По лицу хлестали ветви, слепили пробившиеся сквозь кроны прямые лучи. Лес будто ополчился против Данилы. То огромное дерево поперек просеки не пойми откуда свалится и путь перегородит, то, как здесь, листва так мощно разрослась, что чуть не скидывала всадника с лошади.
Данила не обращал внимания. Грудь пучило предвкушением, мечты перестали быть чем-то призрачным и далеким, они превратились в планы и обзавелись сроками. Один взгляд на солнце, и на душе разлилась патока: к этому времени все должно быть кончено. Лучше бы подождать еще, но он не мог ждать и лишь сильнее пришпоривал коня.
Сколько бы старуха не отнекивалась, но не может быть, чтобы не припрятала чего-нибудь на черный день. У нее столько было — нормальному человеку за тысячу жизней не потратить, а имеющему воображение — за десяток.
На воображение Данила не жаловался.
— Ведь все с собой в могилу утащит, старая карга, — не раз жаловался он жене. — Лучше бы о детях подумала.
Когда умер отец Данилы, старшему сыну — Гавриле — он завещал мельницу, младшему — Ваньке — оставил свои лучшие сапоги да жутко породистого кота. Узнав цену будущих котят, на кота возложили невероятные надежды. Увы, тот только жрал да спал, причем жрал больше хозяев и только особенные продукты, за которыми для него в город ездили. Все надежды рухнули, как говорится, этому же коту под хвост: хозяин своенравной кошечки такой же породы послал Ваньку проверить у лекаря, почему от его производителя котята не родятся. «Цвай яйцен клац клац», — мудрено объяснил заезжий лекарь. Хорошо, что затем жестами показал, чтобы все поняли. В общем, со временем так и помер котик, не оставив потомства, и только проданные сапоги принесли кое-что младшему из братьев. Ванька, и без того умом не блиставший (о чем говорит, к примеру, история с котом) с тех пор совсем спятил, стал на людей кидаться и, в конце концов, попал в богоугодное заведение, где и ныне обитал за крепким забором под именем Иван-дурак.
Средним был Данила. Ему в наследство достался осел. Намекал, что ли, батяня на что-то? Неужели рукастому мужику, что умел из одного пня две табуретки выточить, нельзя было что-то большее дать? Оттого и запил Данила.
Женитьба на юной красавице Ладе, дочке покойного адмирала, поправило дела. В придачу к имевшемуся ослу приобрели еще пару, затем коня… Работой обеспечивал старший брат. Данила взял у него подряд на доставку. От заказчиков возил зерно, обратно — готовую муку. Выпивать, однако, не перестал. Сначала продали одного осла. Затем другого. Третьего. На очереди — конь.
Каурый старенький Дормидонт — последнее, что осталось, и требовалось принять срочные меры. План созрел в голове давно, оставалось лишь выбрать из нескольких возможностей да решиться.
Дочке скажет, что услышал про болезнь бабушки, спешил, но, к сожалению, не успел. Лада, конечно, все поймет, она прекрасно разбирается и в пирожках, и в смертях, и в причинах, и в следствиях. И что же? Куда ей деваться? Примет как должное. А время все расставит по местам и докажет, кто был прав.
Резко натянутые поводья заставили Дормидонта встать на дыбы и едва не опрокинули. На полянке над бездыханным девичьим телом навис незнакомец в доспехах. Коня поблизости не видать, значит, это не драконов гридень, те пешком не ходят. Кстати, и в одиночку они стараются не передвигаться — люди власть уважают, но слуг этой власти почему-то на дух не переносят, оттого время от времени и пропадают посланцы дракона бесследно.
Тогда кто же это? Странствующий витязь, что дал обет помощи страждущим? Тоже должен быть конным. И поведение не соответствует: обязан бы помогать, а не наоборот. Скорее всего — тать лесной. Хорошо, что один, иначе Даниле несдобровать.
Сердце сдавило и едва не остановилось: девочка была в красной шапочке.
Тать еще только оборачивался, когда Данила выхватил из-за голенища нож и прыгнул.
Незнакомец не ожидал нападения. Он вообще не обращал внимания на подъезжавшего всадника — весь сосредоточился на распластанной жертве. Меч оставался в ножнах, щит валялся в траве, на поворачивавшемся безбородом лице застыли вопрос и удивление.
До цели оставалось где-то с локоть, когда противник среагировал на опасность. Он провернулся, откинулся спиной на траву, поднятая нога попала летевшему сверху Даниле в живот и перекинула по воздуху, отправив в полет к ближайшему дубу. Встреча головы и ствола ознаменовалась искрами в глазах и полной свободой сознания.
Когда хоровод цветных точек сошелся в одну, в ней оказалось направленное в лицо острие меча.
Данила вспылил:
— Ты что с девкой сотворил, нелюдь?!
Говорить таким тоном, лежа безоружным перед противником, было опасно, но как еще говорить с убийвцем-насильником?!
— Ничего не творил. Шел по лесу, гляжу — валяется. Именно в таком виде. Нагнулся посмотреть, чем ей помочь, а тут ты с коня прыгаешь. За разбойника меня принял?
Данила пошарил рукой в траве. Ни камня, ни палки. Незнакомец заметил, и резкий холод клинка уперся Даниле в горло:
— Не дури, говорю же — я ни при чем. Успокоился? Меня Егорием кличут, суженую свою ищу. А ты кто?
— Данила-мастер из Вторых Погорелок. По делам к морю еду.
Острие отодвинулось от шеи.
— Ты меня не убьешь? — спросил Данила.
— А есть за что?
Данила поднялся, в глаза бросилась корзинка.
Пустая. Подарок теще не дошел до назначения.
— Прости, тороплюсь. — Взгляд коснулся лежавшего на земле тела. Безжизненное лицо дочки застыло в страшной гримасе, из оскалившегося рта текла серая пена. — Ты тут как-нибудь сам, ага?
Уже не помочь. Бедная глупая Улька. Как была непослушной дурой, так и померла. Точнее, от того и померла. Потому что старших не слушала. Дети, ну хоть иногда слушайте родителей, они же на вашей стороне и плохого не посоветуют.
Данила вскочил на коня, круто развернул его и помчал в обратную сторону. Егорий — мужик хороший, он всего лишь хотел помочь Ульке. Данила вспомнил разговоры про отважного витязя, что помогал слабым и всегда держал слово. Его прозвали Егорием Храбрым, а встречу с ним считали хорошей приметой. Егорий Ульку и похоронит. А Даниле теперь нужно бежать.
Есть другой выход. Убить Егория и все свалить на него.
Отличный план. Но невыполнимый, как все до единого планы Данилы. С Егорием в прямой схватке не справиться, Данила проиграл, даже когда со спины прыгнул. И что такое нож против меча и доспехов?
Остается одно — бежать.
Встает вопрос: куда? От того, кто родственницу пытался на тот свет отправить и собственными руками дочь погубил, даже братья отвернутся. Наняться батраком? Гребцом на корабль? Лучше уж к Будимирычу податься, там и слава, и окружающие глядят со страхом и уважением, и мошну можно за день набить так, что другому за год не нагорбатить.
Жаль, у Будимирыча сейчас неприятности, опять прижали его шайку-лейку, слухи про облавы даже сюда доходят.
А если придумать неизвестного убивца-насильника и свалить на него? Мало ли, кто по лесам шастает. Целую историю сочинить можно: застиг, мол, супостата на месте преступления, бился насмерть, но не одолел и едва ноги унес. А дочку не уберег…
А если дойдет до разбирательства? Труп покажет, что скончалась Улька не от ножа или побоев, а пирожки пек Данила. Выходит, лучше молчать, нет трупа — нет проблемы. Кстати, можно заявить, что вообще неизвестно, куда она подевалась. Сбежала из дома. Даже поискать можно для виду.
Все бы хорошо, но Егорий жив и здоров, и если некстати объявится… Слово Данилы против слова Егория — кому поверят? Егорий — личность известная, от него грязь как от масляной сковородки отваливается, и чтобы запачкать, нужно потрудиться. То есть дело это не то, чтобы невозможное, но требуются время и желание, а там, где человек не справится, помогут боги. Из двух необходимых частей — желания и времени — первое у Данилы превосходило все мыслимые границы, но второе своим отсутствием напрочь перечеркивало первое.
И Ладу не проведешь, она сразу раскусит, кто виноват. Сердцем почует.
Те же ветки хлестали теперь с другой стороны, солнце било в спину и Данила несся вперед… точнее, назад, по черноте собственной тени. Среди яркого дня — по бесконечной темной полосе. Бывает же. Может, и в жизни сплошная черная полоса — оттого, что к свету задницей жил?
Деревня вынырнула из-за деревьев внезапно, дом Данилы — крайний, и это здорово, ни с кем лишних разговоров вести не придется. Не те сейчас время и настроение, чтобы с соседями виды на урожай обсуждать.
Однако обстоятельства заставили Данилу миновать собственный дом и проехать дальше, к колодцу, где в эту минуту собрались все деревенские жители. Происходило что-то значительное. Не настолько, как в судьбе Данилы, но причину узнать стоило.
Толпа окружила глашатая в расшитом кафтане и колпаке с нашитым крылатым змеем. Рядом внимательно поглядывали по сторонам два конных гридня-охранника в полном вооружении – с копьями в руках, при мечах и с притороченными к седлам луками. На остроконечных шлемах и щитах красовался тот же крылатый змей.
— Люди великого государства! — громко зачитывал посланец дракона. — Слушайте и не говорите, что не слышали, и передайте тем, кто работает или болеет.
В толпе Данила заметил жену. Сейчас, перед расставанием, Лада в вышитом сарафане и платке показалась такой щемяще родной и необходимой…
Без нее будет трудно. Но с ней — невозможно.
— В славном городе Гевале, — разносился четкий голос глашатая, — объявляется ратный сбор всех, кто готов отстоять честь родного дракона от заморских посягательств…
На подъехавшего Данилу недовольно обернулись, и он развернул коня. Дальше можно не слушать, главное уже понятно. Губы сами собой растянулись в улыбке. Скоро будет война, а война — это возможность заработать как праведными путями, жертвуя собой ради отчизны и командиров, так и не очень праведными. Последнее проще, ощутимее и безопаснее.
Как же вовремя все происходит. Понадобилось бежать — вот тебе цель и направление. Все же, боги на стороне Данилы. Нужно сделать им подношение. Только заранее продумать, что при этом просить. С ними ведь как? Не так сказал — и мучайся до конца жизни с тем, что получил по собственной глупости. В таких случаях говорят «заслужил». Странное слово. Про одного скажут — и понимаешь, что жил человек честно, порядочно, слов своих не нарушал, то есть действительно заслужил. А про другого скажут «заслужил» — и скривятся с брезгливым презрением, и всем понятно, что имелось в виду.
Данила кинул поводья на покосившийся плетень и, не снимая сапог, вошел в дом. В нос ударил запах свежих щей. И когда Лада все успевает? Сокровище, а не баба, была бы чужая — цены бы ей не было. Темная коса толщиной в руку, милый взгляд, нежные щеки… В общем, все у Лады ладное: и лицо, и фигура, и характер. А за столько лет совместной жизни стала хуже редьки. Не понимает, что если душа просит стопочку — нельзя поперек лезть, только хуже будет.
С порога донеслось:
— Данила, пожалел бы коня, весь в мыле.
Лада прибежала, как только увидела вернувшегося Данилу.
— С Улькой беда. — Он осмотрелся неожиданно новым взглядом: все вокруг стало чужим, даже сделанное своими руками. — Прохожий мужик сказал. Срочно лекарство нужно. Тащи все ценное, что осталось.
— Так ведь ничего не осталось. Что же делать-то, Данилушка?
Дура, как все бабы. Данила отпихнул ее, чтобы не путалась под ногами, сорвал со стола скатерть и стал кидать туда все, что можно продать: посуду, тряпки, восковые свечи...
На первое время хватит, а у солдат все за казенный счет. А после победы …
— Может, у Гаврилы занять? — Лада глядела на него потерянным взглядом, как ребенок, который узнал, что добрых волшебников не существует.
За Ульку Лада и себя продала бы. И Данила продал бы, да кто же здесь ее купит? А с собой не потащишь, в пути она обо всем догадается, и вместо войны попадет Данила на виселицу.
— Некогда. — Он обнял жену и неловко ткнулся губами в прохладный лоб.
— Будто прощаешься. — Лада что-то почувствовала. — Данилушка, ты что-то недоговариваешь. Все очень плохо?
— Я все улажу и вернусь. Жди.