиняные трубы, из которых проводили водопровод и системы отвода сточных вод, строили двухэтажные дома, в которых предусматривалось кондиционирование воздуха. Они придумали улицу с квадратными домами, положив тем самым начало градостроительства. Арабы умели сооружать высокие дамбы и гигантские ирригационные сооружения, следы которых сохранились до наших дней в Западной Сибири. Практически, они занимали престижные должности учителей, врачей и строителей. Учителей обычно называли отцами, отсюда наименование племени ар-Аби (род отца).
Время меняет ценности, со временем востребовались совсем другие способности. Верх над арабами стали брать латы, которые изобрели мечи из металла.
Воевать арабы не умели, поэтому Гор и Исида, с благословения отца Осириса, построили легкие корабли и поплыли вниз по реке Ра, осваивая по пути новые земли в низовьях Ра и Средиземного моря. Они вышли к устью Нила, поднялись вверх по руслу и основали города Верхнего Египта. В то же время воинственные копты, одно из славянских племен, заложили в устье Нила свою столицу – Сур. Город быстро приобрел ведущее положение в торговле по морю, которое стало зваться Сурожским. В память об этих походах на плато Гизы был сооружен Сфинкс, причем руководили строительством копты – на памятнике сохранилась надпись «славянской руницей».
Сфинкс представляет памятник Коту с человеческой головой. По верованию древних египтян, бог Ра в образе Кота сошел с древа миров и сокрушил главу водного дракона, о чем сохранились гравюры, запечатлевшие эту сцену. Сфинкс изначально был задуман как страж древа миров – хранитель древних сказаний. Древо миров планировалось установить в  пирамиде. Но его возведение рядом со Сфинксом долго не начиналось, была не известна судьба древа миров после войны богов. Пирамиды возвели на много лет позже, когда изначальная идея затерялась во тьме веков. 
Тело Сфинкса отождествили со львом согласно греческой мифологии, где Сфинга была крылатой женщиной с головой львицы. Она задавала прохожим хитроумную загадку и затем, не получив ответа, пожирала их. Загадку Сфинги разгадал Эдип, на вопрос: «Кто утром ходит на четырех ногах, в полдень на двух, а вечером на трех?» – он ответил: «Человек – в детстве, зрелости и старости». Сфинга признала свое поражение и бросилась на скалы.

Кузя увидел в годовых кольцах, как отряд латов напал на город Сумы, построенной арабами восточней уральской Инты. Они добывали там медь и другие металлы и выгодно торговали ими. Латы напали на город, чтобы завладеть этими металлами.
В ненастную погоду бежали арабы мимо Медвежьей горы Инты. Шли налегке, редко на повозке, запряженной быком, лошади тогда были редкостью.
Подступы в Сумы защищали воины, среди которых было много наемных чернокожих. Руководил ими Номарх, темнокожий великан, крепкого телосложения, с покатым лбом и могучими челюстями – страшный с виду. Легли костьми защитники Сумы, чтобы жители смогли благополучно добраться до селений соплеменников. Номарха, изрубленного на куски, немногие оставшиеся в живых смельчаки доставили на берег реки Ра, где похоронили с великими почестями, насыпав землю в виде пирамиды. Пирамиды той эпохи, с погребенными арабами и чернокожими, до сих пор стоят на берегу великой реки Волги.
Кузя приходил к пню орешника и неоднократно пытался слить в одну картину видения с разных колец. Занимался он этим до тех пор, пока под воздействием ветра, осадков и плесени кольца совсем потускнели, картинки поблекли.
Кузя искал исторические корни своего рода, ведь его при рождении звали Константинополус. Он не помнил родителей, не знал, как он очутился в Инте. Очевидно, были они купцами с юга, о чем говорили его выпуклые глаза и с горбинкой нос – арабы, латы или греки. Они везли с юга товары, амфоры с маслами да благовониями, взамен отгружая пушнину, пеньку и сало. Ведь недаром по всему Исану и Ра находят в земле древние амфоры и сосуды с южными благовониями.
Вряд ли родители добровольно бросили его в неспокойное время. Где-то должно быть его родовое дерево, в котором записана история его рождения. Но как отыскать его – лес большой и деревьев в нем тьма сорок сороков.
Кузе самому безразлично, кем были его предки – жизнь уже прожита. Но подрастает внук, которому когда-то захочется услышать о своих предках. Призадумался Кузя, ведь это время уже не за горами, вон как расползаются льняные штанишки, и горят на ногах ботинки из березового лыка.


      Глава 2.
      Волшебные ларцы

Кузя все больше вникал в жизнь деревьев, выведывая через них прошлое и настоящее. Водил руками по стволу и передавал внуку содержание записей в годовых кольцах.
– Вот, Мико, земля от нас в сторону захода солнца называется Энея, а на восход солнца – Азия. В Энее с севера до устья реки Танаис раскинулась страна ванов, а в Азии на восход солнца от Танаиса – страна асов с главным городом Асгард. Ваны и асы потомки племени ар-И, так сказать, братья по крови. И суведы, и нореги – это все из одного племени. А вот финны выходцы из Джунгарии, немного дальше от нас. Больше всего финны прославились как маги, по всей Энее фин – это одно и то же, что маг. Смелый народ эти финны, их предки ходили в поход против арктов, хотели завоевать древо миров.
– А что это за дерево, дедушка?
– Это удивительное дерево, внучек. Оно дает человеку здоровье и силу, делает стариков молодыми, а молодых сильными и знающими.
– Вот вырасту я, и найду это дерево, и ты сразу станешь молодым!
– Ай да внук! – смеялся Кузя, – но запомни: деревья призвание народу дают. Они божественные вестники, по ним боги спускаются на землю. Там, где вырубаются деревья, прерывается жизнь, образуется пустыня. Деревья называются всегда со смыслом. Возьми нашу березу – берегиня. Где раскинутся ее кудрявые ветви, у людей прибавляется здоровье, реже пожары случаются. Люди – сродни берез, куда не закинет судьба - домой вернутся. Мамка твоя березку посадила, так ты береги ее.
Внук слушал деда, хоть мал был, да мотал себе на ус.
Недалеко от Инты была деревня Грязнуша, где жил столяр Палый1. Как-то зашел он в гости к деду Кузе.
– Помоги, деда Кузя, хочу ларь срубить, да дерево подходящее не найду.
– Это зависит от того, какое свойство хочешь придать.
– Хочу, чтобы в ларце хлеб не черствел, молоко не скисало, всякая вещь хранилась как у бога за пазухой.
Кузя почесал затылок, призадумался. Да что толку думать, тетерев думал, да в суп попал. Надо с деревьями переговорить. Пошли они в лес, слушал Кузя деревья, прикладывая к стволу ладони, да без толку. Долго ходили по лесу, ноги отбили, сели отдохнуть в срубе лесника. Тот сруб поставил года три назад бывалый охотник Герасим2. Ушел он к праотцам весной этого года.
Кузя случайно оперся о стену сруба, положив ладонь на стену. Через мгновение с оторопью отдернул руку – вот он, нужный материал, что искали!
Сруб был построен из низкорослой местной березы – очевидно, редкого реликта, отличавшегося прочной и необычайно стойкой древесиной. Три года в стене домика дерево выдерживалось, так что сейчас оно было в самый раз. Палый заменил несколько бревен на свежие стволы под видом ремонта сруба и принялся за работу. Срубил из бревен вместительный ларец. Добротно смотрелся ларь, без всякой заморской вычурности. На крышке в углах вырезал окружности, а в середине крест.
Испытание ларца, как ожидалось, дало наилучшие результаты: молоко не скисало, мясо не портилось, хлеб не черствел, зелень не вяла.
Из материала лесного сруба изготовили дюжину ларцов. Слава о них быстро разнеслась по Таймыру. Оценили эти ларцы купцы, которые увидели в них товар, пригодный для выгодной продажи. Они готовы были платить любые цены, в накладе не оставались, продавали втрое дороже.
Палый на месте сруба поставил храм Герасиму. Нашли рощу «грязнушенской березы», наняли молодых парней охранять ту рощу, чтобы сберечь деревья. Кузя отбирал нужные стволы, их валили, закладывали в сарай на три года.
Кузя испытывал секрет сохранения первозданных свойств внутри ларца. Запах смолы не имел такой силы, рядом с поленьями со смоляным запахом растения не держались. Случайно Кузя вошел внутрь, захлопнул крышку, улегся на дно. Было неудобно, подушку хотя бы под голову. Поворочавшись немного, он толкнул крышку, позвал внука, чтобы принес одеяльце да подушку под голову, и обомлел. В горнице было полно соседей.
– Да вот же он, Кузя, – крикнула баба Нюра, – в ларце был, а мы его ищем по миру.
– Зачем вы здесь? – удивился Кузя. – Я только что захлопнул крышку ларца за собой.
– Вчера ночью слышу, ребенок плачет, – сказала баба Нюра, – зайду к соседу, думаю, не случилось ли что. И точно, ты куда-то пропал, дитя не кормленый, не может заснуть, не привык без тебя. Сегодня с самой рани ищем тебя, все ноги отбили, обходя все в округе.
Кузя смолчал, успокоил собравшихся соседей – мол, задремал немного, ничего тут странного. А у самого оторопь от удивления: за мгновение в ларце прошли целые сутки во дворе. Народ начал расходиться, а Палого попросил Кузя остаться. Рассказал ему, как все было, оказывается на дворе и внутри ларца время отмеривается по-разному.
Решили про время никому не открывать, но шила в мешке не утаишь.
Жил недалеко от них купец, скупал он у жителей добытые камни, расплачиваясь пшеницей, салом и другими товарами, нужными по хозяйству. Камни отвозил на Таймыр и выгодно сдавал тамошним купцам, привозил товар, имеющий спрос. И непременно привозил гостинец единственной дочери. В округе считали ее богатой невестой, многие парни заглядывались, но купец строго следил за дочерью, шагу не давал ей сделать без разрешения. Росла дочь дома взаперти без матери, равнодушна была к каменьям. Осенью она сильно простыла, пошло осложнение. Мучил ее кашель, ни бабки, ни знахари помочь не смогли. Купец приглашал шаманов ханты и манси, но и они ничем не помогли дочери.
Как-то раз сидел Палый у Кузи, обсуждая дальнейшие планы. Во дворе голосисто залаяла собачка, дверь распахнулась, и ввалился в комнату купец Скоробогат, повалился в ноги. Купца подняли, усадили на тахту.
– Что случилось, отец, – спросил Палый.
Купец поведал, что дочь преставилась ночью.
– Ушла, – плакал он, – оставила одного, зачем теперь мне жить на этом свете?
– На все воля божья, – сказал ему Кузя, – только Он знает, зачем призывает детей, оставляя жить стариков. Сказывай, зачем мы понадобились?
Купец попросил Палого изготовить гроб, такой же, как ларец, чтобы ненаглядную дочь не затронул тлен, чтобы оставалась навечно такой, как в жизни.
– Как же я оставлю свою дочь на дереве в глухом лесу? Сделай ларец, ничего не пожалею, отдам все, что имею!
– Выполню, – пообещал Палый, – если бог пожелает, а за мной дело не станет.
Была у Палого заначка, которую он берег на крайний случай. У Медвежьей горы в роще он высмотрел старый покосившийся сарай, стены которого были сложены из «грязнушенской березы». Правда, сараю тому было больше тридцати лет, но стены выглядели очень прилично. Требовалось убедиться, что материал годится в дело, сохранил свои волшебные свойства.
Прошли к тому сараю, приложил Кузя свои руки к стене сарая, долго слушал дерево. Потом коротко сказал Палому:
– Сохранилось свойство. Не такой силы, как в срубе Герасима, но дерево еще живое. Принимайся за дело, а я улажу дело с хозяином.
Купец выкупил сарай, заплатив за него столько, что хозяину ветхого сруба хватило отстроить добротные дома всем своим наследникам. В тот же вечер сруб разобрали по бревнам, смастерил Палый гроб для дочери купца.
После похорон купец принес мешок каменьев дорогих, но Палый принять отказался.
– На чужом горе не наживаюсь, – сказал он, – я мастер по дереву, а каменья мне ни к чему. Если не хочется держать их у себя, раздайте нищим и калекам, пусть помянут дочь вашу, к их просьбе боги всегда благосклонны.
Купец похоронил тело дочери не по обычаю на высоком дереве ближе к богам, а повесил цепями гроб из «грязнушенской березы» в ближайшей пещере, и замуровал вход. Слышали местные жители позвякивание цепей в склепе.
«Быть беде!» – вздыхали старушки.
Вскоре в Инту и Грязнушу пришла беда, и причиной тому не в последнюю очередь был волшебный ларец Палого, накликала беду слава о волшебных свойствах ларца. Ночью Кузя проснулся от лая собак, выглянул в окно и увидел зарево пожара со стороны Грязнуши, а между домами в Инте уже сновали всадники, сгоняя людей на улицу.
Первой мыслью Кузи было собраться, одеть внука и уйти огородами в лес. Но вначале он схватил ларец, опустил в потайное место в полу, что соорудил умелец по дереву Палый. Не успел накинуть одежду на внука, как в дом вломились трое воинов ра – саксов3. Кузю вместе с внуком вытолкали на улицу, вместе с другими селянами погнали к площади. Там было светло, рядом горел дом.
На помосте, где обычно вели речи сборщики налогов, на небольшом троне сидел король ра – саксов. Толмач ходил мимо жителей, коверкая слова, говорил:
– Среди вас есть мастер уметь делать волшебный ларец. Укажите его, наш король будет наградить за это. Остальные живыми уйдете по домам, иначе всем – каюк4.
Мало кто в Инте был наслышан про ларцы, а кто слышал – помалкивал. Вдруг из толпы вышла баба Нюра.
– Люди добрые, – закричала она, – да что это делается-то, проклятые ракшасы5 все селение сожгут, зачем всем страдать? Вот он, Кузя, ведает про деревья, пусть он и ответ держит перед извергами.
Двое воинов кинулись к Кузе, схватили под руки и поволокли к королю. Внук дернулся за ним, но его успели загрести сельчане и пытались схоронить меж собой. Однако воины ра – саксы заметили, выхватили внука из толпы, подвели к Кузе. Толмач спросил:
– Ты родитель мальчика, можешь делать ларец?
– Не ведаю ни о каких ларцах, – отвечал Кузя, – слушать по дереву могу, а про волшебные ларцы не слыхивал.
В это время к площади подъехали двое всадников, они сбросили на землю большой куль из рогожи. Охранники короля подошли и развернули его. Кузя взглянул туда, схватился за сердце. Покачиваясь, поднялся Палый, связанный веревками, весь в ссадинах, с запекшейся кровью на губах. Мутным взглядом обвел он сельчан Инты.
– Ты знаешь его? – спросил толмач у Кузи.
– Первый раз вижу, этот парень не наш.
– Тебе надо мало освежить память, – сказал толмач. – Для этого будем немного вешать твоего мальчика.
Здоровяк воин по знаку толмача схватил Мико за плечо, от чего он ойкнул. Воин набросил на шею петлю из веревки, стал искать глазами перекладину. Палый встрепенулся, взгляд его прояснился. Он сделал шаг вперед, сказал:
– Не троньте старика и мальца, я мастер по ларцам.
– Так-то лучше, сколько ларцов у тебя есть?
– Два ларца забрали ваши воины, а больше нет.
– Так сделай! Сделай для господина Аглая, за каждый ларец дадим золото. На работу дадим помощников, хоть десять или триста человек. Ты у нас будешь самый большой мастер по волшебным ларцам.
– Хоть тысячу помощников, с королем в придачу, – сказал Палый, – а быстрее, чем через три года, не получится. Бревнам требуется выдержка, без этого не будет у ларцов волшебной силы.
Король Аглай выслушал толмача, подумал и дал короткое указание. Воины отвели Кузю и Палого в уцелевший дом, закрыли двери и поставили охрану. Молодых и сильных жителей Инты связали и погнали по дороге на запад.
Палый коротко рассказал Кузе, как ра – саксы хозяйничали в Грязнуше. Жители укладывались спать, когда ворвались всадники, подожгли дома, выгнали всех на улицу. Дознавались о волшебных ларцах, это оказалось целью нападения.
Нашлись соседи, после мучительных пыток указали на мастера. Палого схватили и били, пока не вытрясли два ларца. Он долго держался, но потом потерял сознание. Его завернули в тряпье, закинули в куль из рогожи, погрузили на лошадь и повезли в Инту.
Ночь Кузя провел в тревоге. Утром ра-саксы открыли дверь, не стали связывать им руки, повели всех на площадь. Селения Инты было не узнать, большинство домов сгорело, некоторые еще дымились, вздымая к небу обугленные остовы. В воздухе стоял удушливый запах гари. По дороге валялись тела убитых и зарубленных ночью жителей.
Издали было видно, что дом Кузи уцелел, а, напротив, от домишкиа соседки остался небольшой холмик из золы. На обочине дороги, прислонив голову на ствол дерева, лежало бездыханная бабка Нюра. Руки она протягивала к порогу своего дома, словно желая унести его с собой.
– Эх, Нюра, – сказал Кузя, – не помогли тебе ворожба да лжесвидетельство, но… будь земля тебе пухом!
На площади готовились к отъезду, в одну из повозок, запряженную быком, посадили Кузю с внуком и Палым. В обоз подсел охранник с коротким копьем, на облучок сел пожилой возница. Выехали на дорогу, по которой вечером увели молодых жителей Инты. Время от времени к повозке подъезжал толмач, приговаривал:
– Король Аглай добр, служите ему, он хорошо будет наградить вас. Иначе будем мало-мало вешать.
– А скажи нам, толмач, куда нас везут?
– На летнюю стоянку, здесь делать нечего.
Негромко переговариваясь с Палым, Кузя глянул на охранника. Ему показалось, что тот понимает их разговор.
– Откуда ты, парень? – тихо спросил Кузя.
Охранник не ответил, отвел свои зеленоватые глаза.
– Понимаю, тебе запретили говорить, – сказал Кузя, – но ты асур, а не ра – сакс, из нашего рода-племени. Скажи, куда нас везут?
Охранник стиснул зубы, снова промолчал. Тележку трясло, большая часть дороги шла под уклон, так что оглобли давили на хомуты вперед прямо на голову быка. Возница с трудом удерживал животное, готовое ринуться вниз. Через несколько дней дорога стала лучше, добрались до реки Печоры, где на берегу стали встречаться людские поселения.
Наступила северная весна, в прогалинах пробивалась свежая зелень из-под закрученных стеблей ссохшейся травы. Днем снег повсюду таял, но по утрам в лужах и неглубоких речках блестел лед. Ближе к дороге тянулся перелесок, дальше к горам темнела полоса настоящего леса. Между кронами хвойных деревьев загорались на солнце пурпурным цветом только что распустившиеся листья карликовых берез. Жители подтягивали ближе к воде лодки и челны, без дела в стороне оставались зимние сани.
Кузя до боли в глазах всматривался в срубы, мимо которых двигался обоз. Дома были добротные, тесаные из сосен, но всюду были видны следы опустения. Некоторые селения чернели следами пожарищ, в уцелевших срубах хозяйничали ра – саксы, которым было не до порядка.
Однажды вечером охранник не выдержал гнетущего безмолвия, сказал со злостью:
– Сколько народу побито, а князь ладьи гоняет.
– Это кто, князь Святовит? – спросил Кузя.
– Он, – мрачно процедил парень, – через него я служить пошел к этим ракшасам.
– Как так, что-то непонятное ты говоришь.
– А что непонятно? Прибыл князь Святовит в Славо-град на Печоре. Окружили тот город эти ракшасы, так князь увел из города дружину, позорно бежал в свой Китеж. Воинов, что остались в Слава-граде, ракшасы часть перебили, часть в плен забрали. Эх!
– Не похоже на князя Святовита, – сказал Кузя, – над тевтонами да чухонцами великие победы одержал, кимаки носа не кажут, а ра-саксы тени дэвов пугаются.
– В том–то и дело, что бежал князь Святовит в Китеж, и дружину асуров увел. Сын его, княжич Печора, смело с двумястами дружинниками Слава-град оборонял.
– Откуда тебе это известно? – спросил Кузя.
– Тятя мой, Заруба, оттуда пришел. Не захотел с князем уходить на Итиль. Как рассказал про князя, так я от злости решил идти служить этим ракшасам. А теперь едем туда, в Слава-град, скоро увидим все своими глазами.
– Что-то знакомо имя – Заруба. Были у него братья Егор да Двугор? – вспомнил лесную картинку Кузя.
– Были, – ответил парень, – да дядю Егора зимой в лесу волки сгрызли. Дядя Двугор меня грамоте обучал, а потом подался на Итиль, ноне на ладье плавает.
– Не говорил твой отец, при княжиче не было женщины? – с надеждой спросил Кузя.
– Кажись, говорил, – ответил парень, – женщина одна раненых выхаживала, но подробности не помню. Уж сильно я на князя был зол, оставил Слава-град без защиты.
– Значит, ты сын Зарубы, а как твое имя?
– Богдан из Инты, наш дом возле Медвежьей горы был, недалеко от дома старосты.
– Что-то не так ты говоришь, Богдан. И служить им пошел напрасно. Ра – саксы не воины, а сброд, годный для тяжелой работы на Ра. Плохо они кончат, помяни мое слово. Князь Святовит смелый воитель, дэвы – племя воинов, так что не могли они испугаться, без причины не оставили бы Слава-град.
Кузя говорил так Богдану, но сам глубоко задумался. Неприятель наступал, это было очевидно. Последнее, что проведал Кузя, князь с людьми, где была Шура, действительно плавал по Итилю. Враг торжествует в Слава-граде, но делать выводы еще рано. Кузя был уверен, делать выводы еще рано.
Весна на севере Исане не спешила, холод возвращался снова и снова. Ветер завывал над головой, раскачивая деревья. Холодная изморозь белой дымкой висела в воздухе, проникала в одежды, выстуживая тепло. Кузя кутал внука в тонкий льняной платок, но это помогало мало. Внук дрожал от холода, еле шевеля синими губами, просил:
– Дай воды, деда, пить хочу.
– Нельзя, Мико, вода студеная, терпи. Скоро встанем, согреем водицу, тогда и попьешь вволю.
Не выдержал Кузя, попросил охранника:
– Видишь, Богдан, внук замерзает, не дотянуть нам до Слава-града. Дай что-нибудь  теплое, перед богом сочтется.
Охранник порылся в мешочке, достал шерстяное одеяло.
– Мама на дорогу дала, сама скатала, – сказал Богдан.
Кузя укрыл внука и Палого самотканым одеялом, сверху накрыл куском дерюги, чтобы хоть немного стало теплей. Палый был плох, ночами кашлял в платок, который постепенно пропитывался кровью – сильно отбили нутро. Да и одет он был легко, в душегрейке с чужого плеча зияли прорехи.
На третий день Палый пожаловался Кузе:
– Привиделось во сне, будто собачка белой масти с бурыми бляшками на плечах, которая в детстве росла со мной, вернулась и ластится ко мне. Пальмой звали собачку. Видно смерть в ее образе кружит возле меня.
– Да что ты, парень, – сказал Кузя, – гони ее, окаянную, от себя подальше. Ты мастер по волшебным ларцам, и время в нем подчиняется не мертвому дереву, а частице твоей души, которую ты вкладываешь в свое творение. Никто другой подобное отроду не творил. Помяни мое слово, впереди тебе станет по плечу срубить новое древо жизни, которое умели делать древние мастера. До свадьбы все заживет, еще порадуешь нас своими золотыми руками. Наверное, невеста дожидается в Грязнуше?
– Да нет, деда Кузя, не жилец я на свете. Грудь болит, да все нутро ноет. Была невеста, да ра – саксы увели. Где она сейчас – кто знает?
– Держись, выедем к Печоре, там теплее. Может быть, на Итиль попадем, там уж совсем лето.
Скоро остановились на ночь возле нескольких срубов, которых хозяева бросили, не оставив внутри ничего, только на полу валялись битые горшки. Самый большой сруб занял король ра – саксов, Кузе с попутчиками достался сруб у самого леса. Его это очень обрадовало, легко заготовить дрова, при этом в лесу Кузя нашел нужные травы, собрал хвою. Развели жаркий огонь в печи, так что пришлось приоткрыть двери, стало нечем дышать. Кузя заварил крепкий отвар, попоил внука и Палого.
– Укутайся теплее, ночью хворь отстанет, – сказал Кузя.
К Слава-граду подъехали хмурым утром. Накрапывал мелкий холодный дождь. По окраине стояли такие же срубы, какие были везде на Исане, но в центре за земляным валом возвышался дом из обожженного кирпича. Туда въехал король Аглай, слуги уже ожидали его. Кузе с Палым отвели комнату в хозяйственной пристройке, дали теплые одеяла. Дрова были рядом, печка горела исправно, стало тепло и веселее на душе.
Кузя обошел строение, где оставались еще следы боев: где-то торчали сломанные стрелы, кто-то собрал кожаные щиты и сбросил в канаву. Валялись у земляного вала пара лестниц и кое-где брошенные веревки с крюками. По всему видать, жаркая была сеча.
Нашелся след Шуры, служил во дворце истопником старик Проша, так он провожал раненого княжича с Слава-града. Шура была вместе с княжичем, обронила платок. Проша подобрал, да отдать было уже некому, вот и сохранился платок до приезда Кузи.
Вечером Кузя расстелил платок на столе, с внуком смотрели на незатейливые рисунки, а видели события в Слава-граде. Князь Святовит с сыном Печорой, Шурой и зятем Всеволодом прибыли сюда на один день. В дружине асуров было чуть больше двух тысяч плохо обученных и практически безоружных воинов. Конунг Евпатий не во время выехал на западные земли собирать подкрепление. К нему послали весть о приближении ра – саксов, но конунг находился далеко, не успевал вернуться в свою вотчину.
– Город Слава-град с таким войском не отстоять, а людей напрасно погубим, – сказал князь Святовит.
Забрал князь людей, передав все оружие, которое оказалось у воинов, сыну с двумястами дружинниками, наказав стоять в Славе-граде два дня, а затем двинуться на Итиль. Нельзя, чтобы ра – саксы догнали безоружных дружинников, двести воинов должны задержать противника на два дня.
Княжич в Славаграде замешкался, собрался выйти на четвертый день, да ра-саксы нагрянули. От переговоров княжич отказался.
– Постоим за свой град, – сказал княжич воинам, – нам вручено оружие, освятим его вражьей кровью.
Двести человек бились отчаянно, удерживая Слава-град почти сутки. Королю Аглаю не приходилось прежде встречать таких храбрецов. К вечеру остались двадцать человек во главе с раненым княжичем, все раненые без сознания, их связали и заперли в сараи при княжеском дворе.
Воины ра – саксы готовы были прикончить раненых, но король Аглай велел не трогать их, угостил знатным ужином.
– Смелостью и доблестью они заслужили уважение, с них мы должны пример брать, – сказал король Аглай.
Тревожное сомнение вкралось в душу Аглая, который не был настолько глуп, чтобы не оценить обстановку. Ра – саксы не были племенем, на Ра собирались отбросы из разных племен для выполнения самой грязной работы. Наемных интересовал только заработок, почему их и прозвали саксами. Однако работа сближала людей, среди них выделились лидеры, которые загорелись идеей создания собственного королевства. Король Аглай понимал, что рабов не превратить в воинов в мгновение ока. Это наглядно показало сражение в Слава-граде, где с десятикратным превосходством ра – саксы понесли в десять раз больше потерь, едва справившись с кучкой асуров. Что будет, когда придется иметь дело с дэвами Святовита, закаленных воинов во многих битвах? Аглай четко понимал, что об этом лучше не думать.
Ра – саксы не дознались, что среди раненых был сын князя Святовита, всех погрузили в телеги и повезли в сторону Китежа, надеясь на обмен пленными.
Вечером Палому вроде стало легче, был он весел и даже долго говорил с Кузей, все подшучивал над своим недомоганием, похлебал грибной суп, попил водички и спокойно уснул. Утром Кузя проснулся от тревожной тишины в комнате. «Палый!» – пронеслось в голове Кузи. Он подошел к печке, куда ближе к теплу положили больного. Тот уже не дышал, сердце не билось. Вещий сон, значит, видел про собачку, увела она таки хозяина в загробный мир.
Королю Аглаю доложили про смерть мастера по дереву. Он пришел в ярость, приказал казнить черного вестника. Около полудня два воина ра – саксов повели деда Кузю с внуком в приемную дворца через черный ход. Они хотели оставить внука, да деда Кузя отказался идти к королю без мальчика. Миновали две пустые комнаты с щербатыми колоннами, прежде чем вошли в приемную короля.
В зале скучно стояли сановники в ожидании посетителей. Увидев Кузю, король Аглай уставился своими бесцветными глазами, грозно спросил:
– Отчего умер мастер по ларцам? Тебе я приказал лечить его, дал тебе свободу собирать травы и готовить отвары.
– Воины ваши постарались, – отвечал Кузя, – отбили все внутренности, вот и стал не жилец. А сколько мог радости принести людям своими золотыми руками, второго такого мастера не найти по всей земле.
– Ты знаешь, как делать ларец? – спросил король.
– Нет, – ответил Кузя, – секрет ларца знал только один Палый. Я же умею слушать, что говорит дерево, да немного понимаю в ладейном деле, в молодости служил рулевым.
Выслушав толмача, король откинулся на спинку походного трона, что-то пожевал, успокоился и более миролюбивым голосом спросил:
– А дорогу до Китежа знаешь?
– Кто не знает дорог в град-город Китеж? Северная дорога через Двину6, а южная – через Каму7. Если на лошадях, то за десять дней прямого хода можно управиться.
– Тебе приходилось встречаться с князем дэвов? 
– Не только приходилось встречаться, – отвечал Кузя, – конунг Всеволод мой зять, женат на моей дочери, все они  под князем Святовитом.
– Ты смелый старик, – сказал Аглай, – ты ведаешь язык деревьев, а мои предки – друиды, так что ведунов я уважаю. Скажи, князь сильный воитель? Предскажи мне, чем кончится мой ход на Китеж? И не вздумай обмануть, я тоже унаследовал от предков способность говорить с деревьями и могу предсказывать будущее.
– Князь Святовит воитель славный, без единой потери одолел тевтонов и чухонцев, которые теперь у него на службе. Князю благоволит сам Перун, дает ему силу. Деревья ничего не говорят о твоем походе на Китеж, значит не бывать походу. Я думаю, что скоро ты лишишься воинства, а князя Святовита ждут славные дела.
В комнате послышались недовольные возгласы. Король Аглай поднял руку, посовещался с приближенными, потом махнул рукой дворецкому. Кузю с внуком вывели во двор, погнали на окраину, втолкнули в ветхий сруб.
В маленькое оконце едва пробивался дневной свет, внутри сруба трудно было что-то разглядеть. Вдоль стен лежали люди, стараясь согреться, прикрываясь рваным тряпьем.
– Кто здесь? – спросил Кузя, щурясь в темноте.
– Мы, пленники из Инты. А вас с дитем за что таскают? – спросил кто-то из угла.
– Это деда Кузя, – сказал второй голос, – он живет напротив моей бабки Нюры.
– Бабу Нюру… прикончили эти ракшасы на моих глазах, назвала она их дьяволами, царствие ей небесное! – прокряхтел парень из дальнего угла.
– Не одну ее, многих порубили аглайские ракшасы. Говорят, кто погиб от вражеского меча, тот попадает прямо в божеские кущи, в сравнении с которым ирийские сады просто пустыня, – сказал первый голос.
Кузе сказали, что всех молодых парней поместили в трех срубах, уговаривая вступить в войско ра-саксов. Не согласных гонят как живой щит для штурма.
– Это выдумка ракшасов, чтобы мы своей грудью проложили им дорогу к братьям, – пояснил кто-то в темноте.
– Лучше наложить на себя руки, чем подвести братьев!
– Наложить руки на себя, значит, грех на душу взять, Бог дает, и только Он может отнять жизнь.
– Потерпите, сыны, не надо отчаиваться! – успокоил Кузя. – Ра – саксы тоже люди, трудолюбы. Среди них не много бунтарей, охочих до чужого добра. Придут дэвы, разбежится эта голь, вот и на нашей улице будет праздник.
Утром дверь сруба открылась настежь, в комнату вошли два воина ра-саксов. Один из них был Богдан, подозвал Кузю, сказал:
– Деда Кузя, тебя король Аглай требует к себе, надумал он послать к князю Святовиту делегацию. Ночью на короля напали неизвестные с секирами, перебили охрану. Король едва успел через окно выскочить в нижнем белье, теперь от своей тени шарахается. Писарь мне друг, сказал, что король Аглай желает мира со Святовитом, грамоту ему отписывает. Он освобождает пленников, дает всем свободу. Конец войне!
Богдан повел Кузю с внуком к королю ра – саксов. Остальные пленники встали, выглянули за дверь. Люди с других бараков тоже стали выходить с домов, кто-то догнал Кузю, крикнул:
– Куда же нам теперь? Увели с родимого крыльца, бросают на гибель от холода и голода. Деда Кузя, мы тоже хотим пойти к князю Святовиту.
Кузя оглянулся назад, в сторону срубов, возле которых стояли пленники из Инты. С близлежащих домов туда шли женщины с кульками.
– Ничего, – сказал Богдан, – в Славаграде еще много осталось асуров, не бросят людей в беде. Деда Кузя, король Аглай уважительно говорит о тебе. Замолви за меня слово, хочу с тобой на Итиль. Поперек горла служба у ракшасов, иначе изрублю их, сколько попадутся под руку и сбегу куда глаза глядят.
– Наверно, такой же отчаянный удалец напал на короля Аглая с секирой. По-прежнему зол на князя? – спросил весело Кузя. – Видишь, князь две тысячи воинов сохранил, а княжич и двести не сберег. А град что, одни камни. Живы будем, отстроим заново. То-то!

Бывают приметы, осеняющие благополучием начатое дело. Подготовка ладьи «Шура» совпала с прибытием в Китеж делегации короля Аглая, где в качестве проводника был Кузя, при нем внук. Шура, обнимая вытянувшегося за год сына Мико, от радости не находила себе места.
– Быть всем начинаниям удачными, – говорил Кузя, – воссоединились мать с сыном! Да благословят боги северные и южные народы, холодные и теплые воды и землю нашу.
В это время на ладью вступил Печора, ее хозяин.
– А неженатым блондинам севера найти черненьких дев знойного юга, аминь! – добавил Всеволод.
Делегация короля Аглая привезла долгожданное предложение о мире. По случаю прибытия тестя конунг Всеволод устроил на палубе ладьи «Шура» грандиозный прием, на который пригласил всех знатных горожан Китежа.
Княжна Мира поблагодарила, но прибыть на ладью отказалась, так как духом не переносила даже небольшую качку на воде. Передала через князя Святовита подарки гостям, не забыла про Мику, прислала клетку с попугайчиками.
Князь поздравил Кузю с прибытием в Китеж, сказал:
– Слышал о вашей способности читать память деревьев. Мне нужен человек, который мог бы предвидеть вовремя беду по зеленым знамениям. Думаю назначить вас конунгом левой руки, отвечающим за безопасность моего дома.
– Смогу ли я… – замялся Кузя.
Дочь Шура толкнула его в бок, поблагодарила за отца:
– Благодарствуем за доверие, не сомневайтесь, князь. Отец может увидеть опасность и вовремя предостеречь.
– Король Аглай предлагает мир и дружбу, – сказал князь, – кроме того, передает двадцать тысяч ра – саксов во главе с князем Бейрли для похода на юг. Но в грамоте много непонятного, не кроется ли здесь аглайская хитрость?
А вы передайте мне грамоту с подписью короля, – предложил Кузя, – если грамота на деревянной основе, и написана человеческой рукой, на ней отпечаток тайного умысла, который от моего видения не укроется.
Князь потребовал грамоту от Англая. Помощники князя подали ее Кузе. Он взял грамоту в руки, долго держал на ладони, потом сказал князю:
– Грамота писалась на столе из дуба, уголок отсечен секирой. Очевидно, король был в комнате, где до этого был бой. Писал его горбатый писарь. Аглай говорил быстро, так что писарь не успевал записывать, поэтому она не очень понятна. Король не мог проверить написанное, потому что в грамоте он не очень силен, полостью доверяет своему писарю. Он наслышан о походе в страны Элам и Хараппу, предлагает совместное участие в походе. Но в уме держит следующую отписку князю Бейрли – в стычки не встревать, наблюдать и зарисовать дороги на Элам и Хараппу.
– Ах, он хитрая бестия, этот Аглай, – сказал князь Святовит, – но мы тоже не лыком шиты, не так ли, отец…
Князь Святовит замешкался, не зная как назвать отца Шуры. Кузя рассмеялся, сказал князю:
– В молодости звали меня Константинополус, но я привык к имени Кузя.
– Так и будем величать – Кузя, но при сношении с другими государями, которым надо показать кузькину мать, пусть имя для солидности будет Константинополус.
Князь тут же подписал указ о назначении Кузи конунгом левой руки, подчинив ему охрану княжеского дома.
– Я весьма доволен вашей Шурой, – сказал князь Святовит. – Она у меня как дочь родная, славное воспитание вы ей дали. Для нее двери моих хором открыты в любое время дня и ночи. Пусть мой сын Печора станет вам сыном, но хочу обратить внимание – очень горяч и нетерпелив.
– Женится – остепенится, – сказал Кузя, – Шура моя тоже не была тихоней. Используя случай, я к вам с просьбой. Со мной в аглайской делегации прибыл сын моего земляка, Богданом зовут. Грамоте обучал дядька Двугор, который служит у конунга Всеволода. Примите под свою руку, славный писарь выйдет для нашей всеобщей пользы.
– Будем считать, что вы приступили к своим обязанностям. Приказываю далее на службу принимать только через ваше ходатайство.
– Благодарю за доверие, – поклонился Кузя, – люди, как и деревья, каждый имеет свои годовые кольца, на которых записаны их прошлое и будущее. Каждый человек есть веточка мирового дерева, в котором отражается весь космос. Я благодарен вам за хорошие слова о дочери, они словно бальзам на душу. С этого дня во дворец, без вашего соизволения, ни муха не пролетит, ни комар не прожужжит.
К княжескому дворцу Китежа подъехала группа всадников во главе с боярином Обским. Боярин был знатный вельможа, ему было дано право свободного входа к князю без доклада. Рядом с ним шли три человека в пестрой одежде с круговым орнаментом. Князь Святовит в тронном зале работал над грамотами с писарями. Увидев боярина с незнакомыми людьми, он отослал писарей.
– Боярин Обский, рад видеть живым да во здравии! С чем пожаловал, что за люди за тобой в славном одеянии?
– Великий князь, тебе сто лет здравия! По твоему велению был я в отряде сарматском, и прибыл оттуда не один. Представляю тебе вождя Мангу-хана, который совершил долгий путь, чтобы лично тебя приветствовать.
Князь Святовит встал, разглядывая молодого вождя сарматов. Тот держался с достоинством, поклонился и сказал негромко, но каждое слово звучало остро, как удар меча. Толмач невольно подделывался под его тон.
– Я принес из степей Каспия от великого народа сармат пожелания мира и благоденствия великому вождю дэвов, асуров, тевтонов и чухонь.
Князь сошел с трона, пригласил гостей за круглый столик. Рядом с ними встали толмачи. Вождь Мангун махнул рукой, его попутчики подошли к столику и выложили подарки. Боярин Обский, стоя позади князя, давал пояснение:
– Сии вещи на востоке весьма престижны. Сарматы сами не великие мастера, но они тесно общаются с хеттами, которые умеют делать эти вещи. Здесь золотые и серебряные кувшины и ковши, женские украшения с изображениями животных, но самое главное – пики, стрелы и акинаки из железа, которые словно дерево перерубают бронзовое оружие. Вот щит, который не пробить даже секирой. Воинами они ценятся дороже золота.
– Это в знак дружбы и мира между нашими славными народами, – сказал Мангун.
– Принимаю, от души благодарю, – отвечал князь Святовит, – однако у меня большая претензия к сарматам. Вы нарушили договор – не трогать наших друзей, однако напали на племя арко и убили вождя И-вана, моего побратима.
– Это возмездие! – воскликнул вождь Мангун, – Воины арко под покровом ночи зарезали двадцать моих воинов. При расследовании выяснилось, что арко действовали по указанию своего вождя И-вана. Напали внезапно, чтобы завладеть железным оружием. Мои воины пришли в ярость, в результате селение арко сгорело в огне возмездия. Мы сохранили жизни троих участников нападения, привезли их сюда, чтобы ваши люди сами могли допросить виновников погрома.
– Ваше объяснение не убеждает в необходимости убийства целого племени! – сказал князь Святовит. – Вина отдельного отряда никак не перекрывает уничтожение целого селения. Надо было представить претензии И-вану через посредников, и дело кончилось бы наказанием истинных виновных.
– У нас, сарматов, – горячо заговорил Мангун, – вина одного человека в роду ложится позорным пятном на весь род. Недавно кимаки изнасиловали нашу девушку, она осталась жива, и род в целом не пострадал, но мы мстим всему роду насильника. Кимаки понесли достойное наказание, изведав остроту наших копий. А тут убиты двадцать воинов, вина которых только в том, что заснули, не выставив охрану! Закон требует мщения, и никакие боги не в силах остановить разъяренных воинов. Я считаю, что участь селения арко была предрешена без злого умысла с нашей стороны.
Князь Святовит задумался, он всегда принимал решение, желая сохранить большее число людей, а в действиях Мангуна была другая логика. Впрочем, уже ничего не поправить, побратима И-вана не воскресить.
– Наш договор был подписан, – сказал Святовит, – когда ра-саксы были нашими врагами. Теперь мы заключили мир, а король Аглай предлагает себя в союзники для похода на юг, предоставляя двадцать тысяч своих воинов во главе со своим конунгом.
– Я рад, – сказал вождь Мангун, – мы потомки Каука, придерживаемся мнения, что даже худой мир лучше доброй войны. Сейчас на берегах Ра нас, сарматов, с вспомогательными отрядами десять тысяч воинов. За один месяц я могу подготовить еще десять тысяч, тогда у меня будет ровно столько опытных воинов, сколько предлагает вам король ра-саксов. Но я приехал к вам, чтобы предложить больше: я согласен вступить к вам на службу конунгом. Вы – полководец от бога, живое воплощение славы. Чтобы мои слова были полноценными, предлагаю включить Сарматию в ваше управление. У меня много родичей в царских дворах русинов и хеттов в Астре, через них легко договориться о проходе ваших дружин через хеттские степи, а также уговорить вождей племен принять участие в походах на южные земли.
Князь Святовит был настроен недоброжелательно к сарматам, поэтому предложение было большой неожиданностью. Он откинулся на спинку стула, взглянул краешком глаза на подарки, затем на Кузю. Тот утвердительно кивнул головой.
– Чистосердечное предложение похвально, – сказал князь Святовит, – ваши слова тяжеловесны, как и ваша тяжелая конница. С настоящего времени причисляю славное племя сарматов союзником дэва. Писари подготовят новый договор между нами. Считайте назначение вас конунгом свершившимся, соответствующую грамоту разошлем всем родам арий. Великая княгиня Мира, в доказательство нашего расположения, вечером устроит прием во дворце в вашу честь. Моя ладья «Шура» отплывет к хеттам, на нем при вашем желании можете отбыть на родину, чтобы подготовить войско, которое я призову в нужное время. Ваша пятитысячная дружина в ваше отсутствие временно поступает в распоряжение конунга Всеволода, направляющегося к южным рубежам.
Перед началом похода на юг Мурена отпросился у князя, съездил с двумя напарниками в селение Андон, вернул лошадей, разыскал семью. Жилось им у торговца Тэохяна неплохо, дети за лето вытянулись, их просто было не узнать.
– Ничего не известно о Косиле? – спросила мать.
– Кто-то видел его, – ответил Мурена, – он на повозке поехал вниз по Итилю. Мы скоро отправимся туда же, я постараюсь найти его.
В начале лета делегация князя Святовита на ладье «Шура» взяла курс на юг в сторону хеттского Астра – града. На ладью погрузили повозку и пару лошадей для людей Мурены, которым поручалось составление подробной карты дорог вдоль Итиля до реки Сарматки.
Возглавлял делегацию княжич Печора, в помощниках были конунг правой руки Всеволод и конунг Мангун.
Пятитысячная дружина сарматов продвигалась по левому берегу Итиля, собирая свои разрозненные отряды. Местные жители были настроены весьма дружелюбно, по крайней мере, мальчишки из селений дружно выбегали на дорогу, провожая вприпрыжку странных всадников в тяжелых шлемах и латах, с красными щитами и четырехметровыми копьями с развевающимися небольшими знаменами. Мужчины ехали вперемежку со своими амазонками, смех и веселая музыка сопровождали их марши.
По правому берегу Итиля продвигался двадцатитысячный корпус ра – саксов во главе с князем Бейрли. Согласно приказу Святовита они не рисковали обижать встречные селения. По опыту знали мгновенную реакцию степняков, в случае тревоги скифы моментально собирали стотысячную дружину, могли скакать день и ночь без устали и вступали в сражение с врагом, не зная страха.
Возле одного селения князя Бейрли удивила одиночная стена на самой окраине. Что-то притянуло его к зеленой двери, он толкнул ногой щербатые доски. Дверь легко открылась, вид чудесного сада, манящего прохладой среди жаркого дня, был удивителен. В двери появилась старуха, кажется горбунья, сказала на языке ванов:
– Воинам сюда вход запрещен! – немного помедлив. – Особенно если ты Бей-ли. Бей врагов князя Святовита, ванов трогать не смей, пропадешь даром!
Князь Бейрли удивился, откуда старуха могла знать его имя, его связь с князем Святовитом? Очевидно, у ванов существуют незримые гонцы молвы, движущиеся по степи быстрее его воинов.
 

      Глава 3.
      Князь Святовит

Утром, когда сарматы приближались к Химнандону, у Мурены с утра ничего не ладилось. В темноте он наткнулся и опрокинул чан с водой, залив весь пол землянки. Соломенные сандалии и ботинки были мокрыми, дети бегали босиком по грязи, залепили ею циновку и подстилки – ни лечь, ни отдохнуть. Вытирая тряпкой грязь, что-то недовольное выговаривала детям жена.
Мурена проверил сети, поставленные на речке вечером – ничего! Пришлось идти к богачу Сукча1, поколоть ему дрова. Получив за работу 10 пампушек, вернулся домой к обеду. Услышав сигнал барабана «сбор воинов», он не очень встревожился, мало ли на что собирает вождь И-ван своих воинов. Но скоро барабан забил «общую тревогу». Пришлось встать, выйти на улицу.
Соседи уже спешно собирали колесницы, все говорили, что с севера к селению подступает враг. Жена Мурены вынесла боевое снаряжение и оружие. Мурена еще не успел облачиться в доспехи, как прискакал Косиль, без повозки, на взмыленном коне. Лицо Косиля было бледное, он не мог связать двух слов. Мурена понял, что дело плохо.
Натянув кольчугу из туго сплетенных конских нитей, Мурена закинул за спину колчан со стрелами, вскочил на коня, подхватил на ходу из рук жены копье. Обернулся назад, крикнул Косилю:
– Выводи семью из селения!
Быстро проскочить на окраину не удалось, везде были повозки и столпотворение людей. На северной стороне уже образовался защитный вал из подоспевших колесниц. Вождь И-ван расставлял их, образуя линейные ряды и запасные линии по окраинам. В отдалении уже показались вражеские всадники. Мурену нашел вестовой вождя, коротко приказал:
– Тебя зовет вождь И-ван, быстро езжай к нему.
Мурена нашел вождя на правом фланге обороны, куда пробился с трудом. Вождь был в одежде обычного воина. Мурена соскочил с лошади, поклонился. В последнее время виделись редко, но тревога отодвинула семейную размолвку.
– Ты на лошади, это хорошо, – сказал вождь И-ван, – вот тебе сверток, ты должен хранить его дороже своей жизни. Сейчас окольными путями скачи на север, в Китеж2, он примерно в 80 ли3 от нас. Там найдешь вождя дэвов Святовита, моего побратима, передай ему сверток, но только лично в руки. Обязательно в руки, тебе понятно?
– Я понял, вождь! Мне нужно добраться до Китежа со свертком, который дороже жизни, найти вождя дэвов Святовита, передать лично в руки. Хочу спросить, можно ли этот сверток мочить в воде на случай переправы через реку?
– Да, можешь окунать в воду, с ним ничего не случится. Думаю правильно, если поедешь другим берегом. Ты знаешь дороги вдоль Ра, я очень надеюсь на тебя, Мурена! Если вождя Святовита не застанешь в Китеже, тогда ты должен найти его, хоть на краю света, и передать сверток непременно лично в руки.
Вождь И-ван махнул ему рукой на прощание. Мурена спрятал сверток за пазуху, вскочил на лошадь и стал спускаться к реке. Можно попытаться проскочить на север по кромке воды вдоль реки, где еще не видно врагов, но левый берег реки пологий, всадника видать далеко. Если сверток дороже его жизни, то лучше не рисковать, его надо спасать от врагов, нагрянувших неожиданно в Химнандон.
Мурена направил лошадь прямо в воду, поплыл на другой берег. Выплыл далеко от селения, вдоль крутого правого берега, на него не везде можно подняться наверх. Он направил коня на откос, на котором рос густой камыш, где водились сомы и щуки.
Надо обсохнуть, не очень приятно ехать на коне в мокрой одежде. На противоположном берегу вспыхивали огромные костры горящих домов, Дым расстилался по поверхности воды, ветер дул в его сторону. Мурена разжег небольшой костер, обсушил одежду. Конь пасся рядом, отдыхая после вынужденного купания.
Мурена вытащил из-за пазухи сверток, осмотрел его со всех сторон, развязал веревочку, охватывающую сверток почти по всей длине. Вождь не наложил запрет рассмотреть сверток при удобном случае. Следовало его просушить, а также запомнить, что там такое, мало ли что может случиться в дороге. Развернув сверток, Мурена увидел кусок кожи, на которой были вырезаны линии и непонятные значки. Извилистая линия в центре очень напоминала рисунок реки Ера, внизу был показан чечевицеобразный контур, на котором растекалась река многими рукавами, левее располагались линии гор, покрытые тонкими сплошными и пунктирными линиями. Это была карта дорог и троп вдоль русла Ерахема, догадался Мурена.
В камышах что-то зашуршало, приплыла еще одна лошадь с всадником, потом еще. Всем надо было обсушиться. Мурена принял приплывших земляков в свою компанию. Они рассказали о бое селян с сарматами. Племя арко не могло защититься, так как воинов сарматов оказалось больше, чем жителей селения. И вооружены они были лучше, даже их кони были защищены металлическими пластинами. О судьбе вождя И-вана никто не знал. Последний пловец, прибывший без лошади, видел его раненым.
В общей сложности прибыло на другой берег пять человек, двое были без лошади. Мурена рассказал им о задании вождя. Все согласились послужить его исполнению, не стали расспрашивать подробности о карте. Затушили костер и шестеро во главе Мурены двинулись в путь на север. Они ехали вдоль правобережья Ра всю ночь.
По пути встречались поселения асуров4, которые еще не отказались от рыболовства, но в основном занимались крупным рогатым скотом. Селились они небольшими хуторами из 4 – 5 срубов, которых огораживали общим забором, вовнутрь на ночь сгоняли волов. Днем мальчишки пасли их недалеко от хутора, прижимаясь к руслу реки Ра. Асуры не беспокоились за свою безопасность, находясь под защитой дружины князя Святовита.
Под утро отряд Мурены въехал в Сорму5 – крупное селение до Китежа на правом берегу Ра. Здесь жили люди племени сора, в отличие от асуров селившиеся крупным поселением. Правда, основная часть племени жила в Андоне, на левом берегу Ра. Многие из Сормо уезжали на зиму и весну в Андон, оставались только те, кто поддерживал торговые связи с правобережьем Еракема.
В Сормо хорошо знали дом торговца Тэохяна, родственника Мурены. Сам Тэохян редко заглядывал в Сормо, перепоручив дела родственникам. Домочадцы богатого торговца встретили Мурену радушно. Они ничего не знали о разорении Химнандона сарматами, от души посочувствовали горю.
Пока готовили еду на кухне, арко на циновке задремали. Разбудил их запах вареного риса, который с паром внесли на деревянных тарелках. Шестеро здоровых мужиков умяли кашу в один присест. Принесли жирный суп из рыбы, но каши уже не было. Послали девочку на кухню за вареным рисом. Пока она добежала до кухни, там наложили в тарелки новую порцию, пока девочка прибежала назад – мужики выпили весь суп до капли. Подали соления, умяли и их и без каши, и без супа.
– Хороший же аппетит вы нагуляли, – смеялись хозяева.
– Больше суток ничего не ели, – сказал Мурена, – все в дороге, некогда было перекусить. С важным известием послал нас вождь И-ван. Большое спасибо, буквально спасли нас от голодной смерти.
В завершение сытного обеда подали напиток из забродившего кобыльего молока. Почувствовав прилив сил, отряд Мурены не стал задерживаться. Двое арко взобрались на спину лошадей сзади седока. Управляющий домом спросил:
– Вам удобно вшестером на четырех лошадях?
– Что делать, – вздохнул Мурена, – двое без лошадей, где их сейчас достанешь?
– Я одолжу двух лошадей под ваше честное слово, – сказал управляющий, – Хозяин Тэохян к вам расположен, так что не будет бранить меня за самоуправство. На выезде из Сормо справа увидите конюшню, там распоряжается мой сын. Вы его видели сейчас, как раз он выехал туда. Возьмите у него двух лошадей со снаряжением, а когда они окажутся без надобности, вернете обратно.
Мурена благодарно кивнул управляющему. В конюшне на выезде из Сормо выбрали двух резвых лошадей. Все шестеро теперь были на седлах, так что оставшийся путь преодолели быстро без приключений. Проскакали всю ночь, уже к утру подъехали к Китежу.
Китеж располагался на острове, вытянутом вдоль течения Итиля. В голове острова выступали скальные породы, продолжением которых была высокая глинобитная стена. От южных ворот к берегу вела насыпная дорога, по которой арко подъехали почти затемно.
Начальник охраны города учинил подробный допрос Мурене. Его очень заинтересовало известие о нападении сарматов на Химнандон. Поручив дела помощнику, начальник охраны Чухонь6 поехал вместе с ними во дворец князя, по пути выясняя подробности нападения сарматов. Чухонь свободно изъяснялся на языках дэва и арко, а Мурена сносно понимал, так что без труда нашли общий язык.
Дворец князя представлял деревянный храм, построенный на возвышении острова. Три шпиля на крыше венчали купола. К храму примыкали пристройки вдоль всей крепостной стены из глинобитного кирпича и трехметровых бревен.
Благодаря Чухоню арко без проволочки пропустили во внутренний двор княжеского дворца. Однако войти в храм разрешили только Чухоню и Мурене, остальных разместили в низенькой пристройке у городской стены.
Внутри храма их встретил дворецкий, проводил в приемную. Пройдя к князю с докладом, он через мгновение вышел, жестом приглашая прибывших гостей войти.
Князь Святовит с вельможами был в довольно просторном зале, стены которого были обтянуты светло-розовой тканью. Потолок помещения был расписан изображением круглолицего бога Хорса7, освещаемый со всех сторон из полукруглых окон.
Князь ходил мимо вельмож, стоявших вдоль стены, сидел только княжич Печора. Рана еще не зажила, так что время от времени он потирал ногу.
Князь обращался к сыну:
– Я приказал не вступать в бой, выиграть время, даже сдаться в плен, сейчас, по воле Сварога8, выкупили бы всех, а так одни никчемные жертвы. И от кого, от беглых каторжников, которые называют себя ра-саксами9.
– С нашей стороны пали 180 человек, – подал голос княжич, – зато вывели из строя впятеро больше. Дух войска питается победами для восславления Перуна10. Послушай, отец, что говорят о нас в Слава-граде простые люди.
– Простые люди? – вспылил князь. – Слава щекочет слух? Но простые люди не заменят в боевом строю опытных воинов. Сила воина не в том, чтобы убить, а в том, чтобы сохранить жизнь и самому остаться в живых. Пусть не пострадают враги, но двое твоих воинов останутся в живых – в этом мудрость полководца. Я победил тевтонов и чухонцев не оружием, а разумом, показав им прямую выгоду. В Славо-граде погибли наши воины и впятеро больше ра-саксов, разве это слава? Истинная слава была бы в том, чтобы эти воины сейчас стояли рядом с тобой и устрашали ворога.
К князю подошел Чухонь, коротко сообщил о нападении сарматов на селение арко, указывая на Мурену. Князь болезненно воспринял известие, нервно зашагал по комнате.
– Вот вам еще жертвы, забери их Вандал11. Сарматы напали и сожгли селение арко прямо у нас под носом, почти рядом с Китежем. Отпишите вождю сарматов Мангуну, чтобы убирался с наших земель на Итиле, иначе падет на них гнев Дажбога12.
Пожилой вельможа подошел к Святовиту, медленно покачивая головой в такт своим словам, вмешался в разговор:
– Слава тебе, мудрый князь! Позволь слово молвить: не след вести дела под первым впечатлением и в приступе ярости. Перун грозен, но в делах расчетлив. Нападение сарматов на арко омрачило мою душу, оно противоречит договоренностям и достойно порицания. Чур13 меня от восхваления подобного поступка. Однако у сарматов больше пяти тысяч вооруженных всадников. И оружие у них необычайно крепкое. Эту серьезную силу надо направить против ра-саксов, как было договорено, иного выхода просто нет.
Князь Святовит подошел к боярину, уставил свои холодные зеленоватые глаза, поднял указательный палец вверх.
– Ты, боярин Обский, держать будешь ответ перед Перуном за гибель селения арко. Ты ездил к сарматам и договаривался о совместных действиях. Плохо договорился, раз безобразят на землях благородных дэвов прямо у Китежа. Погибли наши друзья арко, а ра-саксы распоясались, ими ранен мой сын. Как это понимать? А надо понимать так – не дай Сварог такого друга, а с недругом как-нибудь сам управлюсь. Что с вождем И-ваном?
Мурена понял, что вопрос к нему, выступил вперед на два шага, достал из-за пазухи пакет, ответил:
– Вождь И-ван был тяжело ранен в бою, его унесли с поля боя. Перед этим он отправил меня к вам, велел передать этот пакет лично вам в руки.
Святовит не стал развязывать узелок, взял со стола нож и распорол веревку. Свиток развернулся под своей тяжестью. Некоторое мгновение князь рассматривал мелкие значки, вырезанные на поверхности хорошо выделанной кожи.
– Вождь И-ван, – воскликнул князь, – мой побратим остался верен нашему союзу. Он свое обещание выполнил, прислал карту хеттской стороны со всеми дорогами.
Подошли поближе бояре, стали разглядывать карту. Все смотрели на свиток, но видели разное. Боярин Обский увидел широкое течение Итиля у града Самары, где он встречался с вождем сарматов Мангуном. Боярин Ярский видел устье Итиля и славный город Астра, где он часто бывал по торговым делам. Купец первой гильдии Никитин представил берега Каспия, куда он плавал, торгуя с хеттами. Карта открывала вид на земли, куда были направлены помыслы Святовита. Он успокоился, мелочи отошли на задний план.
Князь приказал боярину Обскому отправиться с делегацией к сарматам, потребовать объяснение нападения на арко. Боярин кивнул головой князю, вышел из дворца, не стараясь скрыть свое раздражение.
К Чухоню подошел распорядитель, повел его спутников из зала. Их устроили в небольшой пристройке дворца, отдельно от пятерых арко. Половину комнаты занимала высокая печь с лежаком. Чухонь предложил Мурене занять теплый лежак, но тот привык спать на полу. Он быстро устроил постель вдоль стены головой на восток, так что Чухонь ничего не оставалось, как залезть на высокий лежак.
Оба не раздеваясь, без сожаления, что остались без ужина, мгновенно уснули, едва головы коснулись подушек.
На следующее утро князь Святовит встал явно с левой ноги. Не было одной тапки, обычно ночью их утаскивала комнатная собачка, которую натаскивали приносить, но она упорно уносила в разные углы обувь, причем только у мужчин. Слуга принес таз с водой для умывания, но по рассеянности не захватил полотенца. Князь выхватил у него рубаху и вытерся ею, но оказалось, что других не приготовили.
– Что в доме творится, что творится?
Он накричал на слуг, накинул легкий халат на голое тело и прошел в читальню, где развернул карту И-вана на бересте, скопированном вчера из кожаного оригинала.
Князю не хотелось встречаться с княжной Мирой. Отношения с ней после возвращения домой Печоры так и не наладились. Слишком много обидных слов было сказано друг другу, когда жизнь княжича в Слава-граде висела на волоске. Княжна Мира тогда требовала от князя Святовита со всем войском идти на выручку сына в Слава-град.
– Это твой единственный наследник! – причитала княгиня.
Но со всех точек зрения такое решение было бы безумием. Северо-восточное направление Китежа не самое важное, хотя там вел ра-саксов самозваный король Аглай14. На северо-западе наступал нанятый самозванцем очень подвижный отряд конунга Татаба15, состоящий из копьеносцев племени чудь. Главные силы ра-саксов шли с юга. Их вел медлительный, но опытный воин Бейрли16. Было бы безумием идти с дружиной на Слава-град, оставив в Китеже небольшие отряды тевтонов и чухонцев. Что станет с городом, если медлительный Бейрли вдруг проявит прыть? Конечно, ра-саксы не воины, а вонь, возомнившие себя племенем, но у Бейрли их порядка двадцати тысяч.
На юге по левобережью Итиля двигался значительный отряд сарматов, который был призван Святовитом против короля Аглая. Нападение на селение побратима И-вана путало карты, возможно, они договорились с ра-саксами за спиной дэвов. Небольшие стычки вокруг Китежа с ра-саксами учащались. Жители союзных асуров уходили с гор Исана, тем самым терялся источник металла. Все дальше на север продвигались сарматы, перекрывая дороги Китежа на юг. Внутри города обстановка стала плохо управляемой, появились перебои с продуктами. Воинов дэва это почти не ущемляло. В арктических пещерах, скандинавских фиордах, в лесах Альбы, в степях Танаиса до берегов Русского моря было множество скитов. Жили там люди, которых называли духами, русами или русинами, греки называли их скифами17. Они были аскетами, молились Перуну и Яриле. Дети природы, они были близки с животным миром. По призыву Святовита скифы пополняли ряды воинов дэва, благодаря глубокой вере отличаясь мужеством и стойкостью. В еде они были неприхотливы, обходясь хлебом да квасом, в праздники варили ячменную брагу. В продуктах питания дэвы не знали перебоя, их поддерживали хозяйства асуров с побережий Итиля. Страдали молчаливые и аккуратные тевтоны18, составляющие треть населения Китежа, в основном ремесленники и мастера по металлу. Они не имели надежные корни, стали терять работу и не могли покупать продукты, которые стремительно дорожали. Обычно веселые и шумные, тевтоны замкнулись и стали молчаливы, за что получили прозвище немые – немцы. Малочисленные и неподкупные чухонцы, несшие службу на постах охраны города, тоже заволновались. Среди них участились случаи дезертирства, что никогда не бывало раньше. Их защитница, княгиня Мира, показывала князю открыто свое недовольство.
Князь Святовит в этих сложных условиях пытался выиграть время, предлагал королю Аглаю переговоры о заключении мира, но тот отмалчивался. Карта, присланная И-ваном, прибавила надежды на благополучный исход нынешней ситуации. Мир не сошелся клином на одном месте, в бассейнах Итиля и Танаиса манили огромные просторы. Там ваны, хетты да сарматы, племена одного корня с дэвами, все признавали Святовита своим героем. Оттуда начинались дороги к обетованным землям Элама и Хараппы, о чем мечтал Святовит с юности.
Предки дэвов когда-то вышли из Гипербореи, на Итиль пришли благодаря авторитету его отца, потомка Аполлона Гиперборейского. Еще в школе в Меру Святовит интересовался своей родословной, собирал сведения о предках. Отец его владел островом, отделенным от столицы Меру небольшим проливом. Остров назывался Буян, во время северных штормов не было от него пощады ладьям, многие возле его скал находили неминуемую гибель. Но сам остров внутри был хорошо обустроен красочными храмами, куда толпами прибывали паломники помолиться Перуну и Яриле. В одном из храмов Святовит нашел рассказ об их славном предке, он бережно хранил эти бесценные свитки, неоднократно перечитывал их. Вот что там было написано.
Первыми расселились на реке Ра потомки ар-Аби и Коры. Бог арабов Осирис изображался на троне в виде печи, тем самым подтверждалось, что он выходец из холодного севера. На берегу Ра во множестве водились дикие кошки, которых они приручили и поклонялись, считая их воплощением бога Солнца. На новоселье в новые дома они обязательно пускали первым кошку. Считалось, что эти священные животные способны видеть и отгонять нечистую силу.
Восточнее уральской Инты в древности был город Сумы, где жили арабы. Они добывали медь и другие металлы, выгодно торгуя ими. Латы напали на город, забирали все, что им нравилось, а специальный отряд искал металлы, припрятанные в городе. Арабы бежали мимо Медвежьей горы в ненастную погоду налегке, редко на повозке, запряженной быками, лошади тогда были большой редкостью.
Город Сумы защищали наемники, среди которых было много чернокожих. Руководил ими Номарх, темнокожий великан, крепкого телосложения, с покатым лбом и могучими челюстями – страшный с виду. Легли костьми защитники Сумы, чтобы жители города смогли благополучно добраться до селений соплеменников. Номарха, изрубленного на куски, немногие оставшиеся в живых смельчаки доставили на берег реки Ра, где похоронили с великими почестями, насыпав землю на его могилу. Пирамиды арабов и чернокожих до сих пор стоят на берегу великой реки Волги.
Латы напали на Сумы внезапно, им не составило труда перебить немногочисленную охрану черных воинов. Захватив богатую добычу, они спешно вернулись в свой лагерь. Уныло вздымались вокруг скалы Рипеи, крутые склоны скрывали неприметные тропинки к жилью латов. Такое место было выбрано не случайно, дочь вождя Латону19 по приказу Геры преследовал Пифон20 с большим отрядом воинов. Латы прятались среди горных ущелий, построив вар21 из бревен и камней. Увидев возвращающихся мужей, женщины открыли массивные ворота крепости. Детвора первыми выбежала навстречу, за ними показались взрослые.
К вождю латов Генусу подошла его жена, очень тихо, чтобы не услышали деревья и близлежащие скалы, шепнула:
– Близнецы, мальчик и девочка.
Известие огорчило Генуса, он не ожидал, что у его дочери Латоны родится двойня. Старики сказывали, что не к добру, когда рождаются разнополые двойняшки. Ладно, у детей есть отец – Сеус, сын бога Вивахванты, пусть он и разбирается. За валом из бревен были наспех сооружены несколько бараков. В один из них внесли добычу – золото и медь, что захватили в Сумах. Подходили люди, щупали металл, даже пробовали на зуб. Золото уложили в рогожу, чтобы отвести русинам, которые должны сплавить из него скульптуру дочери – Золотую бабу, такова была воля Сеуса. Генус велел поделить между воинами медь. Все остались довольны – медь ценилась дороже золота.
– Как назовем? – спросила мать, – Латона хочет, чтобы ты дал внукам имя, а мне надо испросить счастья на алтаре перед богом еще до их отъезда.
– Наш род древний, корни восходят в Поло, – сказал вождь, – пусть внук зовется Аполлон22. Внучка родилась не во время, имя ей будет Артемида23.
Подъехал вестник от Сеуса, чтобы доставить новорожденных к русинам. Жена Генуса Арина24 была из этого племени, русины были равны богам и Гера, жена Сеуса, не имела над ними власти. Латону с детьми усадили в крытую коляску, посланную Сеусом, туда же вынесли рогожи с золотом. Сопровождать коляску приехал брат Арины волхв Олен. Взглянув на безбородое лицо шурина, Генус решил сопровождать дочь с детьми с сотней воинов латов – мало ли что может случиться в пути. Олен не возражал от попутчиков, так что двинулись вместе. Арина долго стояла у ворот, пока коляска не исчезла из вида.
Дорога к русинам пролегала больше по болотам, мимо немногочисленных перелесков карликовых берез. Колеса крытой коляски часто проваливались в жижу по самую ось, воины латов с трудом вытаскивали и ставили их на твердый грунт. Кудесник Олен шел своим ходом, опираясь на посох, не вмешивался в дела попутчиков. Зорким взглядом он следил за ветром и облаками, встречными водными потоками, деревьями и кустарниками, предугадывая по ним возможные опасности.
– Скоро селение русинов? – спрашивали его путники.
– Да, вон за тем холмом, – отвечал Олен.
Миновали холм, еще двое суток ехали по рытвинам и сухостою, а дороге не было конца. Вместо долгожданного селения показались воины в черных доспехах. Олен превратился в глубокого старца с развевающимися русыми волосами. Подъехал Пифон на взмыленном коне, выкрикнул грозно:
– Здесь только – что ехала коляска о трех лошадях с сотней всадников, куда все они подевались?
Волхв Олен развел руками, ответил Пифону:
– Вокруг камни да полевые мыши, о какой повозке и каких всадниках идет речь?
Пифон погрозил кнутом Олену и проскакал дальше. Ночевали в поле, в укрытии с плотно зашторенным пологом были Латона с детьми и служанка – повариха. Мужчины ложились рядом с лошадьми, укрывшись дерюгами. Вставали рано, сразу двигались дальше. Горячее готовили только один раз в обед, утром и вечером обходились всухомятку, запивая холодной водой из ручьев, часто пересекавших дорогу.
На очередной вопрос о поселении русинов Олен отвечал:
– За той сосной дорога свернет налево, откроется вид на море, на берегу которого стоит  наше селение.
За сосной повернули налево и шли еще двое суток. Опять встретили всадников в черных доспехах. Олен превратился в немощного старика, рядом у его ног лежал белый валун, на котором копошились муравьи. Больше никого не было видно.
– Только что здесь ехала повозка, – сказал Пифон, – куда-то она подевалась, а ты, с виду немощный старик, опять оказался на моей дороге.
– Дорога не заказана одному, – развел руками старик, – кроме этого валуна вокруг ровная степь, на ней некуда деваться повозке. День жаркий, воздух нагрет и упруг, вот и почудилось тебе повозка с людьми.
– Что-то тут не так! – прошипел Пифон. – Муравьи какие-то странные, уж очень большие, и не за едой бегают, а крутят круглыми глазами на небо.
Он подошел к камню и поднял ногу, собираясь растоптать муравейник, но грозная тень остановила его. Вместо старика перед Пифоном стоял олень с золотистыми рогами, нацеленными на его грудь. Между рогами оленя горела огнем золотая пластина с изображением бога Хорса.
Пифон оглянулся назад, чтобы позвать помощников, но вместо воинов в доспехах стояла сотня всадников с улыбками на лицах, вымазанных болотной грязью, а в отдалении валялись в степи черные валуны. Олень резко приподнял рога, Пифон вылетел с седла и ударился головой о близлежащий камень, искры посыпались с глаз.
– Советую больше не вставать на моем пути, – грозно сказал златокудрый олень человеческим голосом, – иначе участь этих камней постигнет и тебя, неразумный Пифон!
Белый камень сдвинулся с места и покатил по дороге, превращаясь на глазах в коляску, чумазые всадники поскакали за ней, скаля на Пифона белые зубы.
Нечеловеческий вой сорвался с губ Пифона.
– Прости, волхв Олен! Не узнал тебя в образе старика. Верни мне воинов. Во мне кровь дракона, и ты потомок дракона. Мы с тобой одной крови, верни мне воинов!
Ничего не ответил волхв Олен, шагая за коляской. Временами он заглядывал за полог, справлялся у племянницы Латоны, не нужно ли что детям. Дальше без особых приключений миновали невысокие холмы, за которыми показалось море, а на его берегу высокий храм с десятком длинных бараков, огороженных бревенчатым частоколом защитной стены. Русины вышли навстречу, по знаку Олена коляску и всадников пропустили в ворота. Латону с детьми увели в женскую половину общинного барака, в которых жили русины. Латы отказались от предложенного ужина, едва добрели до отведенного им места, повалились без сил на сеновал, мгновенно уснули.
– Вот так-так, гости дорогие, – услышал Генус на следующее утро, – посмотрите, на кого вы похожи!
В ногах у латов стоял староста русинов Фокий25, отец Арины, держа в руках десятки льняных полотенец. Он повел пробудившихся гостей к ручью, где они долго плескались в холодной воде, смывая болотную грязь.
– Теперь узнаю, кто есть кто, – смеялся Фокий, обнимая Генуса, – добро пожаловать в Арус. Помылись и на людей стали похожи, а то явились по уши в грязи: не то лесовики, не то болотные кикиморы.
Подали зажаренного в горячих камнях вепря, начиненного грибами и пшеничными хлебцами. Сели за застолье с шутками, вспоминая утомительную дорогу. Спохватились, почему нет с ними Олена, без него не добраться бы латам до русинов. Фокий успокоил, на заре ушел Олен по своим делам, дел у волхва много, некогда ему отдыхать.
После завтрака Генус приказал своим воинам привести в порядок лошадей, а сам направился осматривать кузницу. Воины внесли туда золото, добытое с великим риском у арабов в Сумах. Фокий долго рассматривал слитки, пробовал на зуб, остался доволен качеством металла.
Кузница удивила Генуса размерами: высокий барак был в длину не менее пятисот шагов. Он стоял как бы в стороне от Аруса, но был хорошо защищен со всех сторон. Помещение было огорожено на три отсека, соединявшихся между собой, но каждый имел собственный вход и выход. В левом отсеке, если стоять лицом к морю, были десяток наковален из железных валунов. Возле каждой наковальни раздувались по четыре огромных меха, беспрерывно нагнетая воздух в горн с пылающим огнем. Не было видно ни дров, ни угля, за счет чего могло поддерживаться сильное пламя. У наковален трудились по два – три человека, раздавались удары молотов, грохот и скрежет металла, шипение пара.
Генус не бывал раньше в Арусе, смотрел вокруг как на волшебство. Возникали вопросы, но было неудобно перебивать тестя. Фокий говорил без остановки, словно угадывая любопытство зятя, но многое тому было непонятно.
– Здесь десять наковален, каждый для своего металла. Крайний для свинца, второй для бронзы, далее для серебра, для золота. Тепло от горения газа, который поступает из-под земли по трубам. Каждый металл плавится при своем жаре, который достигается смешиванием газа с воздухом. Самый тугоплавкий металл – осмий, с которым мы начали работать недавно. Для его плавки требуется жар солнца в печи особой  конструкции.
Прошли в средний зал, он был отведен для деревянных и глиняных макетов. Здесь готовилась соломенная или деревянная фигура, замазывалась глиной. После просыхания сооружение помещалось в печь для обжига. Дерево внутри прогорало, образовывался керамический кокон, в который заливался расплавленный металл.
Фокий подвел Генуса к одному из макетов в центре зала, в котором просматривалась женская фигура и мощный торс воина со щитом.
– Не узнаешь свою дочь Латону? – спросил он.
– Сходство есть, – ответил Генус, – но почему у нее такая большая голова и короткие ноги? И что это за куча глины у нее под ногами?
– Так пожелал Сеус, – ответил Фокий. – Изображение дается в ретроспективе, когда смотришь сверху, ближняя часть предмета кажется больше, чем удаленная. Под ногами у скульптуры Латоны будут мальчик и девочка, художники еще не закончили изготовление макета. Они не видели моих внуков, ожидали вашего прибытия.
В третьем правом помещении в два ряда были расставлены столы, над которыми работали женщины. Чем они занимались, понять было трудно. Вокруг разбросаны трубы, стержни, провода, пружинки и другие мудреные вещи. Фокий пояснил, что здесь готовится душа изделия, которая благодаря внутренним устройствам способна двигаться, криком разгонять злые чары и при желании разговаривать.
– Золота нашего не хватит для моей дочери Латоны, – сказал Генус, – мужчина вдвое или втрое больше. Сеус восполнит нехватку металла?
– Сеус, не в обиду скажу, женский угодник, – усмехнулся Фокий, – у таких много наследников, но мало золота. Разве сын его Гефест26 постарается, он дружен с богом Океаном, на дне морей много этого металла. Гефест проходил тут практику, изготовил для себя двух позолоченных девушек, наделенных разумом и голосом. Он слаб на ноги, так что девушки поддерживают его под руки на прогулках, прислуживают ему, забавляют рассказами и поют песни. Золото понадобится только для женской фигуры, этого металла у меня довольно. Мужчину со щитом, Сеуса, думаем отлить из осмия, немного придется повозиться. Фигуры будут сами двигаться, разговаривать и угадывать желания людей. Совсем недавно друид Артемий изготовил у меня говорящий ларец, который предсказывает будущее, названный им Оракул. Секреты механизмов пригодятся и для Золотой бабы с Воином.
– Почему вы, русины, благоволите Сеусу? – спросил Генус. – Эллины-ахейцы переняли у вас музыку и философию, искусство создания поэм и гимнов, многие тайны магии и волшебства, но у себя на родине пьянствуют, воюют между собой, почитают богов только из-за страха.
– Благоволим не Сеусу, – отрезал Фокий, – его я не пустил бы близко к кузнице. Он бабник, так и твоей дочери Латоне скажу напрямик, соблазнитель он… Да ладно, это ее дело и твоя забота, пусть ему бог-отец будет судия, а жена Гера воздаст по заслугам. Хитрец действует через нашего князя Яра Русича, с которым рос вместе в Поло, зная, что своему князю мы не откажем.
– И сколько все это потянет по весу?
– Женщина в образе Латоны из золота будет в пять раз тяжелее щита, а воин в образе Сеуса, будь он не ладен, во столько же раз перевесит женщину вместе со щитом, поскольку он будет из осмия, очень тяжелого металла.
– Вы так отзываетесь о Сеусе, – сказал Генус, – все же он бог, не накликать бы беду на свою голову.
– Ну и что, что бог, – засмеялся Фокий, – мы все боги! Разве законы морали нам не прописаны? Увлечение женщинами Сеус объясняет желанием улучшить человеческую породу. И действительно, дети у него прекрасны. Я дружен с Гефестом, хотя в случае с Прометеем он явно на неправедной стороне отца. Преклонения заслуживает воительница Афина из Поло. Прекрасны мои правнуки Аполлон и Артемида, надеюсь, их ждет великое будущее. Но это не заслуга Сеуса! Я преклоняюсь перед женщинами севера, подарившими миру таких богов вопреки дурным наклонностям отца.
– И куда, – спросил Генус, – вы думаете поместить скульптуру моей дочери Латоны?
– Сеус нанял хантов, – ответил Форкий, – они готовят специальную ладью, чтобы перевести изделие к нему на Элладу. Однако по-моему это желание вряд ли исполнится.
 Сеус с большим трудом, скрывая от жены Геры, переправил Латону с детьми на пустынный остров, названный Делос, носившийся в те времена по волнам бурного Сурожского моря без определенного пристанища.
Скульптурная группа Золотой бабы с Воином была погружена на ладью, но отплыла она недалеко. В море разыгрался шторм, очень тяжелого Воина снесло за борт, он погрузился в море. Сопровождающие ханты и манси сумели спасти Золотую бабу и щит из осмия, сняли с затопленной ладьи в районе Обской губы, где след их затерялся. Сеусу в это время было не до скульптуры, он был занят борьбой с Прометеем. В Делосе Латона часто рассказывала Аполлону и Артемиде про чудесный край за Бореем, где они родились. Дети обожали свою мать Латону, разделяли любовь к своей прародине. Златокудрый Аполлон жил на юге весну и лето, а осенью устремлялся на своей колеснице, запряженной белоснежными лебедями, к землям за Бореем. Здесь лебеди сбрасывали перья и превращались в прекрасных муз, к ним выходили дети Мнемосины – богини памяти. Девушки русинов с дочерьми Фокия встречали дорогих гостей с хлебом и солью. Они сбрасывали одеяние из перьев птиц и превращались в волшебных красавиц, открывали праздник золотой осени танцем белых лебедей. Аполлон до самой весны водил с ними хороводы, сопровождая пение веселой игрой на своей золотой кифаре, изготовленной в кузнице Фокия.
Однажды вместе с Аполлоном на остров Делос прилетел волхв Олен. Латона ласково встретила маминого брата. Они с удовольствием вспоминали путешествие к селению Арус, встречу с Пифоном.
– Кстати, – спросила Латона, – что стало с каменьями, в которых были обращены воины Пифона?
– Их собрали, – ответил Олен, – чтобы не мешали при косьбе травы, построили большой лабиринт. Люди боятся туда ходить, прозвали «чертовым логовом».
– Неужели, – сказала Латона, – души воинов целую вечность будут в тех камнях? Ведь воины не виноваты, что Пифон преследовал нас по приказу Геры.
– Дорогая племянница, – отвечал Олен, – жизнь камней не похожа на нашу, но кто рассудит, лучше она или хуже. Эти воины виноваты, что служили неправому делу. Ты говоришь о вечности… Это понятие относительно, возможно, найдется маг, для своей надобности освободит души воинов, превратив их снова в людей. Вот только счастливы они будут от этого – большой вопрос.
Олену понравился остров Латоны. Ранее безжизненный, гонимый ветрами по морю, остров стараниями Аполлона и Артемиды стал краем цветов и вечной весны. Олен какое-то время путешествовал по Элладе, потом набрал учеников и стал обучать их грамоте, правилам сложения поэм, философии и музыке. Своим постоянным местом пребывания он выбрал холмистую местность, назвав ее в честь отца Фокидой. Горы здесь ничем не отличались от родной Арктиды, а город Дельфы чем-то напоминал его родной город Арус. Он соорудил в Дельфах общегреческий религиозный центр – знаменитым храм Аполлона, став первым его оракулом.

Князь Святовит тряхнул головой, отгоняя мысли о делах давно минувших, взял в руки карту И-вана. Вошел слуга с докладными грамотами, среди которых была бумажная карта.
– Как устроились арко, – спросил он, – накормили их вечером ужином?
– Никак нет-с, – отвечал слуга, – вечером заснули-с мертвым сном, никакими силами их невозможно было дозваться до ужина.
– А позавтракали утром? – спросил князь.
– Никак нет-с, – снова отвечал слуга, – они еще спят!
– Э, какие сони! Ладно, не буди, пусть отоспятся. Но как проснутся – накорми, пусти ко мне без доклада.
– Всех арко, или только главного-с? – уточнил слуга.
– А сколько их? – спросил князь.
– Шестеро, – ответил слуга, – седьмой чухонец-с, начальник южных ворот, который привел-с арко сюда.
– Пусть все приходят. Найди срочно боярина Ярского.
Боярин Ярский явился, как всегда, одетый щеголем, но в стиле строгом, Святовит не допускал вольностей в одежде. Его сопровождал тучный тевтон гер Блейн, не одну собаку съевший на составлении карт.
Князь Святовит развернул берестяную бумагу с картой, спросил с усмешкой:
– Это ваша работа?
– Да, Сир! – ответил самодовольно Ярский.
Он ожидал услышать похвалу проделанной работе, поскольку до утра трудился над ней со своими людьми, превращая немногословные значки карты И-вана в яркие рисунки с названиями и многочисленными дополнениями.
– Почему на карте река Ра, а горы Рипеи? – резко сказал князь, – вот уже 20 лет, как по моему указу есть Итиль и Исан. Все местности поименованы не так, как их называют дэвы, как это понимать?
– Но князь! – сник Ярский. – Эти названия используют все народы. Названия Итиль или Исан не поймут латы, греки и иллирийцы. Для себя мы приготовим другую карту с нашими названиями, дайте только еще два дня.
– Мне нет дела до латов, – повысил голос князь, – если им не удобен наш язык, пусть приезжают, мы их поучим. Карту переделать с нашими наименованиями. Уточните детали вдоль рек Яика и Сарматки, это важно. И пусть новые названия ни тебя, Ярский, и никого другого не смущают. Они живут двадцать лет, проживут еще тысячу.
На карте было еще много белых пятен, поэтому решили послать делегацию к хеттам в их главный город Астру. Для этого князь предназначил ладью «Ура» во главе с боярином Ярским. Ему же князь дал тайное указание посулить хеттским вождям богатую добычу в случае совместного похода на Беловодье. На крайний случай надо договориться с хеттами о беспрепятственном проходе дэва и асуров через их земли.
Для более точной разведки решили направить отряд арко во главе с Муреной, который под видом беженцев должен проехать до Астры на повозке.
 

      Глава 4.
      Арийская уния

Ближе к зиме, когда Китеж уже покрыл первый снег, в Астре еще было тепло. Ладьи князя Святовита добрались до города без видимых затруднений за счет попутного борея и течения Итиля. Княгиня Мира ехала отдельно на повозках, подаренных конунгом Мангуном. На них были железные рессоры – выдумка сарматских кузнецов. Железо стоило намного дороже золота, поскольку основным источником были метеориты, но удобство поездки все оправдывало. За княгиней следовала охрана из тысячи чухонцев на конях.
 Ладья «Шура» в течение всего перехода от Китежа до Астры делала частые остановки, и князь с сыном Печорой совершали пешие прогулки навстречу повозкам, справляясь о самочувствии княгини. За синхронностью передвижения следил вездесущий Кузя, заранее намечая места встречи, где обе стороны были рады отдохнуть, наслаждаясь обедами на фоне зарослей на берегу Итиля. Тогда князь с сыном охотились на перелетных птиц и кабанов, устраивали шумные застолья.
За два дня пути до Астры ладью «Шуру» встречал король хеттов1 Купидолилум2. Это было родовое селение короля, в этих местах он родился, выстроил добротную пристань и загородную резиденцию по собственным проектам. Король Купидолилум любил свою вотчину, часто приглашал именитых гостей на отдых, где устраивал охотничьи забавы.
Князь и король за один день окончательно договорились о порядке прохождения дружин ариев по хеттской территории, план которого был расписан еще в прошлый приезд вождем сарматов Мангуном. Князь отказался от предложения короля отдохнуть в поохотиться, ссылаясь на необходимость продолжить поход до зимних холодов.
– Я благодарен за теплый прием, – сказал князь Святовит, – а долг платежом красен. Приглашаю вас на свою ладью, поплывем к Астре. Будьте гостем на ладье, но хозяином и гидом на вашей прекрасной реке, которую мы называем Итиль, а вы по старинке Ера.
Король согласился с таким предложением, взошел на борт ладьи «Шура», внимательно осмотрел все до мелочей. Он искренне восхищался быстроходностью и маневренностью судна, которое легко скользило по водной глади реки.
– Наши предки, – говорил  король, – оставили нам в наследство широкую степь. Мы не плаваем по морю, не умеем строить ладьи, не приучены управлять ими. Но ветер степнякам друг и брат, так что у меня большое желание приобрести такое судно, чтобы выходить в море, преодолев страх перед волнами.
– Великая княгиня, моя супруга, – с улыбкой поддержал разговор князь, – верно, из вашего племени, ни за что не сядет на ладью. Она предпочитает повозки, на которых скоро должна подъехать к Астре.
– Мы, хетты, очень древнее племя, – сказал король, – наши предки ханты были телохранители славного Хана. Примерно в этих местах Хан разгромил союз местных племен и женился на сырбянке3. Молодая супруга вошла к нему в доверие, сменила охрану мужа своими недобитыми родичами, затем обвинила воинов хантов в заговоре. Хан пошел с войском за Каспий, вышел к восточному побережью Сурожского моря, где основал царство Ханаан4, но без верных хантов, которые ушли от него на запад.
Прогулка по реке понравилась королю, он непременно желал увидеть князя в своем дворце. Князь обещал прибыть сразу во дворец, как только приедет великая княгиня Мира, которую он должен встретить.
– Мы с нетерпением ждем прибытия великой княгини, – сказал король, – она из рода наших предков, мы обязаны встретить ее как самого близкого родственника.
Король Купидолилум к прибытию княжеских повозок собрал знать с намерением устроить пышную встречу, но княгиня выглядела бледной, еле держалась на ногах. Князь попросил короля отложить торжества до лучших времен. Дорогих гостей проводили в королевский дворец, только на следующий день она смогла принять участие в торжественном ужине в честь гостей из севера.
На ужине в большом зале дворца состоялось знакомство арийской знати с местной элитой. Хетты возносили княгиню Миру до небес, сына Печору признали родственником короля. На встрече пили крепчайшие напитки из бочек столетней выдержки, причем Печоре пришлось пить с каждым отпрыском Купидолилума мужского пола. Отказаться от тоста – нанести кровную обиду, так что конец встречи он не помнил.
Князя Святовита на встрече познакомили с вождем племени росов Ванином.
– Мы разные, – сказал Святовит, – предки дэвов относились к племени русов, а «рус» является синомимом «дух». Ваши предки были росы, но хетты и русы являются потомками Ория, общего нашего предка.
Ванин пригласил Святовита с семьей погостить в своем дворце. Приглашение было принято, так как в плавании по Итилю открылись строительные неполадки в ладьях, о которых доложили князю накануне. Их следовало устранить перед выходом в море.
– Не стесним вас, – оговорился Святовит, – если придется гостить до окончания ремонта ладей? Надеюсь, это не займет очень  много времени.
– Мы, росы, любим гостей, – ответил Ванин, – ваш сын Печора в прошлый приезд показал себя человеком широкой души, все делает с размахом. Он снял тогда левое крыло моего дворца, так что можете поселиться туда хоть на постоянно, мы будем только рады.
Во дворце росов князя со свитой встречала супруга вождя Ханума5 с детьми. Старшая дочь Маха6, о которой восторженно рассказывал Печора, вполне оправдала надежды князя и княгини, так что не откладывая в долгий ящик на следующий же день Кузя и старейшина рода дэвов Мрак отправились сватами к Ванину. Во дворце по случаю помолвки устроили пир на весь мир. Оправдалось предсказание Кузи, что в этом году на юге жениться княжич Печора.
Вождь Ванин, получив предложение сразу сесть и за свадебный стол, учитывая начало военного похода, заколебался – не в обычае росов так поспешно отдавать дочь замуж. Кузя переговорил с матерью Ханумой и бабкой Коброй7, напомнил обычаи военного времени, и все вместе уговорили Ванина не откладывать со свадьбой.
Вечером перед свадебными торжествами княжич отозвал в сторонку отца, заговорческим тоном  поведал:
– Я беру отгул, после свадьбы едем в путешествие.
– Что за блажь на тебя напала, – недовольно ответил отец, – здесь чужая земля, люди незнакомые, какие могут быть путешествия?
– Земля одна для всех, – возразил Печора, – вчера чужая Маха сегодня становится мне самым близким человеком. Хочу познакомиться с чужим краем, так что о нас не беспокойся, и в случае чего успокой мать и родственников. Мы уйдем ненадолго.
На скорую руку свадьба была скромной, но с соблюдением всех церемоний. Вечером молодых отвели в спальные покои, где ждали две служанки, чтобы снять с невесты свадебный наряд с многочисленными завязками. Княжич Печора решительно перешел к исполнению своего плана. Он заставил служанок раздеться, обеих уложил в постель, наказав тихо лежать до утра.
Маха сбросила свадебный наряд и накинула простую одежду служанки. Печора достал себе воинскую накидку, привязал заранее заготовленную веревку за оконную перекладину, вылез в окно и спустился вниз. Маха с трудом спустилась за ним, княжич почти поймал ее на руки. Задами княжеского сада, стараясь не встретиться со стражей, молодожены двинулись в чистое поле.
Погода стояла ясная, в небе звезды, словно огненные глаза невидимых чудищ, перемигивались в ночном небе. Было прохладно, с берега дул прохладный ветерок. Маха без слов повиновалась во всем мужу, стараясь не отстать от него, шагающего в темноту широким шагом. Скоро она захромала, обувь служанки оказалась великовата, да не совсем подходила к прогулке на открытом поле.
Княжич Печора подхватил Маху на руки и понес, спотыкаясь в темноте о корни деревьев и кустарников.
– Куда мы идем? – спросила Маха.
– А никуда, – весело сказал Печора, – это у дэвов называется «красть невесту». Правда, невесту крадут перед свадьбой, а я украл после, но лучше поздно, чем никогда.
– Зачем красть, – удивилась Маха, – если родители согласны, и мы любим друг друга.
– Представь себе, – сказал Печора, – что родители выдают тебя замуж за старого, нелюбимого хетта. Говорят, даже старый плут король к тебе приценивался, разве нет? Тогда мне пришлось бы тебя украсть перед свадьбой.
– Но это невозможно, – сказала Маха, – родители без моего согласия не могут назначить свадьбу.
– А у дэвов детей не спрашивают, – пояснил Печора, – считается, что родители лучше знают, что детям нужно.
За косогором блеснула пойма Итиля. Слева на фоне звездного неба вырисовался стог сена. Княжич направился к нему, стал дергать охапками сено. Образовалась довольно просторная ниша, из которой окликнул Маху.
Пока он готовил ложе, Маха продрогла, дрожала всем телом. В нише ее обдало нагретым теплом и запахом сена.
– Как хорошо! – сказала Маха.
Входя в нищу, она споткнулась и сваливаясь прямо на него. Печора закидал сеном вход в нишу, стало тихо и темно.
– Как ты научилась говорить по-нашему, на прошлой встрече мы едва могли понимать друг друга?
– Два месяца – большой срок, – сказала Маха, – ваш язык имеет много общего с нашим, а – языком. Слова почти одинаковы, только по-разному произносятся. Мы на востоке произносим в словах «а», а вы на севере больше «о». Мы говорим «арка», вы «арко». Или у нас «зара», а у вас «зоро8». Часто наше «х» на вашем языке звучит как «г». У нас «махамат», на вашем языке – «магомет9». Знаешь, Маха на вашем языке будет «Марго». Так сказал мне учитель по языку дэва, и я очень хотела тебя порадовать.
– Ты порадовала, что согласилась стать моей женой!
После взаимных ласк уже под утро оба провалились в сон, словно прыгнули в бездну. Утром Маха проснулась рано, через навал сена у входа видела свет разгорающейся зари. Печора рядом дышал ровно, Маха стала дышать в такт с ним, разглядывая черты его лица. Она смотрела на него так долго, что он открыл глаза. Деятельная натура Печоры позвала в наружу, освободился проход и солнечный луч упал прямо на ее голый животик. Маха прикрылась тканью одежды, приговаривая:
– Не смотри, грех. – она быстро набросила на себя одежду, завязала узелок у плеча, – я хочу есть!
– По обычаям дэвов, – сказал Печора, – первый день после свадьбы жена кормит мужа. Вот тебе гарпун, спустись к старице, что слева от нас, и поймай рыбку. Я зажарю на костре, и будет нам завтрак.
Маха взяла гарпун, повертела ее в руках. Направилась к старице, оглядываясь на Печору. Тот стоял на солнышке, смотрел на небо, скрестив руки, не обращая на нее внимания. Маха подошла к воде, от солнечного блика рябило в глазах. Но вот промелькнула рыбка, Маха метнула гарпун, замахала обеими руками и начала падать в воду. Сзади подхватили сильные руки, поставили на ноги. Она обернулась, Печора стоял и улыбался во весь рот.
– Ах ты, негодный дэва, – воскликнула Маха, – ты решил посмеяться надо мной?
Печора взял гарпун, походил по берегу. Заметил колебания тростника, с силой бросил гарпун в ту сторону. Брызги воды взметнулись вверх. Печора потянул за веревку, на конце гарпуна карп извивался на воде. Подтянув рыбу к берегу, взял ее за жабры и выкинул в траву. Собрали сухостой, разожгли костер. Печора смастерил вертел, продел рыбу.
Сидя рядом, прижимаясь плечами, они долго смотрели на пламя костра.
– То, что было ночью, – смущенно сказала Маха, – принесло мне боль, до сих пор внутри жжет, словно огонь. Это всегда так будет?
– Нет, боль только в первом грехе, – отвечал Печора, – далее грех будет приятным.
– Почему это называется грехом? – удивилась Маха.
– Сам не понимаю, – сказал Печора, ставя вертел на затухающий огонь. – Без греха не было бы детей, и роду человеческому был бы конец. Думаю, это выдумки отшельников, которым под старость остается возносить молитвы, истязая себя воздержанием, отчего думают попасть в рай.
Рыба быстро покрылась корочкой, от нее шел приятный запах. Печора подал Махе обжаренную рыбу. Она стала ковырять ножом, неторопливо ела, причмокивая губами. Печора брал большие куски, долго прожевывал, выталкивая языком кости изо рта.
– Откуда у тебя такой нож? – спросила Маха.
– В прошлый приезд , – ответил Печора, – подарил король хеттов, в честь соединения новых родственников. Называется он вроде булат10.
– Да, – сказала Маха, – был в Астре такой мастер, только Булат умел делать такие твердые ножи.
– А где он теперь? – спросил Печора.
– Да лет пятьдесят как его уже нет, – отвечала Маха, – умер, а его ножи продолжают служить людям. Говорят, свой секрет Булат записал и спрятал на вершине самой высокой горы. Пока секрет никто не разгадал, тайну Булата надежно охраняют горы.
От воды старицы шел запах болота, поэтому после завтрака они направились к реке. Трава вокруг пожелтела, лишь молодой камыш тянулся к небу острыми зелеными листьями. На реке, зачерпывая ладонями, напились чистой воды. В это время пониже к реке, фыркая и резвясь, спустились на водопой лошади.
– Откуда это? – поинтересовался Печора, – вроде военной масти, сразу видно, не один год ходили под седлом.
– Да, – ответила Маха, – такие лошади у нас редкость, но пастушок вроде наш. Наверное, стадо местного богача.
Они сели отдохнуть в тени под деревом, разглядывая широкое течение реки.
– У вас родственники далеко отсюда? – спросил Печора.
– А вся наша родня далеко, – ответила Маха, – у отца был брат Амур11, сейчас на востоке, у самого моря, присылает с оказией длинные письма. Вроде королем стал, точно не помню. А бабка моя Кобра из Хинди, принцесса большого племени. Мать зовут Ханума, но никто не знает, откуда она, бабка выкупила ее у бродячих комедиантов в Астре. За красоту и за лучистые глаза отец полюбил ее и женился.
– Лучистые глаза, как у тебя?
– Наверное, – засмеялась Маха, – только у меня, как у нее. Говорят, я очень похожа на бабку в молодости.
После полудня Маха сказала:
– Я опять хочу есть.
– Надо же, зачем такой малышке столько еды?
Он стал выкапывать ножом молодые корни тростника, показал, как надо жевать, вытягивая сладковатый сок.
В старице Печора обнаружил под водой ракушек, довольно больших, прямо с ладонь. Он собрал их, снова разжег костер. Вскрывая створки ракушек ножом, наполнял водой, ставил их на огонь. Когда вода в раковине выкипала, поддевал ножом нежное мясо и подавал Махе. Мясо было жестковатым, но съедобным.
– Ты из любого положения находишь выход?
Печора улыбнулся, краем глаза наблюдая за людьми в пригорке у берега старицы. Что-то в их поведении ему не нравилось, люди шли крадучись, прижимаясь к зарослям, оглядываясь по сторонам.
Маха тоже посмотрела в ту сторону, побледнела.
– Это разбойники, здесь на реке их полно.
– И что они сделают с нами, убьют?
– Вряд ли, – ответила Маха, – если мы не окажем сопротивление, нас просто свяжут, а дальше либо продадут в рабство, либо потребуют выкуп, это делается запросто.
– О нет, – сказал уверенно Печора, – со мной такие штучки не пройдут. Их семеро, а у меня гарпун и нож от Булата, справлюсь.
Печора подошел к стволу огромного дуба, поставил Маху возле дерева, сам встал впереди нее, приняв оборонительную позу. Разбойники в грязных лохмотьях окружили их. Здоровый мужик с черной бородой, на голове которого чудом держалась шляпа с разорванными полями, открыл щербатый рот, сплюнул в сторону Печоры.
– Смотри, братва, – хриплым голосом произнес он, – Ворон приготовился защищать свою Пичужку. А ну, Воробушек, подкатись к Ворону и покажи свой клювик.
Из бандитского ряда выступил вперед плюгавенький подросток, худой, но ростом с Печору, выхватив из ножен меч длиной с локоть. Печоре бросились его бесцветные глаза, причем левый глаз явно косил.
– Семеро на одного, – выступила решительно Маха, – это не по-мужски.
– Брысь, Пичужка, – сказал бородач, – здесь разговаривают только мужчины.
Разбойники двинулись к Печоре, он поднял гарпун, намереваясь защищаться до конца. Однако бандиты не успели приблизиться к дубу, как с ближайшего перелеска к ним выскочили всадники в одеждах дэва. Лошади на них были те, что недавно спускались на водопой.
Разбойники кинулись врассыпную, но всадники успели задержать двоих. К великому сожалению Печоры, среди них ни мужика с черной бородой, ни подростка не оказалось.
– Говорил я этому Чурку, – сказал первый пленник, уверенный, что вокруг их никто не понимает, – что не надо встревать к этим перед таким большим делом.
– Да, – ответил второй, – нам теперь будет не до склада с железным оружием, такое верное дело провалили.
Дэвы не обратили внимания на этот разговор задержанных бандитов, но Маха запомнила короткие фразы. К Печоре подъехал Двугор, подвел лошадей.
– Нас послал деда Кузя, – сказал Двугор, – кажется, очень во время. Родители беспокоятся, просят вернуться во дворец, чтобы закончить свадебные обряды.
– Вот так всегда, – разочарованно сказал Печора, – не дадут самостоятельно пожить. Опять в этот скучный дворец. И почему я не рыбак, стал бы моряком или пиратом, поплавал бы в разных странах. Вот где настоящая жизнь!
– Так вы идете на Элам, разве это менее интересно, чем просто бродяжничать?
– Отцу интересно, он мастер по торговой части, а мне нет. Но теперь мы будем вместе, будет интересней. Я хотел бы, чтобы ты всегда смотрела на меня так, как сейчас.
– Я всегда буду рядом, мой храбрый муж! – заверила его Маха.
Она ловко вскочила на лошадь, понеслась галопом – оказалась неплохой наездницей. Оборачиваясь, дразнила кнутом Печору, который с трудом нагонял ее.
Вернулись во дворец поздно, уже после заката солнца, Маха пересказала отцу разговор разбойников о складе с железным оружием.
– Надо же, – ворчал Ванин, – мать и бабка переволновались, обнаружив в постели молодоженов служанок. В первый день выкинули такое, что дальше от вас ждать?
Печора и Маха остались довольными всем случившимся, слегка перекусили и сразу завалились в постель, накрывшись легкими одеялами.
На следующее утро Маха преподносила подарки родным супруга. На свадьбе при гостях выдерживался официальный тон, а теперь сели за пиршество только близкие родственники. Столы накрыли богаче, чем даже на свадьбе. Опять поздравляли молодых, с шутками и прибаутками утолили первое чувство голода. Слово взял отец невесты.

Давно это было, в горах у самого берега Каспия жил великан по имени Каука12. Он был человеком и змеем, мог жить на суше и под водой. Была у него пещера у моря, все вещи были из камня. Целыми днями он точил каменные зеркала, посуду и оружие. Все люди вокруг боялись великана, детей пугали им, а девушки обходили стороной.
В роду а- племени родилась девушка. Люди того племени были высокими, а девушка выросла на голову выше мужчин. Из-за высокого роста прозвали ее Рослой. Встретилась она с великаном Каука, полюбили друг друга. Послал Каука сватов к родителям девушки, отгуляли свадьбу. Построили молодые у берега моря дворец из камня, стали сеять пшеницу, сажать деревья. Вокруг дворца вырос чудесный сад, а на берегу моря паслись ручные животные. Хорошо жили Каука с Рослой, радовались каждому солнечному дню, наполненному работой.
Но в ненастные дни стала Росла кручиниться, что не дает бог детей. Радость молодит, а печаль старит, одаривая морщины на лицо.
Однажды, когда Каука был в море, в дверь постучала нищенка. Она попросила подаяние – кусочек черствого хлебца, что лежал на столе.
– Что вы, бабуся, – сказала Росла, – черствый хлеб для скотины, подождите, достану вам хлеб свежей выпечки.
Достала Росла хлеб с пышущей жаром печи, подала нищенке вместе с солью.
– Вижу на лице твоем печаль, – сказала нищенка, – о чем же кручинишься?
– Правда твоя, бабуся, – отвечала Росла, – все у нас с мужем есть, да только детей бог не дает. Стены дома не слышат детский смех, оттого ложится печаль на лицо.
– Не надо печалиться, за хлеб да соль испрошу у бога детей тебе. Прими в подарок два персика. Один румянее да мягче съешь сама, а другой дай мужу. Будут у вас дети, а от них многочисленные потомки. И будет исход одних на Танаис, откуда пойдут ваны, а другим путь на восток, где быть асам. Не миром будут встречи их, но страшными войнами. То кровь человеческая будет восставать от змеиной, что смешана у мужа. Твоей вины в том нет, это бог испытывает себя, ибо каждый человек есть частица бога.
Подивилась Росла речам нищенки, приняла дар. Отвернулась положить персики на каменные тарелки, подняла глаза, чтобы поблагодарить нищенку, а ее и след простыл.
Эта встреча показалась чудным сном, но на каменной тарелке лежали два чудесных персика, налитые солнечным светом. Вечером Каука и Росла съели по персику, и скоро родились у них два мальчика, назвали их Ас13 и Ван14, как и было предсказано.
Старший Ас рос практичным, любил во всем порядок, не был сентиментальным. Мать Росла поддерживала это качество, считая полезным, но временами задумывалась. Ей не нравилась сильная приземленность Аса, часто граничащая с близорукостью. Меньшой Ван рос мечтательным ребенком, но безалаберным, с анархическими наклонностями. За шалости наказывали, но почему-то с ним было веселее. Может быть за то, что обиды не копил, зло за пазухой не держал.
Каука не мог нарадоваться за сыновей, пальцем их не трогал, мать же шлепала за проказы, при этом больше доставалось медлительному Асу. Более подвижный Ван ухитрялся убежать или найти способ уйти от наказания.
Братья росли без забот, часто пропадали надолго в полюбившейся им широкой степи. Они научились стойко переносить пыльные бури, суховеи, без всякого вреда утоляли жажду водой из грязных источников.
Особенно им нравилась охота у Меотского моря15, где росла пшеница. К ним часто приходили кочевники с товарами, обменивая на хлеб и другие продукты. Шли они с востока по трудному пути – жара топила сало и сваривала без огня яйца, а ночью дул пронизывающий ветер. В степи свирепствовала малярия и холера, кочевники гибли как мухи, оставляя вдоль дорог невысокие холмики могил.
Меоты жили в камышовых избах, пользуясь нехитрым скарбом: светильником на рыбьем жире, глиняной миской, гребнем для волос с замысловатыми деревянными украшениями. А кочевники предлагали им невиданной красоты товары – бусы из сердолика, агата, стекла, перстни, ножи.
Так было тысячелетие, но настали трудные времена. пришли на берег Меотского моря сарматы и стали выживать меотов. Не силой, не оружием, а лучшей технологией. Сарматские кузнецы умели обрабатывать железо, создали меч, щит и латы – прообраз рыцарского16 снаряжения. Но самым существенным новшеством были металлические оси и обода колес, прутья с натянутыми тентами в повозках, ставшие укрытием от любого ненастья во все времена года.
На берегу Меотского моря доживал свои последние дни престарелый царь меотов, и было у него тринадцать детей. Старшую дочь звали Сва17, остальные двенадцать были царевичами. Хорошо жилось детям в родительском доме, но скоро умерла царица. Перед смертью наказала она царю, чтобы после ее смерти он женился, но только не на сарматке. Царь не послушался, через год женился на сарматской принцессе. Невзлюбила мачеха своих пасынков, которые хранили память о родной матери. При помощи черной магии превратила их в белых лебедей, а царю сказала, что сыновья убежали. Горько было царю, разослал гонцов в поисках сыновей, но никто не нашел пропавших детей.
Днем лебеди плавали в пруду у царского дворца, а ночью превращались в принцев, играли с сестрой, с восходом солнца снова становились лебедями. Принцесса Сва носила им еду, весь день проводила у пруда, не зная, как помочь братьям. Выведала об этом мачеха, притворилась больной. Царь спросил ее о лекарстве, мачеха сказала, что лекарством будет жаркое из двенадцати печенок диких лебедей.
Наутро Сва сидела на синем камне у пруда, слезы катились по ее щекам. Во дворце охотник готовил лук и стрелы, собираясь добыть двенадцать лебедей. Кормилица Сва услышала разговор повара с охотником:
– Тебе не надо далеко ходить, как раз в пруду летают двенадцать лебедей, своими криками нарушая покой царицы.
– Жаль их убивать, они совсем не похожи на диких. Птицы так хорошо оживляют дворцовый пруд, совсем заброшенный с уходом прежней царицы.
– Дорога печень к обеду, долго не раздумывай, не то лишишься места. Я испросил разрешение царя прикончить этих лебедей, осталось меткими выстрелами добыть их.
Как раз в это утро Ас и Ван охотились недалеко от дворца. Они увидели принцессу, сидящую на синем камне, удивились ее красоте, но еще больше тому, что на глазах у девушки блестели слезы. Они стали расспрашивать о причине ее расстройства. Принцесса рассказала им о братьях, превращенных злой мачехой в лебедей. Ас и Ван тут же предложили царевне с братьями уехать на Каспий, в их отчий край Трапезу. Они рассказали ей о своих родителях, о чудесных горах Кавказа и глубоком озере Рада.
Терять царевне и ее братьям было нечего, они согласились следовать за братьями. Тут и охотник подошел, узнал правду о лебедях, что летали у дворцового пруда. Охотник с братьями настреляли в лесу зайцев, распотрошили их так, чтобы нельзя было отличить от птиц. Охотник понес их печени повару, а принцесса с лебедями ушли с Асом и Ваном навсегда с царского дворца меотов.
Каука и Росла приняли царевну Сва и ее братьев, стали относиться к ней как к родной дочери. Братьям Сва понравилось озеро Рада, днем они плавали в чистой его воде, а вечером встречались с сестрой во дворце и устраивали веселые игры. Между Асом и Ваном началось состязание за внимание принцессы. Сва старалась одинаково относиться к обоим братьям, но скоро со стороны стало заметно ее предпочтение Вану. Не откладывая в долгий ящик, сыграли свадьбу. Ас веселился на ней вместе со всеми, но после свадьбы заявил, что хочет увидеть дальние страны, и ушел  с купцами на восток. Приходили от него известия, что повидал многие народы, женился на великанше. Потом замолчал надолго, видно далеко залетел сокол от родимого дома.
Скоро скончалась царевна – сарматка и кончилось колдовство над царевичами. От Вана со Сва и тех царевичей пошли дети, которых по имени бабки стали называть росами. Мой дед в седьмом колене звался Аст. Он заложил на реке Ра небольшое селение, которое стало называться Астра. Тогда здесь еще не было хеттов, но а – племя Каука было сильным и многолюдным. Мой отец Лужко женился на богине Кобра из далекого племени хараппы18, при нем селение Астра выросло в город.
С запада пришли хетты, кочевали они в степи за Танаисом. Сначала они были дикими, нападали на Астру. Дед и отец воевали с ними, загнали в ущелье, откуда им не было обратной дороги. Но скоро поняли, что если жить в мире, то сила двух племен только возрастет. Хетты родственны и росам, и меотам, что видно по сходству языков. Вода у хеттов звучит как «ватер», небо называется «небис», новый – «нева». Много слов у хеттов от латыни, конь – «акувас» или «эквус».
Собрались старейшины двух родов, подняли чашу Мира. С тех пор росы и хетты каждый год празднуют день Мира, освящая клятву, данную предками обоих племен.
Как у предка вана, у моих родителей появилось два сына, я – Ванин и брат – Амур. Судьба наша удивительным образом повторяет судьбу наших предков. Брат в молодости ушел на восток, как и Ас, стал хозяином большой реки в Кыктоне19, королем племени вохай20. Время от времени приходят от него весточки, зовет к себе в Приморье.
С каждым годом Астра разрастается и становится краше. Мимо плывут ладьи торговцев, платят дань. Чужеземные купцы торгуют в городе разными диковинками, но не идут дальше, так как в диких степях за Танаисом кочует племя пранки21, которые не жалуют чужеземных купцов.
 Сегодня род росов не из бедных, в приданом Маха много подарков, два сундука с серебром да златом и каменьями.

Открыли сундуки, показали всем приданое Маха. Эти неожиданно щедрые подношения обрадовали, но одновременно озадачили Святовита.
После небольшого раздумья в ответном слове он сказал:
– Мы принимаем подарки с благодарностью. Великое а – племя росов имеет древние корни. Дары ваши найдут достойное дело, Арийская Уния словно птица Феникс возродит былое величие Гипербореи. Если мы не успеем это сделать, продолжат наследники. Печора и Маха дойдут до царства справедливости Белых Вод, вернут на землю «золотой век человечества».


Глава 5.
Маха

Князь Святовит и вождь Ванин после осмотра портового хозяйства медленно прогуливались по набережной Итиля. Вождь рассказал историю становления города Астры, о трудностях, возникающих порой неожиданно.
– Город большой, но в нем непорядок, – говорил Ванин, – открыт со всех сторон, нет крепостной стены. А если не огорожен, какой же это город?
Проблема, по словам Ванина, состояла не в средствах, давно бы поставили стены, но не согласен король Купидолилум. Не хочет он лишних затрат, да кочевникам стены ни к чему, только мешать будут въезжать и выезжать караванам, да скот гонять на выпас.
Отсутствие городских стен – раздолье для разбойников, развелись ра-саксы на Итиле. Благодаря сообщению Маха, запомнившей разговор двух разбойников о складе с оружием, была раскрыта хорошо организованная банда. В портовых складах лежали складированные тысячи копий и акинаки, полученные Ванином от короля Купидолилума в качестве взаиморасчета. Из ближайшего леска разбойники прорыли подземный ход к тому складу, оставалось каких-нибудь 30 шагов. В тот вечер, когда молодожены вернулись с прогулки, Ванин сам допросил пойманных разбойников, которые под пыткой выдали сведения о подземном ходе. Во время был поставлен заслон, большинство ра-саксов были выловлены. Попади это оружие в руки воров, потом ищи ветра в поле.
– А есть опасные враги, которые могут напасть на Астру? – спросил князь.
– С востока иногда наскакивали кимаки1, – отвечал Ванин, – но хетты во главе с Невалумом2 нагнали на них страху, пока носа не кажут. А вот с юга, со стороны моря, частенько беспокоят лувии3 в своих легких челнах, жгут небольшие поселения, и до Астры иногда добираются.
– Мои ладьи очистят западный берег Каспия, а по суше пройдут дружины, которые очистят берег от лувийцев. С востока море обойдут наши союзники арко. Тогда откроется дорога на Хараппу, море станет безраздельно нашим. Вот и думаю, не поставить ли дворец Печоры и Маха в Астре.
– Мы будем только рады этому, – поддержал Ванин.
– Арии сейчас занимают все земли от Итиля на запад, – сказал князь Святовит, – на землях вдоль Яика кочуют племена арко, с юга подпирают сарматы. Походом на Элам и Хараппу мы откроем дорогу товарам с юга на все западные земли. У ариев нет цели захвата чужих земель, надо только убрать препоны на пути товарам. Сейчас об этом говорить рано, но нужен человек, который возьмет в свои руки этот поток товаров. У вас опыт в этом направлении, так что вижу вас конунгом по торговле обширной Индоарийской державы с западными племенами.
– Думаете об Индоарийской державе? – осторожно спросил вождь Ванин.
– Если не сейчас, уверен, уж никогда, – ответил князь, – под Хартией арии уже шестьдесят тысяч воинов, будет пополнение. Обслуживают нужды воинов больше ста тысяч родственников и сопровождающих. Никогда арии не собирали в поход такое количество людей. Но не только в войске дело, ведь есть в мире справедливость, которая рано или поздно восторжествует. За нас боги, которые наставляют нас на верный путь.
Князь Святовит напомнил, что пять-шесть тысяч лет назад в связи с потеплением климата люди стали осваивать Энею, на запад до последнего моря перекочевали кельты и латы, многие другие племена ариев. Общее похолодание вытесняет людей с Таймыра, где некогда цветущие земли обратились в тундру, и на западе настали трудные времена. Западу нужны срочно товары, консерванты для сохранения пищи, теплая одежда. Все это в избытке на юге, и для спасения многих народов надо объединить восток с западом. Если Перун и подвластные ему боги порадеют за народ, то поход арии просто не может быть неудачным.
– Помяните мое слово, – заключил князь Святовит, – если товары с востока пойдут через Астру, то быть ему вечным городом.
Мощенная камнем набережная закончилась, слева наверх шли ступеньки, откуда им усиленно махала рукой Печора с Махой. Сваты стали медленно подниматься, а им навстречу легко перепрыгивая через ступеньки, спускались молодожены. Не добежав до родителей, Маха крикнула им:
– Матери – княгини заждались, послали нас на поиски.
Пока сваты гуляли по набережной, отослав детей на их поиски, сватьи перебирали свадебные наряды и вели неторопливую беседу о своих семьях. Княжна Мира никогда не была многословной, но перед Ханума вдруг раскрылась, поведала о своей жизни. Родители княжны Мира были конунгами норманов5, ладьи которых совершали рейды от Скандинавии до Таймыра и по внутренним морям до теплых южных морей. В один из поездок на Таймыр отец взял с собой Миру, которой уже перевалило за восемнадцать лет, солидный возраст для девушки каменного века. Был новый год, который в Гиперборее встречали летом. На праздничном торжестве Мира приняла участие в стрельбе из лука, из десяти стрел набрала 99 очей, редкий результат, особенно для девушек. Первое место за Мирой было обеспечено с большим отрывом от других претенденток. Подарки от имени Татслау вручал еще совсем молодой князь Святовит. Он поздравил Миру с отличным результатом, предложил встретиться. Вечером пришел на ладью норманнов и увел Миру на праздничный вечер в город. Гуляли вместе с толпой по улицам столицы всю ночь. потом были еще встречи, пока Мира гостила в Меру.
– Мира гуляла по Меру, – шутил Святовит, – и Меру был красен Мирой.
Через год она снова приехала на Таймыр. Князь Святовит тогда получил наследственную вотчину на реке Ра, где собирался заложить свою столицу. Он сосватал Миру и увез ее на строительство нового города. Князь Святовит долго искал место для столицы племени дова. Учитывая неспокойное соседство с воинственными племенами, заложили город на большом острове на излучине, назвав его Китеж. Там родился единственный их ребенок – княжич Печора. Тогда город только начинал отстраиваться, так что можно сказать княжич появился вместе с Китежем, и родился он на ладье. Дул легкий ветер, ладью качало. С тех пор княгиня Мира не выносила качку, на ладью ни ногой.
Ханума тоже поведала о своем прошлом. Из далекого детства Ханума помнила только белый дворец, окруженный пальмами, где она бегала по широким ступеням. Ей тогда было шесть лет, обычно дети в этом возрасте помнят о родителях, братьях или сестрах. Ханума оказалась в цыганском таборе, кочующем по степи, где тяжело заболела. После выздоровления она забыла речь, не могла сказать ни одного слова, болезнь украла ее память. Много дней спустя она вдруг вымолвила единственное слово «Ханума». Взрослые так и стали звать ее, настоящее это имя или нет – кто ведает? Через полгода цыганский табор прибыл в Астру. Ханума во время долгого путешествия усвоила таборный язык, пела на ярмарках цыганские песни. Здесь ее увидела принцесса Кобра, у которой росли два мальчика. Она мечтала о дочери, выкупила Хануму у цыган и удочерила. Судьбу Ханума решила тетка Владислава, сестра Лужко, которая часто приезжала в гости, спускаясь с гор. Как-то Ханума расшалилась, играя с ребятами. Супруги с гостьей сидели в саду на летней веранде, откуда открывался широкий вид на изгиб Ра.
– Ванин вырос, пора его женить, – сказала Владислава.
– Подыскиваем! Ванин – продолжатель рода, с бухты-барахты не решишь вопрос о супруге, – сказал Лужко.
– И искать не надо, чем не пара! – показывая на Ханума, сказала тетка Владислава.
Тогда ее слова серьезно никто не воспринял. Но время шло, дети взрослели. Ханума в четырнадцать лет стала красавицей, а между двумя сыновьями Лужко пробежала черная кошка. Никто и не заметил, как возникло и стало крепнуть между ними потаенное соперничество за внимание черноокой непоседы Ханума.
Претендентов на женскую красоту всегда достаточно: во дворец Лужко зачастили хеттские князья, да и король Купидолилум не обходил дворец Ванина без подарков в праздники. Он вручал их Кобре, но намекал, что подарки будут к лицу юной принцессе.
– Что, ему сто жен не хватает? – возмущалась Кобра после визита короля, сваливая подарки в кучу с мусором.
В один из праздников в присутствии гостей Кобра объявила о помолвке Ванина и Ханума. Окружающие уже не помнили, что они не единокровные брат и сестра, но никто не удивился, так как браки между братьями и сестрами у хеттов были в порядке вещей. Ничего не сказал о родительской воле младший сын Амур, но вскоре после свадьбы заявил, что уходит из дома посмотреть на белый свет. Лужко не стал отговаривать сына, собрал богатый обоз с товаром и проводил в дальний путь с купцами, сказав на прощанье:
– Сын у матери, что око на лице. Где бы ни был, помни – мать все очи проглядит на дорогу, по которой ушел ребенок, будет ждать возвращения родного дитя домой.
Но Амур не вернулся, хотя о доме не забывал, присылал весточки с оказиями.
После разговора со сватом князь Святовит серьезно задумался о цели похода. Хорошо, если они найдут дорогу на Белые воды, даже в случае успеха неизвестно, как отнесутся святые к пришельцам издалека. А если нет, то завоевание Элама и Хинди откроет дорогу к индоарийской1 державе, в этом князь ни на йоту не сомневался. Но к этому надо готовиться, подбирать людей, ставить перед ними задачи более далекие, чем воинские успехи или новые торговые пути. Надо закладывать крепости вдоль дорог, искать союзников среди местного населения, везде нужны надежные люди. Какая жалость, что единственный сын еще не вырос в помощники не только в ратных делах, но и в других начинаниях. Вспомнил, как Маха дразнила Печору: «Мастер на печи скакать, и на людей орать». Улыбнулся, как невестка тонко переиначила имя сына, никто ведь до этого не видел в имени Печора такого ракурса. Последовал еще один важный результат после разговора между сватами. Вождь Ванин зачастил во дворец к королю хеттов, и через два дня, когда князь Святовит думал уж объявить о выезде из Астра-града, он сказал:
– В эти дни мы совещались с королем хеттов. Я рассказал ему о движении товаров из Элама и Хинди через Астру. Купидолилум поддерживает идею, и мы решили так: в городе объявить набор в дружину, а все затраты по его содержанию взять на себя. Дайте срок на сбор дружины пять дней, пусть воеводой той дружины будет княжич Печора.
Князь Святовит не возражал против дружины из Астры и относительно назначения Печоры воеводой, может прибавит ему ума такое назначение.
Сухая безветренная погода была предвестницей наступления зимних холодов. В ожидании формирующей дружины из Астры, княжич Печора и Маха решили поплавать на ладье «Шура» к Каспию, лучше разведать дорогу да навестить тетку Владиславу. Князь Святовит был занят переговорами с королем и князьями хеттов, которые идеи поддерживали, но раскошелиться не торопились. Княгиня Мира и слышать не хотела о морской прогулке, а принцесса Ханума готовила вещи Маха в дальнюю дорогу. Ладья «Шура» поплыла вниз по Ра рано утром. За бортом быстро промелькнули пригород, обработанные поля, жухлые травы многочисленных рукавов великой реки.
Печора с Махой стояли у борта, смотрели на движущиеся тени речной глади.
– Ты часто бывал на море? – спросила Маха.
– Я вырос на море – ответил Печора, – наш остров был недалеко от Меру, и назывался Буян. Море там холодное, темные облака висят над крышами домов.
– И пляжей там нет, люди там не купаются?
– Купаются, их называют «моржами».
– У нас тоже довольно много «моржей», – вспомнила Маха, – но так называют людей, окунающихся зимой в прорубь. Отец в молодости был «моржом», но теперь он считает себя стариком, позабыл о своем увлечении, его даже на зимний лов рыбы не вытянешь.
Каспий открылся своим величавым видом еще далеко от устья реки. Горизонт между небом и водой медленно удалялся от них вместе с движением ладьи.
– Водная гладь завораживает, – сказал Печора, – скажи, почему ты любишь море?
– Люблю, – задумчиво отвечала Маха, – за ее переменчивость. Сейчас оно тихое, навевает покой. Но вот подует ветерок, появятся волны с белыми барашками, стремящиеся обнять небо. Ветер сильнее, и уже огромные волны с рокотом разбиваются об утес, сколько силы в такой мягкой и податливой воде. Разве за все это можно не любоваться им!
– Нет, по мне любовь к морю – это терпеливое ожидание попутного ветра, натягивание парусов, раздувающихся этим ветром, а в шторм побороться с ним силой, выстоять девятый вал, и тогда никакая стихия не страшна. А у тебя сплошное любование.
– Может быть, – засмеялась Маха, – твоя любовь – закинуть сеть и вытащить золотую рыбку, которая исполняла бы все желания?
– Между прочим, – сказал Печора, – несколько рыбок плывут за нами, можешь посмотреть.
Недалеко от ладьи, разрезая воду плавниками, плыли дельфины. Разогнавшись, они взлетали на воздух, застывали на мгновение и с шумом падали, взметая брызги.
– Это они нас приветствуют, – сказала Маха.
– Может быть, – предложил Печора, – загарпунить одну рыбину и поднять на палубу?
– Нет, что ты, – воскликнула Маха, – это не рыбы, а дельфины, священные животные. Когда-то они были людьми, но настолько любили воду, что стали морскими жителями. Они дышат воздухом, живут парами, как люди, понимают нашу речь. Если погибнет один дельфин, вторая его пара умирает от тоски или выбрасывается на скалы.
– Да, человек до такого не додумается!
Глаза Печоры с прищуром, он всегда так смеялся над ней. Маха побарабанила кулачками по его груди.
– Ты опять смеешься, а я говорю правду! Тебе только шутки орать с печи, Печора!
– Между прочим, – ответил он, – слово ора означает «праведный». Был такой человек Орий, от которого пошло племя арии.
– Удивительно, что запомнил! – засмеялась Маха, – это я тебе когда-то сказала.
Дорога по морю закончилась в широком заливе, дальше надо было добираться до селения родственников Маха по суше. Ладья встала на якорь, конунг Всеволод поручил Двугору с его людьми сопровождать молодых, выгрузил их с лошадьми, сам поплыл дальше на разведку.
Лошади весело бежали по горной тропинке. Перед въездом в селение протекала речка, переходили ее вброд. Посередине водного потока лошади остановились, попили студеную воду. Маха тоже наклонила голову вниз и смотрела на быстрое течение. Вода была прозрачная, на дне темными тенями плавали рыбки чуть больше ладони.
– Рыбки, посмотри, это рыбки! – кричала Маха, показывая на тени в воде.
– К тебе всюду плывут рыбки, – смеялся Печора, – ты, наверное, не иначе как рыбья принцесса.
Селение под названием Трапеза состояло всего из десятка изб, которые прижимались к отвесным стенам в холмах, изрезанных ливневыми потоками. Холмы те назывались уважительно горами, потому что когда-то здесь действительно горные вершины вздымались в небо над морской пучиной. Потом море отступило, великий потоп смыл горы, солнце иссушило землю, сделав его каменистым. Дома, построенные еще до потопа, были похожими друг на друга, требовали ежегодного ремонта из камня и глины.
Вошли в крайнюю избу. Внутри стены, обитые деревом, пол земляной, вдоль стен скамьи и посреди стол с перекрестными ножками, заделанными в землю.
Хозяйничала в доме тетка Владислава. Сестра Ванина, будучи принцессой, вышла замуж за простого парня, и сама вела хозяйство. Она суетилась, не знала, куда посадить племянницу и гостей, что подать, все приговаривая:
– В кои-то века гости дорогие, а у меня ничего не готово, печь не натоплена, хлеб не поставлен.
– Да не беспокойтесь, тетя, – сказала Маха, – мы все привезли с собой, да повара с нами, скоро все согреют и подадут на стол. Садитесь лучше рядом, расскажите, как живете, никто не обижает вас?
– Да кто обидит, – отвечала тетка, – кругом люди свои, разве по морю приплывут лувии, будь им неладно. Но нас немного, на наше добро и глаз не положишь, живем бедно. Вот к соседям в Окунево, где тридцать дворов, уж два раза наведывались. Перевернули все вверх дном, слава богу, людей не тронули, лодки налетчиков и без того были перегружены. Забрали только бочки с виноградным вином, легко отделались.
На ночь Владислава постелила всем в одной комнате у печки, где теплее, ночью уж подмораживало. Только муж Владиславы, хетт Супполил, ночевал в пристройке вместе с коровой, с которой глаз не спускал, так как в любое время могла отелиться, приплод мог и замерзнуть ночью.
Шерстяные одеяла на скамьях были не очень толстыми, сверху накрылись тулупами. Печка посреди комнаты горела жарко, тетка Владислава дров не жалела – лес был рядом. На лежаке ворочались дети – Русал и Ахе. Они, прыская от смеха, что-то рассказывали друг другу. Печора как лег, так сразу затих, а Маха с теткой сидели у огня далеко за полночь, пересказывая женские секреты
Утром слегка перекусили, наскоро собрали еду и направились к местной достопримечательности – озеру Рада. Шли гуськом по тропинке, снизу обогнули два холма, взобрались наверх. Озеро было небольшое, но глубокое, правда, глубину никто и не замерял. Пока готовили место для трапезы, семья Владиславы и гости прошли к каменной постройке, похожей на огромный грот.
– Вот дом Каука, – сказала Владислава, – отсюда пошли наши племена а и айна. От дома остались только большие камни, раньше они были стенами огромного дворца Каука.
Печора обошел каменные сооружения, их размер будоражил воображение. Огромные камни были нагромождены друг на друга в строгом порядке, настоящие дольмены.
– Значит, раньше здесь были настоящие горы, отсюда начинался Кавказ? – спросил Печора.
 – Да, – сказал Супполил, – предание гласит, что во время великого потопа большая волна смыла горы на дно моря, разрушила дворец. Хотели отстроить заново, да кто осилит такие камни? Народ измельчал, живет совсем недолго. Наши предки были великанами и жили почти по тысячу лет.
 – А почему народ мельчает? – спросил Печора.
 – Землю не бережем, – сказал Супполил, – вот она и мстит: пища отравлена, в воздухе меньше живительной силы, природа страдает от людской расточительности. После смерти тело Каука отвезли далеко в море и опустили каменный гроб под воду. Люди говорят – придет день, проснется Каука и выйдет из каменного гроба, вернется на землю родную и повернет все к лучшему.
 – Как скоро это случится? – сощурил глаза Печора.
 – Кто знает! – Супполил взглянул на море. – Говорят, не меньше двух тысяч лет ждать надо.

      Глава 6.
      Асы идут

Прошло немало времени, как молодожены уплыли на ладьях Святовита. Осиротел дворец ванов без шалостей Махи. В Астре все было спокойно, товары с Элама поступали нерегулярно, так что можно было Ванину собираться в дорогу за Святовитом. Мать Кобра болела как всегда, но это был больше предлог для задержки с отъездом. Ханума неотлучно сидела с матерью, хозяйственные дела во дворце шли в упадок.
Ванин тоже сомневался с отъездом, скоро выяснилось, что предчувствие его не обмануло, посыпались события, которые сделали невозможным его отъезд. В окрестностях города появились беженцы, плохо одетые и голодные подростки, старики и женщины с детьми. Пришло известие, что кимаки потерпели жестокое поражение от нагрянувших с востока асов и бегут в сторону Астры.
–  Скоро неведомые асы будут здесь, – говорили беженцы, – примите нас, дайте хлеба и оружие, будем защищать ваш город.
Жалко было видеть изголодавших беженцев, их кормили, но Ванин не торопился исполнить их желания с оружием. Кимаки были вечными врагами русинов, совершая набеги на их селения. Дать им оружие – все равно, что вкладывать его в руки врага но события торопили, надо было со всем этим быстрее разобраться, потому что вчерашний враг мог стать сегодняшним другом. Русины были заняты уборкой урожая, год выдался богатым. Ванин с трудом оторвал три сотни мужиков от поля и выехал на разведку.
Жаркая осень сменялась внезапными похолоданиями, пожелтевшая листва с деревьев облетала землю. По оврагам и низинам еще кое-где пробивалась зелень, но прошедшие похолодания, хотя кратковременные, перекрасили степь в желтый цвет. Травы еще стояли на корню, образуя волны от дуновения ветра. В небе над горизонтом грачи собирались тучей, то разделяясь и взмывая в небо, то снова стелясь у земли – старые птицы тренировали молодь, готовя их к дальнему перелету в теплые края.
Беженцы по пути встречались часто, они давали противоречивые показания о наступающих асах. Углубляться далеко в степь было опасно, на третий день Ванин решил возвращаться.
На пути недалеко от Астры встретилась сотня воинов. Ванин узнал главаря Мурену, который мало изменился за несколько месяцев.
–  Привет от Святовита, – сказал Мурена. – Он просил передать пакет. Там же карты дорог, которые мы составили в своих поездках, вам они могут пригодиться.
–   Где сейчас находится Святовит? – спросил Ванин.
–   Мы выехали, когда до Хараппы оставалось три дня пути.
–   Приглашаю в свой дворец, отдохнете, – предложил Ванин.
–   Благодарствуем, но мы уже обосновались на окраине Астры.
Вечером Ванин долго изучал послание Святовита. Среди бумаг оказалось короткое письмо от дочери – скучает, помнит, любит. Письмо обрадовало Ханума.
На следующий день Ванин пригласил Купидолилума, собрал старейшин русинов и хеттов, кратко сказал следующее:
–  На нас идут асы, могучее племя с востока. Родина их далеко, называется Холодная Свитьод1. Они называют себя сынами Страны Богов. Они выше обычных людей и сильны. Ведет их конунг Бельторн2, у него под рукой не менее 300 тысячников. Основная масса швабов3 выходит к горам Копетдага, направляясь на Элам. Но примерно пятьдесят тысяч воинов идут к нам, цели их нам неизвестны.
–   Кто такие асы? – послышалось с передних рядов.
–   Я получил послание Святовита, там сказано, что швабы – тюрки с Алтая. Они что-то не поделили с хунну, разорили и завалили землей Варвар. Сейчас они напали на кимаков. Надо подумать, как встретить нежданных гостей.
–   А что тут думать, – сказал король Купидолилум, – нас, хеттов и русинов не меньше асов. Призовем на помощь ванов с Танаиса, сарматов с Каспия. Вот и наберется нужное количество воинов для обороны города. Оружия на такой случай у нас достаточно, я собирал его, словно предчувствовал, что оно нам пригодится.
–   Времени нет на подготовку такого количества войска, – сказал старейшина Кривой нос, – беженцы кругом, значит враг уже под носом. Неизвестно, придет ли  помощь, а кимаки вот они, бегут на нас. Не время вспоминать старое, надо собрать их, дать оружие. Асы потрепали их, так что ж, за одного битого двух небитых дают.
Старейшины тут же на собрании составили список посланников к племенам с просьбой о помощи. Кимаками поручили заняться Кривому носу – во все времена инициатива наказуема. Астра располагала двадцатитысячной дружиной, ополчения столько же, только не было единого полководца. При обсуждении кандидатуры стали спорить, хетты предлагали своего военоначальника, русины своего. Так и не пришли к единому мнению.
На следующее утро Ванин послал слугу за Муреной. Арко явился с попутчиком, который хорошо знал язык русинов. Сели за столик, уставленный фруктами. Мурена, пощипывая сушонный виноград, подробно рассказал о продвижении войска князя Святовита через Элам в сторону Хараппы. Заметил, что Печора и Маха в походе изнывают от скуки.
–  Неужели не встретили ни одного воинственного племени, не было ни одного сражения? – удивился Ванин. – Ведь купцы такого страху нагоняли о диких нравах на дорогах, боевых слонах и всяких там сиренах, усыпляющих пением воинов.
–  Это выдумки купцов! – сказал Мурена. – Встречались небольшие отряды грабителей, так быстро навели порядок. Говорят, на юге Элама кочуют многочисленные гутии4, но им на севере вблизи пустыни делать нечего. Примерно такая же ситуация в Хараппе, жители которой в течение пятьсот лет не знали оружия, им не с кем и незачем было воевать. На юге Индостана воинственные тамилы5, но их не прельщают походы на север, они довольствуются югом полуострова, где дождей больше и трава сочнее. Святовита везде встречали с хлебом и солью, народ там говорит на санскрите, в котором много общего с русским языком. В общем, жителям юга торговать выгоднее, чем воевать.
– Что асы потеряли у нас? – в сердцах вымолвил Ванин. – Святовит пишет, что у них отличное оружие, они покорили многие страны Азии.
–  Пути господни неисповедимы, – ответил Мурена. – Бельторн хотел бы завоевать Индию, да Святовит перекрыл им дорогу на юг. Как и Святовит, Бельторн – Белый камень ищет свои Белые Воды.
–  Как раз об этом я хотел поговорить с тобой, – сказал Ванин, – пакет, что доставил от Святовита, для нас очень важен. Вижу, глядя на карту дорог, ты славно потрудился на общую пользу. Каковы твои дальнейшие планы?
–  Достаточно поколесили дорог, Святовит отпустил нас домой.
–  На покой, значит, – недовольно произнес Ванин. – А то, что появление асов у Астры является угрозой всем начинаниям Световита – не беспокоит?
–  Конечно, беспокоит! – Мурена опустил глаза, – Но у меня жена с четырьмя детьми осталась у дальних родственников. О старшем сыне, Косиле, ничего не известно. У других еще хуже – они не повидались с родными, уходя в разгар побоища. Сейчас сарматы стали друзьями Святовита, их вождь Мангун чуть ли не правая рука князя. Мы все устали, своим трудом заслужили отдых.
– Вы проехали по дорогам на восток, – сказал Ванин, – там сейчас асы. Вы изучили обычаи народов, знаете их языки. Сослужите службу, нужно разведать, что хотят асы, как нам избежать побоищ. Я хорошо вознагражу за службу.
– Мы и так богаты, – рассмеялся Мурена, – добра у нас ровно столько, сколько можно увести на лошади, а больше нам не нужно.
На следующее утро отряд Мурены из ста всадников двинулся вверх по Итилю. Конечно, Мурена немного покривил душой, сказав Ванину, что добро воина умещается на одной лошади. Сотню его воинов сопровождала пол сотня добрых сарматских повозок, набитых всяким добром и товарами. Правили лошадьми какие-то старики, добром распоряжались откуда-то взявшиеся старухи, ругаясь с девицами, явно легкого поведения.
Мурена закрывал глаза на шалости своей вольницы – дорога длинная, работы было много, езда изо дня в день требовала много сил и терпения. Воины группами уходили в разные стороны, добывая нужные сведения. Собирались вместе очень редко, но карты получались хорошие, Святовит был доволен работой Мурены, так что воины были обеспечены, могли удовлетворять капризы своих веселых подруг.
За дисциплиной в отряде отвечал интендант по имени Ларь. Он был немолод и некрасив: с длинным носом, с оспинками на лице, горбом с левой стороны, отчего казалось, что ходит он как-то боком. Странные отношения складывались у него с женщинами, на которых имел особое чутье. Наметив жертву, он со своей нескладной фигурой ухитрялся преодолевать ее сопротивление, но после первой ночи она привязывалась к нему всей душой. Ларь терпел ее возле себя от силы неделю, потом сплавлял кому-нибудь, все красавицы в отряде были из его когорты.
Три дня отряд шел по дороге, пролегавшей вдоль Итиля. Мурена разглядывал широкую гладь поверхности реки, примечал тихие заводи, заросшие камышом старицы, в которых должно быть полно рыбы, и его сердце буквально вибрировало от рыбачьей страсти. Как хорошо было в Химнандоне, когда рано утром он возвращался со свежим уловом серых осетров, блестящих карпов, плоских лещей и черных сомов. Просыпались домочадцы и с восторгов разглядывали еще живых обитателей подводного мира. Жена раздавала рыбу родственникам и соседям, готовила наваристую уху, и после сытного завтрака на подстилке оставалась целая горка обсосанных костей, радость соседних собак и кошек.
В жаркий полдень, когда отряд расположился на отдых, наткнулись на небольшую лужицу. Весной здесь был довольно большой разлив, но потом вода спала, осталось озерцо, которое за лето ужалось до размера лужицы.
Мурена позвал с десяток воинов, разделись и хорошо замутили воду. Рыбы размером с локоть сама шла в руки, не успевали выбрасывать на берег. Какое удовольствие ползать в теплой воде, чувствовать ладонью прикосновение к скользкой чешуе, рывком прижать гибкое тело к земле, нащупать голову, поднять трепещущую рыбу, бросая ее на берег! Рыбы оказалось так много, что всю мелочь выпустили в реку.
Старухи сварили кашу из риса, разложили в деревянные тарелки. Рыбу заворачивали в мокрые камышовые листья, ставили на затухающий огонь костра. Дым от тлеющих листьев, наполненный сладковатым запахом горячего копчения, приятно щекотал нос. Ели шумно, хватая руками и кашу, и пышущую жаром рыбу, откашливаясь от случайно воткнувшихся в десны или горло костей.
После обеда воины купали коней, небольшая группа веселилась в теплой воде заводи. Женщины раздетые, сидя на спинах мужчин, устроили потешный бой, стаскивая друг друга в воду. Несколько болельщиков подзадоривали их с берега.
Мурена понаблюдал за всем происходящим, потом прилег в тени дерева. Девочка села рядом, подумала, что он спит, стала обмахивать его лицо большим листом лопуха. Краем глаза Мурена наблюдал за быстрым течением воды. Вот так неудержимо проносится время, кажется, недавно вождь И-ван вручил ему сверток с картой, определив этим жизненный путь. С тех пор он обошел со Святовитом много дорог, вырезая на коже их схемы, горные цепи, речки и даже отдельные колодцы. На полях карт он делал только ему понятные пометки о флоре и фауне, данные о встречных племенах, их обычаях и языках. Его закорючки расшифровать посторонний не мог, а в них были сведения, не менее важные, чем сами карты.
Почти все народы поклонялись богу Солнца, именуемого на Эламе «Бах». Древние арабы называли дающего жизнь земле бога Солнца – Ра. Были племена, которые поклонялись огню. Древние индусы называли бога огня – Агни, что означал сокол. Древние персы верили в светоносную силу – фаре, дающую свыше санкцию на власть, и символом фары традиционно также считался сокол. Воплощением фары в Египте был Гор, у русских Хорс, оба изображались с головами сокола. Древнеславянский бог огня и света Рарог6 означал «сокол», у скандинавов сокол звался «рюрик». Стилизованным изображением сокола считался трезубец, Посейдона нельзя представить без трезубца, очевидно в Атлантиде, где он был царем, эта птица была в большом почете.
Мурену, прежде всего при встречах с племенами, интересовало отношение к рыбе, эти данные тоже записывались на картах. Получалось, что рыбой питались люди севера, жители низинных и равнинных местностей. В южных областях, в предгорьях и горах, рыбу почему-то не ели, несмотря на обилие ее в реках. В степях от Элама до Хараппы, даже в бассейнах полноводных рек, ни одно племя рыбу не употребляло, все в основном питались мясом и молочными продуктами.
–  Почему вы не кушаете рыбу? – спросил Мурена старика на берегу реки.
–  Не хотим отравиться, – ответил старик.
–  Это очень просто, – сказал Мурена, – надо научиться чистить, чтобы удалить яд с желчью и пленками, не есть жабры.
–  Мы не умеем! – развел руками старик. – Мы и грибы не едим, потому что не умеем отличить ядовитые от съедобных грибов. Пусть лучше их кушает корова, а мы попьем молочка от нее, так-то оно полезнее.
–  У вас жарко, – заметил Мурена, – мясо быстро портится, однако кушаете мясо!
–  А я и мясо не ем! – с улыбкой отвечал старик.
На землях с жарким климатом высшие касты предпочитали растительную пищу, а мясо было уделом плебеев. Осужденному на смерть давали в пищу только мясо, через неделю живот его раздувался, а еще через неделю он умирал со всеми признаками отравления. Это было доказательством, что мясная пища укорачивает жизнь, ведь бессмертные боги питались нектаром и амброзией, то есть были вегетарианцами.

Мурена открыл глаза, казалось, забылся он лишь на мгновение.
–  Атаман, – тряс его за плечи Ларь, – вставайте, пора выступать. Вернулись ребята с разведки, принесли не очень хорошие вести.
–  О чем это ты? – спросил Мурена, окончательно прогоняя сон.
– Впереди в трех ли отсюда селение, – отвечал Ларь, – большое войско прошло по нему, сжигая дома, они еще тлеют, так что нападавшие еще находятся рядом.
Мурена потянулся, сбрасывая с тела цепкие лапы сна. Отряд был в сборе, телеги выезжали на дорогу. Выслушав сообщение разведчиков, Мурена призадумался: ехать дальше опасно, напавших воинов много, несколько тысяч, в то же время по дороге обратно разведчики никого не встретили, значит они ушли в другую сторону.
–  Едем вперед, – приказал он,  – дважды на селение не нападают.
Двинулись дальше, дым от тлеющих кострищ увидели издалека. Дома были камышовые, построенные наспех. У самой воды несколько домов пожар не затронул, но жители попрятались, их нигде не было видно.
Солнце не успело закатиться за горизонт, так что засветло воины накосили траву и поставили шалаши возле телег, женщины сварили ужин. Постепенно к биваку стали выходить оставшиеся в живых дети и подростки.
К Мурене привели древнего старика, руки его подрагивали, он не мог выдавить и пару слов. Воины напоили его горячей водой, предложили вареный рис. Старик брал пальцами небольшие горсточки, роняя зерна, клал в рот и торопливо глотал.
–  Не торопитесь, – ласково сказал Мурена, – вас никто не гонит, спешить некуда.
–  Мы и до прихода извергов голодали, – выдавил старик. – Пришли чужеземцы, мужчин и женщин забрали, все вытряхнули, до последнего зернышка. Стариков и детей оставили умирать с голоду.
–  Я вижу, вы из племени арко, как очутились здесь?
–  Мы из селения Андон, – отвечал старик, – в наших краях сейчас хозяйничают татары. Все сора бежали на юг, три месяца, как обосновались в этих краях. Ищем место, где можно было бы обустроиться. Не успели построить дома, как вчера напали эти асы. Слишком много их было, защищаться не думали. Вождь Пан сдался добровольно, поэтому никого не убивали. Собрали всех взрослых, увели с собой, сказали строить город Асов, а нас оставили умирать с голоду.
–  У вас был торговец Тэохян, где он сейчас?
–  Тэохян со всеми домочадцами был здесь, куда ему деваться.
– У него жила вся моя семья, – с волнением сказал Мурена, – женщина с четырьмя детьми. Все ли они живы?
– Здесь они были, – уверенно сказал старик, – всех увели, никого не пощадили проклятые изверги.
Весть о семье захлестнуло сердце Мурены радостью, но тут же трезвый ум напомнил о реальной ситуации. Надо немедленно выведать, куда их увели, попытаться вызволить. Мурена не стал мешкать, вызвал Ларя, проинструктировал о дальнейших действиях отряда. С двумя помощниками из старой гвардии, захватив с десяток лошадей, отправились на поиски ушедшего отряда.
Неопытному взгляду степь, выжженная солнцем и иссушенная суховеем, кажется безмолвной и безликой. Однако опытный взгляд замечает сотни следов, оставленных встревоженными животными: растоптанная былинка укажет направление, по которому пронеслись всадники; оставленное пепелище, особенно свежее, расскажет подробности быта и характеры людей, разжегших костер.
По следам было видно, что отряд примерно из трех тысяч всадников гнал людей племени сора. Людей не жалели, падающих от изнурения кончали пиками и оставляли на дороге на радость воронам, черной тучей следующих за людьми.
Мурена воспользовался беспечностью неприятеля, набросил аркан за шею отставшего воина, протащил за ложбинку. Белобрысый юнец шумно вдохнул в себя воздух, когда сняли с шеи петлю. Постепенно кровь отлила от его головы, глаза перестали таращиться, остановились на окруживших его людях. Наверно, только благодаря молодости его шея выдержала тяжкое испытание.
Парень не реагировал на вопросы, задаваемые на разных языках. Наконец, осмысленно моргнул, когда услышал русскую речь:
–  Откуда вы пришли, как тебя зовут?
–  Мы из Мидгарда7, – улыбнулся парень, – ведет Гермин, мой дядя. Вы ответите, как обошлись со мной, дядя изжарит вас на костре и кинет в жертву богу Меркурию. Лучше отпустите меня, и я не скажу о вас, если исчезнете отсюда.
Странно звучала русская речь с тюркским акцентом, смысл доходил не сразу.
–  Хорошо, – сказал Мурена, – будь откровенен, мы тебе тоже ничего дурного не сделаем. Просто нам нужно знать, куда ведут пленных из селения, на которое вы вчера совершили набег.
–  Их ведут в бивак, – отвечал пленник, – там сделают окончательный отбор, и наиболее сильных поведут на строительство города Ас, на севере от Астры.
–  Ну что ж, – мягко сказал Мурена, – на чужой земле, да чужими руками строить свой город – это вы хорошо придумали. Так ты не ответил, как тебя зовут?
–  Меня зовут Водан, – сказал парень, выпрямляясь, – я товарищ Одина, нашего верховного бога. Вас ждет страшная кара, если вы меня не отпустите.
–  Непременно отпустим, – заверил Мурена, – но в степи одному опасно, и чтобы не случилась беда, тебе придется немного задержаться с нами.
Водану связали руки, перекинули на спину лошади, закрепили веревку за ноги. Один из провожатых поскакал с добычей обратно в селение. Уже к вечеру, когда замаячил бивак, в рядах неприятеля хватились Водана. Крупный мужчина с красным воротником, очевидно Гермин, давал нагоняй подчиненным, после чего человек двадцать поскакали назад. Сельчан сора не пустили внутрь бивака, расположили за оградой из телег.
Мурена с товарищем прятались в перелеске, наблюдая за неприятелем. Они не представляли, что делать дальше. Была надежда напасть сотней по пути, когда всех сора поведут либо к Астре, либо в Асов. Но всех ли? Вспомнились слова Водана, что в биваке сделают отбор, это может усложнить задачу. Перед глазами Мурены промелькнуло юное лицо пленника, он сказал, что Гермин его дядя. Надо тщательно продумать план и осуществить его, пока селян не разделили на две части.
Поздно ночью в бивак вернулись воины, посланные на поиски Водана. Они наверняка нашли место, где Мурена заарканил парня и протащил за ложбинку. На следующее утро туда отправится крупный отряд, могут выйти на их след. Мурена решил действовать немедленно. Оставив лошадей и оружие с напарником, он направился в сторону бивака. В руке он держал черный платок – символ гонца. Ему навстречу поскакали из лагеря на лошадях.
 –  Ты кто, что тебе надо? – грубо спросил подъехавший воин.
– От воеводы Кия конунгу Гермину, – ответил Мурена, – по важному делу.
Походная палатка конунга находилась в центре бивака, окруженная повозками. Перед входом Мурену ощупали всего, впустили во внутрь с сопровождавшим охранником.
Гермин был не молод, но родственные черты с Воданом сразу бросились в глаза.
–  От кого гонец? – слова хлестали остро, словно бичом разрезая воздух.
–  От воеводы Кия, – ответил Мурена, – спешили защитить селение сора, но не успели. Люди находятся у вас в плену, хотели бы получить условие их выкупа.
–  Что же Кий свернул с пути на Астру? – удивленно спросил Гермин. – Там бы и встретились, а принимать бой за ничтожный народец мне никакого резона.
–  Понимаете, – доверительным голосом сказал Мурена, – у воеводы в этом селении есть семья родственника, мать с четырьмя детьми. Он беспокоится об их судьбе, хотел бы видеть их живыми и невредимыми.
–  Выкупить все племя вряд ли ему по карману, – засмеялся Гермин. – О бедности воеводы, как вообще всех ванов, легенды ходят. А вот об одной семье можно поговорить.
–  По поводу одной семьи речи нет, – заявил Мурена. – Здесь скорее будет дело о равноценном обмене.
–  Мне не на кого менять у воеводы Кия! – отрезал Гермин.
–  Не скажите, – улыбнулся Мурена, – ваш племянник, запамятовал его имя, прогуливался по степи и зашел к нам в гости. Если мы не договоримся, его возвращение к вам, и к товарищу Одину, может стать очень большой проблемой.
–  Так Водан у вас?! – Гермин даже привстал. – Завтра же бой, и пусть заберет меня Туисто, если не отправлю этого безродного Кия в царство мертвых Хель!
–  Вы только что, – отчеканил Мурена, – не хотели боя за одно селение, а теперь готовы сложить голову за незнакомую вам женщину с детьми?
Мурена выдержал бешеный взгляд, Гермин медленно опустился на сидение.
–  Я вижу, – процедил он, – у воеводы гонцы так же бесцеремонны, как он сам. Завтра утром тебя повесят за оскорбление конунга. Убрать! Вон!
Мурена после такой команды ожидал, что на него немедленно набросятся, скрутят тридцатью веревками и бросят на ночь в глубокую яму со змеями. Ничего подобного не случилось, педантичный слуга сделал широкий жест на дверь, дав понять, что прием окончен. Дежурный гусар вежливо провел его в отдельную палатку, где в середине просторного помещения стоял столик с праздничным ужином. За столом его обслуживала прекрасная валькирия в прозрачной газовой накидке, наливала в хрустальные стаканы напитки из меда, за стеной звучала приятная музыка. Мурена улыбнулся, ему оказывали честь как великому князю, никак не меньше.
По окончании ужина Мурена вышел по надобности из палатки, никто его не сопровождал, караула возле себя он не увидел. Во всем этом что-то было обнадеживающее, и Мурена решил пройти испытание до конца.
Наутро явился писарь с договором, в котором оговаривалась сумма выкупа всех сора и поминутно моменты обмена женщин с детьми на принца Водана. В первоначальном варианте предполагалось осуществить обмен в конкретном месте. Мурена предложил освободить женщину с детьми за залог из 5 лошадей, лошади ценились гораздо больше простолюдинов, а после возвращения принца Водана лошади должны быть возвращены.
С утра Мурена сходил в лесок, привел напарника и 7 лошадей, весь имеющийся запас. Ближе к обеду договор был подписан Гермином, за воеводу Кия расписался Мурена. Потом его провели к лагерю, где сора ожидали своей участи. Жену в окружении детей он заприметил еще издали. Боже, как повзрослели дети за время его отсутствия! Старший после Косиля догнал отца ростом, девочки расцвели, даже самый младший выглядел мужчиной. Дети узнали его, бросились навстречу, но Мурена остановил их, приложив палец к губам.
Согласно договору выбрали вместительную повозку, запрягли пару лошадей. Бросив сзгляд на оставляемых в залог лошадей, гусар недовольно заметил:
–  На ваших лошадях нет тавро, как бы потом не получилось путаницы.
–  Не получится, – весело сказал Мурена, – наших лошадей мы не спутаем с чужими.
Мурена подал голос, и лошади дружно заржали в ответ.
Перед отъездом решили всем вместе навестить Тэохяна, который приютил семью во время долгого отсутствия Мурены. Торговец был плох, ноги распухли, не держали грузное тело. Глаза Тэохяна скорбно смотрели на отъезжающих.
–  Не придется больше свидеться. Вернетесь на родину, поклонитесь родной земле, не оставляйте могилы предков.
–  Не печальтесь, – ободрил Мурена, – мы вас выкупим, скоро будете на свободе.
Воины, оставшиеся в селении, переживали за своего вождя, радостно встретили Мурену. Среди встречающих выделялся высокорослый шваб Водан.
–  Немедленно выезжайте, – сказал ему Мурена, – вас ждет дядя Гермин.
–  Не хочу к дяде, – вдруг заупрямился шваб, поглядывая на симпатичную девушку из когорты Ларя, – я хочу с вами.
–  Нет, так не пойдет, – нахмурился Мурена. – Дядя Гермин не поверит, вы сорвете письменный договор. Знаете, чем это грозит?
Принц не знал, но что договор нельзя нарушить, он приучен был с пеленок. Нехотя он попрощался с девушками, с которыми успел перезнакомиться, и в сопровождении воина, приехавшего с Муреной, принц выехал из селения сора.
На следующий день Мурена собрал всех своих воинов на площади. Сомнение кралось в душу, правильное ли решение он принимает? Два года они трудились ради благополучия, в одночасье выложить все до последней нитки ради освобождения из плена людей, которые не подняли мечи для своей защиты, добровольно согласились пойти на рабство.
–  Вы знаете, – тихо начал свою речь Мурена, – мы были у асов, которые напали на это селение и забрали большинство людей в плен. По дороге много трупов, над ними кружат вороны. Люди эти не выдержавшие дороги, и асы прикончили их пиками. Люди племени сора в плену, ждут своей горькой участи. Мы можем выкупить их, должны это сделать. Они наши соседи, предки у нас общие. С людьми сора многие женились и отдавали женщин замуж. Я не могу приказать вам отдать богатства, накопленные долгим трудом, это дело добровольное. Не согласный может уехать, никто не осудит, не скажет обидного слова. Только время не ждет, завтра мы должны отвести выкуп этим проклятым асам.
–  Хорошо, отдадим накопленное, что будем делать дальше?
–  Нас приглашает Ванин, – отвечал Мурена, – послужим Астре.
–  А куда денем людей сора?
–  Они пойдут вместе с нами защищать Астру от асов.
В ответ донесся гул голосов, зазвучали выкрики:
–  Сами себя не защитили, зачем пойдут защищать чужой город?
–  Скорей всего, разбегутся при первой возможности.
–  У нас и оружия не хватит, чтобы воевать.
–  Ой, мужики тронулись умом. Астра наш город, мы, бабы, пойдем воевать!
Поднялся гвалт, голоса смешались, ничего в шуме и выкриках не разобрать. Мурена в сердцах махнул рукой и ушел со сходки, не согласных явно было больше.
На следующее утро не досчитались трех повозок. Самым неприятным было то, что среди отъехавших был Ларь, на которого Мурена полагался как на самого себя. Со всех сторон к Мурене потянулись люди, приносили тюки, мешочки с металлами. Семнадцать повозок забили добром, посудой, сундуки с золотом и серебром. После обеда кортеж с выкупом двинулся в сторону бивака асов. На середине пути встретили  три повозки. На передней восседал улыбающийся Ларь, который  быстро спрыгнул с облучка.
–  Что скажешь? – не скрывая раздражения, спросил Мурена.
–  Втайне кое-что припрятали, – сказал Ларь, – так решили съездить за ними.
–  Зачем так скрытно? – сказал Мурена. – Мы уж черти что подумали, заметив ваше исчезновение ночью.
–  Мы же боевое братство! – торжественно поднял руки Ларь, но тут же охнул, согнувшись в три погибели.
– Не привык работать руками начальник, – сказал товарищ, разминая спину Ларя, – а тут всю ночь махали лопатой, так судорога не дает покоя от напряжения.
Все  засмеялись, Мурена подхватил Ларя, усадил в повозку.
–  Я горжусь своими ребятами, – сказал Мурена, – ни один не отказал в помощи своим братьям. Имей я чеканный аппарат, всех наградил бы высшим орденом из золота.
У бивака неприятеля высыпали все асы во главе с Гермином.
–  Что это вы навезли сюда на стольких повозках? – спросил он Мурену.
–  Как обещали, все свое добро, – сказал Мурена. – Мы держим свое слово. Отдельно в сундуках золото и серебро.
–  И почему вы так рьяно защищаете этот нищий сброд? – спросил Гермин.
–  Это наши ко-сарам, – отвечал Мурена.
–  Сундуки с золотом приму, купим на них оружие, – Гермин окинул взглядом повозки. – Неужели вы принимаете нас за разбойников с большой дороги? Забирайте своих казаров и весь этот хлам в повозках – скатертью дорога! Но Вас, Мурена, прошу немного задержаться. Война еще не объявлена, хотя каждый день жду приказа о выступлении, тогда мы станем смертельными врагами. Тогда другого случая побеседовать может больше и не представится.
Ларь, услышав команду Гермина, снял с повозок сундуки с золотом, рассадил пленных сора поверх «хлама», и как можно быстрее ретировался от бивака асов. Гермин вроде был безучастен ко всему, но, устраивая гостя, мимоходом заметил:
– Шустрые у вас помощники, быстро работают. Кстати, племянник мой Водан без ума от ваших красавиц, могли бы захватить парочку для любопытства.
–  Вот что меньше всего меня интересует, – сказал Мурена, – так это женщины.
– Да, я слышал, – заметил Гермин, – вас интересуют больше дороги.
Удар под дых, этот Гермин вовсе не простак, как хочет казаться. Откуда он мог узнать про его работу? Через Водана вряд ли, там ребята всегда начеку.
     Слуги неслышно ставили на стол блюда, разливали напитки. Мурена по-восточному рукой отщипывал от каждого блюда, расхваливал вкус хозяина. Словно угадывая его тайные мысли, Гермин продолжал говорить:
–  Я читал ваши отчеты о нравах народов от Элама до Хараппы, это очень подробные описания. К сожалению, в том материале не приложены карты, а хотелось бы взглянуть.
Вот откуда подул ветер, данные из стана Святовита, если это не тонкий розыгрыш. Итак, козыри открыты, хозяина интересуют карты дорог от Элама до Хараппы.
–  Я не понимаю, – тихо сказал Мурена, – о каких картах идет речь?
–  Мне сообщили, – с улыбкой сказал Гермин, – что Святовит согласился с вашим отъездом, трения с сарматами... Но человек с такой квалификацией отдыхать не имеет права. Не хотите ли поработать с моими ребятами? Им нужен хороший учитель, мы были бы рады создать для вас отличные условия.
–  Извините, я не понимаю, о чем вы говорите. У вас ошибочные данные обо мне. Я рыбак, спросите любого. Я ищу семью, которая больше двух лет без хозяина.
–  Я не тороплю с ответом, – подытожил беседу Гермин, – подумайте, я всегда буду рад видеть вас своим гостем.
Мурену провожали двенадцать гусаров, словно конунга, версия о рыбаке не сработала.

Прибытие Мурены в Астру совпало с известиями о появлении воеводы Кия с десятью тысячами ванов, и прославленного Оргуза, правой руки Мангуна, с двадцатью тысячами сарматов, посланных Святовитом. Кривой нос собрал около двадцати тысяч русинов и кимаков, только тех, кто имел какой-то боевой опыт. Король Купидолилум держал у себя столько же хорошо экипированных хеттов.
В целом для обороны города набиралось не меньшее число воинов, чем швабов под рукой Гермина. Конунги прибывших отрядов на помощь русинам были храбры и опытны, но вот единого командования фактически не было.
На общевойсковом Вече из сотников и выше зачитали приказ о назначении командующим Ванина. Приказ был подписан королем Купидолилумом и самим Ванином. Поднявшийся было ропот, что не посоветовались с ними, быстро утих – других кандидатур просто не было.
В основном вече собрали для сообщения, с которым выступил Мурена.
–  Вы уже слышали, – начал он, – что асы надвигаются на Астру с двух сторон. С севера идет корпус Гермина с пятидесятью тысячами воинов, из них кавалерии около пяти тысяч, почти ничего. С юга идут асы и турки, их тоже около пятьдесят тысяч. У нас меньше воинов, но основная часть на лошадях, сарматы и хетты непобедимы при лавинной атаке, на них вся надежда. Конница должна встретить врага в степи, не вступая в большое сражение, уничтожать пеших врагов по частям, не давать доступ к провианту. Каждому сотнику раздадут карты дорог, чтобы не плутать и в случае надобности быстро добираться до Астры. Остальные воины будут стоять в городе. До прихода асов вместе с жителями необходимо возвести защитную стену. Все повозки в городе будут подвозить камни, глину и воду.
Далее Мурена рассказал, кто такие асы. Предки их кочевали в долинах реки Урус8, были великанами. С холодами они пришли в Мидгард9 – пустынную, каменистую и холодную окраину земли, находящейся в самом центре Азии.
Вождь Бельторн как гора возвышается в повозке, но время его кончается, он неподвижен и прикован к повозке. Ему подчиняются два рода, голубоглазые светловолосые киммеру, поклоняющиеся Меркурию, Марсу и Геркулесу, и другие темноволосые низкорослые сумеру, бог войны у них Тюр. Основная сила асов в горах Копетдага – больше трехсот тысяч воинов.
Воины, подступающие к Астре с севера, называет себя вандалами, они ужасны в бою. С юга, кроме асов, конные огузы, среди которых много женщин Они сражаются наравне с мужчинами, в бою они привязывают свои волосы, как бороды, предводительницу их зовут Исида.
Все асы поклоняются древу миров, священным деревом у них считается ясень. Асы любят изображать на своих щитах корабль, повозку, пахоту, колесо. Основное оружие у них топор на длинной рукояти.
Асы уважают стариков: «громовому старику» приносят в жертву миниатюрные молоты, «небесному старику» — плоды, «ветряному старику» – миниатюрные челны, признак того, что предки их вышли из моря.
Есть у них странное поверье, что победит тот, кто раньше окажется на поле боя. Придя вторыми, предпочитают не начинать сражения. К пленным беспощадны, иногда противнику воздают честь и отпускаот на все четыре стороны. Этим прославился их царь Бельторн, однажды он отпустил десять тысяч пленных. Но такое было только раз, обычно пленных приносят в жертву воим богам - живыми бросают в огонь.
Сообщение Мурены вызвал живейший интерес, было много вопросов.
– В чем выражались эти почести асов? – голос молодой и с юмором.
– В особой чести у асов мед, дающий силу, экстаз, поэтическое вдохновение и мудрость. В почете у них пиво, которое варится в большом котле, называемом – тор. К почетным угощениям относятся яблоки, считаются молодильными.
–  Есть у них священные животные?
–  Священы у асов козел и вепрь. Коза Хейдрун дает неиссякаемое медовое молоко, а козлы Тора неиссякаемое мясо, могут превращаться в чудесных коней.
–  Козел даже лучше коня! – выкрикнул кто-то весело.
–  А кто главный у асов, которые идут с востока?
–  Говорят, конунг Омар9, он носит черное одеяние с красным воротником.
Ванин вздрогнул – красные воротники любил Амур.

Асы надвигались на Астру с севера и с востока, не заходя на запад, где со стороны Танаиса (Дон) в любое время могли появиться свежие подкрепления ванов, а на юге были неизвестные топи среди болот. Пошли первые стычки, приносящие успех то одной стороне, то другой, в Астру стали поступать раненые. Ванин строго следил за снабженцами, обеспечивающими воинов и население города лимитированными продуктами. Хорошо кормили строителей городской стены, стараясь ускорить его возведение до прихода основных сил противника.
Люди Мурены вели разведку и координировали действия отрядов. Помогал опыт, полученный Муреной от Святовита. Ванин не ставил задач, не издавал грозных приказов, а снабжал конунгов сведениями о продвижении неприятельских отрядов, о наличии продуктов, о возникающих преградах, о чем докладывал ему Мурена, а конунги сами принимали нужные решения. От этого исполнение их ускорялось, не возникало никаких трений между отрядами.
Мурена, собирая сведения о местоположении основных сил противника, остро чувствовал необходимость создания координирующего центра. Кто-то надоумил его обратиться за помощью к Невелуму. Старик почти не вставал с постели, но услышав о надвигающихся асах, отправил в помощь своего племянника. Локи был молод, обучен Невелумом военной тактике, с полуслова схватывал ситуацию и быстро находил оптимальные решения. Ванин назначил Локи начальником своего штаба, куда стекали все данные о передвижении своих и чужих отрядов. Необходимые действия Локи оформлял в виде записок, которые сразу обрели вес у конунгов, так что вмешательство Ванина в оперативное управление войском практически не требовалось. Стало легче и во дворце, мать Кобра начала поправляться, даже вечерами выходила прогуливаться в сад. К ней часто заглядывал Локи, передавая приветы от Невелума. Видя хорошее настроение матери, Ванин заикнулся о надвигающейся опасности от асов.
–  Я все знаю, – ответила Кобра.
–  Откуда? – удивился Ванин. – Я строго запретил передавать тебе об этом.
– Земля полнится слухами, – с улыбкой отвечала Кобра. – Надо прислушиваться ко всему. Есть книга судеб Кора, написанная ангелами. Скоро ты получишь важное известие от своего недруга.
Действительно, Локи через пару дней выложил Ванину грамоту, запечатанную сургучной печатью, доставленную гонцами от асов. Письмо было коротким:
«Год оленя.
Привет вождю Ванину!
Вы каука-русины, и а мы тюр-русы! Нам незачем проливать невинную кровь подданных. Предлагаю встретиться на третий день после новолуния у трех колодцев, где могильник царевны Сва. С собой должно быть только триста воинов.
Решим вопрос поединком на тинге.
Конунг Омар»
Даже непонятно, как письмо попало Хануме, она в тревоге показала его Кобре. Мать успокоила – время больших битв впереди, пока все обойдется.
Что известно двум женщинам, знает весь подлунный мир. О предстоящем поединке толковали на каждой улице, в каждом дворе, принимали решение: «Пойдем с Ванином!». У кого не было мечей, готовили топоры, а кто и топоров не имел, стругали рогатины.
Утро третьего дня после полнолуния выдалось светлым и безоблачным. Ванин тихо вышел из дворца черным ходом, чтобы не беспокоить мать и жену. На соседней улице его ждали триста воинов во главе с Локи.
На улицах Астры, обычно по утрам оживленных, было безлюдно, стояла мертвая тишина. Ванин удивился этому, но выяснять причину не стал. Вдоль дороги к трем колодцам стали встречаться люди с топорами и кольями. Они расступались, низко кланялись Ванину, уступая дорогу.
–  Куда это вы направляетесь? – спросил старца, держащего в руках громадную рогатину, за поясом болтался охотничий нож в деревянных ножнах.
–  Кто по дрова, кто за водой, – ответил старик, – а я за бером, мясца захотелось.
–  Нашел время медведя валить, – недовольно сказал Ванин, – враг кругом, к ним в лапы не попади; не посмотрят, что богат годами, пошлют на костер к Меркурию.
–  Это как сказать, – хитро усмехнулся старик, – рогатина ведь о трех концах.
–  Выжил из ума старче! – сказал Ванин. – Рогатиной от секиры не отмахнешься.
Локи улыбнулся и развел руками.
Ближе к трем колодцам люди шли уже толпами, а на холмах к площадке, где обычно собирались на кулачные бои, собралось не меньше ста тысяч человек. Всюду жгли костры, в воздухе пахло гарью.
–  Что за сборище? – сверкнул глазами Ванин, – ведь было условлено по триста человек с каждой стороны. Это твоих рук дело?
Локи молча показал рукой в сторону близлежащих холмов. Там шевелилась черная масса воинов со знаменами асов. Вперед выдвинулись три сотни кавалеристов за боевой колесницей, позади погонщика сидел всадник в черном плаще с красным воротником.
–  Это не я поднял горожан, – сказал Локи, – народ поднялся на свою защиту, понял, что поединок всего лишь подвох. Воинов было не удержать, позади черных стоят сарматы. Молодой правитель огузов горяч, хочет выслужиться перед своим богом, привел всех своих воинов. Омар нарушил договор, так что откажитесь от поединка, позвольте мне принять вызов. Я по рождению князь, имею право.
–  Я не силен в военной тактике, но в законах чести разбираюсь. Мне брошен вызов, я должен его принять. Кроме сарматов, кто-то еще здесь?
–  Напротив бивака асов на другом берегу Итиля стоит отряд ванов во главе воеводы Кия, а на этом берегу чуть севернее хеттская конница готова отразить внезапное нападение со стороны Асова.
–  Вот как все хорошо продумал начальник штаба! – улыбнулся Ванин. – Но этим и мы нарушили условие договора. А кто поднял население?
–  Это я не знаю, клянусь честью, – сказал Локи.
До колодцев пролегла довольно широкая дорога, сюда часто приезжали повозки за водой, которая считалась целебной. Ванин спешился, пересел на боевую колесницу, отделанную сарматскими мастерами. Нащупал коленями выступ упора, тронул копье, поправил меч. Возница щелкнул кнутом, и легкая колесница помчалась навстречу врагу словно ветер.
Со стороны асов навстречу понеслась более тяжелая колесница, с лошадкой тяжеловозом. Ванин отметил, что таран его не устраивает. Возницы остановили колесницы друг против друга для приветствия. Противник был уже в шлеме, светлые волосы его рассыпались вокруг шеи, выбиваясь из красного воротника.
–  Ну что брат, как поживает Ханума? – сказал он, скидывая шлем с головы.
–  Амур! – ахнул Ванин, хватаясь за ребристый бордюр колесницы.
Тридцать прошедших лет не смогли изменить внешность брата, также весело смотрели голубые глаза, только вокруг пролегли глубокие морщины.
– Мать болеет, Амур! – сказал Ванин, – твое появление очень кстати.
–  Я не Амур! Твой брат умер в день свадьбы с Ханумой. Меня зовут Омар, я зять царя царей Бельторна. После поединка я прикажу отвезти матери твое мертвое тело, это ее сразу поднимет на ноги. В детстве мы сражались деревянными копьями, тебе оно не давалось, вряд ли с тех пор что-то изменилось. Так что давай сразу перейдем на мечи.
–  Я вижу, мой брат не растерял игру в благородство в странствиях по миру. Ты вызвал на тинг, так что выбор оружия за мной, но я согласен. Мечи, так мечи!
На солнце сверкнул с обеих сторон булат, ковал их один мастер во славу рода против внешних врагов. Сейчас они обнажились, чтобы пройти испытание в руках единокровных братьев…
 
Локи возвращался в Астру, опустив поводья своего коня. Напряжение спало, спешить было некуда. С обеих сторон от него шли горожане, обсуждая события дня. Все были единодушны, что благодаря княжне Кобре битва не состоялась, но что готовит день грядущий?
Навстречу Локи выехал Ньёрд Богатый с сыном Фрейра.
–  Как поединок, кто оказался победителем? – спросил Ньёрд насмешливо.
Локи по тону понял, откуда княжна Кобра получала сведения о движении асов. Ньёрд Богатый нажил состояние, торгуя в стране Холодной Свитьод. Вокруг Ванина он возглавлял сторонников мира со швабами, противопоставляя мнение Невелума, что рано или поздно быть смертельной схватке.
Локи не ответил на насмешливый вызов, хлестнул коня. Его отряд обдал пылью от копыт немногочисленных сопровождающих Ньёрда.
Встретился старик с рогатиной, за поясом которого торчал охотничий нож.
– Что, старче, завалил медведя? – спросил Локи, придерживая коня.
– Не пришлось, – с сожалением сказал старик, – а славный поединок начинался! И закончиться бы великой битвой, да княгиня Кобра помешала.
–  Что ж ты не рад, ведь худой мир лучше славного побоища.
–  Так-то оно так, конечно! – старик сверкнул глазами. – И волки сыты, и овцы целы, но надолго ли? Вот отстроят крепость Асов, вокруг которого швабы уже устанавливают свои «новые порядки». Гермин с севера, Омар с востока, да с Копетдага Бельторн обложат Астру со всех сторон. С рогатиной да с охотничьим ножом туго придется. Ты, Локи, близок к Ванину, скажи ему, чтобы выдал нам копья да мечи – постоять за землю русинов!
Улыбнулся Локи старику, пришпорил коня, весело крикнул:
–  Отец, копья и мечи будут, были бы в Астре верные глаза да крепкие руки!
Старик, мерно раскачивая рогатиной, зашагал вслед промчавшемуся отряду, бормоча себе под нос:
–  Эх, молодо-зелено! Не переоценил бы себя Локи, не попался на ухищрения тюрка Омара. Придется пойти на поклон к старику Невелуму, оставив в сторону старинные раздоры. Двадцать лет прошло, а словно вчера было, верно, помнит старик своего боевого друга Вятича. Вместо кимаков теперь пришли асы, а так – ничего не изменилось в подлунном мире…
 
         Глава 7.
      Последний император Гипербореи.

    Река Ера к концу лета совсем обмелела, во многих местах можно  было проехать  на другой берег верхом,  не обмочив ноги. На побережье жгучее солнце сушило небольшие водоемы, сохранившиеся еще от весеннего паводка. Ценная рыба скатилась в море или ушла на холод к истоку реки далеко на север, в сети попадалась одна голь1, на которую  жалко было тратить драгоценную  соль.
Пугало занимался поставкой рыбы  в королевскую  кухню. Он добросовестно изучил все рыбные места Еры южнее Астры, особенно на протоках, чтобы добыть хотя бы жереха. Лодкой обычно ворочал пожилой русин со странным именем Драноух, хотя уши его были нормальными. Видимо, в молодости часто наказывали его за это место, вот и закрепилось в памяти  на всю жизнь.
– Эх, это разве рыбалка, – говорил Пугало, – то ли дело на Амуре! Там волна так волна, рыба так рыба, и душу отведешь, и отведаешь настоящей тройной ухи.
– Что же ушли оттуда? – спросил Драноух.
– По мне лучше Амура нет реки, да блажь пришла,  – насуплено бормотал Пугало, – связался Амур с асами, женился на их принцессе, переменив свое имя на Омар. Царство его называлось Вохай, что значит воин Солнца. Вообще-то Амур никакой не воин, больше справен по торговле. Ну, женился, так женился! Жена красавица, брови как угли, взгляд завлекательный, нос немного великоват, губы тонкие. Дядька Невера, двоюродный  брат Бельторна, прибрал  все к рукам и ввел в Вохае порядки  строгие. Хотел завладеть всем Кыктонем, да обжегся на чосонцах. Представился недавно на Купала, слух был, что рыбой отравился, полосатиком морским. Загрустил наш Амур по Еру, где родился, стало быть, потянуло на родину.
– Бог Амура Тюр, все асы поклоняются этому богу?
– Турки да Омар кланяются Тюру. Смеются над Омаром, зовут  Дурак, что значит – плохой турок. У асов бог Меркурий, бога урусов Сварога кличут швабог, и всех не придурков величают швабами.
– Не моего ума дело, конечно, но в толк не возьму, зачем вы, русы, хотите воевать с Ванином, князем русинов?
– А с кем воевать?  – Пугало  сплюнул  за борт. – Ваны говорят  на русском,  предка  Ория  зовут Арий, а некоторые даже Ярий. Хеттский язык на русских корнях.  Сарматы те же русины, только кочующие, матери их были амазонками. У здешних русинов предок Каука, за Кавказом народ хай, предок Гайка, а царь – Руса, А мы вохайцы, река наших предков называлась Урус, предком был Калка. Слишком похожи имена предков, и куда ни плюнь – везде русские!
– Разбрелись  русины по миру, – почесал за ухом Драноух, – язык один, а боги разные. Собрать бы всех вместе, в одно государство  с одним  государем… Слышал  от деда, ведуна Сергия,  что был у русских един бог – Вивахванта  и един государь – Йима.
– Так это ж наш государь так величался – Йима.  Его империя простиралась от Кольского полуострова через Инту и всю Сибирь с Приморьем до самой Индии, и называлась  Россия.
– Откуда же тогда турки взялись?
– Был  у Ария чистильщиком обуви Тюр,  многие  знали  его Сах – чистилище, отсюда «шах» и  «шахиншах» – господин чистильщик чистильщиков. От Тюра пошло племя тюрков, изначально это были швабы. Турку – это прозвище, означающее – двойной аппетит.
За разговором  не заметили,  как  долго дергается  бечева сети. Пугало потянул  за нее, сразу поднатужился. Драноух отложил  в сторону  шест,  стал помогать  вытягивать  сеть. В ячейках среди мелкоты красноватые плавники крупных жерехов, каждая в два обхвата в длину.
– Слава богу! – вымолвил Пугало. – Это конечно не осетры, но на жаренье сойдет. Порадуем Амура, а то ходит темнее тучи, не ест и не пьет, почитай,  с самого дня поединка  с братом.
Жерехов сложили в мешочек между слоями травы, мелочь выпустили в реку – пусть подрастают.
– Почему тебя наградили таким странным  именем?
– А тебя? – засмеялся Пугало, и сам же заключил, – видно, навеселе были родители, выбирая имена. Сначала я стыдился имени – Пугало, но один старик, знаток аё – языка, расшифровал его. На древнем языке богов «пу» – огонь, «гало» – круг, так что мое имя означает – огненный круг! Теперь я горжусь, добром вспоминаю родителя.
– А Омар что означает?
– Имя это от «Ома-ар» – материнский род! Говорят, Амур до безумия любил мать индианку, вот и взял себе такое имя. С братом Ванином  что-то не поделил в молодости,  на тинге изрубил  бы любого,  кто встанет между ними.  Но дрогнула рука, и склонился к земле меч – перед ним  стояла  Мать! Имя ее Кобра,  «коп» – красота,  Ра – солнце,  так что Кобра – красота Солнца. Появилась на тинге внезапно, пригрозила материнским проклятием Амуру, если он поднимет  меч на русинов. Так что теперь он между двух огней – матери Кобры и жены-турчанки, принцессы от Бельторна.
Лодка медленно продвигалась от протоки вверх по течению Ера. Драноух ловко орудовал шестом,  ловя у самого берега потоки воды против течения. Они выплыли к широкому заливу, взяли курс прямо к небольшой  крепости.
На берегу их встретили  слуги. Они протянули  лодку подальше от воды, улов отправили  на кухню, сеть разложили  на шесты,  воткнутые  вдоль берега. У входа в лагерь Пугало встретил охранник  Шваб.
– Как Он, в настроении? – спросил Пугало.
– Трудно сказать, – отвечал Шваб, – от Гермина прибыл вестовой с известием, что в сражении  Кий бежал трусливо к Танаису.
– Так, так! – выдохнул Пугало. – Это же война с русинами!
– Выходит, началась! – согласился  Шваб. – Говорят, Гермин получил приказ от Бельторна двинуться от Асова к Астре.

Конунг  асов должен иметь не меньше  пятидесяти  тысяч воинов. У Гермина, по слухам, пеших пятьдесят тысяч. Слух этот распространялся особенно  старательно им самим, хотя на самом деле, под его рукой было не больше двадцати тысяч дееспособных воинов,  из них пять тысяч  кавалерии и остальные  пешие,  вооруженные  секирами  и копьями. Он ждал пополнение из Мидгарда, всеми силами укреплял Асов, старательно  уклоняясь от побоищ.
Другой тактики придерживался Омар, появившийся внезапно на южных и восточных подступах к Астре. Он напрямую приближался к городу, уничтожая все на пути. В его корпусе были русы, асы, турки – людей достаточно, но оружия не хватало. Получился казус: Гермин робел перед зятем Бельторна, и когда из Копетдага прислали ему оружие, Омар полностью присвоил  его себе. Однако,  очень скоро русы и турки обнаружили, что присланные мечи и щиты оказались подделкой, рассыпавшиеся при первых ударах. Бельторну  доложили, виновников нашли, но это не могло помочь делу. Где достать оружие? Было известно, что его в избытке на складах Астры.
Хитроумный  план  Омара – вызвать брата на поединок, завладеть Астрой – провалился. Бельторн не очень надеялся  на военную  удачу своего  зятя,  узнал об угрозе матери  Кобры,  отнесся  достаточно  серьезно.  Раз прямое столкновение двух братьев невозможно, он приказал  Омару всеми силами двинуться на запад.
Гермин с пятью тысячами конницы несколько дней блуждал в степи, никого не встретил, хотя было предчувствие, что за отрядом наблюдают. По возвращении в Асов он отправил  донесение  Бельторну,  что он отбросил отряды воеводы Кия за Танаис.
Выслушав  Амура о приказе  двинуться  на запад,  Пугало сказал:
– Не нравится  мне это,  сколько  ванов на Танаисе  нам неизвестно, дорог мы не знаем. Турки что-то шепчутся меж собой, при первом сражении оставят нас с носом – надежд на них мало.  Передавят нас в степи без оружия словно мышей.
– Ничего, – успокоил Амур, – я знаю дороги, в молодости охотился у Меотского моря, не одну собаку там съел с братом.
Степь от Астры до Меотского  моря – ровная  площадка на тысячу километров, лишь кое-где прорезанная оврагами. Можно месяц идти и никого не встретить. Солнце жарит песок – впору печь яйца. На третий день пути половина людей корчится от боли в животе, вода протухла. Это знакомо Амуру, надо скорей добраться до Дона. Амур с охраной подгоняет людей, требуя хоть какой-то дисциплины. На десятый день пути по степи бредут не отряды воинов, а потрепанные бродяги, отнимая друг у друга последние капли влаги.
Впереди появился холм, за которым открывается кромка деревьев, значит там вода. Но на холме люди, в шлемах и кольчугах, с двух сторон по бокам движутся рати, окружают войско Омара. Красивые, уверенные  полки  Кия.  Турки без команды  бегут налево, двадцатитысячный отряд не остановить  ни Омару, ни Кию. Прав был Пугало, не возлагавший на них никаких надежд.
Омар приказывает строиться,  под его рукой еще около тридцати тысяч воинов, но его никто не слушает. Все в панике бегут, но куда? Осознав, что бежать без воды и еды некуда, останавливаются и идут просить милости победителя. И асы, и русы. Омар в отчаянии выхватывает мечь, мчится в сторону ванов, выкрикивая:
– Кия! Вызываю на тинг, будем биться до смерти!
Из  рядов  ванов выезжает  навстречу  молодой  всадник, быстро скачет навстречу Омару.
– Прочь с дороги, я требую Кия!
– Кий  воевода,  но он из   простого  рода, так что встречаться на тинге с тобой не имеет права. Я хеттский принц, зовут меня Локи. Перед тем, как обменяться ударами мечей, назови свое имя!
Всадник выпрямляется, молчит мгновение, потом говорит:
– У меня много званий  и имен,  но сейчас я скажу имя, данное  мне при рождении матерью.  Я Амур, сын вождя а-племени, который  по завещанию  Йимы  является  наследственным императором Арьяварты – Гипербореи
- Ну, что ж! – усмехнулся Локки, - Император, так император. Построим тебе здесь памятную пирамиду на берегу Танаиса.    

Примечания

к глава 1
1Исан – верховье горы
2Иса – переселенец
3Кузя – спаситель
4конунг – полководец
5Метида – ме – сокол, тида – нести
6Таня – та – земля, ня/на – я
7яхонт – рубин, сапфир
8ханты – хан – царь, ты – пояс
9манси – ман – много, си – время
10Шура– шу/су – река, Ра – Солнце
11Нюра – медлительная
12Чур – славянский бог границ, выбора и удачи
13ель – мороз
14дуб – могучий
15сосна – возвышенная
16клен – низинный

к глава 2
1Палый – быстрый
2Герасим – гера – жизнь, сим – сила
3ра-сакс – Ра – Волга, сакс – наемник
4каюк – конец
5ракшас – злой демон
6Двина – Двины, Невы и Балтийского моря еще не было
7Кама – котел

к главе 3
1Сукче – урок
2Китеж – ки – большая, теж – надежда
3ли – мера длины, равная 0,99 км, селение
4асур – а – дитя, сур – великан
5Сормо – сор – сосна, мо – рассада
6чухонь – толкователь
7Хорс, Ярило – бог Солнца у восточных славян
8Сварог– бог неба, отец Дажбога и Сварожича 
9ра-саксы – наемные работники на Ра
10Перун – глава языческого пантеона, бог грозы
11вандалы – германские племена, разграбившиа Рим
12Дажбог – бог Солнца и небесного огня, сын Сварога
13Чур – славянский бог границ, выбора и удачи
14Аглай – наглый
15Татаба – всевидящий
16Бейрли – колокольный звон
17скиф – перо птицы
18тевтон – тев/дэв – свободный, тон/дон – деревня
19Латона – латинянка
20Пифон – дракон
21вар– укрепленный лагерь
22Аполлон – дитя (русский) из Поло
23Артемида – ар – дитя, теми – куча, да/та – земля
24Арина – ар – род, ина – госпожа
25Форкий – форки/порки – драгоценность
26Гефест – ге/кэ – собака, фе/пэ – кость, ст – твердый
27сир – сир/сер – хранитель
28Итиль – тиль – дорога, И – племя И 

к главе 4
1хетты, хатты, хат/хет – единодушный, ты – пояс
2Купидолилум – Купидон – дитя, лилум – любовь
3сырбян – серб.
4Ханаан– хан – единый, ан – побережье
5Ханума – хан – единый, ума/уми – изящество, несравненность
6Маха – «Великая Дева»
7Кобра – коб/коп – красота, Ра – бог Солнца
8зоро – тропа, путь
9магомет – маг – колдун, мет – жернов
10булат – бу/пу – огонь, лат – щит
11Амур – а – дитя, мур – вода
12Каука – кау – камень, ка – священный
13ас – дуб
14ван – ван/вен – стойкий.
15Меотское море – ме/мэ – сокол, от – одеяние, перо
16рыцарь – ры/ри – истинный
17Сва – лебедь
18Хараппа – харап – предок, па –место
19Кыктонь – Дальний Восток
20вохай – во – воин, хай/хэ – море
21пранк – бродяга 

к главе 5
1 кимак – ким/гым – золото, ак – плохой
2Невалум – нева – новый, лум/нум – взгляд
3луви – видный
4индоарии – инд – гуманный, ар – род
 
к главе 6

1Свитьод – свет – светия/швеция
2Бельторн – бел – белый, тор – камень
3шваб – шва/сва – лебедь
4гутии – гу – девять, тии – пояс, т.е. пришедшие издалека
5тамил – та – земля, миль – пшеница, однозвучно с Таймыр.
6Рарог – Ра – Солнце, рог – логово
7Мидгард – мид – надежда, гард – город
8Урус – река Лена
9Омар – ома – мать, ар – род